Второй сексизм, или Зачем нам нужен маскулизм

«Нож» уже писал о маскулизме. В этой статье речь пойдет об одной из его разновидностей — о маскулизме равенства, выступающем за устранение гендерного принуждения мужчин в рамках антисексизма и равноправие всех людей, независимо от пола.

Маскулисты утверждают, что сексизм может проявляться по отношению не только к женщинам, но и к мужчинам. И вот некоторые примеры дискриминации, существующие в России:

— принудительный призыв в армию лиц мужского пола;
— более высокий пенсионный возраст по сравнению с женщинами (65 лет против 60);
— отсутствие равных прав, связанных с опекой над детьми после развода;
— более строгие наказания за одинаковые преступления.

И феминизм, и маскулизм борются с отношением к мужчинам и женщинам как к функциям и выступают за то, чтобы начать, наконец, видеть в них людей.

«Нож» поговорил о маскулизме и его месте в российском обществе с кандидатом социологических наук, старшим научным сотрудником ФНИСЦ РАН, автором учебника «Гендерная социология» Ириной Наумовной Тартаковской.

— «Движение» — это все-таки сильно сказано. Да, есть термин, есть авторы, признающие его и рассматривающие маскулизм как аналог феминизма, но не более того. Существуют разные мужские движения, но среди них нет особо влиятельных, а сколько-нибудь заметные придерживаются более радикальной повестки.

В сети «ВКонтакте» на паблики, популяризирующие идеологию маскулизма, подписаны 9450 человек (в расчет взяты неуникальные пользователи).

— Правильно ли вообще проводить черту между привилегированной мужской группой и угнетенной женской? Существует ли подобная дихотомия в контексте патриархального общества?

— Такие аргументы давно известны и звучат с начала второй волны феминизма (движение за права мужчин как интеллектуальное течение существует с конца 70-х годов, хотя тогда оно и не называлось словом «маскулизм»). Это своего рода феминистский анализ, вывернутый наизнанку. Те, кто разделяют такую точку зрения, признают, что патриархат, гендерная асимметрия — это система ограничений, которые наложены не только на женщин, но и на мужчин. Исследователи маскулинности, занимающие либеральные позиции, говорят, что от патриархата страдают оба пола, но каждый по-своему. Потому что людей загоняют в жесткие рамки, и от этого никому не может быть хорошо.

Адепты движения за права мужчин идут дальше и заявляют: «Нет, женщинам на самом деле лучше. И то, что они называют „неравенством“, — это одна лишь видимость».

Мужчины владеют большей частью материальных ресурсов, их зарплаты выше — статистический факт, который признают все. Но по мнению маскулистов, это связано с тем, что они гораздо больше работают и делят ресурсы с семьей. И именно женщины заставляют мужчин так много трудиться — и сами же выставляют их виноватыми. А патриархат — система требований, гораздо более жесткая для мужчин, потому что они должны быть и кормильцами, и заботливыми отцами и мужьями, и хорошими любовниками, при этом прилично выглядеть — а их еще и обвиняют во всех грехах.

Из таких рассуждений следует, что маскулинность — тяжелейшая ноша. Этой проблеме посвящены книга «Риск быть мужчиной» и статья «Смертельная ноша маскулинности». Авторы работ такого рода всегда приводят демографическую статистику и указывают, что у женщин продолжительность жизни выше, а на мужчин ложится огромная экономическая нагрузка. Они говорят, что в конце XX — начале XXI века появился «новый сексизм», от которого страдает «сильный пол».

Отдельные аргументы маскулистов имеют под собой серьезные основания. Например, разница в продолжительности жизни мужчин и женщин в России действительно велика и составляет 11 лет. Также демографы отмечают мужскую сверхсмертность от неестественных причин.

По данным Федеральной службы государственной статистики, ожидаемая продолжительность жизни на 2017 год у мужчин составила 67,5 года, у женщин — 77,6.

Причины смерти (2017 год)

1. Болезни системы кровообращения: 402,1 тыс. мужчин, 460,8 тыс. женщин.
2. Злокачественные новообразования: 157,5 тыс. мужчин, 137,1 тыс. женщин.
3. Внешние причины: 116,6 тыс. мужчин, 36,2 тыс. женщин.

У социологов есть термин «гегемонная маскулинность», то есть эталонная для определенной группы. Идеальный образ успешного и «наиболее мужественного» мужчины, тот самый «настоящий мужик», на которого все остальные должны равняться. И борьба за право носить это гордое звание, действительно, очень тяжелая. Потому что маскулинность всегда подразумевает конкуренцию. А если есть конкуренция, то кто-то побеждает, а кто-то проигрывает. Это пирамида: на вершине людей не очень много, а остальные, соответственно, находятся где-то внизу, видят «успешные образцы», страдают, нередко употребляют спиртные напитки. То есть социальное давление на мужчин действительно оказывается, и оно довольно сильное.

Гегемонная маскулинность по Р. Брэннон — это:

— «без бабства» (no sissy stuff) — мужчина должен избегать всего женского;
— «большой босс» (the big wheel) — мужчина должен добиваться успеха и опережать других мужчин;
— «крепкий дуб» (the sturdy oak) — мужчина должен быть сильным и не проявлять слабость;
— «задай им жару» (give ‘em hell) — мужчина должен быть крутым и не бояться насилия.

Женщины во второй половине XX — XXI веке добились-таки права отклоняться от сложившейся гендерной роли, иногда даже значительно. Они могут не работать — а могут работать, делать карьеру — и быть домохозяйками, и подразумевается, что приличный «глава семьи» содержит свою жену с детками.

А у мужчин как такового выбора нет. Сейчас больше семей, где принимается как возможный вариант, что супруг не зарабатывает или зарабатывает мало. Но это очень уязвимая роль: большинство женщин такой сценарий не устраивает, и они ожидают от мужчины как минимум выполнения функции кормильца.

Но приводя свои доводы (повторюсь, достаточно убедительные), сторонники маскулизма забывают, что при всех этих «издержках» никуда не деваются так называемые патриархатные дивиденды. Мужчины распоряжаются большей частью общественного богатства, занимают лидирующие позиции в политике, особенно в силовых структурах. Они главные субъекты насилия и претендуют на то, чтобы контролировать сексуальность других людей, имеют возможность выбирать более молодых партнерш, а система оценок их поведения в отношении другого пола остается достаточно гибкой.

Последние часто меняются у нас на глазах в связи с разными скандалами вроде движения #MeToo, и мужчины страшно болезненно реагируют на такие изменения — мол, отнимают последнюю сексуальную свободу. Но тем не менее всё, на что жалуются маскулисты, — это издержки доминирующей позиции. А в подобной ситуации редко бывает так, что ты просто наслаждаешься своим положением. Там, наверху, где власть и ресурсы, всегда очень жесткая конкуренция. И да, за это приходится чем-то платить.

1. В состав органов власти субъектов Российской Федерации входят 139 мужчин и 30 женщин (из них в органах исполнительной власти работают 66 мужчин и 18 женщин).

В Государственной думе 376 депутатов-мужчин и 71 женщина.

«В российских органах власти, помимо парламента, женщины представлены неравномерно и непропорционально, по принципу „гендерной пирамиды“. Да, среди российских чиновников на действительно важных должностях есть женщины. Это, например, Элла Памфилова, которая возглавляет ЦИК, или уполномоченная по правам человека Татьяна Москалькова. В Москве в ранге заместителя мэра работает Анастасия Ракова. Кроме того, в России есть одна женщина, чье гражданское звание соответствует званию генерала армии. Это Татьяна Шевцова — замминистра обороны, она отвечает за организацию финансового обеспечения Вооруженных сил. Ее звание — действительный государственный советник 1-го класса».

Среди действующих глав 85 субъектов РФ только одна женщина, губернатор Ханты-Мансийского автономного округа Наталья Комарова.

Из 10 заместителей председателя правительства 2 женщины.

В Кабинете министров 19 мужчин и 2 женщины.

2. Военнослужащие-женщины в различных странах мира

Доля женщин-военнослужащих в армии:

США — 15 %;
Франция — 10,1 %;
Канада — 9,4 %;
Россия — 9 %;
Великобритания — 8 %;
Китай — 4 %;
Бельгия — 3,8 %;
Дания — 3,2 %;
Нидерланды — 1,8 %;
Норвегия — 1,48 %;
Турция — 1,2 %;
Греция — 1,2 %;
Германия — 0,7 %.

Из 32 подразделений МВД России только в трех руководители — женщины: в Главном управлении по вопросам миграции, Департаменте по материально-техническому и медицинскому обеспечению и Департаменте по финансово-экономической политике и обеспечению социальных гарантий.

3. В 2017 году  среди правонарушителей было 820 тыс. мужчин и 147 тыс. женщин. Тяжкие и особо тяжкие преступления совершили 172,1 тыс. мужчин и 25,7 тыс. женщин; преступления насильственного характера — 68,7 тыс. и 8,8 тыс. соответственно.

Жертвами изнасилования стали меньше 20 мужчин (0,5 %) и 2,9 тыс. женщин (99,5 %); насильственных действий сексуального характера — 1,1 тыс. мужчин и 4,3 тыс. женщин (статистика тех же правонарушений в отношении лиц, не достигших 16-летнего возраста: 0,2 тыс. юношей и 4,2 тыс. девушек). Потерпевшими по статье «Развратные действия» признаны 0,3 тыс. мужчин и 1,2 тыс. женщин; жертвами преступлений, совершенных в отношении малолетних, — 5,8 тыс. мальчиков и 7,2 тыс. девочек; в отношении члена семьи — 10,4 тыс. мужчин и 25,7 тыс. женщин.

— То есть главным сдерживающим фактором, который не позволяет маскулизму распространяться с такой же скоростью, как феминизм, остается нежелание большинства мужчин отступать от борьбы за власть и ресурсы?

— Я даже больше скажу: так происходит потому, что положение мужчин остается привилегированным. Когда у них отламывают кусок этого пирога, что-то, чем они обладали раньше, реакция всегда крайне болезненная. Плюс, помимо обычной конкуренции с представителями своего пола, теперь и в бизнесе, и на работе, и в других сферах приходится соперничать еще и с женщинами, раньше такого не было никогда.

Но мужчины пока удерживают позиции. Любое движение большинства не будет таким заметным, как движение меньшинства, просто потому, что первое и так занимает лидирующее положение.

— Но есть мужчины, которые не хотят участвовать в этой борьбе за власть…

— Да, но в таком случае они оказываются в положении большинства женщин, которые как-то же с этим справляются. Соответственно, у них будет меньше денег и более ограниченный выбор потенциальных партнерш, если мы говорим о гетеросексуальных отношениях, чем у тех, кто ярок, успешен и обладает ресурсами. Сказанное в такой же степени относится и к женщинам.

— Да, но такие мужчины подвергаются общественному осуждению.

— Ну что ж, это участь любого человека, ведущего нетипичный образ жизни. Те же суфражистки, боровшиеся за избирательные права, подвергались и осуждению, и осмеянию, и много чему еще. Но это было важно для них, и они продолжали свое дело. Точно так же и здесь: если ты хочешь оставаться собой, не намерен отказываться от своих ценностей, то общественному давлению надо уметь противостоять.

Встретить женщину, готовую принять тебя таким, конечно, сложнее (хотя я лично знаю несколько удачных примеров). Но можно найти себе подходящую среду, приятелей, подругу, которые тебя в этом поддержат.

Я проводила исследование, где объектом изучения стали женщины — менеджеры среднего звена в корпорациях. О репрезентативности выборки говорить не могу (цели работы были другими), но, по моим ощущениям, браки между девушкой-менеджером и молодым человеком — менеджером часто оказывались непрочными: конкуренция внутри пары, у обоих колоссальная занятость, споры по поводу того, кто возьмет ответственность за поддержание быта, за детей, высокие требования друг к другу.

А вот браки, в которых девушка — менеджер, а мужчина зарабатывает меньше, например занимается наукой и имеет более свободный график, были намного прочнее, причем это положение дел устраивает обе стороны. И таких пар становится всё больше. Мужчины чаще начинают брать декретные отпуска — именно потому, что для семьи выгоднее, чтобы работала женщина, а отец сидел с ребенком.

По данным Минтруда, отпуск по уходу за ребенком берут 2–2,5 % российских мужчин.

«Специалисты „АльфаСтрахование“ провели опрос сотрудников HR-служб 90 российских компаний с оборотом от 100 млн руб. в год и выяснили, что 14 % работников-мужчин ушли или готовы уйти в декретный отпуск после рождения ребенка. В прошлом году таких решительных отцов было в два раза меньше — около 8 %».

К примеру, в Северной Осетии в 2014–2015 годах декретные отпуска взяли 17 мужчин, в 2016-м — 29.

Патриархальность — это старые образцы поведения, сложившиеся в условиях общественных и экономических отношений, которые уже не действуют. И отказ от них был бы позитивным изменением — более того, на мой взгляд, он неизбежен.

В патриархальной системе ничего особенно ценного нет. Это, безусловно, может быть одним из стилей жизни, но нельзя мешать остальным жить по-другому. Такое положение вещей будет в большей степени соответствовать структуре современных социальных отношений.

— Что может произойти, если мужчины откажутся идти в ногу со временем и общество так и не примет идеи маскулизма?

— В общем-то, то, что мы видим сейчас: огромное количество разводов (Россия — один из мировых лидеров по этому показателю), а также сильное гендерное напряжение. Мужчины и женщины часто не находят в своем партнере необходимых качеств просто потому, что запросы различаются.

Изменения в гендерных отношениях начиная с XX века инициировали женщины, а мужчины как-то на это реагировали: сперва — право голосовать, потом — сексуальная революция. Почему, кстати, она произошла, почему так изменились нравы? Появилась надежная оральная контрацепция, женщина впервые в истории смогла контролировать свою сексуальность — и нормы половых отношений смягчились, стали намного более демократичными.

— Может ли феминизм достичь своих целей без маскулизма?

— Я не разделяю радикальную точку зрения тех, кто считает, что мужчина всегда узурпатор, потому его интересы учитывать не нужно, а следует отстаивать только права женщин. Думаю, что такой подход непродуктивен.

Феминистские повестки, на мой взгляд, должны учитывать интересы обоих полов в равной мере, и установка «женщина всегда права, а мужчина — виноват» неверна. Любое движение имеет шанс на победу, если у него есть союзники. Наивно ожидать, что мужчины признают, что они во всём неправы. Поэтому реалистичные программы должны ориентироваться на достижение определенных компромиссов, которые, может и без большого энтузиазма, но будут приняты обеими сторонами. Это не борьба за выживание.