Другая Россия. Как молодые ЛГБТК строят любовь в параллельной реальности
Доля гомофобов в России впервые перевалила за 80 %. Опрос «Левада-Центра» показал, что лишь 8 % наших соотечественников не видят ничего предосудительного в гомосексуальных отношениях.
И если раньше молодежь была куда толерантнее взрослых, то сейчас, согласно этому опросу, разница в восприятии гомосексуалов людьми разных поколений исчезла. Тем не менее социологи оставляют нам надежду на молодое поколение — российские подростки в целом гораздо более толерантны и информированы, чем старшее поколение.
Как результат — формируется противоположно-параллельная реальность. Несмотря на то, что общество с каждым днем становится более консервативным, все чаще появляются публичные ЛГБТК-персоналии, квир-вечеринки выходят из гетто гей-клубов, профильные организации проводят выставки и открывают курсы самообороны, а молодые люди массово выбираются из шкафа вместо того, чтобы прятаться.
Мы изучили феномен открытости внутри консервативного общества и поговорили с юными ЛГБТК о том, как они строят «другую» Россию.
Андрей, промышленный дизайнер, и Рома, графический дизайнер и игровой журналист
Рома: Я родился и вырос в десятитысячном поселке в 120 километрах от Москвы. Мать хотела сделать аборт в восемнадцать лет, но ее отговорила бабушка, и она же меня воспитывала. Родной отец от меня отказался сразу же.
В три года появился отчим. Он ненавидел других людей и старался воспитывать меня как «настоящего мужчину», запрещал интересоваться искусством, вести разговоры на свободные темы. Отчим не ограничивался словесным подавлением и продолжал «учить» кулаками. В итоге его ненавидел уже я.
Мысль о гомосексуальных отношениях пришла в голову лет в четырнадцать, когда я влюбился в одного друга в школе, однако интерес к мальчикам у меня проявлялся и раньше. Помню, как в возрасте четырех лет я обожал сидеть на коленочках именно у мужчин, ощущал от этого какое-то спокойствие.
После окончания школы я стал знакомиться с парнями в интернете. В семнадцать я сделал каминг-аут перед матерью — после этого она меня несколько часов избивала, издевалась и пригрозила рассказать все отчиму.
Я познакомился с одним чуваком из Москвы — и он сказал, что я могу приезжать, если будет совсем тяжело. Однажды я свалил к нему на неделю. Потом оказалось, что в мое отсутствие отчим рылся у меня в вещах, в компьютере, читал все переписки. Он позвонил и сказал, что нам «нужно поговорить».
По его голосу было понятно, что он либо изобьет меня до полусмерти, либо убьет. Я собрал все вещи и уехал на первой электричке к тому парню, чтобы уже не возвращаться.
У нас ничего не получилось, но мы продолжали жить вместе. Потом я съехал от него: у меня появились новые отношения, которые продлились примерно четыре года. Было много хорошего и грустного, а расставание вышло очень тяжелым. После я встречался с кучей разных людей и уже начал думать, что в итоге стал асексуальным: мне никто не был интересен. Но спустя полтора года одиночества я встретил Андрея — на вечеринке, на которую не хотел идти.
Андрей: Я тоже не хотел.
Р.: Я понял, что в тот вечер без него домой не уйду.
А.: Утром я проснулся у Ромы, и с тех пор мы живем вместе. Уже два года.
Правда, сейчас у нас ремонт, поэтому временно нам приходится жить у моей мамы. Они с Ромой идеально ладят. Каминг-аут перед ней я сделал в 17 лет, мама сказала: «Окей».
Р.: Со своей матерью я не общаюсь — меня она везде добавила в черный список. И это несмотря на то, что не так давно я переписал на нее квартиру, которую оставила мне бабушка, и оплачивал ей кредит — она брала его для какого-то своего мужика.
О реакциях общества
А.: Однажды Роме пришлось уволиться, потому что начальник в компании, где он работал, был гомофоб.
Рома как-то прошелся в каблуках по офису — и это понравилось всем, кроме директора.
А на корпоративе у нас однажды спросили, кто в нашей паре мальчик, а кто девочка. Но вообще мы с такими стереотипами уже не сталкиваемся — мне кажется, люди в последнее время стали умнее.
Р.: Сейчас я работаю в гей-френдли-компании. Когда Андрей сделал мне предложение, в офисе меня все поздравляли.
А.: Еще у Ромы были гольфы русской принцессы по колено и короткие шортики. Он очень хотел в этом пройтись по Москве, но боялся. Я ему сказал: «Ты сейчас это надеваешь — и мы идем гулять! Никто не станет обращать внимания, и все будет классно».
Но «классно» не было: практически сразу мы нарвались на огромного борова, который его демонстративно толкнул. Всю дорогу обратно мы слушали оскорбления.
Когда заходили в подъезд, встретили женщину лет пятидесяти с сумками — она их уронила со словами: «Боже мой, что ж творится!»
Зато когда мы жили на прежней квартире, нас запомнила кассирша в «Дикси» — в том числе потому, что Рома иногда красил ногти. Это было единственное место, где у нас не спрашивали паспорт при покупке алкоголя.
Я хочу уехать. Но больше не из-за ориентации, а из-за профессиональных перспектив — в моей области здесь их просто нет.
— Что такое свобода?
А.: Делать что хочешь, нести за это ответственность и не испытывать чувства вины перед кем-то.
— А что такое любовь?
А.: Это когда я люблю.
Настя, видеоблогерка, и Марина, видеоблогерка и видеографка
Настя: Пару лет назад я переехала в Москву со своим парнем. На тот момент мы встречались полгода — и решили съехаться в Москве просто потому, что не с кем было вместе снимать квартиру.
У нас были больше дружеские отношения, чем романтические. И вообще, это он считал себя моим парнем. Он не верил в существование лесбиянок и говорил, что я все это придумываю.
Сразу после переезда я устроилась в «Цветной». Тогда у меня была небольшая аудитория на Ask.fm — и туда пришло анонимное сообщение: «О, блин, я тоже работаю в „Цветном“».
Марина: Я работала там на кассе. За Настей специально не следила, но она часто попадалась мне на глаза, потому что кто-то из моих подписок постоянно лайкал ее.
Я заходила, смотрела и думала: «О, интересно, лесбиянка!» — и выходила.
А когда Настя устроилась в «Цветной», я написала. И понеслось.
О родителях
М.: Три самых популярных вопроса, которые нам задают, — это «Как лесбиянки занимаются сексом?», «Кто из вас мальчик, а кто девочка?» и «Известно ли родителям?»
— А родителям известно?
Н.: У меня достаточно строгая семья, верующая. Я всегда знала, что родители не относятся к этому [к гомо- и бисексуальности. — Ред.] серьезно. Они наблюдают за мной в соцсетях, поэтому о том, что у меня появилась девушка, им стало известно сразу. Папа вызвал на разговор и такой: «Насть, ты… с парнем рассталась?»
Вообще, он сказал: «Это твой выбор». Мы больше никогда не поднимали эту тему. И с тех пор у нас идеальные отношения. Моя мама всегда спрашивает про Марину. Папа интересуется: «Как у вас дела, чем вы занимаетесь?» То есть постоянно использует «вы».
М.: У меня знает только папа.
Мама придерживается консервативных взглядов, она считает, что гомосексуальность существует только в телевизоре. «Когда замуж?» — спрашивает.
Папа несколько раз пытался со мной поговорить, спросил: «У вас с Настей любовь?»
Я никогда не отвечала да или нет, чтобы не обманывать, но и не говорить правду.
На третий раз он сказал: «Мне смешно. Я вижу, что у вас любовь, давай выкладывай. Ты же знаешь, я толерантен ко всему. У меня друзья геи, и я их обожаю!»
Я ответила ему: «Ну да». Он был очень рад, что я ему рассказала, обнял меня и спросил потом: «А родители Насти в курсе?» «С первых дней», — ответила я. Он обиделся. Матери мы договорились ничего не рассказывать: оба знаем, что она не поймет. Но когда-нибудь придется, конечно.
На каждой встрече у нас спрашивают, что делать, стоит открыться родителям или нет.
Н.: Если есть вероятность того, что вас не примут, то не нужно ставить в известность родителей, пока ты от них зависим. Я хотела бы сказать аудитории: «Не бойтесь показать, кто вы есть, не бойтесь быть открытыми, любите», — но воздержусь. Я не могу советовать подобное всем и каждому.
— Грубо говоря, если ты гей из Дагестана…
Н.: Ну да.
Если геи еще занимают свое скромное место в культуре, то лесбиянки почти «невидимы»: это связано как с патриархатом, так и с тем, что гомосексуалки теряются на фоне куда более обеспеченных в финансовом плане геев.
Молодым ЛГБТК неоткуда брать ролевые модели — поэтому они стремятся к публичности и сами становятся примерами для других. В то время как на улицах российских городов тебя могут избить за неформальный внешний вид, в Сети проходит настоящий гей-парад.
В 2016 году в российском сегменте интернета, особенно в ютубе, началась волна каминг-аутов. Тренд на открытость существует и — более того — набирает обороты. Марина и Настя — авторы популярного канала seventeenine, где они разоблачают мифы о лесбиянках, рассказывают о своей жизни и о том, как это важно — принимать себя.
М.: У нас очень быстро выросла аудитория. Мы подумать не могли, что станем для кого-то примером или источником вдохновения. Но сейчас мы, действительно, всё это видим. Очень многие пишут, что они раньше не понимали гомосексуальность и были гомофобами, а теперь стали спокойно к этому относиться. Вот что реально круто.
Н.: Появляется ответственность перед аудиторией. Мы стараемся говорить грамотно, ясно и четко, чтобы все было понятно и чтобы никого не обидеть.
М.: Не знаю в России другую пару лесбиянок, которая была бы настолько открытой и имела такую аудиторию.
— А вы случайно не видите плюсов в том, чтобы быть лесбиянками?
Н.: Если ты интересная и открытая личность, живешь в России… и при этом лесбиянка, то у тебя есть шанс собрать большую аудиторию.
М.: Наша аудитория не росла бы так быстро, если бы мы не были открытой гомосексуальной парой.
— А с чем связан тренд на открытость в интернете? Почему появляется так много ЛГБТК-блогеров?
М.: Они стали не то чтобы появляться, а, скорее, открываться.
Потому что многие вдруг видят примеры, свидетельствующие о том, что общество реагирует не так негативно, как они ожидают.
Старый, консервативный мир боится, что в будущем его не станет, и поэтому все сильнее пятится назад. Вместо того чтобы напрямую конфликтовать с ним, молодые люди просто отделяются от него.
«Прогрессивная молодежь, пребывающая на территории России, уже давно не живет в ней, она обитает в соцсетях, перемещается из коворкингов в хипстерские кофейни, лекции по урбанистике и выставки современного искусства», — отмечает философка Жюли Реше.
Н.: В близком кругу у нас почти все геи. Гетеро всего трое, и двое из них — наши соседи.
М.: У нас настолько толерантная компания, что нет никаких проблем вообще! Мы живем в пузыре.
Н.: За два года мы столкнулись с гомофбией всего пару раз. Так, лучшая подруга не воспринимала мою сексуальность серьезно и считала, что это нужно лечить. Говорила, что я все выдумываю. Когда я стала встречаться с Мариной, она закатила истерику и сказала: «Ты думаешь, я буду за тебя счастлива? Никогда!» (Смеется.)
С тех пор мы не общаемся.
М.: В интернете мы сталкиваемся с гомофобией каждый день. Вплоть до «фу, твари, сдохните».
— Что такое любовь?
М.: Любовь — когда ты просто смотришь на человека…
Н.: …ты не видишь никого вокруг.
М.: Взаимопонимание, уважение и т. д. — это не любовь, а просто обычные составляющие здоровых отношений.
А сама любовь — это… зависимость.
— А свобода?
Н.: Свобода — это возможность быть понятым. И право быть.
***
Открытость — не всегда доступная опция. Одна из главных причин, заставляющих скрываться, — угроза лишиться работы. Особенно достается людям, занятым в образовательно-воспитательной сфере: после принятия закона о запрете гей-пропаганды по стране прокатилась волна увольнений в школах. Этому способствовали «гееборцы».
Больше других известен Тимур Исаев (Булатов). Человек, который девять лет находился в федеральном розыске, выслеживает негетеросексуальных работников сферы образования и добивается их увольнения.
Александра, преподаватель и интернет-активист
Александра: Мне приходится скрывать личную жизнь от коллег и детей. Когда я устраивалась в школу, была вынуждена завести второй аккаунт. Я не могу просто делиться своей жизнью через социальные сети: это неудобно, учитывая, что я занимаюсь интернет-активизмом. У меня есть паблик про полиаморные отношения, а еще я состою в транс*-организации.
На работе мне все же приходится иногда поддерживать разговор на личные темы.
Из моих рассказов выходит, что у меня есть лишь один кавалер — собранный из лучших качеств множества моих партнеров.
Александра полиаморна.
ЛГБТК всегда были более лояльны к свободным, немоногамным отношениям, которые допускают секс с третьими лицами и уже давно превратились в норму. Новым трендом стала полиамория — этический концепт, подразумевающий, что неэксклюзивной может быть и любовь и что вы имеете полное моральное право испытывать чувства более чем к одному человеку одновременно.
А.: Для меня полиамория — это возможность быть честной с собой и принимать собственные чувства и нужды. В конце концов, мои партнеры достойны получать больше любви, чем могу дать я одна. Так сложилось, что я построила слишком близкие отношения с несколькими людьми, и отказаться от кого-то мне было бы сложно.
У меня три партнера-мужчины и одна женщина. Я не живу ни с кем из них, а они в основном живут с другими своими партнерами.
Я пыталась построить моногамные отношения несколько раз и поняла, что у меня это просто не получается. Последние были безумно токсичными, и один из моих нынешних партнеров оттуда меня и вытянул.
Есть много стереотипов, связанных с бисексуалками и полиаморными людьми, в основном это слатшейминг [осуждение свободного сексуального поведения. — Ред.]. Но я живу в информационном пузыре, и мне никто даже не предлагал «тройнички» и не обзывал меня шлюхой, однако моим друзьям доводилось слышать что-то подобное. Единственный стереотип, с которым я столкнулась, — это распространенное убеждение, что бисексуальные женщины в конце концов остаются с мужчинами. Мол, лесбийские отношения для них просто баловство.
Свою бисексуальность я полностью осознала лет в шестнадцать: тогда у меня были первые отношения с девушкой. А года за два до этого мама подсунула мне хорошую книжку про сексуальность, чтобы самой не объяснять. Там было все достаточно грамотно изложено, она мне помогла.
А мама потом долго страдала, когда я сделала перед ней каминг-аут. Отец ничего не знает до сих пор, слава богу. Мать расстраивается и тешит себя надеждой, что когда-нибудь я найду своего «единственного нормального мужика». В этом словосочетании мне не нравится почти ни одно слово.
Но о своих отношениях с ней я разговариваю достаточно свободно. Так что, наверное, она все это принимает.
Мне кажется, давление государства вызывает обратное поведение у молодых людей. Поэтому мы чаще открываемся.
В ближайшее время уезжать из России не собираюсь.
У меня есть вариант переезда, но я никуда не спешу. Очень надеюсь, что наша общая деятельность приведет к каким-нибудь подвижкам здесь.
— Что такое любовь?
А.: Это целая куча разных чувств: страсть, нежность, принятие, уважение, потребность в заботе и т. д., — которые для простоты упаковали в одно слово, и оно каким-то образом работает. Работает — не трогай.
— А свобода?
А.: Это когда тебе не нужно самоцензурировать себя рядом с другими.