Под созвездием сельдерея, или Мясоед в мире веганов

Я попытался смухлевать в первый и последний раз. Светлана была на втором этаже, а я на первом решил — поджарю-ка я себе пару яиц. Только вытяжку включу посильней, авось, ничего не почует. Через тридцать секунд после того, как нагрелось масло и я разбил в сковородку яйца, Светлана прибежала вниз. Улыбаясь одним ртом, она сказала: «Я же просила, никакого мяса в моем доме!» После этого эпизода доверие ко мне было подорвано навсегда. Готовить себе я мог отныне лишь снаружи, на гриле, каждый раз разжигая мангал. Все приготовленное приходилось съедать немедленно, потому что в холодильнике мясное хранить было нельзя — запах мертвых животных выводил Светлану из состояния гармонии с миром.

Светлана, сестра моей жены, вообще улыбалась с трудом. Гораздо лучше ей удавались насупленные брови и глаза, разбрасывающие зеленые молнии. «Он вонял!» — говорила она мне о своем муже-канадце по имени Стивен, — «Придет домой после своих конференций, стейк-хаузов и виски, залезет в постель и воняет всем этим. А я только-только после детоксикации, за десять метров все чую. Как меня тошнило!» Стивен слушал, кивая, как мерин на свадьбе. Ему тоже пришлось однажды пройти детоксикацию и навеки вытравить из памяти слово «стейк».

В доме постоянно пахло самодельными чипсами из семян, зелени и проростков, которые Светлана производила в промышленных объемах и сушила в дегидраторе — ящике, похожем на микроволновую печь, который гнал через свое нутро горячий воздух. При этом Светлана добавляла в чипсы какой-то целебный ингридиент, который делал их несъедобными для всех, кроме нее. Ее очень расстраивали растущие запасы чипсов, но так как никто не решался взять на себя смелость признаться, все стоически жевали, улыбаясь, как приговоренный на эшафоте.

Соковыжималка стоила 500 долларов и могла при желании производить сок из гранитных надгробий. Каждое утро начиналось с того, что адская машина в кухне начинала завывать, словно раненный бегемот. Я смотрел, как этот гиперболоид уничтожает сельдерей, бананы, апельсины и манго. Далее туда проваливались лимоны, петрушка, сироп агаве и пара столовых ложек хлореллы, которая мгновенно придавала смеси цвет болота. Хлорелла также превосходно окрашивала зубы. Так как Светлана была лишена предрассудков, то любила выходить к гостям со стаканчиком смузи, щеголяя улыбкой из фильма «Зомбиленд».

Не знаю, в какой момент жизни и почему Светлана пересекла этот водораздел. До переезда они жили в собственной квартире на Манхэттэне, вдумчиво изучали красные сухие вина и ночную жизнь Нью-Йорка. Так продолжалось года два, а потом Стивена пригласили работать в Северную Калифорнию, и там над головой у Светланы вдруг воссияли созвездия сельдерея и петрушки.

Я впервые познакомился с обоими, когда они приехали в Минск с туристическими целями. Светлана привезла с собой вместительную сумку, похожую на жилет Вассермана, полную баночек и пакетов. Там были витамины, биодобавки, пробиотики для пищеварения, порошкообразная хлорелла, натуральные антибиотики, иммуномодуляторы, семена, орехи и шоколад без сахара. Не хватало только револьвера с серебряными пулями и осинового кола. Сумка весила килограммов пять. Первым делом Светлана отправилась на Комаровский рынок за овощами и вернулась оттуда в тягостном раздумьи, везя три кочана капусты и петрушку. «Там нет еды», — сказала она — «Одна отрава», и стала зажевывать проблему сыроедскими чипсами из заветной сумки. Через пару дней я уже мог предсказать развитие любой беседы с ней — органическая пища, ужасы скотобоен, победа над раком методами сыроедения. Дьявольски хохоча, Светлана выбегала во двор в купальнике и принимала снежные ванны, пугая мёрзлых воробьев.

Я лично попал в оборот из-за своей ипохондрии. Когда у меня вдруг обострилась одна хроническая болячка, я безошибочно понял, что умираю. Медицинской страховки у меня не было, и я стал легкой добычей демонов. Типичная ошибка всех неврастеников — искать диагноз в интернете. Хуже этого может быть только приём у зулусского шамана. Чем больше я читал, тем сильнее ощущал на челе кладбищенский холод. Проповеди Светланы вдруг засияли спасительным светом.

Сыроедская готовка — аттракцион не хуже алхимии. Простые обыватели, мы живем, окруженные ядами, не понимая, что стремительно движемся к могиле. Веганская религия гласит, что любой из опасных животных ингредиентов нашего рациона может быть заменен полезным, растительного происхождения. Беда в том, что для замены одного мяса требуется комбинация из пяти продуктов, каждый из которых в магазине органического питания может стоить дороже самого мяса. Молоко готовится из миндаля и себестоимость его приближается к односолодовому виски. С едой приходится нянчиться, как с рахитичным младенцем: перегревать нельзя, распадутся важные питательные элементы, а холодной эту хуйню невозможно есть. Все приходится пересчитывать на единицу твоего веса. Калькулятор становится таким же элементом кухонной утвари, как и шумовка — ты постоянно высчитываешь, употребил ли достаточное количество белков и углеводов сегодня? А ну как начнется цинга?

Индустрия вегетарианского питания огромна. Соевый творог тофу маскируют под мясо, получая странные вещи вроде поддельного жареного бекона и куриных грудок. На вид мясно, на вкус бумажно. Каждый настоящий веган в свободное от готовки время вполне может читать лекции, такова сумма его знаний в области пищеварения и обмена веществ. Потребление макаронов с точки зрения метаболизма аналогично потреблению чистого сахара. Кинва богаче протеинами, чем говядина, в желтом картофеле больше сахара, чем в красном, а в хлебе — четырнадцать опиатов и слезть с него невозможно. Когда в Штатах начнут открывать реабилитационные клиники для жертв хлеба, я даже бровью не поведу.

Какая-то кровавая баня в доме смерти, ей-богу, а не жизнь. Слушаешь это, киваешь, а потом видишь в меню говядину на гриле и понимаешь, что кинву ты в рот ебал, а музыка у Coldplay такая унылая, потому что Крис Мартин уже лет десять жрет тофу.

Детоксикация организма — единственный на сегодня аналог машины времени. За первую неделю меня безнадежно забросало прыщами, и я вернулся во времена своего давно забытого пубертата. Стульчак в сортире не успевал остывать, поскольку я садился на него пять раз на дню. Туалетная бумага расходилась со скоростью пол-рулона в день. Пища пролетала через тело в течение получаса и готово — я опять голоден! Можно было снова начинать манипуляции с салатами. Пустой желудок заставлял меня повсюду таскать на себе запас сухофруктов и орехов, как ебанувшаяся белка из «Ледникового периода».

Но самое противное — постоянная жажда мяса. Я чуял мясное за километры, не хуже медведя-шатуна, пытаясь убедить себя, что это лишь естественная реакция организма, и что это однажды пройдет. За три месяца я потерял пять килограммов и штаны начали падать с моей тощей жопы, как в ноябре листья с деревьев. От переизбытка энергии бросало то в жар, то в холод. Периоды приподнятого настроения чередовались глубокой сентиментальностью.

Я выдержал полгода. Однажды я расплакался в кинотеатре на просмотре фильма «Речь короля» и понял — ну, хватит, блядь. Я вернул себе куриные яйца и рыбу. Научился готовить пять видов омлета и перепробовал все возможные морепродукты из любимого гастронома. Так прошел еще год, пока я окончательно не понял, что просветленный путь пескетарианства тоже не по мне. Часы, проведенные в тренажерном зале, не приносили ни грамма дополнительной мышечной массы, сколько бы яиц и хлореллы я не извел. Рекламные бургеры в окнах копеечных кафе по-прежнему вызывали безудержное слюноотделение.

Так что одним прозрачным сентябрьским днем две тысячи двенадцатого года я отправился в магазин и вернулся оттуда с бутылкой Пино, луковицей и десятидолларовым стейком. Я поджарил стейк с луком, выпил бутылку красного и выкурил сигарету, глядя на калифорнийские звезды. Они блестели, как глаза коровы, которую я только что ел. Похоже, думал я, перспектива прожить на пять лет больше в уютном кресле на колесах меня не слишком прельщает.


Впервые этот текст был опубликован в журнале «Метрополь».