Пыльный и необычно пустынный вход здания Московского музея современного искусства на Петровке. Во дворе тусуется явно скучающий шкафоподобный охранник в строгом костюме.
Завидев приближающуюся журналистку, последний немедленно оживился.
— Вы к кому? — спрашивает шкаф классической интонацией советского вахтера.
— К ****, —отвечает ему Серое Фиолетовое, называя имя одной из знакомых кураторок монтирующейся в здании «Генеральной репетиции» — масштабного совместного проекта музея и двух крупных частных фондов — российского V-A-C и франко-американского KADIST.
Мы проникаем в здание вместе со стоящей неподалеку девушкой. Ее зовут Аня Ильченко, и она — тоже кураторка проекта. Записав по требованию очередного шкафо-вахтера свое имя в журнал визитов, Серое и Аня начинают свое передвижение по зданию.
На первом этаже присутствует только эпиграф к выставке: работа Майка Нельсона «Снова больше вещей (Разрушение плиты)», ранее показанная художником в знаменитой лондонской Whitechapel gallery — одной из первых общественных галерей современного искусства в мировой истории.
Работа состоит из множества произведений известных скульпторов XX и XXI веков и двух африканских женских фигур, распределенных по приподнятому над полом прямоугольному настилу, собранному из деревянных досок. Ее монтаж только-только завершен, и автор работы выходит к нам поздороваться. Ярко одетый художник в очках, более всего напоминающий внешним видом и интонацией олдового хиппи Джерри Хорна из «Твин Пикса», собирается подняться с нами на второй этаж.
На втором этаже располагается территория «Театра взаимных действий» — финальная часть экспозиции, основной фрагмент которой находится выше. В зале, заполненном летающими воздушными шарами в виде аквариумных рыбок, мы встречаем еще двух кураторов — отвечающего за программу перформанса Андрея Паршикова и Марию Крамар. Они наперебой, споря и порой противореча друг другу, начинают объяснять концепцию выставки.
По мысли художников и кураторов, распределивших по этажу произведения из участвующих в проекте коллекций, предметы искусства по собственной инициативе собрались в труппу и решили поставить спектакль «Чайка» по одноименной чеховской пьесе. Предметы каждого из залов представляют собой одну из сцен спектакля.
Текущая экспозиция посвящена подготовке предметами своей постановки. На протяжении выставки экспозиция второго этажа будет меняться еще два раза — вероятно, будет представлена и сама фабула «Чайки».
Основная часть работ находится на третьем этаже, где объекты ожидают своего участия в экспозиции-спектакле (их будут менять местами с работами на втором этаже во время двух перерывов в работе выставки). Произведения разделены на 8 категорий, каждой из которых соответствует отдельный зал-«гримерка».
Экзотичность и неоднозначность классификации объектов на «вещи в гневе», «свидетели», «флюиды», «рекурсии», «перевоплощения», «навязчивые образы» может вполне посоперничать со знаменитым списком Борхеса из рассказа «Аналитический язык Джона Уилкинса», где животные разделяются на молочных поросят, принадлежащих Императору, нарисованных тончайшей кистью из верблюжьей шерсти, разбивших цветочную вазу, а также прочих.
Концепция выставки отсылает к нескольким хорошо известным предыдущим проектам. Один из них — спектакль-экскурсии «Театра взаимных действий» «Музей инопланетного вторжения». Зрители последнего проходят по залам, заставленным артефактами, оставшимися от посадки инопланетян в Томской области, состоявшейся, по мысли художников, во времена перестройки.
Другой — выставка московского концептуалиста Юрия Альберта и известной кураторки Екатерины Дёготь «Что этим хотел сказать художник?», состоявшаяся в конце 2013 года. Проходившая в здании Московского музея современного искусства на Гоголевском бульваре, она вначале состояла из расклеенных по стенам искусствоведческих текстов Дёготь, посвященных работам Альберта. День за днем тексты исчезали, а на их месте появлялись работы художника. К концу выставки все пространство заняли произведения, и она превратилась в обычную ретроспективу.
Третий же — проект фонда V-A-C «Опыты нечеловеческого гостеприимства», прошедший также в комплексе ММСИ на Гоголевском бульваре, но уже в прошлом, 2017 году. Он превратил здание музея в отель, комнаты которого были предоставлены разнообразным художественным проектам.
Казалось бы, все неплохо. Радикальные практики современного театра пришли в художественный музей.
«Труппу» составили первоклассные произведения искусства: на выставке среди прочих присутствуют работы великого фотографа Вольфганга Тильманса, одного из важнейших итальянских концептуалистов Алигьеро Боэти, произведения иконы русского квира Владислава Мамышева-Монро, посолидневшего акционистского лидера Анатолия Осмоловского, а равно и многих иных художников первого ряда.
Есть и архитектурный эксперимент. По проекту архитектора выставки Конрада Дедоббелера, обыкновенно представляющие собой классические «белые кубы» залы ММСИ обнаружили в себе окна. Через некоторые из них открывается необычный вид на краснокирпичные здания Высоко-Петровского монастыря.
Однако философия художников и кураторов явно подвела. Проект, согласно риторике кураторов, художников и пресс-службы, является художественным представлением новых освободительных теорий — объектно-ориентированных онтологий и постгуманизма. Теории эти смещают внимание с человека, занимающего в последние столетия центральное, главенствующее положение в мире вещей и природных явлений, на эти явления как таковые. Они ратуют за отход от антропоцентризма, за понимание человеческих перспектив взгляда и воли лишь как одних из многих возможных.
По мысли кураторов, объединенные их волей в театральную труппу объекты, которым затем подбирают места и роли в пьесе, и являются теми самыми освобожденными предметами.
Свобода и собственный взгляд предметов проявляются в том, что кураторы иногда испытывают трудности в их отнесении к той или иной категории изобретенной ими классификации.
Как расстановка предметов, так и действия приглашенных перформеров (при этом называемые почему-то интервенциями) кураторами жестко контролируются, точное содержание всех перформансов и расположение всех предметов заранее известно и четко установлено.
Ни в чем кураторы не готовы поступиться своей волей. В построении выставки нет ни элементов случайности, ни принятия решений не-человеческими субъектами — ими могли бы стать животные или же системы искусственного интеллекта. Перформеры, поглощенные своим действием, также могут становиться постгуманистическими сущностями — но и они не могут оказывать никакого влияния на пространство.
Недостижимой для предметов оказалась и свобода от заранее заданной маркировки, право на чистоту восприятия. Создавшему инсталляцию-«эпиграф» Майку Нельсону кураторы отказали в его предложении не маркировать на территории зала объекты, ставшие частью его работы. Все расположенные в залах-«гримерках» и залах-«сценах» произведения снабжены подробнейшими метками-экспликациями. Каждому из произведений присвоен единственно правильный контекст, утверждена его символическая ценность. В рамках арт-рынка таковая ценность оказывается и вполне рыночной.
Освобожденные предметы на поверку оказываются то ли куклами из классического театра марионеток, то ли качественно оцененным и описанным товаром на своеобразном рынке рабов.
«Освободители» же — кураторы выставки и художники «Театра взаимных действий» —становятся режиссерами, доводящими до предела тоталитарную природу театра, в котором актеры оказываются окончательно низведены до положения вещи. Философия уступает место затейливо оформленному празднику капиталистического гламура.
Сопротивляются театру марионеток лишь внешние, конкурирующие с системой искусства и с инвестирующим в нее крупным капиталом сущности. Через одни вскрытые архитектором Дедоббелером окна музея постоянно слышен звон церковных колоколов; в некоторых других из них оказываются необходимые, вероятно для обеспечения «безопасности», решетки.
Вещи религии и символы поддерживаемого силовыми структурами всеобщего «театра безопасности» оказываются единственными конкурентами арт-капитализма. Якобы свободные предметы и перформеры продолжают молчать.
Репрезентацию свободы заменяет обыкновенный блэкфейс — хорошо известная в истории культуры ситуация, в которой представители привилегированных групп изображают угнетенных и исключенных, выставляя напоказ собственные стереотипные представления о последних.
«Генеральная репетиция», по словам Марии Крамар, названа так не случайно. Проект в музее на Петровке является в буквальном смысле генеральной репетицией того, что будет происходить в новом музее современного искусства, который фонд V-A-C вскоре откроет в зданиях бывшей Второй городской электростанции, на одной из самых центральных площадок Москвы.
Так что праздник захвата чужих голосов, похоже, только начинается!