Экстаз — это нормально. Как выходят за пределы собственного «я»

Ощущение выхода за пределы собственного «я» и связи с чем-то большим в Древней Греции называли экстазом (ekstasis), что буквально означает «быть вне себя». Философы-метафизики верили, что во время экстаза душа покидает тело человека, и в него проникает Бог, музы или демоны, которые говорят его устами.

Современные психологи схожий опыт называют пиковыми переживаниями и самотрансценденцией. Психиатры чаще склоняются к другим наименованиям: диссоциативное расстройство личности и психоз.

Экстаз не всегда приятен или даже безопасен. Разрушение «я» часто принимает патологические формы. Но, по мнению многих философов и психологов — от Олдоса Хаксли и Абрахама Маслоу до Мишеля Фуко, стремление к выходу за рамки своей идентичности — одна из основополагающих потребностей человека. Экстаз может вдохновлять и объединять. Даже Аристотель, один из самых рациональных мыслителей древности, видел в катарсисе Элевсинских мистерий мощное средство исцеления душевных недугов.

Переживание экстаза может проявляться в самых разных формах — от погружения в увлекательный сериал до чувства единства со всем миром. За тысячи лет люди изобрели множество техник достижения экстаза: религиозные ритуалы, танцы, пение, военные походы, голодание, сенсорная депривация и психоактивные вещества. Некоторые историки и палеонтологи связывают появление сельского хозяйства и цивилизации с употреблением пива и галлюциногенов. Похоже, как только человек обрел собственное «я», он тут же всеми силами стал пытаться от него убежать.

Изолированное, отдельное «я» делает нас тревожными, хрупкими и зацикленными на собственных переживаниях.

Как замечает профессор психологии Университета Дьюка Марк Лири, «самосознание — не абсолютное благо. Оно отвечает за многие, если не большинство проблем, с которыми мы сталкиваемся как биологический вид и как отдельные люди». Гнев, страх, стыд, тревога и депрессия часто связаны с навязчивыми мыслями, которые генерирует наше я. Ты недостаточно успешен. Ты ничего не достиг. Ты умрешь, и всем будет наплевать. Неудивительно, что этот голос так хочется заглушить.

Часто экстатические переживания случаются спонтанно — во время прогулки, секса, чтения книги или спортивных тренировок. Эти переживания отличаются по интенсивности, но хотя бы раз в жизни что-то похожее на полное растворение «я» испытывают очень многие люди.

В США в 1974 году 35 % респондентов ответили «да» на вопрос: «Испытывали ли вы когда-либо ощущение, будто вы были близки к могущественной духовной силе, которая, как вам казалось, возвысила вас над самим собой?» Согласно исследованиям института Gallup, количество подобных переживаний в последнее время даже увеличилось: в 1962 году о «религиозном или мистическом опыте» сообщили лишь 22 % американцев, а в 2009-м — уже 49 %. Даже если религия продолжает умирать, мистицизм процветает.

Популяризатор науки и известный атеист Сэм Харрис посвятил целую книгу доказательству утверждения, что мистический опыт может и должен существовать без религии. Чтобы выйти за пределы своего «я», не нужно верить в какие-то догмы — более того, это даже мешает.

Мистика вполне совместима с рациональностью. С чем она точно несовместима, так это с восприятием обыденного опыта как единственно возможного.

Как изменилось отношение к экстазу

Основание науки об экстатических переживаниях можно отсчитывать с 1902 года, когда Уильям Джеймс опубликовал классическую работу «Многообразие религиозного опыта». Джеймс, один из отцов научной психологии, попытался рассмотреть экстаз с натуралистической точки зрения — то есть независимо от существования чего-то сверхъестественного. Он изучал, как мистические переживания воздействуют на сознание людей, а также проводил на себе эксперименты с закисью азота и мескалином. Это привело его к выводу, что обыденное рациональное мышление — лишь один из типов сознания, небольшая полянка в огромном лесу совершенно других явлений.

В отличие от Фрейда, Джеймс не считал экстаз регрессией в более примитивное состояние и симптомом психопатологии. Он видел во временной утрате «я» положительные стороны. Но для академической психологии это утверждение звучало еретически вплоть до 1960-х годов, когда формы экстаза вышли на поверхность.

Традиционно западное общество очень настороженно относится ко всему, что связано с утратой самоконтроля. Недостаток сдержанности и благоразумия считался признаком сумасшествия, глупости и примитивных страстей, которые могут разрушить общество.

Как пишет публицист Барбара Эренрайх, «суть ума западного человека, особенно мужчины и представителя высшего класса, заключается в его способности сопротивляться заразительному ритму барабанов, заточить себя в крепость эго и рациональности посреди соблазнительной дикости мира».

Шестидесятые сильно изменили западное отношение к сексу, наркотикам, рок-музыке, а через всё это — к экстазу. Но они оставили противоречивое наследие. Неосторожные эксперименты с психоделиками вместо просветления приводили к бэд-трипам и психологическим проблемам. Многие люди оказались в сектах, харизматических церквях или начали верить во всевозможные фантастические идеи — от магических кристаллов и астрологии до управления погодой силой мысли.

Британский философ и писатель Джулс Эванс считает, что сейчас на наших глазах происходит еще одна революция в понимании человеческой природы. Мы учимся не переоценивать бессознательное, как это делали битники и сторонники движения нью-эйдж, но и не ужасаться ему. Мы учимся признавать положительные стороны экстаза, но уже не пытаемся превратить весь мир в хиппи-фестиваль.

Идеи, которые когда-то считались маргинальными и странными, теперь становятся мейнстримом и меняют наши представления о себе, обществе и окружающей реальности.

Домохозяйки занимаются кундалини-йогой, главы корпораций медитируют, программисты экспериментируют с микродозами психоделиков и записываются на ретриты в буддистские монастыри. Если раньше измененные состояния сознания ассоциировались с мистикой и эзотерикой, то в последние десятилетия эта тема стала вполне уместной даже в стенах научных институций.

Я убежден, что различные типы аномальных переживаний так же распространены, как вода. Они повсюду. Только тонкий слой культурного стыда сдерживает их и заставляет нас считать их признаком сумасшествия. Если люди начнут о них говорить, эти переживания быстро перестанут казаться ненормальными и странными.

— Джеффри Крайпл, американский исследователь религии

Как говорит исследователь буддизма Алан Уотс, «западные ученые исходят из убеждения, что нормальность — лучшее из возможного, а исключительность — удел святых, поскольку ее нельзя культивировать искусственно». Теперь всё сильно изменилось. Джин вырвался из бутылки — технологии погружения в экстаз становятся массовыми и общедоступными. Поэтому нам стоило бы лучше понимать, как они работают.

Духовность без религии

По разным оценкам, приблизительно четверть людей в США и Европе считают себя «духовными, но нерелигиозными». Среди молодого поколения доля таких людей еще выше. Согласно опросу 2018 года от Vice, 80 % миллениалов и людей поколения Z обладают «чувством духовности и верят в какую-то космическую силу». При этом под заботой о духовности может пониматься что угодно — от медитации до музыкальных фестивалей, туризма и создания художественных произведений.

Как утверждает канадский философ Чарльз Тейлор, западный марш секуляризации с самого начала был тесно связан со стремлением к личной религии. По его мнению, сегодня мы живем в «культуре подлинности», в которой больше всего ценится аутентичный опыт и личные переживания.

Мы не любим вероучения, не доверяем авторитетам и уж точно не собираемся вверять их заботам свою душу. Экстаз сегодня совершенно далек от религии — он воспринимается скорее как часть личного самосовершенствования, где кислотные рейвы соседствуют с чтением книг и вылазками на природу.

Современные психологи делят экстатические переживания на две составляющие: растворение отдельного «я» и ощущение связанности с чем-то большим — другими людьми, природой или всей Вселенной. Такие переживания можно встретить в самых разных культурах и традициях. Часто они описываются в очень похожих терминах. Сравните фрагменты из текстов верующего христианина, дзен-буддиста и ученого-нейрофизиолога:

Меня посещало иногда сознание близости Бога. Я чувствовал тогда родство с деревьями, травами, с птицами, насекомыми, со всем, что есть в Природе. Сознание, что я существую, что я часть падающего дождя, облачных теней, древесных стволов, наполняло меня восторгом.

(1)

Я потерял ощущение границ своего физического тела. Конечно, у меня оставалась кожа, но чувствовал я себя стоящим в центре вселенной. Прежде я думал, что был создан, но теперь я вынужден был изменить свое мнение: я никогда не был создан; я был вселенной; никакого конкретного господина Сасаки не существовало.

(2)

Я осознала, что больше не могу четко различать, где начинается и заканчивается мое тело. Я чувствовала, что состою скорее из воды, а не из твердого вещества. Я больше не воспринимала себя как цельный объект, отдельный ото всего остального, и соединилась с окружающим миром.

(3)

Такие сходства многих исследователей привели к выводу, что в основе религиозного опыта лежит общее переживание. Олдос Хаксли писал об этом как о «вечной философии», которая проходит через все страны и эпохи. Философ Уолтер Стэйс выделил универсальное ядро мистических переживаний — «чувство объективной реальности», «блаженство, покой», «чувство святого, сакрального или божественного», «парадоксальность» и «невыразимость».

С этой точки зрения в основе любого мистического опыта лежит одно и то же состояние — чистое сознание, которое осознает само себя.

Гипотеза о «вечной философии» отчасти подтверждается рядом нейробиологических исследований. Американские ученые Юджин д’Акили и Эндрю Ньюберг изучали буддистских монахов и католических монахинь во время молитвы и медитации. Оказалось, что карта активности мозга у них почти совпадала: деактивировалась правая теменная доля, связанная с восприятием границ своего тела. В результате монахини испытывали единение с божественной любовью, а буддисты — то, что они называли «чувством единства со Вселенной».

Возможно, экстаз — это врожденная потребность, которую невозможно полностью подавить или уничтожить. Как утверждает генетик Дин Хамер, «у духовности есть биологический механизм, похожий на пение птиц, хотя и гораздо более сложный и нюансированный».

Экстатических переживаний можно достичь с помощью двух методов: сверху вниз (расслабление, медитация и молитва) и снизу вверх (возбуждение, танцы и пение).

Оба метода отключают так называемую сеть пассивного режима работы мозга, которая отвечает за создание автобиографической «я»-модели. В результате теряется чувство времени, границы личности растворяются. Такого же эффекта можно добиться с помощью психоделиков. Подсознательные механизмы мышления вдруг выходят на поверхность — мы начинаем видеть гораздо более широкую картину, в которой повседневное «я» занимает далеко не главное место.

Но экстаз — это не только просветление и мистический восторг. Он куда более разнообразен. Выход за пределы обыденной рациональности — рискованное предприятие. Такие переживания могут быть бессмысленными, жуткими или даже опасными.

Патологические формы экстаза распространены не меньше, чем здоровые.

Употребление психоделиков не мешало ацтекам и майя быть поклонниками человеческих жертвоприношений. Войны и убийства на протяжении всей человеческой истории были одним из главных источников экстаза. Алкоголизм и другие зависимости тоже можно считать неудачной попыткой выйти за пределы собственного «я».

Растворение эго далеко не всегда приводит к безупречному этическому поведению. Но в целом наука постепенно приходит к консенсусу: Уильям Джеймс был прав, а Фрейд — не прав.

У экстаза гораздо больше позитивных последствий, чем мы думали. Среди этих последствий — улучшенное отношение к жизни и самому себе, ощущение осмысленности происходящего, более тесные связи с другими людьми, снижение тревожности и депрессии, усиление креативности и желание помогать другим.

Способность отвлекать свое внимание от повседневной жизни и растворяться в чем-то большем лежит в основе многих религиозных традиций и духовных учений. Как говорит Симона Вейль, «все усилия мистиков всех веков были устремлены к тому, чтобы в их душе больше не было части, говорящей „я“». Но, как и большинство других наших особенностей, стремление экстазу, вероятно, эволюционировало, чтобы поддерживать наш вид живым, а не вести нас к Богу.

Экстаз не избавляет нас от человеческой природы, а, напротив, воссоединяет с ней. Именно благодаря, а не вопреки нашей уязвимости мы открываем границы своих возможностей.

— из книги «Похищая огонь. Как поток и другие состояния измененного сознания помогают решать сложные задачи»

Похоже, время от времени покидать границы нормального «я» просто необходимо для психологического здоровья. Это делают даже животные: дельфины изменяют сознание с помощью ядовитой рыбы фугу, кошки впадают в транс от кошачьей мяты, козы лакомятся галлюциногенными грибами, а слоны обожают перебродившие фрукты и время от времени заходят на пивоварни.

Психологи и психиатры наконец приходят к выводу, что экстатические переживания — не патология, они очень распространены и являются частью общей человеческой природы. Стремление к экстазу бесполезно подавлять или запрещать. Но отказываться от обыденной рациональности тоже было бы глупо и наивно. Нам нужна и рассудительность Сократа, и экстаз Диониса. Как выразился буддийский учитель Джек Корнфилд, «после экстаза — стирка».