Генетический супермаркет: как евгеника из табу превратилась в либеральную повестку

Родители всегда хотят дать всё самое лучшее детям: вкусную и полезную еду, хорошую одежду, развивающие игрушки, качественное образование — и лучшие гены. Скоро мы сможем улучшать память будущего ребенка, прививать ему желаемые черты характера и выбирать таланты и способности. Наши дети будут «лучшими версиями» их самих: красивые, здоровые, спортивные, умные, талантливые, успешные. Наступит ли утопическое будущее «лучших людей» — или оно окажется антиутопией?

О дивный новый мир: евгеника

«О чудо!
Какое множество прекрасных лиц!
Как род людской красив! И как хорош
Тот новый мир, где есть такие люди!»

Уильям Шекспир, «Буря»

Будущее, в котором живут улучшенные люди и — как следствие — меньше насилия, зла, войн и болезней, волнует не только авторов антиутопий и создателей фантастических сериалов. Его также живо обсуждают философы, теологи, биологи, политические деятели и ученые из различных областей науки со времен Античности. Некоторые из них даже пробуют воплотить его в жизнь или хотя бы предлагают способы, как это можно сделать.

Например, полулегендарный основатель Спарты Ликург придумал традицию скидывать слабых младенцев со скалы, а в живых оставлять только здоровых и сильных. Древнегреческий философ Платон, представляя себе идеальное государство, мечтал пойти еще дальше: не только постфактум избавляться от нездоровых детей, но и подбирать супругов так, чтобы получались лучшие дети.

«Лучшие мужчины должны большей частью соединяться с лучшими женщинами, а худшие, напротив, с самыми худшими и что потомство лучших мужчин и женщин следует воспитывать, а потомство худших — нет. […] А юношей, отличившихся на войне или как-либо иначе, надо удостаивать почестей и наград и предоставлять им более широкую возможность сходиться с женщинами, чтобы таким образом ими было зачато как можно больше младенцев».

— Платон, «Государство».

И Ликург, и Платон предложили способы улучшения природы человека, которые позже назовут как позитивная и негативная евгеника (от др.-греч. εὐγενής — «благородный, из хорошего рода»):

• позитивная евгеника нацелена на то, чтобы побольше рождались дети с теми чертами внешности и/или характера, которые нравятся обществу. Например, модно быть кареглазым брюнетом, и люди делают всё, чтобы таких детей рождалось больше: поощряют переезд людей с карими глазами и темными волосами, демографическая политика стимулирует кареглазых брюнетов-родителей заводить больше детей, разрешает вмешиваться в гены;
• негативная евгеника достигает эту цель другими средствами: вместо того чтобы увеличивать рождаемость детей с нужными характеристиками, запрещают размножаться тем, кто в эти стандарты не вписывается (не дают эмигрировать тем, кто отличается, или даже стерилизуют и убивают тех, кто не подходит под желаемые критерии).

Как принудительная стерилизация стала популярной

Свое имя и популярность евгеника получила благодаря английскому исследователю Фрэнсису Гальтону в XIX веке.

Вдохновленный идеями эволюции и естественного отбора, про которые писал его двоюродный брат, Чарлз Дарвин, Гальтон исследовал родословные благородных семей и пытался установить, как наследуется интеллект и талант.

Свои научные открытия он изложил в книге «Наследственность таланта», в которой доказал, что ребенок наследует не только физические характеристики родителей, но и их черты характера, умственные способности и таланты, а потому если мы хотим, чтобы в обществе было больше одаренных детей, то следует поощрять браки между такими людьми.

Конечно, Гальтон призывал более серьезно относиться к деторождению и думать, как, с кем и когда заводить детей. При этом он не предлагал искусственное и жесткое вмешательство, которое мы предпринимаем, когда выводим улучшенные сорта растений или породы животных. Скорее, он мечтал, чтобы евгеника стала своего рода религией: ее идеи распространились в обществе настолько, чтобы каждый человек относился к рождению детей более сознательно.

«Мы определяем это слово для обозначения науки, которая ни в коем случае не ограничивается вопросом о правильном спаривании и о брачных законах, но, главным образом по отношению к человеку, изучает все влияния, которые улучшают расу, и эти влияния стремится усилить, а также все влияния, ухудшающие расу, и их стремится ослабить».

— Фрэнсис Гальтон, “Hereditary Genius”.

Его мечта исполнилась: к началу ХХ века евгеника стала настолько популярной, что писались научные статьи, активно спонсировались евгенические общества, а в США и Северной Европе даже принимались законы, которые использовали методы как позитивной, так и негативной евгеники.

Например, в штате Индиана в США в 1907 году вступил в силу закон о стерилизации психически больных и других незащищенных групп населения, чуть позже и другие штаты последовали его примеру.

Скандинавские страны в 1930-м приняли похожие законы о принудительной стерилизации психически больных людей, чтобы остановить передачу «плохих» генов.

Однако крайнюю степень своего развития евгеника получила в нацистской Германии. Адольф Гитлер вдохновился действующими законами о стерилизации в Америке и мечтал применять все доступные методы как позитивной, так и негативной евгеники на практике, что, как известно, закончилось трагически.

Банки спермы — оплот евгенического подхода

После окончания Второй мировой у евгеники окончательно испортилась репутация: о ней не принято было говорить, а ее идеи ассоциировались исключительно с нацистами. Однако мысли об улучшении человеческой природы всё еще волновали как мыслителей и ученых, так и политических деятелей и даже бизнесменов, которые открывали (не всегда успешно) евгенические проекты.

Например, американский филантроп Роберт Грэхэм в 1980 году в Калифорнии открыл первый некоммерческий банк спермы нобелевских лауреатов. Придя в него, любая женщина по собственному желанию могла путем искусственного оплодотворения стать матерью будущего обладателя сверхвысокого интеллекта.

Конечно, на проект Грэхэма обрушилась тонна критики и порицания, но банк просуществовал до 1999 года и показал, что гениальность — это не только хорошие гены. Дети, которые родились благодаря банку, мало чем отличались от своих сверстников в интеллектуальных способностях (впрочем, как и в других).

И хотя можно сколько угодно ругать Грэхэма за его евгенические идеи, американский философ Майкл Сэндел замечает, что, кажется, мы напрочь забываем про мораль, когда в дело вступают деньги.

Так, Калифорнийский криобанк требует от своих доноров дипломы о высшем образовании, мотивируя это тем, что клиенты не хотят платить деньги за сперму от необразованных отцов.

Банк процветает, и никому и в голову не приходит обвинять его в идеях евгеники и искусственного отбора, хотя, по сути, он занимается именно этим.

«Четыре донорские лаборатории банка расположены по всей стране, что позволяет нам набирать доноров не только из лучших университетов страны (Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, Университет Южной Калифорнии, Стэнфорд, Гарвард, МИТ), но и из крупных столичных городов, которые их окружают. Более того, наш банк обеспечивает количество, не жертвуя качеством.

Строгий процесс отбора доноров исключает более 99 % всех претендентов. Высокие образовательные и физические стандарты, личная и семейная история болезни, многократный анализ спермы и крови, генетический скрининг и серия обширных интервью используются для поиска доноров спермы самого высокого качества».

— раздел «О нас» Калифорнийского криобанка.

Генетический супермаркет либеральной евгеники

Помимо банков спермы, евгеника в той или иной степени возвращается и благодаря современным научным исследованиям: появляются возможности для редактирования генов, эмбрионы оцениваются на наличие генетических заболеваний и отсеиваются при экстракорпоральном оплодотворении. Изменяется само понятие беременности и родов: если раньше матерью была та, кто передала свои гены и выносила ребенка, то теперь благодаря научным возможностям выносить ребенка может не та же самая женщина, чьи гены наследует младенец.

Современные философы всё чаще говорят о так называемой неоевгенике, или либеральной евгенике.

Главное ее отличие в том, что она не подчиняется государству и не говорит об одном-единственном правильном типе человека, который должен воспроизводиться, а предоставляет право будущим родителям решать, какие же черты характера и внешности они хотят видеть у своего ребенка.

«Рассмотрим вопрос генной инженерии. Многие биологи склонны считать, что проблема заключается в разработке и определении лучших типов людей, чтобы биологи могли приступить к их производству. Таким образом, они беспокоятся о том, какого рода это будет человек и кто будет его определять. Они не думают, что возможно другое решение, — возможно, потому, что это уменьшает важность их роли. Но что, если у нас будет так называемый генетический супермаркет, в котором биологи выполняют индивидуальные заказы будущих родителей? Такая система „супермаркета“ моральна, потому что никто не принимает централизованное решение о будущем типе человека».

— Robert Nozick, “Anarchy, State, and Utopia”.

За подобную либеральную евгенику и идею «генетического супермаркета» выступают американский философ Роберт Нозик, американский биоэтик Аллен Бьюкенен, австралийский этик Николас Агар и многие другие. Они не видят ничего плохого в подобном «улучшении» детей, так как считают, что главная проблема прошлой евгеники решена: никто не принимает авторитарных решений о природе человека и сохраняется разнообразие — все люди разные, хотят разного для своих детей, а потому будущее, где все голубоглазые блондины, уж точно нас не ждет. Как сейчас супермаркет обеспечивает нас продуктами на любой вкус, которые покупают разные потребители, так и в «генетическом супермаркете» будут учитываться индивидуальные пожелания клиентов.

Эти идеи, а также развитие науки о геноме человека сделали свое дело: отношение к евгенике переменилось в позитивную сторону. Согласно заключению Наффилдского совета по биоэтике, редактирование генов не для медицинских целей, а для «улучшения» природы человека может быть морально оправданным. Если десять лет назад философы и этики однозначно назвали бы подобное вмешательство аморальным и запретили бы ученым продолжать исследования, то теперь биоэтики обсуждают условия, при которых «улучшение» может быть этичным.

Может ли редактирование ДНК быть опасным для человека как вида?

«Мутации или ошибки в ДНК — это основа эволюции. И в этот процесс эволюционного отбора мы давно вмешались и нарушили его, например, используя антибиотики. Сейчас выживаемость младенцев в десятки раз больше, чем век назад. Это значит, что половозрелого возраста достигают особи, которые раньше исчезали бы из человеческой популяции как имеющие „плохие“ гены. Если говорить о редактировании генов на эмбриональных стадиях, то предполагается исправлять ошибки, которые негативно повлияют на здоровье на стадии эмбриона, то есть раньше, чем сформируется половая система, поэтому потомки такого „отредактированного“ человека будут уже здоровыми. Так что человечество как вид приобретет бóльшую выживаемость за счет такого редактирования.

Но сможет ли человечество истребить какие-то свои гены, предпочитая один генотип другому? Да, сможет — если сможет прожить без них в тех условиях, которые само для себя создаст. Получается, что человек сам себя будет эволюционировать — но при этом будет жизнеспособен только в тех условиях, которые сам будет поддерживать и моделировать. С такой точки зрения очень неустойчивый вид получится: если произойдут перемены в биосфере Земли (под влиянием климатических изменений, например), то полученные для выживания в условиях нашей привычной цивилизации генные наборы могут оказаться неприспособленными к новым условиям. В норме чем большее разнообразие в генах имеет индивид, тем больше популяция устойчива к изменяющимся условиям окружающей среды».

— Наталия Сошникова, молекулярный биолог, научный сотрудник лаборатории транскрипционных факторов эукариот Института биологии гена РАН.

Лучшие гены — детям!

«Если бы вы могли повысить вероятность
рождения красивых детей и таким образом
дать им преимущество в нашем обществе,
честно, сделали бы вы это?»

Peter Singer, “Shopping at the Genetic Supermarket”

Мы все хотим стать лучше, а также желаем самого лучшего для наших детей. Более того, в этике считается, что родители не только должны желать, но еще и морально обязаны давать (по мере своих сил и возможностей, конечно) хорошую еду, одежду, образование и воспитание своим детям.

А раз уж родители и так нанимают репетиторов, которые помогают подтянуть математику или улучшить память, отдают детей в различные кружки и подсовывают развивающие игрушки, то почему бы не сделать всё то же самое, но на девять месяцев раньше?

Менять и редактировать гены так, чтобы помочь стать Маше оперной певицей, а Пете — известным художником: того глядишь — и на репетиторов не придется тратиться.

На это часто возражают: дети имеют право на «открытое будущее», то есть они вправе решать, кем хотят стать и какие способности развивать. Вот только так ли уж достижимо это право? Мы все рождаемся с набором генов, которые определяют наши таланты и способности в той или иной степени, — разница лишь в том, что сейчас мы не знаем об этом.

Нам приходится открывать и развивать свои таланты в течение всей жизни, и часто это долгий и сложный процесс. Кроме того, вполне можно прожить всю жизнь, так и не узнав про свои выдающиеся математические способности.

Мы играем в «генетическую лотерею», но что плохого в том, чтобы наконец перестать играть и самим решать, какая будет выигрышная комбинация?

Философы, которые выступают за то, чтобы вмешиваться в гены детей, не говорят о тоталитарном контроле и единственном жизненном пути для ребенка, который определяют тоталитарные родители через редактирование генов. Они говорят лишь о том, чтобы с помощью генетики повысить шансы ребенка стать ученым или актером, но при этом всегда оставлять ему право решать, захочет ли он сам развивать эти таланты в будущем. Как сейчас никто не считает, что мы все обязаны становиться писателями или физиками просто потому, что у нас есть к этому склонности, — так и редактирование генов никого ни к чему принуждать не будет в том самом светлом будущем, которое люди рисуют.

В целом этические дебаты вокруг разрешения или запрета генной инженерии похожи на дебаты вокруг косметической хирургии: и та и другая используют методы медицины для немедицинских целей.

Никому из ученых и в голову не приходит спорить об этичности вмешательства генной инженерии в лечение генетических болезней, но многие сомневаются, стоит ли идти дальше и менять то, что никак не влияет на здоровье.

Как совершенно необязательно делать ринопластику или липосакцию у косметического хирурга, так, может, и не нужно улучшать память и математические способности будущего ребенка даже из самых лучших побуждений и родительской любви? В конце концов, косметическая хирургия, которая легальна и широко распространена в нашем обществе, не сделала нас счастливее. Многие феминистки отмечают, что она даже ухудшила ситуацию: женщины стали чаще и больше беспокоиться о том, как они выглядят, а стандарты стали более нереалистичными.

Генная инженерия как новая угроза неравенства

Но есть ли что-то неправильное в том, чтобы полностью контролировать свою природу?

Если бы мы жили на несколько столетий раньше, то ответ был бы прост: люди не должны играть в Бога.

В религиозном обществе не просто так говорят о смирении и благодарности: это Бог даровал нам жизнь такую, какая она есть; это он решил, кому какие таланты и внешность достанутся; определил, кто родится в семье богачей, а кто — в семье бедняков. Религиозные люди верят, что мы не до конца ответственны за то, кто мы, а потому иногда должны просто смириться с тем, что имеем, и действовать исходя из ситуации: развиваться самим, помогать другим и, конечно, быть благодарными за то, что имеем и чего достигаем — с Божьей помощью, конечно.

Впрочем, необязательно быть верующим, чтобы так считать. Американский философ Майкл Сэндел называет такое мышление «этикой дара» (ethic of giftedness).

Он показывает, что современному миру тоже неплохо бы жить, руководствуясь этой этикой: помнить, что многие таланты достались нам благодаря той самой «генетической лотерее», а значит, не стоит зазнаваться и считать, что это исключительно наша заслуга.

Мы «не лепим себя сами» — очень многое зависит от того, в какой семье мы родились, в какую школу ходили, с кем дружили, в каком обществе и культуре росли. Часто мы не видим, что за историями успеха отдельных людей стоят другие люди, которые поддерживали, помогали и давали возможности. В известном комиксе «О чем стоит помнить прежде, чем судить окружающих» как раз и показана обратная сторона таланта.

Успех — это не только наши усилия, но еще и в какой-то степени случайность. И пока мы помним об этом, в нашем мире есть место состраданию и взаимопомощи: помогать тем, кому повезло чуть меньше, и пытаться создать более-менее равные условия для всех.

Именно поэтому Майкл Сэндел и выступает против «генетического супермаркета»: вместо того чтобы помогать, генная инженерия создаст еще большую пропасть между богатыми и бедными, между теми, кто скупает все лучшие продукты, и теми, кто может позволить себе только самое необходимое. Получится забавный парадокс: либеральная по своей сути идея приведет к консервативному обществу с еще большим классовым неравенством, чем оно было до него.

И хотя эту проблему можно решить простым включением генной инженерии в медстраховку, которая будет доступна для всех, а также запретом на редактирование генов сверх установленной государством нормы, австралийский философ Питер Сингер спрашивает, что насчет редактирования на генном уровне таких неоднозначных параметров, как глухота или гомосексуальность? И хотя общество становится всё более толерантным к ЛГБТ+-людям или людям с ограниченными возможностями, когда этот вопрос касается конкретных родителей и их решения, большинство предпочтет ребенка, который слышит и является гетеросексуалом. Даже если и не по причине того, что такие люди обладают в обществе преимуществами, но просто потому, что сами родители гетеросексуальны и слышат, а значит, им будет понятнее, легче и проще воспитывать такого ребенка.

То же касается и редактирования мальчиков и девочек под общественные гендерные стандарты: скажем, убирать склонность к полноте или, наоборот, развивать мускулатуру. Фэтшейминг перейдет на новый уровень: за красивую фигуру будут бороться на генетическом уровне, еще до рождения, что приведет к тому, что стандарты будут становиться всё более нереалистичными. Как итог — само понятие родительской любви изменится.

Почему любовь окажется на грани исчезновения

Теолог Уильям Мэй говорит о том, что сейчас родители дают своим детям два типа любви: принимающую и трансформирующую. Любить ребенка просто за то, что он есть, не пытаясь его поменять, но принимая полностью, — это первый тип любви. Она основывается на том факте, что мы никогда не знаем, какой ребенок родится. Любить ребенка любым — с его особенным характером, внешностью, всем хорошим и плохим — в этом суть принимающей любви. Родители любят нас просто за то, что мы есть, просто за то, что именно мы родились у них.

Впрочем, одной только принимающей любви недостаточно: она слепа и разрешает слишком многое. Для того чтобы мы стали «лучшей версией» себя, чтобы мы развили все наши таланты и способности и повзрослели, нужна трансформирующая любовь.

Она — как раз про то, чтобы отдавать ребенка в лучшие школы, учить, воспитывать, нанимать репетиторов и требовать хорошие оценки. Однако одна лишь трансформирующая любовь может увести слишком далеко: гиперродительство вредно для психики, прививает детям комплекс неполноценности и может быть причиной дефицита внимания и гиперактивности у детей. Быть родителями — это значит уметь балансировать между двумя типами этой любви. И это чертовски сложно.

Общество, в котором генная инженерия талантов детей разрешена, оставляет одну только трансформирующую любовь. Детей будут любить не просто за то, что они есть, а за то, какие таланты и способности им привили от рождения. Жизнь больше не будет даром, успех перестанет быть случайностью. Всё будет зависит только от наших собственных усилий и даже в большей степени от усилий наших родителей (ну или по крайней мере так это будет восприниматься в обществе). Появится весомая причина для того, чтобы винить папу и маму за то, что мы недостаточно красивы, умны и талантливы, ведь они не до конца отредактировали наши гены. Гонка и конкуренция усилятся, исчезнут солидарность и сострадание.

«Генная инженерия — это предельное выражение нашего желания управлять миром, видеть себя мастерами своей природы. Но это обещание тотального контроля ошибочно. Оно всего лишь изгонит наше понимание жизни как бесценного дара и ничего не оставит нам взамен».

— Michael Sandel, “The Case Against Perfection”.

Судя по всему, все наши романы и сериалы об «улучшенных детях» всё так же останутся мрачными антиутопиями.

«Есть надежда, что если редактирование эмбрионов станет такой же распространенной процедурой, как ЭКО (а редактирование без ЭКО в принципе провести невозможно), то мировым сообществом будут приняты определенные этические нормы — как, например, при использовании ядерной энергии или боевых отравляющих веществ.

Но в любом случае существуют природные препятствия для получения условного „ребенка с голубыми глазами“ по заказу родителей. Дело в том, что большинство фенотипических (внешних) признаков — полигенные. То есть за „голубые глаза“ ответственен не один ген, а штук сто. И все их придется изменить. И наоборот, один ген влияет на множество функций в организме. Изменение одного гена, например, для получения „голубоглазости“ может привести к тому, что малыш, имея яркие, как сапфиры, голубые глаза, будет не способен ходить. Внести точные коррективы без побочных эффектов на данный момент невозможно.

В то время как философы обсуждают возможности вносить в ДНК будущего ребенка определенные таланты, музыкальные или математические способности, — для генетики это пока что технически неразрешимая задача. Чтобы изменить что-то в геноме, надо знать, какие его части отвечают за таланты и склонности, а это пока неизвестно. Даже про олимпийских спортсменов, которых ученые измерили вдоль и поперек, мы не можем точно сказать, почему один выигрывает, а другой нет.

Пока что генетика даже и не думает предлагать никакого „супермаркета талантов“ или „ярмарки черт характера“. На самом деле речь идет об очень точечном воздействии только на маленькие участки генома, которые, как мы точно знаем, связаны с болезнями и опасными для жизни отклонениями».

— Наталия Сошникова, молекулярный биолог, научный сотрудник лаборатории транскрипционных факторов эукариот Института биологии гена РАН.