Открыть Америку, не выходя из кабинета. О реальности возможных миров
Как проверить всё еще открытую гипотезу о нашем мире? Один из способов — сравнить его с другим, возможным. В своей статье Дмитрий Волков рассказывает о «самом лучшем из возможных миров», о контрафактическом рассуждении и о том, как связан научно-фантастический сериал «Рик и Морти» с философской теорией возможных миров.
На машине времени Экельс с нешуточным дробовиком отправляется в мезозойскую эру. Он должен подстрелить тираннозавра, который и сам бы погиб через минуту. Но больше убивать никого нельзя. «Гибель одного пещерного человека — смерть миллиарда его потомков», — предупреждают охотника. «Может быть, Рим не появится на своих семи холмах. Наступите на мышь, и вы оставите в вечности вмятину величиной с Великий каньон. Держитесь тропы». Но, испуганный гигантскими тварями, Экельс сходит с тропы и наступает на бабочку. И возвращается уже в другой мир: в его стране правит президент-диктатор и «корова» пишется через «а».
Рэй Брэдбери в этом фантастическом рассказе использует контрафактическое рассуждение, чтобы показать, как незначительное изменение в прошлом может привести вот к таким последствиям. Контрафактические рассуждения используют не только писатели-фантасты.
Что было бы, если бы мои родители не встретились или не разошлись десять лет спустя? А если бы Советский Союз не распался? Или не произошел бы дефолт? Стоя на светофоре, я раздраженно поворачиваюсь к подруге: «Если бы ты так долго не копалась, не пришлось бы гнать». Я тоже говорю о контрафактической ситуации. Но я ведь никогда не был в такой. И никто не был. Как мы знаем, что было бы? На каком основании считаем, что правы?
Согласно корреспондентской теории (она самая правдоподобная) истина определяется сверкой с состоянием дел. Значение фразы должно совпадать с данными органов чувств.
«Лето, и везде лежит тополиный пух». Это высказывание истинно, если ты идешь, смотришь и видишь пух, от него хочется чихать. Но с чем сверять гипотетические ситуации «а если бы»? Доступна только актуальность. Остается предположить существование гипотетических, возможных миров. Гипотезы можно сверить только с ними.
Разговор про возможные миры затеял Лейбниц, когда заявил, что мы живем «в лучшем из возможных миров». По Лейбницу, Бог в уме планировал мир и, прокрутив все эти ситуации, выбрал лучший из возможных. Да, в нем есть страдания и одни твари пожирают других, но иначе не совместить свободу воли и знание о добре и зле. Лучший или нет наш актуальный мир, сейчас не в этом дело.
Дело в том, что с этого момента люди поняли смысл в рассуждениях о целых возможных мирах. Не об отдельной ситуации, а о целой совокупности гипотетических событий. А позже, с появлением модальной логики, разговор о мирах приобрел математически точный характер, и они получили заслуженное место в семантике (науке о значениях языка). Прояснилось, как интерпретировать гипотетические ситуации.
В выражении «Ты могла бы поторопиться» речь идет о положении дел в соседнем мире. Там есть и я, и ты, и весь завал в ванной комнате. Только ты там поторопилась. И там я не спешил, не пролетал на желтый светофор, не сбивал бабушку с тележкой. Вот об этом я говорю. Если бы такого мира не было, возможности поторопиться бы не было и претензии были бы безосновательны.
На каждую возможную ситуацию есть возможный мир. Их больше тысячи, больше миллиарда, больше любой цифры. Они в разной удаленности от нас. Ближе миры, в которых всё в точности, как у нас, с небольшим только изменением. Это гипотетическая «Солнечная система». Ближайшая «галактика» — номологически близкие миры, миры с теми же законами природы. Подальше — миры с другими законами. Например, в некоторых из них мы вместе можем летать без помощи крыльев и джетпака: «А не полететь ли нам на ужин сейчас? Прямо из окна». Разговор о событиях в таких мирах звучит не так убедительно. Но нет миров, в которых нарушаются законы логики. Слово «невозможно», оказывается, обозначает отсутствие миров с такими ситуациями.
А «необходимо» обозначает, что такое положение дел присутствует во всех мирах до единого. «Необходимо, что квадрат имеет четыре стороны, один и один — два и лебедь — это птица». Это истинно во всех и каждом из возможных миров. Но лебедь мог бы не быть птицей в каком-то мире? Нет, лебедь тогда не был бы лебедем. В возможных мирах существуют белые, черные и даже говорящие лебеди, и даже серо-буро-малиновые кролики, но нет таких миров, в которых лебеди были бы людьми или насекомыми.
Философская теория о возможных мирах позволила превратить модальность в математику. Ее не стоит путать с разговором о параллельных вселенных или мультивселенной (multiverse), который затеяли физики. Нобелевский лауреат Вайнберг считает наличие других, параллельных вселенных основанием для появления физических констант. Другие физики объясняют явления в квантовом мире с помощью отсылок к этим альтернативным вселенным. Но это совсем другая тема. В философском смысле все эти «альтернативные вселенные», если они действительно существуют, являются просто дистанцированными частями актуального мира.
Путаница происходит из-за созвучности понятий и туманности квантовой физики вообще. А еще сумбура добавил научно-фантастический сериал «Рик и Морти» с черным юмором и лихо закрученным сюжетом. Мультик советую посмотреть. Хотя я так и не понял, какую из двух идей развивают его авторы: мультивселенной физиков или возможных миров философов.
Вселенные внутри мультивселенной могут влиять друг на друга. Они находятся в пространственно-временной связи, поэтому между ними возможно перемещаться, как это делает безбашенный ученый Рик и его внучок-моралист Морти. Но это невозможно между возможными мирами философов.
Что тогда они такое, эти возможные миры философов?
Их считали бесконечными наборами непротиворечивых высказываний, описывающими вселенные целиком, инструментом для объяснения значений «возможно», «невозможно», «необходимо», «до́лжно». Это был просто полезный инструмент, как молоток или калькулятор, пока Дэвид Льюис не стал доказывать, что они так же реальны, как наш.
Дэвид Льюис — икона философии второй половины XX века. В старших классах он опроверг современную ему математическую логику. Льюис написал несколько серьезных монографий о реальности возможных миров. Его коллеги выкатили глаза. Но через некоторое время стало ясно, что он гениальный логик, а не просто хочет казаться экстравагантным.
В науке принимается существование объектов, недоступных для наблюдения, если без них невозможно объяснить явления наблюдаемые. Если без них не работают научные теории, значит, они есть. Так считал наставник Льюиса гарвардский философ Куайн. А по мнению Льюиса, модальности и контрафактическое мышление невозможно объяснить без возможных миров. Значит, они существуют не в шутку. Возможные миры, где наши двойники осуществляют мечты или проваливают то, что у нас получилось, есть. И именно поэтому о них стоит беспокоиться.
Жму так на газ, что люди на остановке опасливо озираются. Не люблю, когда ты копаешься и нам приходится лететь. Возможно, я просто родился не в том мире.