«Курехин сказал мне: „Делай что хочешь“. Я воспринял его слова буквально»: интервью с музыкантом, актером театра и кабаре-мессией Александром Борисовичем Лучшим

— Александр Борисович, когда вы стали Лучшим? Где та грань, которая отделяет Лушина от Лучшего?

— К моей радости, эта грань начинает стираться. Этот образ возник в музыкальном спектакле «Спасительные сеансы Александра Борисовича Лучшего», который мы сделали с режиссером Вовой Антиповым и группой сочувствующих. Песни для него исполнял наш «Экипаж Молодость» — этот ансамбль поет не о плохом, грустном, тревожном, а, наоборот, о добре и красоте. Из этого родилась концепция Братства Блага и Добра, возглавляемого Александром Борисовичем Лучшим.

Эти сеансы — абсолютно непонятное действо от какого-то мессии, проповедующего всякую позитивную лабуду. Появились и другие персонажи — ведь у лидера должна быть свита. И кордебалет, с которым я всегда мечтал выступить.

— Чем вы вдохновлялись, придумывая свою вселенную?

— Ее созданию я посвятил много умственной энергии и часов одиночества. Это учение, объясняющее и воспевающее любые позитивные черты человеческой жизни. Терминологию от балды придумал, просто чтобы красиво звучало. Пунь — это мерзкая, зловредная сущность, бесформенное, разрастающееся пятно, которое запускает в человека свои гадкие щупальца и превращает его кровь в струи зловонного ядовитого гноя. Выгнать Пунь можно только с помощью энергии Ро, которую из космоса посылает Сляо — воплощение блага, добра, красоты и развития. А Пунь — это жадность, агрессия… Все плохое — это Пунь.

Когда я придумывал это учение, казалось, что оно найдет много последователей. Но, наверное, я переборщил с клоунадой — хотелось, чтобы все было максимально нелепо и по-дурацки. Возможно, поэтому неискушенный зритель не воспринял учение всерьез. Но если вы хоть немножко углубились в него, значит, уже стали его последователем, вы — наш брат!

— Брат Александр, может, это сам Пунь и виноват в том, что последователей немного?

— Несомненно! А единственный способ от него избавиться — меломантры, благодаря которым мы чистим наши Гузу и получаем должное количество энергии Ро.

— Кажется, ваша музыка — что в 1980-х, что сейчас — это всегда меломантры?

— Я долго ассоциировал себя исключительно с позитивом, солнцем, радостью и продолжаю это делать. Но благодаря моим прекрасным коллегам и друзьям из театра «Организмы» в театре «Площадка 51» возникло такое явление, как «Нога бомжа». Это кабаре современного искусства, где каждое представление посвящено какой-то вечной теме: Огню, Деньгам, Пустоте. Современный художник часто раскрывает вечные темы в злободневности. В связи с этим песни, которые я сочинял для этих шоу, получились тревожными, для кого-то даже шокирующими. Эта форма самовыражения встряхнула меня. Сейчас я готовлю альбом «Нога бомжа» с подборкой этих произведений.

— Что это за бомж и почему нога только одна?

— В одном из представлений театра «Организмы» был номер «Нога бомжа», основанный на тексте Вовы Антипова. Лирический герой, выходя из магазина в состоянии похмелья, споткнулся о ногу лежащего рядом бомжа. Из-за этого единственная вожделенная бутылка героя упала и разбилась. Что послужило поводом для всплеска агрессии и ненависти ко всему. Эта бытовая история имеет глубокий философский и психологический подтекст. Нога бомжа в ней играет роль фатума.

А то, что этот максимально отталкивающий образ был выбран для названия кабаре современного искусства, тоже естественно: какая современность, такое и искусство…

— В начале вашей карьеры перед выступлением «Поп-механики» Сергей Курехин дал вам своего рода благословение, посоветовав делать что угодно. Вы до сих пор следуете этому завету?

— Его слова действительно стали пророческими. Со своим старшим братом я занимался в кружке Андрея Тропилло. У него в Доме Пионеров на Охте была единственная в Петербурге профессиональная «альтернативная» студия, где записывались «Аквариум», «Странные игры», Курехин, «Зоопарк», «Кино», «Ноль». И вот как-то Курехин говорит Тропилло: у меня будет шоу, нам нужен пионер, дай кого-нибудь из кружковцев. Тропилло направил меня.

В назначенное время я пришел на репетицию, спрашиваю: дядя Курехин, что мне делать? А он: ну подожди, сейчас придумаем… И так несколько раз. А перед самым началом шоу говорит: делай что хочешь.

Отмахнулся от меня, можно сказать. Но я воспринял его слова буквально. И стал делать что захочу. Когда надо было — с индустриальной группой выходил, если художники задник красили — и я раскрашивал, по железкам стучал, диджериду у кого-то взял… Это же «Поп-механика», там что угодно можно было делать.

Есть фотография (я ее в интернете нашел, не знаю, кто автор) с Гребенщиковым и Цоем, а на заднем плане моя голова с надутыми щеками — как раз дую в диджериду. Я себя узнал по прическе, у меня был такой хвостик на макушке, как сейчас модно носить.

— Откуда в вас вообще этот заряд анархического безумия?

— Это интересный вопрос. Родители мои были партийные функционеры. Матушка возглавляла отдел культуры в Смольном. Папаша был парторгом в консерватории.

При этом идеологии в нашей семье никогда не существовало. Ну да, СССР — лучшая страна в мире, но этому и так везде учили. У нас в семье выписывали «Новый мир» и Литературную газету, в пластиночном шкафчике стояла классика, Армстронг и Майлс Дэвис. Мама защитила диссертацию по творчеству Дворжака, а папа на концертах исполнял Глинку и Гаврилина.

Родители были творческими людьми, нам с братом не запрещали ничего, творчество всегда поощрялось. Не возбранялось, во всяком случае. Литературный клуб «Дерзание» во Дворце пионеров тоже повлиял — уникальное было место, островок свободомыслия в сердце машины идеологического воспитания.

Первая группа появилась, когда мне было лет десять, она называлась «Лев Толстой». Песни мы записывали с друзьями брата на магнитофон. Кто-то умел играть на музыкальных инструментах, кто-то нет. Тексты рождались прямо в процессе записи. Иногда использовались садистские стишки про маленького мальчика, который по стройке гулял, и вообще — кто что вспомнит. Потрясающе! Просто включается запись и идет наш коллективный творческий поток.

— «Лев Толстой» впоследствии эволюционировал в группу «Младшие братья»?

— Группу создал мой старший брат, а я вертелся рядом, проявляя некоторые вокальные склонности. Вот меня и сделали вокалистом. Через Тропилло нашелся Энди, сын Майкла Кордюкова — перкуссиониста «Аквариума» и культового диск-жокея во Дворце молодежи. Дмитрий Матковский из группы «Мануфактура» подогнал нам басиста Витьку Иванова. Потом Энди подтянул своих товарищей из «Мусора», Сашу Карбукова, потом Ринго… Денис Медведев тоже, кажется, через Тропилло нарисовался. Как-то так и собралась группа.

— С кем из легенд рок-клуба довелось выступить?

— В ДК Крупской у нас был концерт с «Алисой». Они тогда только-только выстрелили. Кинчев на меня, конечно, произвел большое впечатление. Потом с Кинчевым и Андреем «Свином» Пановым у нас были совместные гастроли в Калинине. Там я получил первый серьезный заработок — 100 рублей.

С нами были «Народное ополчение», группа Свина «600» и Костя Кинчев, который выступал один и пел под гитару. Мы выступали в спортивном комплексе «Юбилейный». Там висело табло, на котором организаторы разместили связанную с концертом информацию: кто выступает, с какой программой. И вот нас спрашивают: что за группа? «Младшие братья». Как программа называется? «Нет тока». Так называлась одна из песен.

Выходим на сцену, на табло написано: «Младшие братья», программа «Небо с потолка»!

И я на сцене говорю: организаторы написали, что наша программа называется «Небо с потолка»! Они взяли это название с потолка! Тогда это показалось мне очень остроумным.

— Со Свином тогда пообщались?

— Серьезно мы никогда не общались, только со стороны его наблюдал. Вел он себя, конечно, абсолютно по-панковски. Помню, после концерта Кинчев пригласил всех к себе — у него был люкс, куда организаторы принесли несколько ящиков пива (а ведь с алкоголем в то время было непросто). И советский «панк номер один» Свин с «панком номер два» Алексом Оголтелым из «Народного ополчения» один ящик схватили и убежали. Чисто панковский поступок, никто им никаких претензий не предъявлял. Для них это нормально — своровать пиво у друзей.

— В 1989 году нововолновых «Младших братьев» вы сменили на «улыбчивый фанк» группы «Препинаки». В рецензиях начала 90-х писали, мол, слишком радостно, в России, в отличие от Европы, такой музыке ничего не светит, не та конъюнктура.

— Я сильно не переживал из-за этого. Наоборот, это скорее был знак того, что мы на правильном пути, потому что ассоциировать себя с конъюнктурой никогда не хотелось. Если наше творчество считывалось как нечто противоположное, то и слава богу. При всем многообразии групп ленинградского рок-клуба мы все были альтернативой огромнейшему идеологическому Пуню.

— В 90-е вы стали популярны как телеведущий «Сегоднячко-Питер» на НТВ. Как вы попали на телевидение?

— Сначала я попал на радио. Провел там два счастливых года, несмотря на то, что само понятие «формат», вошедшее в обиход благодаря коммерческому радио, — это настоящее убийство музыкального вкуса. Потом мою коллегу, Полину Чехову, позвали в «Сегоднячко», а она позвала меня. Когда заместитель генерального директора НТВ Александр Герасимов увидел на пробах меня и Феликса Невелева, сказал только одно слово — монтируется. И меня взяли.

До сих пор у меня на письменном столе стоит пластмассовая «Ника» с обломанным факелом — дети в свое время обломали. Это не та самая известная «Ника», а просто какая-то странная премия родом из 90-х, их тогда много было всяких… Зато теперь я могу написать в резюме: обладатель «Ники» как лучший телеведущий двухтысячного года.

— Сегодня вспоминаете «Сегоднячко»?

— Да, много хорошего вспоминается. У меня был друг, замечательный оператор Игорь Юров. Часто он выезжал на ночное дежурство с корреспондентом. Я к ним присоединялся и дежурство превращалось у нас в приятную ночную прогулку. Криминал никто снимать не хотел, мы старались снимать какие-нибудь милые вещи. Можно было провести время с друзьями, покататься по ночному городу, выпить.

Бухали мы довольно много. Странно, что это практически не влияло на качество продукта — никто не сказал бы, что эти светлые передачи делают пьяные люди. Друзья часто говорили: Санек, это непостижимо! Только что ты пьяный лежал в клубе на диване, вообще невменько, а в 6 утра уже как штык, веселый, в телевизоре. Как так? Ну вот как-то получалось.

— Что произошло, когда Пунь пришел на НТВ и в 2001 году «Сегоднячко» закрыли?

— На какое-то время наша команда перекочевала на Пятый канал, там тоже было утреннее шоу. Потом возникла другая инкарнация — вместе с Александром Львовичем Баргманом, моим однокурсником, нас пригласили на канал «100». Там была настоящая вольница, последняя в истории этой страны. Нас вообще не контролировали в прямом эфире. Делай что хочешь, главное, чтобы зрители не переключали канал.

Мы там были кем-то вроде дежурных по каналу — модераторами, новое тогда словечко. Между программами выходили в эфир, комментировали происходящее, приглашали гостей, придумывали рубрики. Одна из моих любимых называлась «Субботние струны». В прямом эфире звонили зрители и заказывали песни, а мы импровизировали под гитару. Однажды звонит какая-то тетенька и говорит, понимаете, у меня дочь уехала в лагерь… А мы поем: «У меня понимаааааетее доооочь уеееехала в лааааагерь»! Тетенька осталась довольна.

Еще была «Субботняя юмореска», абсолютная импровизация. Мы разыгрывали сценки, при этом никто не знал, что будет делать другой. Иногда договаривались: ты Жеглов будешь, я Шарапов, но не больше. Или каких-то персонажей придумывали. Например, сегодня у нас в гостях наш постоянный гость, болгарский певец Аромат Гладиолусов. Здравствуйте, Аромат.

Сейчас такое на телевидении представить невозможно. Если что-то похожее предложить, на тебя посмотрят как на сумасшедшего.

Я и сегодня имею отношение к телевидению, но теперь все иначе. На канале «Петербург» меня позвали вести музыкальную передачу «В ритме Петербурга». Камер стало больше, картинка краше и разнообразней. Но абы что в эфир не попадет. Как бы то ни было, эту передачу смотрят и любят. Значит, мы делаем хорошо каким-то людям. Может быть, это не те люди, которых я привык видеть в числе своей аудитории, скажем, на «Ноге Бомжа», но это такие же люди и им лучше сделать хорошо, чем не сделать. Поэтому я стараюсь.

— Хотя в нулевые телевидение в вашем лице потеряло, театр приобрел. В 2001 году при вашем участии в Петербурге возник «Такой Театр».

— Незадолго до падения НТВ у моей супруги [Наташа Пивоварова из группы «Колибри», погибла в автокатастрофе в 2007 году. — Прим. ред.] возникла идея закончить вуз — из-за декрета она это в свое время не успела. Для диплома ей надо было поставить спектакль. «Черствые именины» делались как одноразовая хрень, чтобы девочка получила диплом, все просто дурачились. Но творческий процесс, общение, взаимный обмен энергией, информацией — все это было настолько упоительным, что захотелось продолжать. И результат получился таким, что все были в восторге. Это было что-то новое.

Потом той же командой — Наташа, Александр Баргман, Ирина Полянская и я — мы сделали музыкальную аргентинскую трагедию «Докопаться до истины-2», она тоже наделала много шума. Правда, некоторые говорили, что это не спектакль, а капустник. Но неважно, как назвать. «Главное, что мы чувствуем», — говорится в пьесе Ивана Вырыпаева, которая идет в репертуаре «Такого Театра» сегодня. Да, созданный по фану театр жив и готовится праздновать двадцатилетие. Я счастлив, что до сих пор выхожу на сцену под этим брэндом. Хотя это уже совсем другие спектакли.

— Как получилось, что вы с вашим бэкграундом в 2011 году вошли в труппу государственного Александринского театра с далеким от андеграунда подходом к искусству?

— Относиться к службе внутри этого удивительного организма я стараюсь по-особенному. Конечно, там нет безудержной свободы, которую я привык искать на других сценах. Но это место богато другими «полезными ископаемыми». Это такое сознательное подчинение. Четкое исполнение своей роли, какой бы малозначимой она ни была, способствует стройной работе огромного механизма. В этом смысле Александринка — эталон. Это тоже удовольствие, просто другого рода.

Конечно, желание иметь приемлемое место заработка тоже повлияло на принятие решения. Раньше я работал в киностудии и очень страдал: работа музыкального продюсера сериалов довольно сумбурная и не особо творческая. Поэтому, когда поступило предложение от самого роскошного театра, я с удовольствием ступил на профессиональные подмостки. В этом театре я точно на своем месте. Кроме того, он мне уже приходился родным: в нем во время учебы в ЛГИТМиКе на курсе Игоря Горбачева у нас проходили занятия по актерскому мастерству.

— Вы пели в рок-клубе, на телевидении, поете в театре и даже в дубляже ваши герои поют. Электрический скат из «В поисках Немо» вашим голосом исполняет что-то вроде меломантр?

— Да, для меня это очень важно. Благодаря этому персонажу, а также Себастиану из «Русалочки» и Зигзагу из «Утиных историй» я стал чем-то значимым для людей, выросших на этих мультиках. Через них я чувствую связь с теми, кто младше меня, и это удивительно приятно. Озвучивание мультфильмов — это не стыдное и веселое занятие.

— Вы также озвучивали героя первого эпизода «Звездных войн».

— Дарта Мола, но реплик у меня было немного. В основном, рычание и что-то вроде «Да, повелитель». И звуки борьбы: ааа, уууу… Во время финальной схватки Дарт Мол страдает моим голосом.

— Не секрет, что вы мечтаете о роли Дон Кихота. Не из-за этого ли вы отрастили бороду?

— Меня ждет этот гештальт, давно этим персонажем болею. А борода сама по себе выросла. Я просто перестал ее брить. Наверное, мне хотелось казаться мужественнее.

— Как вы поддерживаете ее в таком прекрасном состоянии?

— Приходится ее периодически подстригать. В одном из спектаклей Александринского театра я играю американского дипломата, толстовская борода ему не подходит. Действие происходит в наши дни, герои носят защитные маски, длинная борода под маску не помещается, торчит. Это как-то странно для американского дипломата.

— Александру Борисовичу Лучшему борода не мешает?

— Нет, он родился сразу с бородой. И вместе с ней скоро станет чем-то большим, чем персонаж спектакля. Он выходит в реальную жизнь как исполнитель собственных треков. Недавно вышел сингл Александра Борисовича Лучшего «Добрее и Красивее» и шикарный видеоклип. Это начало большого внедрения учения Блага и Добра в жизнь наших сограждан и жителей планеты. Скоро на цифровых платформах появится пластинка «Спасительные сеансы Александра Борисовича Лучшего». И уже упомянутый альбом «Нога Бомжа». Словом, множество музыки от Александра Борисовича Лучшего. Ждите и трепещите! Хотя нет, трепетать не надо, лучше улыбаться, расслабляться и целоваться.

— Пунь будет побежден?

— У него нет шансов! В мире, где Александр Борисович Лучший завладевает умами и сердцами людей, Пунь, трепещи! Конец тебе, гнида!