«Франциск, менестрель Божий» (1950)
Francesco, giullare di Dio
Из Рима шагает оживленная группа товарищей. Их возглавляет Франческо. Он, как замечает один из собратьев, не высок, не красив, не знатен, но все почему-то его слушают. Обсудив важность радости в проповедях христианам, они бегут, сверкая босыми пятками, по грязной дороге под проливным дождем. Первый же встреченный христианин обзывает их попрошайками и выгоняет из шалаша, который они же и построили, а он нагло занял. Тут Франческо показывает, почему за ним идут люди: наши труды, говорит он, впервые принесли кому-то пользу, возрадуемся. Не теоретически, в проповедях, а сейчас, под дождем.
Фильм отца итальянского неореализма Роберто Росселлини, сценарий которого создан в соавторстве с Федерико Феллини, названный классиком французской «новой волны» Франсуа Трюффо «самым красивым в мире»… Дальше можно не продолжать.
Хотя дальше еще лучше: Франциска Ассизского и его последователей сыграли настоящие монахи, найденные Росселлини в итальянском монастыре. Отсюда — эффект какого-то невиданного правдоподобия. Камера скользнула в XIII век и зафиксировала эпизоды из жизни единственного счастливого святого в католицизме, «обрученного с бедностью», но проповедовавшего радость и писавшего молитвы, которые стали одними из лучших образцов поэзии раннего Ренессанса. О Франциске любят снимать кино, и обычно его играют статные красавцы, но по-настоящему веришь только худенькому невзрачному монаху, не указанному в титрах: да, это именно он, человек, который пел под дождем на грязной дороге и написал гимн всему живому на смертном одре.
«Пожнешь бурю» (1960)
Inherit the Wind
В 1925 году в южном городке Хиллсборо священник подает в суд на молодого учителя, который преподавал в школе запрещенный дарвинизм. Затевается шумный процесс, все страна следит за искрометными баталиями прокурора и адвоката в суде.
В городе верующие маршируют под плакатами «Мы — не обезьяны», сбиваясь, как это часто случается во время массовых шествий, на поведение диких макак.
За происходящим с ироничным прищуром наблюдает репортер Хорнбек, впервые появляющийся в кадре с яблоком в руке.
Фильм столпа американского кинематографа Стэнли Крамера собрал в год своего выпуска все значимые кинопремии, существующие в природе. Он поставлен по реальным событиям, получившим у насмешливых газетчиков название «обезьяний процесс». Мастер остросоциальной драмы, Крамер эти события, конечно, заострил для пущего эффекта. Но в целом фильм не погрешил против исторической правды и представил справедливую, без гнева и пристрастия, выборку: материалисты, верующие, агностики, консерваторы и либералы. У каждого своя правда, и даже в фанатизме есть логика. Это крестовый поход косы на камень, разыгранный титаническими Спенсером Трейси и Фредериком Марчем в ролях прокурора и адвоката, которые слишком хороши, чтобы вообще сделать какой-либо выбор, полагаясь на авторитеты. Остается полагаться на то единственное, что, согласно Джорджу Оруэллу, нам принадлежит, — несколько кубических сантиметров в собственном черепе.
«Бекет» (1964)
Becket
Английский король Генрих II и его приятель Томас Бекет хорошо проводят время: охота, выпивка, девушки, иногда государственные дела. Идиллия длится до того момента, как Генрих назначает Томаса архиепископом Кентерберийским, чтобы тот вертел церковной политикой в соответствии с генеральной линией партии, а Бекет вдруг взял и решил, что отныне он действительно станет служить Богу.
Журнал LIFE недаром назвал фильм «чувственным и провокационным».
«Бекет» — это немножко «Горбатая гора» про святого и короля. Но тема «голубой» любви узковата; здесь шире, проще и безжалостнее — любовь небесная против любви земной, и наоборот.
Французский драматург Жан Ануй, по чьей пьесе поставлен «Бекет», вкладывает в уста исторических персонажей слова своих современников, пытаясь понять, чем руководствуются люди, которых охватил религиозный энтузиазм. Никаких пошлых отписок «каждому — свое» Ануй и фильм, естественно, не предлагают. Они лишь показывают английского короля (одержимый и гениальный Питер О’Тул), который требует, чтобы его любили, и английского святого (тихий и торжественный Ричард Бёртон), который объясняет извиняющимся тоном, что полюбил честь Божью. Что это такое, видимо, ни Бекет, ни Ануй толком не знают. Но, кажется, эта штука делает некоторых людей целыми.
«Евангелие от Матфея» (1964)
Il Vangelo secondo Matteo
Кристо, Пьеро, Джованни, Матео и другие молодые люди бродят по стране и говорят о том, чего раньше никто не слышал. Прощай врагов, не стяжай богатства, не устраивай базар в храме. Кристо — хрупкий мальчик с трогательно сросшимися бровями. Смотрит на людей, как Джоконда: он все про них знает, они про него — ничего. Бывает, злится. Но не тогда, когда его будут прибивать к кресту.
Христос был первым коммунистом, всерьез говорили хиппи 60-х. Таким он предстает в фильме Пьера Паоло Пазолини, атеиста, марксиста и гомосексуалиста, ухитрившегося снять кино, которое понравилось всем, включая Ватикан.
Как так вышло и в чем дело? В высокой поэтике образов, иллюстрирующих евангелический текст. В простоте без опрощения и величии без карамелизации. В музыке Баха и ее отвязном сочетании с блюзом, джазом и русской народной песней «Ой, ты степь широкая». Какая разница, где эта степь: в древней Иудее, итальянской провинции или в долине Оби? Никому больше не удавалось передать одной строкой главные христианские и коммунистические идеи: все люди — братья, разделения между ними вымышлены и выгодны тиранической власти, но мы наш, мы новый мир построим.
Испанский студент Энрике Ирасоки, не сыгравший до фильма ни единой роли, создал образ Христа, который многие до сих пор считают самым убедительным на экране.
Вокруг толпится такой же обычный люд — с неровными зубами и заскорузлыми руками, ребятня в лохмотьях, старые женщины с морщинами. Искусство, не тронутое ботоксом, фотошопом и коммерцией.
«Ищу мою судьбу» (1974)
В провинциальном городке вместе с набожной бабушкой живут три сестры: Вера, Надежда и Любовь. Вера после личной трагедии кончает с собой. Люба влюблена в местного священника отца Александра. А священник переживает духовный кризис и ведет философские диспуты с историком-атеистом.
Уникальный для советского кинематографа фильм, максимально отошедший от антирелигиозной азбуки журналов «Безбожник у станка» и плакатной аргументации «космонавты летали — Бога не видели».
Чего стоит юная Елена Сафонова, с вызовом бросающая на вопрос преподавателя о любимом герое: «Иисус Христос!» И это с риском исключения из техникума и всей советской реальности, что уравнивает поступок с протестами ее хиппующих сверстников на Западе. Атеиста играет Георгий Жжёнов, который своей харизмой может хоть пылесосы Kirby продавать, но и священник — одухотворенный Эдуард Марцевич с чеховской бородкой, а не пузан в раззолоченной рясе, на котором вся антирелигиозная пропаганда так долго и держалась. Несмотря на субботники, красные знамена и бравурный финал, фильм выдержан в нервном европейском духе и моментами звенит, как натянутая струна, на знакомый каждому мотив: «Вот ты скажи мне, зачем человек живет?»
«Обещание чуда» (1988)
Promised A Miracle
Сын истово верующих Паркеров болен диабетом. Он исправно получает инсулин, пока не появляется проповедник, который утверждает после коллективной молитвы, что теперь мальчик здоров. Паркеры сначала не уверены, потом уверяются все сильнее и в ключевой момент отказываются от ампулы с инсулином.
Это не кино религиозных о фанатиках, хотя и о них тоже. Фильм посвящен неодолимой силе «магического мышления», свойственного почти всем людям.
Человек, который надевает на собеседование «счастливый» костюм, мало отличается от родителей, которые верят, что сын исцелился по их желанию. Все хотят чуда. Но, как сказал прокурор на суде над Паркерами: у них уже было чудо — инсулин. В отличие от многих религиозных фильмов «Обещание чуда» не срывается в истерику, а честно пытается разобраться в истории, случившейся в реальности в 1970-х годах. От простой, как пятка, культпросвет-агитки («не убивайте детей своим фанатизмом») его отличают трудные вопросы веры и самоотверженная игра Розанны Аркетт и Джаджа Рейнхолда. В короткой ленте они успевают передать больше, чем актеры современных драм, где три часа многозначительно вещают, а в финале не хватает духу ни на одно внятное высказывание. Хотя бы: «Не убивайте детей своим фанатизмом».
«Действуй, сестра!» (1992)
Sister Act
Делорис — одна из тех девочек в католической школе, которые, перечисляя апостолов, отвечают: «Джон, Пол, Джордж и Ринго». Вырастая в певицу из казино (блестки, килограммовые серьги, фиолетовые шубы), она связывается с гангстером и становится свидетельницей преступления. Полиция прячет ее в монастыре под именем сестры Марии.
Понятно, что любой фильм с Вупи Голдберг — это в первую очередь фильм с Вупи Голдберг, а затем уж все остальное. Вот Вупи Голдберг поет и пляшет, вот крутит попой, а вот она приносит в сонное монастырское болото радость и жизнь. Сестры становятся ближе к миру и несут в него воодушевление и добро, как, по идее, и положено.
На протяжении этой простодушной комедии образованного зрителя не оставляет ощущение, что вне зависимости от воли создателей она получилась переложением легенды о жонглере Богоматери на новый городской лад.
Бедный жонглер был неграмотен, не знал священных текстов, не мог учить и проповедовать, и в монастыре, куда он поступил на старости лет, ему было стыдно перед другими монахами. Однажды, когда все они славили красивыми молитвами Богоматерь в часовне, он, не зная, что еще делать, начал показывать фокусы и жонглировать, как тешил когда-то народ на ярмарках. Монахи хотели остановить это непотребство, как вдруг статуя Девы ожила и зааплодировала старику. Sapienti sat.
«Кундун» (1997)
Kundun
Во дворце, куда малыша привозят жить из родной деревни, ему не нравится, он хочет домой, к маме, но приходится привыкать и обживаться со своей сутью. Он — четырнадцатый Далай-лама, воплощение Будды на земле. Четыре года спустя он, как обычный мальчишка, гоняет на машине и сразу же во что-то врезается, повергая трепетное окружение в ужас. А пять лет спустя, в 1949 году, в Тибет вторгнутся китайские коммунисты и начнут убивать его народ.
Как ни странно, именно по этому фильму заметнее всего, что Мартин Скорсезе собирался стать католическим священником. Снимая всю жизнь про дорогу ярости и злые улицы, а в апофеозе поиска — про рвущие в клочки страсти на кресте, он словно ищет умиротворения в работе, посвященной человеку мира и ненасилия.
Это эпичное кинополотно, выполненное в жанре любования и восхищения, с типичным размахом Скорсезе: его мир и герои всегда — большие. Полюбить — так королеву, стрелять — так стрелять, грешники — великие, святые — Будда и Христос, третьего не дано. Его визуальная поэма о тишайшем Тибете громогласна, как оратория: краски, звуки, лица (в фильме нет профессиональных актеров) не похожи на жизнь, они больше жизни. Таков Скорсезе и его творчество, larger than life. Слава высшим силам. Должен же быть на свете хоть один режиссер, у которого человек — это звучит гордо.
«Лютер» (2003)
Luther
Немецкий студент юриспруденции драпает по дороге в грозу и клянется стать монахом, если его не убьет молния. Пацан сказал — пацан сделал. Но монах получается так себе: неловко проливает церковное вино, спорит с настоятелем и едва ли не теряет веру. После визита в Рим, где стоят бордели для священников и торгуют спасением души, он понимает, что мир никуда не годится, и пора его менять.
Фильм стоит смотреть хотя бы ради рекламной кампании по продаже индульгенций. Блестящая презентация геенны огненной, изобретательный слоган «Чуть только монета в ларце зазвенит — душа из чистилища вон отлетит». Народ, налетай, покупай пропуск в рай. Народ, ожидая рая, несет монету, Рим обогащается, и все довольны. Одному Лютеру неймется, так и получилась Реформация с долгими и кровопролитными религиозными войнами, которые аукнутся всей Европе.
Добротный, обстоятельный, без поднадоевшей демонстрации кишок и гениталий, сопровождающей теперь любое кино «о средневековье», фильм подкупает взвешенным подходом к истории и религии.
И горящими безумным огнем глазами Джозефа Файнса («Влюбленный Шекспир») в роли неистового монаха, святого-покровителя пламенных революционеров от великих гениев до упертых идиотов:
— На том стою и не могу иначе. Да поможет мне Бог.
«Заполнить пустоту» (2012)
Lemale et ha’halal
Девушки хасидской общины мечтают о замужестве. Восемнадцатилетнюю Ширу сватают за симпатичного сверстника, и она очень рада. А потом предлагают в жены вдовцу ее старшей сестры. Она не то чтобы рада, но в конечном итоге соглашается, да и родители будут довольны.
Это не сценарий феминистского фильма ужасов, а отхватившая главную израильскую кинопремию «Офир» и массу международных наград первая картина, снятая ультраортодоксальной женщиной-режиссером.
Рама Бурштейн, которая пришла к хасидизму уже в зрелом возрасте, показывает в своем фильме мир ортодоксального иудаизма на повседневной бытовой основе. Подобные фильмы снимались в Израиле раньше, но в них всегда четко просматривалась критика хасидов и положения женщины в их общине, что вызвало много упреков в одиозности и предвзятости. Бурштейн предлагает взгляд изнутри, может быть, слишком мягкий, как размытые кадры самого фильма, но позволяющий лучше понять, как живут эти глубоко религиозные мужчины в черных шляпах, их жены в косынках и дочери в закрытых платьях, которые почему-то выглядят счастливее, чем все освобожденное европейское, американское и российское кино вместе взятое.