Голландский «Твин Пикс» с тупыми взрослыми, путешествие проклятого платья и писатель-садист: 5 фильмов Алекса ван Вармердама, которые стоит посмотреть

Алекс ван Вармердам — пожалуй, самый известный в мире современный нидерландский режиссер. Конечно, есть еще Пол Верховен, Йос Стеллинг, Антон Корбейн, но их талант — уже давно мировое достояние, «национальная» часть их фильмографий осталась в далеком прошлом, Вармердам же три с половиной десятка лет безвылазно трудится на ниве родной кинематографии. Оставаясь верным родине, он также остается верным и своей семье: в каждой картине режиссера на ключевых позициях задействовано какое-то безумное количество его родственников: жена, братья, а с недавних пор и дети. Возможно, это один из ключей к пониманию его фильмов.

Почерк Вармердама можно узнать за версту, с первых же минут. Тем не менее он никогда не повторяется, с каждым новым фильмом голландец исследует новое пространство, ограничивая себя очень подвижными рамками, которые, однако, могут в любой момент застопориться и ударить незадачливого зрителя по лицу. Секрет такого разночинного постоянства спрятан где-то в обыденности, доходящей до абсурда, в том, что ничего не спускается на тормозах, а скучная буржуазная жизнь идет как идет, со временем оборачиваясь беспросветным ужасом. Или наоборот — комедией, зависит от того, кто смотрит. Где-то на этой грани и живет кино Вармердама, одновременно и смешное и страшное, недосягаемо умное и беспросветно глупое. Постараемся на примере пяти его лучших картин показать это максимально наглядно.

«Северяне» (1992)

Второй фильм Вармердама и первый, высоко оцененный за пределами родной страны, начинается со сцены фотосъемки молодой семьи: «Побольше оптимизма, не надо быть такими угрюмыми!» — просит их фотограф. «Чего ради? Ради будущего, конечно!» Счастливые лица затем появятся на рекламном плакате о сдаче в самое ближайшее время двух тысяч квартир. Стоит ли говорить, что сдано ничего не было, поселок останется недостроенным, жить там будет всего несколько десятков человек. Они и окажутся под прицелом Вармердама. Зато улыбки молодоженов сияют всё так же призывно и оптимистично.

Больше всего это напоминает «Твин Пикс» без интриги — видимо, что-то такое витало в воздухе в начале 1990-х. Почтальон читает чужие письма, не в меру любвеобильный мясник постоянно домогается до своей жены, а та, в свою очередь, вот-вот будет причислена к лику святых. Их сын грезит Африкой и мечтает о встрече с Патрисом Лумумбой. В таком мире жили в 1960-е северяне, и Вармердам, уроженец Северной Голландии, наверняка себя к ним относит: мальчик с выкрашенным в черный цвет лицом — не иначе как он сам в детстве.

Многое можно оправдать «взглядом ребенка», забирающим в свое пользование опостылевший термин «магический реализм». Жаль только взрослые что с магией, что без, всё равно дураки, причем некоторые еще и опасные. Детство не уходит само по себе, его методично убивают. Отец, помешавшийся на сексе, мать, упавшая в религиозную пропасть, сосед, так бдительно следящий за всеми, что и вздохнуть нельзя. Что случилось с Патрисом Лумумбой многие наверняка и так помнят, а если нет — ничего хорошего.

Однако же «Северян» сложно назвать чернухой в классическом ее понимании — все-таки это очень смешной фильм. За счет абсурдистского юмора, заведомо неправдоподобной подачи, почти театральных декораций, героев второго плана, от которых не знаешь, чего ждать, всё превращается в приключение. Хватаясь за события, а точнее за их отсутствие, что могло иметь место и в Хаарлеме, и в Тамбове, и в Хьюстоне, Вармердам отбирает у героев возможность вовремя остановиться, отключает им чувство меры, доводя самые обыденные ситуации до крайностей — а край существования, как известно, можно нащупать только в сексе, религии и смерти. Там бедолаги его и обнаруживают. А остальным можно немного и пожить — похоронивший детство мальчик рука об руку с чудаком-почтальоном в исполнении самого Вармердама идут дальше, у них пока полно времени, до взрослости целая вечность.

«Платье» (1996)

Следующий фильм Алекса ван Вармердама также не имеет четко выраженного главного героя, но теперь в центре внимания не поселок на отшибе, а женское платье несуразной расцветки. Его история будет рассказана со всей основательностью, начиная со сбора урожая хлопка и заканчивая смертью под ножами газонокосилки. Впрочем, есть еще и постскриптум, но о нем позже.

Оставляя искателям глубоких смыслов фантазии на тему тождественности механического сбора урожая и физического насилия, нельзя не признать, что платье родилось в нелюбви. Всех причастных к нему мужчин, заслуженно или нет, но всё же совершенно недвусмысленным образом в самый ответственный момент бросали любимые женщины. Так появился сначала дурацкий рисунок, затем была выбрана ткань, ну а ответственный за покрой и вовсе заставлял подругу спать со своим любимым хряком, а материал ему доставили ровно в момент побега бедняжки из цепких лап. Мог ли итоговый результат принести счастье хоть кому-нибудь на свете — вопрос риторический. Немного странно, что платье вроде как одно единственное в мире, хотя и было запущено его массовое производство — но закроем на это глаза, суть в другом.

Суть в путешествии платья. Оно побывает у молодых и пожилых, у бедных и богатых, у любимых и одиноких, и никому из них не принесет ничего хорошего. Возможно, это приглашение к разговору о капитализме, а может, и о феминизме, а кто-нибудь может вспомнить и о еще каком-нибудь «-изме»: в любой части картины можно найти благодатную почву для размышлений о чем угодно. Но дело в том, что Вармердама всё это совершенно не волнует. Такое вычленение будет сродни варварству, что устраивает одержимый платьем герой в картинной галерее — уже неоднократно доказав зрителю свою невменяемость, сумасшедший вырезает картину из рамы, чтобы через пару секунд биться в руках охраны с криком «я нормальный!».

Если предыдущая картина была признанием в любви к детству, чуть ли не голландским «Амаркордом» со всеми возможными оговорками, то теперь уже речь идет обо всей стране — повзрослевшей, смешной, неловкой, которую немножко жаль, но не настолько, чтобы делать что-то для ее спасения. Кроме того, этот жанровый шаблон — проклятая вещь блуждает по миру и приносит несчастья всем своим владельцам — звучит как аннотация к хоррору. Но на поверхности всё равно комедия: ужас ужасом, но абсурдистские гэги и тупое мещанство на месте. Страшно может стать разве что от осознания смертности и пустоты героев, но так можно пугаться и просто выходя на улицу. А «Платье» — просто еще одно упражнение во вспарывании обыденности, издевательство над критиками, редкий случай выворачивания жанровых условностей без крика «смотрите как я умею». Ну и портрет Нидерландов 1990-х — но этот слой становится виден только спустя двадцать лет.

«Малыш Тони» (1998)

«Малыш Тони» открывается видами домашней козы. Сначала нарисованной, а затем и настоящей. Кажется, что в четвертом фильме режиссер наконец ударится в сатанизм, но нет, коза — всего лишь коза. По крайней мере, в начале.

На этот раз в действе участвуют всего трое — не вся деревня и уж тем более не все страна. Деревенский дом, муж, жена — всё более чем камерно. Муж ведет себя как и положено утрированной деревенщине: без повода ревнует жену, не умеет читать и писать, зато отлично справляется с делами по дому. Постоянно читающая ему субтитры жена понимает, что так жить нельзя и нанимает мужу репетитора, причем по его же настоянию — женщину, а не мужчину, чтобы никто никого не ревновал.

С первых же минут просмотра мы слышим, как жена называет мужа братом. Это продолжается до тех пор, пока не выяснится, что его зовут Брандом, а брата он начнет изображать только с этого момента. Такая путаница, как ни странно, очень способствует пониманию происходящего. В реальной жизни муж и жена, Вармердам и Малерб, играют супружескую пару, а затем и брата с сестрой, но уже только для репетитора, а потом наоборот, и так можно до бесконечности, кто с кем и в каких отношениях под конец — уже не имеет никакого значения.

Предыдущая картина была до определенной степени упражнением в хорроре, здесь же под прицелом — французская романтическая комедия. Все друг с другом переспали, потом поругались, потыкали палочкой в церковь, поиздевались над традиционной семьей, а появившийся будто бы из ниоткуда ребенок, сам по себе бомба замедленного действия, всё же дарит всем причастным минуту относительного примирения и спокойствия.

Другое дело, что за весельем кроется жуткая деревенская тоска. Всем нечем заняться, муж бросается на первую попавшуюся женщину, жена во что бы то ни стало хочет завести ребенка. В «Малыше Тони» зазор между абсурдистско-комедийным содержимым и хоррор-подоплекой достигает максимума — старый дом на отшибе, обособленная семья, фальшивый инцест, вынашивание чужого ребенка — при явно зловещих вводных Вармердам сооружает озорную комедию о слабом мужчине и слишком сильных женщинах. С одной стороны, с этим фильмом он впервые попал в Канны (пусть и не в основную программу), с другой — полностью исчерпал свой старый метод, и на творческую перезагрузку голландцу понадобится больше пяти лет. Так что при всей своей игривой необязательности «Малыш Тони» — в определенной степени итоговый фильм для Вармердама. Можно даже вообразить себе трилогию «Деревушка» — «Город» — «Особняк» (это едва ли правильно, зато красиво).

«Официант» (2006)

О страданиях официантов в XXI веке уже слагаются легенды: кажется, нет людей более ненавидящих своих клиентов и свою работу. Алекс ван Вармердам в шестом своем фильме только подбрасывает дровишек в уже оформившийся мифологический костер, и перед зрителем предстает образ идеального страдальца.

На рубеже веков погрузившись в очевидно кризисные «Новые сказки братьев Гримм», голландский автор столкнулся с необходимостью или вернуться к прежним методам работы или каким-то образом перепридумать себя. К счастью, был избран второй путь при сохранении всех внешних атрибутов — абсурдности, приверженности хоррору, тех же актеров. Со второй половины нулевых фильмы Вармердама стали гораздо более изощренными.

Здесь, например, вконец вымотанный официант приходит к сочинившему его писателю и умоляет того хотя бы немного облегчить ему жизнь. Хотя история о буквальном взаимодействии автора и его персонажа не то чтобы нова, у Вармердама стройное единство времени—героев—пространства ломается впервые. Вопреки ожиданиям, «ящик Пандоры» не открывается, писательская комнатка не превращается в проходной двор, зато становится очевидным, что с героями может случиться что угодно. Стоит автору встать не с той ноги или даже заснуть лицом на клавиатуре, как официантская речь становится бессвязной. А уж если к монитору проберется подруга, то что-то точно пойдет не так.

За всеми шутками-прибаутками прячется самоирония жутко уставшего человека, который уже научился вертеть персонажами как угодно, кормить зрителя самыми неожиданными поворотами сюжета, оставаясь в рамках правдоподобия и хорошего вкуса. По мысли Вармердама где-то здесь и прячется магия, в сидении перед монитором/бумагой и решением убивать — не убивать, влюблять — не влюблять. Некоторые писатели (как, например, Набоков) всегда заранее в точности знают, как всё закончить и как к этому прийти, некоторые (как Харуки Мураками), по собственному признанию, понятия не имеют, чем всё завершится. Вармердам располагается где-то посередине: в одном из интервью он говорил, что точно знал — в конце «Малыша Тони» кто-то кого-то должен убить, но не мог понять, кто именно. В итоге трое актеров разыграли все шесть возможных комбинаций, и была выбрана самая эффектная. А в «Официанте» режиссер решил даже не выбирать, но обсудить проблему с персонажами — и каким-то чудом это оказывается ближе к трагедии, чем к балагану.

Прописные истины о том, что единственного правильного выбора не существует и кроме смерти всё обратимо, поданы так, что под конец с облегчением вздыхает не только автор, но и зритель. Всё закончилось, сказка ложь, да в ней намек, но уж больно безысходно всё сочинилось, а если попытаться натянуть библейскую сову на вармердамовский глобус, то в конце можно и вовсе расплакаться от обреченности.

«Боргман» (2013)

Закончив службу, священник берет двоих подручных, ружье и выходит на охоту — не на животных, а на силы зла. Они мирно дремлют в своих землянках. Что-то идет не по плану, неловкий выстрел, неудачный взмах топора — и спящие выходят на поверхность. Их дома разрушены, а значит, пора искать новое место для жизни. Так начинается новая охота, гораздо более удачная, чем та, с которой всё началось.

«Боргман» — самый успешный фильм Вармердама по мнению и критиков, и зрителей: на седьмом десятке режиссер наконец получил заслуженную порцию признания. Впрочем, в этой картине различий с предыдущими его работами больше, чем сходств.

Непривычно четко прослеживаются политические мотивы: мужчина, откровенный расист, с карикатурной агрессией реагирует на любые попытки чужаков попасть на его территорию. С одной стороны, в контексте сюжета они уничтожат всё, что ему дорого. С другой — уж очень легко у них всё получается: очевидно, насилие и олдскульная ксенофобия в современном мире не работают, но что-то всё равно нужно делать. Невольно вспоминается тот факт, что друга режиссера, Тео Ван Гога, актера, снимавшегося в «Северянах», в 2004 году в Амстердаме убил радикал-исламист.

В «Боргмане» не осталось места юмору, разве что чернейшему сарказму. Примечательно, что с древнегреческого «сарказм» можно буквально перевести как «разрыв плоти» — и здесь это тоже будет. Все шутки были раздавлены под прессом хоррора, почти двухчасового (это еще и самый длинный фильм Вармердама) зрелища планомерного уничтожения семьи. Конечно, сразу возникают вопросы — зачем, как, почему. Потому, что могут, потому, что иначе эти создания существовать не умеют, зло в самой их природе, а уж как оно так случилось — история для другого раза. Дело даже не в мигрантах, они тоже страдают в одном из эпизодов, они тоже нуждаются в защите. Дело в изначальном зле, которое выпустила на волю церковь, во всеобщей беспечности, позволяющей упускать из виду все красные флажки.

Голландский пейзаж отравлен, земной путь большинства героев закончится в речной траве, на дне безымянного водоема. В ведра заливается бетон, туда же опускают головы — и вот уже с десяток бедолаг стоят в иле вверх ногами. С этими реками определенно что-то не так — именно там у Вармердама уже умирали в «Официанте», теперь в «Боргмане», а в следующем фильме, «Шнайдер против Бакса», там вообще будет сплошное поле боя.

Спустя почти тридцать лет сосуществования смешного и страшного второе все-таки победило, мир перешел от угроз к действию, а голландскому режиссеру осталось только зафиксировать этот переход. «Мы родились на Западе, Запад процветает, с этим ничего не поделаешь», — успокаивает муж жену, переживающую из-за того, что за любое благополучие приходится платить. Так, одна не хотела платить, другой вообще воспринимал всё как данность, в итоге же их самих убили, а детей увели в лес.

Понятно, почему Вармердам выстрелил именно с этим фильмом: технически совершенный, он самый однозначный и прямолинейный, не соглашающийся балансировать ни между смыслами, ни между жанрами. Это, конечно, констатация режиссерского поражения, но даже его он смог превратить в победу: аудитория «Боргмана», судя по данным imdb, превосходит обычную вармердамовскую в шесть раз, это ли не успех.

Спустя два года (очень короткий для режиссера интервал) вышел «Шнайдер против Бакса» — разыгранная на троих юмореска с запредельным количеством трупов, полная противоположность «Боргману», снятая не иначе как в терапевтических целях для всех участников предыдущего проекта. А потом почти на шесть лет наступило молчание: следующий фильм режиссера выйдет только этой осенью.

***

Алекс ван Вармердам — не только кинорежиссер. До начала карьеры в кино он занимался театром и не отпускал его все эти годы, успевая уделять время и экрану, и сцене. И тем, и другим он занимается со своими близкими — как уже было сказано, в творческий процесс понемногу вовлечены его братья, жена, дети и наверняка еще какие-нибудь родственники. Вармердам очень редко меняет актерский состав, в большинстве его фильмов снимаются одни и те же люди, исключением стали только «Боргман» и «Новые сказки братьев Гримм», но эти фильмы в его творчестве стоят особняком.

Кроме того, он поэт, в Нидерландах уже вышло несколько его стихотворных сборников. Еще он пишет картины, время от времени проходят выставки. Получается чуть ли не человек эпохи Возрождения, насколько это возможно на рубеже ХХ и ХХI веков. Поначалу кажется несправедливым, что такой талант находится в тени более нахрапистых коллег, но в конце концов он уже никому не коллега. Алекс ван Вармердам давно занимается не столько кино или театром, сколько построением собственного художественного мира. С минимумом социальной критики, без каких-то головокружительных поисков новых средств выражения, его фильмы — кино ради кино, вещи в себе, абсолютно самодостаточные, не стремящиеся ни рассердить, ни рассмешить, ни открыть глаза на что бы то ни было. Узнаваемые с первых же минут, при этом они каким-то чудом остаются вполне дружелюбными к зрителю, и это один из идеальных вариантов сочленения массового и авторского. Публике остается только не упустить эту драгоценность. Погружаться можно с любого места.