Женская власть двуглавого орла: какой могла бы быть Россия без революции

В тексте выражена личная позиция автора, которая может не совпадать с мнением редакции.
Мы приглашаем читателей к дискуссии.

По Шпалерной улице, поворачивая к Неве, шел пританцовывающей походкой, заложа руки в карманы брюк, молодой человек с кустистой бородой. На мотив новомодной шансонетки он насвистывал старое стихотворение главного поэта партии, написанное еще до Великой Отечественной войны [1]: «„Ольга, Ольга!“ — вопили древляне / С волосами желтыми, как мед» [2]. Лацкан его пиджака украшали тускло блестевшие значки выпускника юрфака СПбГУ и любимой партии. По лицу молодого юриста Константина Родзаевского [3] гуляла довольная улыбка. Как верный монархист, он был рад восшествию на престол нового императора, а как член Национального фронта защитников Отчизны — тому, что этот правитель — слабая женщина, которая будет действовать на троне во имя высших интересов России.

В нашем мире:

1. Пропаганда императорской России называла Первую мировую войну «Великой Отечественной», проводя прямые аналогии между событиями 1812–1814 и 1914–1917 годов.
2. Н. C. Гумилев, «Ольга».
3. Молодой Родзаевский бежал по льду Амура из СССР в Маньчжурию в 1924 году. В эмиграции стал основателем Русской фашистской партии.

Виртуальная история

Академическая история очень не любит сослагательное наклонение — оно считается дурным тоном. По крайней мере так было до недавнего времени. Возможно, многое изменится благодаря книге Ниалла Фергюсона «Виртуальная история: альтернативы и предположения». Главный минус исторической науки, по словам автора, заключается в том, что она рассматривает произошедшие события сугубо через призму послезнания, не учитывая, что для их участников и современников причины и последствия принимаемых решений были совершенно неочевидны. Поэтому, продолжает Фергюсон, не стоит пренебрегать альтернативной историей, как одним из методов спекулятивной философии, позволяющим не только лучше понять, что́ могло произойти, но и разобраться, почему этого не случилось. Ну а отсюда уже один шаг до выявления причин и последствий реальных событий.

Как и почему России удалось избежать Февральской и Октябрьской революций — вопрос, широко освещенный в русскоязычной фантастической литературе про попаданцев. Эти книги содержат самые разные описания ключевой исторической развилки, и каждый читатель, вне зависимости от своих эстетических и идеологических предпочтений, может найти подробное изложение неслучившейся истории, которое придется ему по вкусу.

Мы же предположим, что революция не совершилась вовсе. Современный российский историк Алексей Миллер считает, что страна не была запрограммирована на постигшие ее в 1917 году потрясения, поэтому могла вполне счастливо избежать их и стать одной из держав-победительниц в Первой мировой.

Помимо восстановления измотанной войной России, перед Николаем II стояла еще одна важная задача — решить проблему престолонаследия. Его сын Алексей имел все права на трон, но считался тяжело и безнадежно больным. Прогноз придворного врача был суров: цесаревич не доживет и до 16 лет. Здоровье Алексея подрывала гемофилия. Сейчас известно, что с этой болезнью можно долго и успешно жить, она опасна лишь при серьезных травмах и ранах, но в начале ХХ века о ней еще ничего не знали. Потому Николай II вполне мог лишить своего сына прав на престол под давлением семьи и общества, но кто бы тогда занял его место?

Ближайшие родственники по мужской линии, начиная от брата царя Михаила Александровича и заканчивая великим князем Дмитрием Павловичем, были исключены из числа претендентов на трон за неравнородные браки или недостойное поведение. Однако и это обстоятельство не было бы фатальным. Законы Российской империи в области престолонаследования соответствовали принципам так называемой австрийской примогентуры, по которой женщины имели право на трон, если никто из родственников мужского пола не мог его занять.

В таком случае впервые с 1762 года на российском престоле оказалась бы женщина — старшая дочь Николая II великая княгиня Ольга.

Что произошло бы со страной, скипетр и державу которой впервые за долгое время стали бы удерживать женские руки вместо давно уже привычных мужских? Для того чтобы лучше представить себе такой сценарий, было бы неплохо ответить на другие вопросы из области виртуальной истории.

Как бы отнеслось общество к восшествию на престол Ольги?

Скорее всего, с одобрением. Великая княгиня Ольга Николаевна стала бы не первой женщиной на российском престоле. И если правлению Екатерины I, Анны Иоанновны и Анны Леопольдовны (пусть формально она и была регентшей при своем малолетнем сыне Иоанне VI) отечественная историография традиционно не уделяла много внимания, то Елизавета Петровна и Екатерина II пользовались огромной любовью и популярностью.

С правлением Елизаветы русская историческая наука связывала избавление от немецкого гнета — бироновщины, укрепление государства и экономики, расцвет искусств и наук. При ней наша страна успешно участвовала в Семилетней войне, во время которой русские войска впервые в истории взяли Берлин.

Екатерина II указом Уложенной комиссии, созванной ею в 1766 году, получила титул Великая, и многие историки согласны с такой оценкой, поскольку, с их точки зрения, именно в правление этой императрицы Россия достигла в XVIII веке пика своего расцвета. Были присоединены Левобережная Украина, Белоруссия, Новороссия, Крым и Грузия. Раз и навсегда ликвидированы угрозы нападения на территорию «коренной» России поляков и турок, которые представляли большую опасность для державы в предыдущие два столетия.

При Екатерине II были сформулированы идеи возвращения под власть Романовых всех земель древнерусских княжеств и освобождения Константинополя и балканских славян от турецкого господства.

Во многом благодаря этим идеям Россия вступила в Первую мировую войну на стороне англо-французского союза.

Еще одна немаловажная деталь: по устоявшейся традиции нумерации правящих монархов, которая не прерывалась во время смены династии Рюриковичей на Романовых, дочь Николая II взошла бы на престол как Ольга II, а Первой стала бы древнерусская княжна, жена князя Игоря, мать Святослава и бабушка Владимира. При этом она была первой христианкой во главе Киевского княжества, активно развивала и укрепляла связи с Византией, благодаря чему ее внуку удалось крестить Русь. Многие видели бы добрый знак в том, что после династического кризиса Россией правит женщина с именем Ольга, и ожидали бы от нее подобных свершений. Это обеспечило бы большой общественный кредит доверия перед проведением реформ.

Как к воцарению Ольги отнеслась бы церковь?

Многим современникам Русская православная церковь может казаться чрезмерно традиционалистской и консервативной организацией. Однако до Февральской революции Православную российскую церковь (как она тогда называлась) формально возглавлял правящий монарх. Такую административную структуру учредил в 1721 году Петр I, отменив патриаршество.

Выходит, что на протяжении всего XVIII века во главе церкви четыре раза стояла женщина, занимавшая императорский престол.

Фактическим же руководителем был назначаемый монархом светский чиновник, занимавший пост обер-прокурора Святейшего правительствующего синода. Так что церковь совершенно спокойно отнеслась бы к воцарению Ольги, но очень активно интересовалась бы, кого новая государыня назначит обер-прокурором Синода.

Что было бы с большевиками и левой оппозицией?

Скорее всего, продолжилась бы борьба против левых партий, начатая еще до войны. Полиция была государственной службой и пользовалась поддержкой власти. Радикальные движения не имели постоянных источников финансирования, снабжения оружием и кадрами. Конечно, большевики получали определенную помощь от Германии, однако она была эпизодической, и вряд ли в мире, где Россия победила в Первой мировой войне, проигравшая держава стала бы подпитывать антиправительственные силы в любой из стран Антанты.

Левые партии были бы вынуждены существовать за границей в виде немногочисленных групп. Возможно, наиболее радикальные из них влились бы в возникшие после Первой мировой войны правототалитарные движения. В нашем мире, например, член социалистической партии Италии Бенито Муссолини стал основателем фашизма.

Произошла бы Вторая мировая война?

Да. Основной причиной Второй мировой был германский реваншизм, вызванный поражением в предыдущей войне. Россия официально вошла бы в число стран-победительниц, что лишь увеличило бы сумму репараций, которые обязана была выплатить Германия по итогам Версальского мирного договора. Так что прихода к власти нацистов и начала новой войны, в которой против агрессора объединились бы Россия, Великобритания и Франция, избежать бы не удалось. Возможно, нацистская партия из-за вливания экс-социалистов в ее ряды была бы в целом более левой силой, и фюрером Третьего рейха стал бы Грегор Штрассер, сказавший однажды, что «Маркс был прав во всём, кроме пропаганды идеи интернационала».

Какой режим установился бы в стране?

По мнению британского историка Доминика Ливена, переход России после Первой мировой к авторитарному режиму был бы неизбежен в силу ряда причин.

Среди проблем, назревших еще до войны, наиболее значимой была необходимость ликвидации крестьянских общин, создания фермерско-хуторского хозяйства и наделения всех крестьян землей. Ее вполне успешно решал еще Петр Аркадьевич Столыпин, убитый в 1911 году террористом-анархистом. После Первой мировой войны возобновилась бы программа по переселению крестьян в Среднюю Азию, Сибирь и на Дальний Восток, которую курировал заместитель Столыпина Александр Васильевич Кривошеин, за что получил прозвище «министр Азиатской России». Скорее всего, это потребовало бы немыслимой мобилизации государственных ресурсов и сил: до войны программа охватывала только 10 % «целевой аудитории».

Возможно, за 10–15 лет земельно-крестьянский вопрос таким образом был бы решен. Социальную напряженность удалось бы снизить лишь за счет огромного количества предлагаемой земли, но нельзя исключать, что подобное переселение сопровождалось бы единичными бунтами и волнениями.

Самой острой «послевоенной» проблемой стала бы необходимость унификации с остальной Россией новоприсоединенных областей в Закавказье, Малой Азии, на Ближнем Востоке, Западной Украине и в Восточной Пруссии. Как отмечал еще в 1913 году сторонник союза с Германией и бывший министр внутренних дел России Петр Николаевич Дурново, присоединение перечисленных территорий поставило бы перед Петербургом задачу ассимиляции подданных, не желающих жить под скипетром Романовых.

Эти и другие проблемы потребовали бы жесткого авторитарного правления — по такому пути в нашем мире после Первой мировой войны пошли почти все европейские державы, кроме Великобритании и Франции. Но в этих двух странах кризисы происходили в колониях, и без того лишенных демократических институтов управления.

Ливен считает, что вместо левоавторитарного большевистского режима в России установился бы правоавторитарный парафашистский, подобный тому, что насаждал Франсиско Франко. К такому выводу Ливен приходит, отмечая социально-политическую и экономическую схожесть Испании и дореволюционной России, а также допуская, что победа в Первой мировой войне всё равно не далась бы нашей стране легко.

На рубеже 1910-х и 1920-х вернувшиеся солдаты-фронтовики сформировали бы необходимую социальную базу для масштабного правоавторитарного политического движения. Нечто подобное происходило в Италии: Бенито Муссолини, разрабатывая фашистскую доктрину, удачно совмещал левые лозунги и требования социальной справедливости с правой идеей служения государству и престолу.

Ливен предполагает, что и в победившей Российской империи за счет этой массы опаленных войной людей правые политики смогли бы прийти к власти в качестве парламентской силы, а потом и добиться временного приостановления действия Государственной думы и создания режима однопартийной диктатуры при сохранении монархических институтов. Скорее всего, в программу их движения входила бы идея нации как плавильного котла, в соответствии с которой проводилась бы политика ассимиляции нацменьшинств. Примкнуть к правящей элите мог бы и поэт-фронтовик Николай Степанович Гумилев, идейно и творчески симпатизировавший итальянскому коллеге Габриеле Д’Аннунцио, одному из основателей Национальной фашистской партии Италии.

Стала бы Россия демократией европейского толка?

Проводя параллель с франкистским режимом, стоит помнить, что в последние годы жизни испанского диктатора началась операция по передаче власти наследнику короны инфанту Хуану Карлосу, успешно завершившаяся после смерти каудильо в 1975 году. Новый король провел в стране масштабные демократические реформы, благодаря которым Испания стала парламентской монархией.

Так что вполне возможно, что еще при жизни Ольги II или в начале правления кого-то из ее наследников и в России удалось бы осуществить плавный переход от правоавторитарной диктатуры к многопартийной демократии. Благо к тому моменту уже накопился бы опыт работы Государственной думы, на основании которого можно было бы развивать демократические институты. В итоге страна стала бы конституционной монархией с широкими полномочиями императора в области исполнительной и законодательной власти, но при этом с заметным политическим влиянием парламента.

Хорошо или плохо это было бы?

Никогда нельзя точно ответить на вопрос: «Что было бы, если бы… ?» Соответственно, нельзя дать и однозначную морально-этическую оценку полностью гипотетической ситуации, построенной на множестве допущений.

Вполне логично, сохраняя общий темп нашего повествования, предположить, что при всё тех же предпосылках история пошла бы в каждой узловой точке по другому пути: вместо революции прокатилась бы волна региональных гражданских войн, подобных тем, что были в Китае в 1911–1949 годах; престол получил бы дядя Ольги Михаил Александрович, пусть и в нарушение закона; Россия выступила бы союзником национал-социалистической Германии и т. д.

Чем Российская империя в правление Ольги II точно отличалась бы от нашей России?

Скорѣе всего, не измѣнилась бы орѳографія русскаго языка. Реформа правописанiя разрабатывалась съ 1904 года, но противъ нея активно выступали Министерство народнаго просвѣщенія и церковь, которые не хотѣли тратить средства на перепечатываніе учебной и методической литературы для школъ. По этой причинѣ только большевики смогли провести реформу орѳографіи въ 1918 году. Въ Россіи безъ революцій такого, скорѣе всего, не произошло бы.

Несмотря на то, что до Первой мировой войны возникали литературные течения, отвергавшие старые нормы правописания (например, футуристы), официальный русский язык сохранил бы буквы «ѣ», «ѳ», «i», «ъ» после согласных и прочие традиционные правила орфографии. С другой стороны, можно предположить, что письменная речь под влиянием тех самых литературных течений расслоилась бы и параллельно с «канонической» существовала бы еще и повседневная ее форма, в которой многие требования старого устава игнорировались бы.

Столицей России остался бы Санкт-Петербург. Как известно, большевистское правительство перенесло столицу РСФСР в 1918 году в Москву из опасения, что Петроград будет взят войсками белого генерала Юденича, и логично предположить, что этого не произошло бы, если бы не революция и не Гражданская война.