Восемь пальцев, десять ног и рост четыре метра. Как бы выглядели люди, если бы эволюция пошла по другому пути

Антрополог и научный редактор портала «Антропогенез.ру» Станислав Дробышевский в своём научно-популярном двухтомнике «Достающее звено» идёт дальше многих фантастов. Рассказывая о прошлом и предполагаемом будущем человека, он то и дело отвлекается, чтобы представить: что было бы, пойди эволюция немного иначе? Как бы выглядели цари природы, если бы наши предки развивались по-другому? Мы выбрали несколько самых удивительных образцов «альтернативного антропогенеза».

Больше конечностей

Одна из точек бифуркации могла бы случиться около 385 млн лет назад, когда древним рыбам стало тесно в водоёмах. Деревья отрастили массивные кроны, но не успели обзавестись корневой системой и падали в реки. Рыбы стали нехотя выбираться на сушу, по ходу дела превращая плавники в толстые конические отростки. У нас этих конечностей осталось всего четыре — но потенциально плавниковую складку можно разделить и на другое количество плавников.

Парных плавников — и в дальнейшем ног — могло быть и больше, и мы могли бы соперничать в их количестве с насекомыми, осьминогами или даже многоножками.

Возможно, таким кентаврам было бы проще решить проблему устойчивости: две или четыре конечности стали бы ногами, а остальные — руками. Мы скорее научились бы изготавливать орудия, эффективнее бы боролись с хищниками и в конечном счёте быстрее обрели бы разум.

У некоторых вымерших рыб вроде климатиусов между грудными и брюшными плавниками имелись промежуточные шипы, которыми, вероятно, они могли крепиться в иле. Из них вышли бы удивительные люди с «ручным тормозом» или «якорем», который помог бы им фиксироваться на деревьях и высвобождать лапы для чего-нибудь полезного. Впрочем, тогда они могли бы, подобно ленивцам, не спускаться на землю — а именно это стало одним из залогов обретения разума.

Как свои восемь пальцев

Пять пальцев на руке и столько же на ноге — привычное количество, но развитие конечностей у наших предков могло бы пойти иначе. Другие четвероногие могли похвастаться другим количеством отростков: на передних и задних лапах тулерпертона — по шесть пальцев, на задней ноге ихтиостеги — семь, на передней лапе акантостеги — целых восемь. А возможны были бы и другие варианты: мы лишь случайно оказались потомками именно пятипалой рыбоамфибии.

Произойди мы от восьмипалой акантостеги, наша культура была бы совсем иной: другие системы счисления, другие клавиатуры компьютеров, более сложные жестовые языки.

Ещё более удивительным вариантом стало бы происхождение от двоякодышащих. Хрящевая основа плавника австралийских рогозубов имеет вид членистого стебля с двумя рядами «веточек» по бокам. Из такой структуры, не похожей на наши руки и ноги, вышли бы отличные ногощупальца с бахромой гибких пальцев. Впрочем, такая структура была бы очень непрочной и вряд ли продержалась бы в эволюционном соревновании.

Хоан

Не все изменения в ходе нашей эволюции были бы очень эффектными, но небольшая разница в формировании лёгких была бы нам очень кстати.

В раннем девоне у наших предков появились хоаны — внутренние носовые отверстия, которые соединяют носовую полость с глоткой. У кистепёрых рыб ноздри и хоаны открывались в глотку сверху, а легкие стали нижним выростом глотки — и дыхательные пути перекрестились с пищеварительными.

Рыбы глотали крупную добычу, не жуя, и пища не могла провалиться в легкие. Выйдя на землю и научившись жевать, наши предки разработали нёбо наверху и надгортанник внизу, которые не давали еде попасть в гортань или трахею.

Но человеку вздумалось научиться говорить — а для этого пришлось увеличить подвижность гортани, разомкнув мягкое нёбо и надгортанник. Теперь мы можем погибнуть, подавившись пищей, попавшей «не в то горло» (точнее, совсем не в горло).

А произойди мы от костистых рыб или двоякодышащих, проблема бы не возникла: плавательный пузырь — аналог нашего лёгкого — у первых и лёгкое у вторых располагались на верхней стенке глотки. Но появились они слишком поздно, когда потомки наших кистепёрых предков уже захватили воздушную среду. Ну, по крайней мере, без такого неразумного выверта антропогенеза Паланик никогда бы не написал своё «Удушье».

Птицы

Значительная часть мозга птиц сосредоточена на полёте, и полёт же мешает им развить этот орган: в воздухе каждый грамм на счету. Даже в таких условиях птицы — например, вороны, не уступающие в интеллекте мелким приматам — разработали сложное поведение. Возможно, не увлекись они когда-то полётами, птицы могли бы стать разумными раньше людей.

Птицы так и не развили настоящего неокортекса. Зато мозжечок и полосатое тело у них развиты исключительно.

У человека полосатое тело отвечает в основном за память и эмоции, а птицы им ещё и думают. Это помогло бы разумным птицам стать гораздо моральнее людей.

Могли бы поумнеть и вернувшиеся на землю птицы, которые начали появляться ещё в меловом периоде. Увы, ранние птицы больше были заняты спасением от динозавров, да и вообще условия их жизни не располагали к интеллектуализации — вот и остановились они где-то на уровне разучивания фразы «Попка — дурак».

Гигантопитеки

Гигантопитеки, вымершие каких-то 100 млн лет назад — буквально позавчера по геологическим меркам — были самыми большими приматами в истории. Их челюсти были вдвое больше, чем челюсти современных горилл — значит, и мозг у них был никак не меньше, чем у питекантропов. Если бы первобытные люди подольше не добрались до Азии, изолированные гигантопитеки могли бы стать разумными. Они жили на земле и питались в основном растениями — отсюда недалеко до прямохождения. Судя по некоторым находкам, гигантопитеки не брезговали и мясом — такая диета помогает развивать мозг, да и энергии от куска мяса примат получил бы больше, чем от плодов.

Гигантропы, потомки гигантопитеков, были бы разумными полувегетарианцами высотой в три-четыре метра.

Как и их близкие родственники — орангутаны, гигантропы были бы добродушными силачами, способными и договориться, и пришибить недруга одним ударом. Они засадили бы долины Индокитая любимым бамбуком, а сооружения, построенные такими махинами, дали бы фору пирамидам и Стоунхенджу.

Некоторые криптозоологи считают, что так всё и было: гигантопитеки не вымерли, а переселились в труднодоступные районы планеты и стали «снежными людьми». Проблема у этой истории лишь одна: за десятилетия поисков никто так и не нашёл внятных доказательств существования этих существ.