Роман о смерти от первого лица, русский супергеройский эпик и еще 5 лучших книг издательства Ad Marginem
Ad Marginem — одно из самых важных независимых издательств в России, которое уже четверть века издает книги о культуре, знакомит читателей с современной философией и открывает больших писателей. «Нож» выбрал семь отличных книг, которые вышли в этом издательстве.
1. Владимир Сорокин «Голубое сало»
Роман, сделавший звездой и Ad Marginem, и Владимира Сорокина. К тому времени он был уже состоявшимся писателем с номинацией на «Русского Букера» и стопкой публикаций, но имя Сорокина было известно только знатокам. Раблезианская сага о клонах Платонова и Ахматовой и любовнике Сталина тоже могла бы остаться незамеченной.
Но на каждого Учителя найдется своя Поклонская — и через несколько лет роман попался на глаза движению «Идущие вместе». Они организовали «Голубому салу» масштабный промоушн: обвинили в распространении порнографии и установили напротив Большого театра памятник писателю в виде огромного унитаза.
Прошло время, дело против Сорокина закрыли, унитаз взорвали какие-то партизаны, «Идущие вместе» куда-то исчезли.
Выиграл от этой кутерьмы только Сорокин, который стал главным русским писателем и за двадцать лет этого титула никому так и не уступил.
2. Флориан Иллиес «1913. Лето целого века»
«Лето целого века» — одна из самых удивительных книг об истории XX века. Флориан Иллиес взял один-единственный предвоенный год и описал его во всех подробностях.
Если, перефразировав Бжезинского, считать XX век великой шахматной партией, то 1913 год был посвящен расстановке фигур.
Наблюдение за этой подготовкой к самому шумному столетию завораживает. Тринадцатилетний Луи Армстронг впервые выступает на публике, Малевич рисует первый «Черный квадрат», Нестеров делает первую в истории мертвую петлю, Сталин и Гитлер гуляют по Шёнбруннскому парку в Вене. Мир еще не взорвался мировой войной, но огонек уже бежит по бикфордову шнуру.
3. Михаил Елизаров «Библиотекарь»
После «Ногтей», которые принесли автору сравнения с Пелевиным и Гоголем, и гневного “Pasternak”, где тот расправлялся с одним из самых титулованных советских поэтов, вышел «Библиотекарь» — самый доступный и самый значительный роман Елизарова.
«Библиотекарь» — настоящий супергеройский эпик, только выращенный на странном советском и русском материале. Роль марвеловских «камней бесконечности» здесь играют графоманские книжки советского писателя Громова.
Читать эти книги невозможно, но если уж прочитаешь, то даруют они тебе силу молодецкую и ярость богатырскую. Вот герои «Библиотекаря» и обчитываются ими, а потом отправляются биться друг с другом на топорах.
Безумный и развеселый роман Елизарова так и остался его вершиной — ничего, подобного «Библиотекарю», он больше не написал. Другие, впрочем, тоже.
4. Франко Арминио «Открытки с того света»
Маленькая, размером со стопку небольших открыток, книжка итальянца Франко Арминио — роман, состоящий из десятков коротких отрывков. Каждый отрывок — свидетельство о смерти от первого лица, последнее мгновение чьей-то жизни, последняя мысль, осенившая человека в этот миг.
«В больнице сказали, что операцию нужно делать сразу. Меня прооперировали, и я сразу умер».
«Я никогда не понимал тех, кто не боится смерти. Сейчас я понимаю их еще меньше».
«День моих похорон был самым обыкновенным днем. И следующий день — тоже».
Арминио писал эти короткие обрывки сам себе после панических приступов, которыми страдает много лет. Постепенно разрозненные фразы сложились то ли в поэму, то ли в медитацию о смерти и бренности, печальную и трогательную.
5, 6. Андрей Аствацатуров «Люди в голом». «Скунскамера»
Андрей Аствацатуров — филолог, знаток Генри Миллера, Сэлинджера и Апдайка, сорок лет был скорее читателем, чем писателем, но в 2009 году всё же написал свой первый роман. «Люди в голом» всюду сравнивают с Довлатовым — и в принципе за дело. Довлатовым здесь отдает и структура, и будто-бы-автобиографичность, и склонность лепить персонажей из реальных людей, и какая-то общая неприятно-обаятельная тональность.
Но к подражанию проза Аствацатурова не сводится. Искренность его продумана и просчитана, а уловив читателя в сети обаяния, он немедленно начинает тыкать в него булавочками, как в жука. Поэтому ни «Люди в голом», ни еще более интересно выстроенное продолжение «Скунскамера» не смогли завоевать искренней любви — в отличие, например, от Гришковца.
Потому что читатель не любит, когда в него тычут, он любит, когда его по головке гладят.
7. Павел Пепперштейн, Сергей Ануфриев «Мифогенная любовь каст»
Парторг оборонного завода Владимир Дунаев в самом начале Великой Отечественной войны получает контузию, объедается галлюциногенных грибов и становится волшебником.
На протяжении тысячи с лишним страниц он ведет свою войну, превращается в Колобка, пишет письма внучке, бьется с фашистом-Карлсоном.
В эпическом двухтомнике художников Пепперштейна и Ануфриева, до середины которого не каждый долетит, слились воедино древние эпосы, советский фольклор и сюрреализм. По степени непроходимости, увлекательности и важности в русской литературе «Мифогенная любовь каст» — пожалуй, аналог пинчоновских гигантоманских романов. Только вместо осьминога Григория здесь Мурзилка в красном беретике.
