Из Ольги — в Олега. FtM-трансгендер — о своей семье, переходе и жизни без дискриминации

— Когда ты впервые почувствовал себя «не в своем теле»?

— Как и любой, наверное, ребенок, я ощущал себя просто человеком. В раннем детстве нет сильных поведенческих и психологических различий. Мальчишки и девчонки — все вместе в мячик играли, по деревьям лазили. Примерно лет в десять началось — понял, что девчоночьи игры и увлечения не интересны. Гонял с мальчишками в футбол, смеялся над девочками-модницами. Но пока еще не совсем понимал, что я не девочка. А вот к пубертату все ясно стало. Я совершенно четко и конкретно понял: я — парень.

Это были странные ощущения. Никого такого же, как я, рядом не было, поделиться этой проблемой было не с кем. Впрочем, до определенного момента проблемой это не назовешь: мне не запрещали носить брюки, играть в футбол, на карате ходить. А то, что нравятся девочки, — не говорил никому. Потому что я просто был уверен — что-то тут не так, пройдет. Ведь я в свои 13–14 и понятия не имел ничего о лесбиянках и геях. Не потому, что в СССР не было секса, а просто в моем кругу общения ничего подобного не обсуждалось. По крайней мере, в этом возрасте.

— Записанный в свидетельстве о рождении пол и твое внутреннее самоощущение вступали в конфликт?

— Дома меня никогда не воспитывали «тыждевочкой». Немного удивляло родных то, что я не люблю наряды. Иногда мама уговаривала надеть на праздник, например, красивое платье, а я не надевал. Особых ссор из-за этого не было.

Но когда посторонние, особенно учителя в школе, начинали нудеть, что девочка не должна так выглядеть и так себя вести — вот тут я злился. И часто бросал: «Я вам не девочка!» На вопрос «а кто?» — молчал.

В подростковом возрасте и юности и дрался, и курить начал, и материться — именно чтоб быть совсем как парень. Девочки к этому возрасту уже надели мини-юбки и накрасили глаза. А я стал ходить в первую созданную в районе «качалку», хотел фигуру, как у парня, одевался и стригся, как парень. Вот тут и начались косые взгляды.

— Тебе было сложно заводить друзей?

— Нет, никогда не было проблем с этим и вообще с общением, я часто был лидером в компаниях.

— В юности доводилось слышать упреки в «отсутствии женственности»?

— Было, парни из тех же дачных и дворовых компаний. И это было обидно — я-то был уверен, что я совсем для них «свой парень», что я дерусь наравне с ними, на мотоцикле гоняю и прочее, поэтому они меня как девушку и не воспринимают. Оказалось, воспринимают. Но мне удавалось как-то убеждать, что все эти юбочки-платьица — не мое абсолютно.

— Родители пытались тебя «переделать»?

— Не то чтобы переделать. Мама очень переживала, говорила, что это признак ненормальности, психическая болезнь. Я и сам думал, что болезнь. Информации-то не было никакой про это.

— Как ты справлялся? Обращался к психологу, психиатру?

— Да некуда было обращаться. Переделывать себя не пытался, даже на выпускной в школе пришел в джинсах. Сказал маме, чтоб ни в коем случае не покупала мне вечернее платье, она сказала, что это невероятно странно, но послушалась и не купила.

Подстроиться под общество я первый раз попробовал после окончания университета, чтоб на работу юристом взяли. Пришлось купить деловой дамский брючный костюм. Максимум, на что я был способен в плане «игры в женщину». Уже когда работал, то пару раз на очень ответственные мероприятия заставили сделать макияж. Очень легкий, но делал.

— До смены пола у тебя были романтические отношения?

— Влюбленности были.

Отношения романтические были, но совсем пуританские. Очень не хотелось быть лесбиянкой. А кем я еще мог быть до смены пола?

— Когда ты решил, что больше не хочешь подстраиваться под свой паспорт? При каких-то конкретных обстоятельствах или это решение постепенно вызревало?

— Есть такое понятие — «гендерная дисфория». Почему-то оно мне не нравится, не знаю, почему. Я просто жил, как парень. Чувствовал себя парнем. Вне работы говорил о себе в мужском роде. Типа прикол такой: «Я пошел, я сказал» и т. д. Выглядел больше как парень, только без щетины на лице и голос был женский. А потом совершенно случайно встретил такого же, как я, человека. Который уже прошел гендерную комиссию.

— Сколько лет тебе тогда было?

— Мне 22, ему 24.

— Сколько времени прошло от того момента, когда ты решился на изменения, до того, как начал действовать?

— Два года. Первый этап сделал в 24 года.

Смена пола (если точнее, коррекция тела) — это процесс не единомоментный. Трансгендеры не говорят: «Я сменил пол в таком-то году», говорят: «Я пошел на переход в таком-то году». Само понятие «переход» подразумевает длительность.

Если говорить о FtM-переходе (female-to-male transsexual; коррекция пола с женского на мужской), то здесь следующие этапы: мастоэктомия (пластика груди), гистерэктомия (удаление матки и придатков), плюс целый ряд операций по конструкции мужского органа. Тут есть ряд технологий. Более старый способ, который применяли ко мне 18 лет назад, — фаллопластика. Затем пластика уретры. И все это вместе с пластикой мошонки. Затем эректильный протез. Этот этап и дорогой, и тяжелый, и осложнений массу может вызвать. Самое неприятное, что после фаллопластики надо две недели лежать, не вставая. Более современный метод — метоидиопластика. На гормонах сильно увеличивается клитор, и из него, путем наращивания тканей, создают половой член. Я знаю людей, которым именно так делали. В принципе — что фалло, что мето — обе операции сложные. Результат чуть лучше при метоидиопластике.

Операции и реконструкция тела — это еще не все, это начало пути. Затем гормонотерапия. Она пожизненная. Слышал, есть люди, которые не принимают гормоны, но лучше так не делать, могут быть серьезные последствия.

Пасс (процесс изменения внешности под воздействием гормонов) у всех разный. Я знаю людей, которые на лицо становились совсем мужиками через пару месяцев терапии. У меня же черты полностью маскулинизировались лишь спустя лет пять.

То же самое с растительностью на лице и теле. Очень долго ее просто не было. Я даже средством для роста волос пользовался, помогло в итоге. И еще — без спорта не добиться маскулинизации тела. Я очень долго ходил в зал, чтобы мышцы рук стали крупнее, плечи расширились, ноги похудели.

— Кто тебя поддерживал на этом сложном и долгом пути?

— Друзья поддерживали, родители — нет. Я не знаю ни одного трансгендера, которого изначально поддерживали бы родители. Потом принимали, да. Но изначально отношение к мысли сменить пол отрицательное всегда.

— Что бы ты назвал самым главным изменением в своей жизни после перехода?

— Да все изменилось. Другая жизнь. Другая социальная роль. Все другое. Может, мелочью покажется, но вот просто возможность летом ходить по даче или пляжу без футболки — это огромный кайф, счастье просто. Не надо больше носить тесные утягивающие футболки, чтоб за парня приняли.

— А тебе пришлось менять что-то в самой жизни: знакомых, работу, сферу деятельности?

— Не думал менять. Я на той работе, на которой когда-то начал переход, потом еще полгода где-то работал. Потом уволился, нашел место лучше. Круг общения сам себя «вычистил». Случайные люди исчезли. Друзья остались. Сферы деятельности я менял неоднократно, но с переходом это никак не связано.

— Родители принимают тебя?

— Мама с большим трудом, но приняла. Сложно, тяжело принимала. Не знаю, приняла ли до конца. Ее уже нет в живых. Вообще, из родни сейчас у меня только дедушка, ему 98 лет. Вот этот человек почти сразу принял и стал относиться как к мужчине.

— Ты сейчас женат уже во второй раз. Получается, трансгендер вполне может найти себе пару?

— Конечно, может. Трансгендер — такой же человек, как и остальные. Он может быть умным или глупым, добрым или злым, порядочным или сволочью. Всех трансгендеров объединяет только нарушение самоидентификации, в остальном все разные. Кому-то сложно найти пару, кому-то легко. Как и не трансгендерам.

В юности я думал, что люди, меняющие пол, — фрики. Поэтому сам и не искал информации о смене пола. В голове были какие-то страшные картинки: бородатые женщины, накрашенные мужики. В общем, отталкивающее зрелище. Потом я узнал, что это трансвеститы.

И сам увидел трансгендеров. Я не берусь судить, как я выгляжу. Но другие трансгендеры, которых я видел, выглядят, как самые обычные люди. Мужчины или женщины. Ничего необычного, ничего, выдающего прежний пол.

— Ты скрываешь свое прошлое от незнакомых людей?

— Не афиширую. Узнают — значит, узнают. Тем более что это свойство информации — быстро разлетаться. Скрываю только на работе и в официальных структурах. То есть там, где лучше, чтобы не знали из соображений, чтобы не навредить себе. Панического страха, что кто-то узнает, нет.

— Приходится сталкиваться с открытым неприятием или дискриминацией?

— Очень немного.

Везде есть глупые и злые люди, но их меньшинство. Умных и добрых гораздо больше. С дискриминацией вообще не сталкивался. С неприятием — было дело.

Меня всегда это веселило. Те, кто рассуждает: «Это неестественно, настоящего мужика все равно не получится из тебя», — как правило, люди с большими проблемами с собственной мужественностью. Один из таких знакомых — диванный воин, не способный и нескольких метров пробежать без одышки. Обижаться на таких? Да это смешно просто.

— У тебя сейчас есть другие знакомые трансгендеры?

— Есть, и немало. Совершенно разные люди, непохожие друг на друга. Разные сферы интересов, разные увлечения. Многие женаты или замужем. У многих дети. Живут самой обычной жизнью.

— У вас с женой тоже есть дети?

— Да, девочка под опекой.

— Ты участвуешь в ЛГБТ-движении? Насколько тебе интересна эта тема?

— Не участвую, неинтересно. Я вообще плохо понимаю, чем занимаются эти люди. По мне, так это просто политическая структура, шумиха и пиар.

Я не знаю, помогают такие организации кому-то или нет. Не люблю нарочитое привлечение внимания к этой теме. Так же, как и не понимаю, что общего может быть у геев, лесбиянок и трансгендеров.

— Мы с тобой увиделись спустя много лет на встрече выпускников. Как мне показалось, ребята тебя воспринимали без какого-либо ажиотажа. Ну, была Оля, теперь Олег, ничего особенного. Какие у тебя впечатления от встречи?

— Впечатления от встречи прекрасные. Наши сокурсники — как раз успешные, состоявшиеся в жизни люди. Никаких косых взглядов и злобного шепота. Наоборот, искренняя радость и поддержка. Люди, у которых все хорошо, не будут обсуждать и осуждать жизнь другого человека.

— Последнее. Твои шикарные татуировки. Когда они появились — до или после?

— Уже после перехода. Но в связи с ним. Дело в том, что операции оставляют очень характерные шрамы. Конечно, шрамы украшают мужчину, но не операционные и не в таком количестве. Изначально просто зататуировал шрамы. А потом — захотелось сделать еще татуировки. Ну вот и сделал.