Бесстрашная Фатьма, летчица Сабиха и шоферка Муаммер. Как женщины Турции добивались равноправия

Лейтенант Фатьма

На фронтовых фотографиях она всегда в центре — в окружении солдат и офицеров. Она среди них самая серьезная. Самая строгая. И одета с иголочки — с отчетливым военным шиком. Мундир точно по фигуре. Воротник по моде, высокий и жесткий. Широкий ремень, тесные галифе. Щегольские ботинки на высокой шнуровке. На голове — башлык горца. Типичный фронтовой щеголь.

В документах она значилась Фатьмой Сехер Эрден. В армии ее называли «господин капрал» и «Кара Фатьма» («Бесстрашная Фатьма»). Она была одной из первых турецких эмансипе. Но вопреки мнению, распространенному в западной литературе, освободил ее отнюдь не генерал Мустафа Кемаль (будущий Ататюрк), и произошло это не в 1919 году. Кара Фатьма освободила себя сама и гораздо раньше.

В 1912 году, будучи женой офицера Суата Дервиш-бея, она решила вместе с ним отправиться на Балканскую войну. Муж не сопротивлялся. Но, возможно, она его и не спрашивала. Девушка уже тогда вела себя своевольно. Почти два года Фатьма провела на театре военных действий. Некоторые турецкие источники утверждают, что за проявленный героизм она даже получила звание сержанта. Так это или нет, но барышня определенно не отсиживалась в тылу. И возможно, именно тогда, во время Балканской войны, впервые понюхав пороху, поняла, что военное дело — смысл ее жизни.

Потом началась Первая мировая. Фатьма снова надела мундир, шаровары и мягкие сапоги горца. Обмоталась ремнями, навесила кинжал и патронные сумки. И отправилась на Кавказский фронт.

Считается, что вместе с ней воевать ушли еще десять самоотверженных дам. Она участвовала в тяжелых боях под Эдирне. Наравне с солдатами и офицерами терпела все тяготы походной жизни. Получив трагическое известие о гибели супруга в Сарыкамыше, уехала с ним проститься. А после вернулась в его родной город Ван. Судя по весьма отрывочным данным, до окончания Первой мировой она больше не принимала участия в боевых действиях.

В июле 1919 году Фатьма услышала, что генерал Мустафа Кемаль собирает национальные силы и готовится дать отпор оккупационным войскам, которые стремились разделить бывшую Османскую империю на отдельные территории. Она поняла, что это ее шанс. И в сентябре отправилась в Сивас — лично встретиться с Мустафой Кемалем. Генерал ее принял, выслушал. Позже в интервью журналисту она не без гордости сообщала, что во время беседы Кемаль нарек ее «Кара Фатьма» и разрешил сформировать боевой отряд.

Вначале он состоял всего из пятнадцати человек, в том числе женщин, родственниц Фатьмы. Она официально получила звание онбаши, капрала. И вместе со своей частью отправилась на фронт разгоравшейся Войны за независимость. Их перебросили на запад, под Измит. Вскоре к отряду присоединились еще 150 человек. К 1921 году он уже состоял из 43 женщин и 700 мужчин. Летом, после освобождения Измита, капрала Фатьму и ее людей направили под Изник.

1 мая 1922 года в Анкаре во время Праздника весны бесстрашную даму представили советской делегации. В тот день Мустафа Кемаль специально для советских товарищей устроил показательный турнир по стрельбе из оружия. Первый приз получила Фатьма. Ататюрк лично преподнес ей серебряный портсигар и произвел в лейтенанты. Именно тогда о даме-офицере узнали в Советской России. Но не только.

23 апреля 1922 года в New York Times вышла статья с громким заголовком «Дама-военная, служащая в турецкой армии, произведена в лейтенанты».

А потом было забвение. После Войны за независимость Фатьма жила в Стамбуле, в бывшем православном монастыре. Говорила, что свою офицерскую пенсию пожертвовала Красному Полумесяцу. Кое-как перебивалась случайными подачками. Страшно нуждалась. В 1940-е годы ее разыскал один пытливый журналист и убедил написать воспоминания. Они вышли в 1944-м. Принесли ей немного денег и немного славы. В 1955 году Бесстрашная Фатьма скончалась в городской богадельне.

Солдатки

Считается, что женские батальоны существовали только в России и что первый создала Мария Бочкарева в 1917 году. Обидное заблуждение. Аналогичный полувоенный батальон был организован в Турции во время Первой мировой. И поддержал этот проект лично военный министр Энвер-паша.

Время было тогда тяжелое. Шли кровопролитные бои. Турецкая армия несла большие потери. Войсковые части приходилось регулярно пополнять новобранцами. Но людей всё равно не хватало. Тыл тоже остро нуждался в работниках, но найти их было всё сложнее. И командование решило позвать на помощь женщин. На местах они и так уже успешно замещали своих отцов и супругов — кто-то ловко управлялся в семейной лавке, кто-то тачал сапоги, кто-то шил мужские костюмы. В прессе даже сообщали, что турчанки замещали мужей в автомастерских и кузницах. Их кипучую трудовую деятельность нужно было как-то централизовано контролировать, направлять, а главное — равномерно распределять работниц по тыловым учреждениям. С этой целью правительство создало «Общество трудоустройства женщин» под патронажем Наджие-султан, супруги Энвера-паши.

Организация занималась профессиональной подготовкой и трудоустройством дам, защитой их прав, здоровьем. Ее сотрудники следили за тем, чтобы женщины работали не больше 15 часов в день, имели один месяц отпуска и получали «достойную зарплату», которая, впрочем, была ниже той, что получали мужчины.

И вот в октябре 1916 года неожиданно возникла смелая идея сформировать полувоенный трудовой батальон, составить его из сильных, здоровых и грамотных женщин, хорошо подготовить их к тяготам службы и после обучения при необходимости перебросить на фронт в качестве вспомогательной рабочей части.

Кто бы ни был автором этого проекта — служащие «Общества трудоустройства женщин», или лично Энвер, или его благоверная супруга, или Джемаль-паша, главный покровитель «Общества», — но военное министерство предложение мгновенно одобрило.

Так как батальон планировали перебросить на фронт, командовать им назначили человека сугубо военного, старшего капитана Джавида Хилми-бея. Он, помимо прочего, должен был проводить с дамами занятия по начальной строевой подготовке.

Зачисление новобранок началось весной-летом 1917 года в Стамбуле. Пункты записи работали при районных отделах трудоустройства. Под нужды части правительство отдало особняк Эдиб-бея в районе Ускюдар. Правда, разместить доброволиц сразу не получилось — дом был в таком плачевном состоянии, что пришлось делать капитальный ремонт, который продлился аж до января 1918 года. А по соседству устроили место для молитв, открыв и основательно отремонтировав заброшенную мечеть Хадже Хюсна Хатун.

Брали в батальон не всех подряд. Чтобы в него попасть, женщина должна была полностью соответствовать условиям — быть не моложе 18 и не старше 40 лет, не иметь маленьких детей, быть грамотной, физически прекрасно развитой и, как это определил регламент, güçlü kuvvetli, то есть здоровенной и дюжей. Словом, турецкой армии нужны были истинные богатырши. Новобранкам, между прочим, следовало принести справку из полиции, которая подтверждала их «честность, нравственность и целомудренность».

Доброволицам обещали хорошее жалованье «как у солдат», хорошую кормежку «как у солдат» и обмундирование «как у солдат». Девушки и дамы записывались в батальон довольно бойко — во многом благодаря широкой публичной рекламе, которую организовало «Общество трудоустройства женщин». Оно размещало объявления в газетах и женских журналах. Известное османское издание «Время» восторженно сообщало: «Наши дамы наконец-то приняты на военную службу!» Неутомимые сотрудницы «Общества» расклеивали плакаты по городу и даже просили имамов мечетей во время проповедей агитировать прихожанок записываться в батальон, рассказывать им о будущей трудной, но благородной службе и той великой пользе, которую они принесут своей родине.

За полгода набрали около 300 женщин. Однако уже в сентябре 1917 года командование окончательно отказалось от идеи применять батальон в боях. Теперь его задачами значились только тыловые сельскохозяйственные и транспортные работы, строительство дорог и рытье траншей. Тогда же издали распоряжение, ограничивающее контакты доброволиц с посторонними мужчинами. Исключение, конечно же, сделали для тех, кто официально состоял в батальоне. Помимо командира, капитана Хилми-бея, ими были заместитель командира, счетовод, старший делопроизводитель и старший унтер-офицер. Правда, командующий 1-й армией выразил пожелание, чтобы в дальнейшем на унтер-офицерские и офицерские должности назначали самих женщин, хорошо себя проявивших на службе.

Вероятно, осенью 1917 года была утверждена и форма женского рабочего батальона. Считается, что в ее создании принимал личное участие Энвер-паша. Она представляла собой странный симбиоз элементов мужского военного и женского гаремного костюмов. Доброволицам выдали куртки защитного цвета, похожие на мундиры солдат османской армии. Воротники украшали красные петлицы со знаками различия, а также должностями — например, батальонная портниха носила на петлицах знак ножниц, медсестра — серебряный полумесяц. На левый рукав мундира доброволица крепила красную повязку с надписью «Первый женский рабочий батальон». Назначенным из числа дам унтер-офицерам полагались свистки — ими они отдавали команды, как в настоящей армии.

Несмотря на мундиры и военный антураж, доброволицы продолжали носить дамские шерстяные шальвары. Кроме того, Энвер-паша настоял на том, чтобы солдатки покрывали головы традиционными белыми платками-элдирме.

Формирование батальона длилось полгода и официально завершилось в феврале 1918 года. Но за это время командование в своем смелом проекте разочаровалось. Оказалось, что примерно половина записавшихся дам не представляла, насколько трудной окажется их работа. Они покинули батальон также стремительно, как в него записались. Другие, оставшиеся в части, не выдержали тяжелых физических нагрузок. В итоге к февралю 1918 года в наличии было только 90 доброволиц. Эта ситуация, кстати, очень напоминает историю с русской 1-й Морской женской командой, сформированной в 1917 году под Петроградом. Матросок в нее набрали быстро, но после нескольких месяцев учений большая часть команду покинула (об этом подробнее здесь).

Весной 1918 года 1-й женский трудовой батальон, вернее то, что от него осталось, отправили в расположение турецкой 1-й армии. Доброволицы, как и планировалось, занимались будничной тыловой работой — строили дороги, копали огороды, шили белье для солдат на передовой, готовили перевязочный материал, выполняли работу секретарей и медсестер. Участия в боях не принимали.

Они, конечно, очень старались. Но командование армии было дамами недовольно. Многие работали плохо, быстро уставали, с трудом понимали, чего от них требует командир. Некоторые к ручному труду были совершенно не приучены. Женщины пробыли в составе 1-й армии около года. В январе 1919-го батальон расформировали, солдаток распустили по домам, признав опыт скорее негативным, чем результативным. Его значение оценили лишь недавно. Для современных исследователей и феминисток 1-й женский трудовой батальон знаменует начало новой эпохи в истории женского движения Турции.

Амазонки Ататюрка

В вопросе женской эмансипации с Энвером-пашой был солидарен генерал Мустафа Кемаль. Еще во время Войны за независимость он помог Бесстрашной Фатьме сформировать отряд. Но и после, в мирное время, поддерживал своих амазонок. Каждый год выступал с красивыми речами о том, что нужно немедленно освободить из оков имперского прошлого всех до единой женщин молодой Турецкой Республики.

К счастью, генерал не ограничивался красивыми речами. Он аккуратно и постепенно менял положение представительниц прекрасного пола в обновленном им самим обществе. В 1924-м ввел закон о едином образовании — теперь девочки могли учиться наравне с мальчиками. Тогда же в Конституции закрепил положение о «равенстве всех граждан, независимо от пола». В следующем году отдельным законом «О внешнем виде» отменил обязательное ношение традиционных элементов костюма, в том числе чадры. Отныне женщины, если того желали, могли одеваться по-европейски, выглядеть соблазнительно, пользоваться косметикой и даже носить короткие (до колена) юбки, ставшие невероятно модными в середине 1920-х.

В 1930 году представительницы прекрасного пола получили политические права, а еще через четыре года смогли баллотироваться на выборах в муниципалитеты и парламент.

Конечно, многие из этих законов были половинчатыми. Постановления не всегда исполнялись. Дамам иногда приходилось ожесточенно бороться, терпеть оскорбления, зло отстаивать свои права. Так поступала Сафие Али, первая в Турецкой Республике женщина-врач.

Она получила прекрасное образование — сначала в престижном Роберт Колледже в Стамбуле, затем профессиональное медицинское в Германии. Медсестрой участвовала в трех войнах — Балканской, Первой мировой и Войне за независимость. Изучала педиатрию и гинекологию. В 1923 году, получив диплом доктора медицины, открыла собственную клинику.

Ей было очень сложно — пациентки ее побаивались, не спешили на прием, уверенные в том, что любой санитар-мужчина знает во сто крат больше хорошо образованной дамы. Но постепенно о ней узнали.

В середине 1920-х местная и западная пресса уже много писала о первой женщине-докторе. Сафие выступала с публичными лекциями, участвовала в борьбе женщин за избирательные права. И своей кипучей деятельностью жутко раздражала коллег-врачей. Недоброжелатели строчили на нее доносы, обвиняли в некомпетентности. Хотя власти и лично Ататюрк к ней относились с симпатией, но по какой-то причине в ее конфликт с мизогинистами предпочитали не вмешиваться. Говорят, несколько раз она подвергалась насилию. Но она никогда не обращалась в полицию. Она всё терпела. И продолжала исступленно работать, пока не обнаружила, что серьезно больна. Ей пришлось перебраться в Германию, где она скончалась. Турецкое общество оценило ее заслуги лишь много лет спустя.

Некоторым амазонкам повезло больше. Попав под личное покровительство Ататюрка, они уже не боялись ни завистников, ни мизогинистов.

Протеже Мустафы Кемаля, крестьянка Хатидже Чырпан, в 1935 году стала первым в истории Турции депутатом меджлиса. Ее уважали, к ее мнению прислушивались, хотя сидела госпожа Чырпан всегда на последнем ряду — женщины, конечно, уже получили равноправие, но мужчины оставались равнее.

В конце 1930-х дамы служили инспекторами в министерстве народного просвещения, преподавали в школах, директорствовали в лицеях. При поддержке Кемаля появился и первый «Союз женщин Турции», который возглавили неистовые суфражистки — Незие Муиддин и Латифе Бекирж.

Но, пожалуй, самой известной и удачливой амазонкой Ататюрка была его приемная дочь — Сабиха Гёкчен. Он ее удочерил, когда ей было двенадцать. Она росла умной и послушной. Когда Ататюрк задал ей, как бы между прочим, короткий вопрос: «Дочка, хочешь стать летчиком?» — она не задумываясь ответила — и ровно то, что он ожидал от нее услышать: «Да, хочу, хоть сейчас же».

И она стала летчиком — почти в мгновение ока. Было два года учебы и практики (в том числе в СССР). И вот в 1937-м она уже участвует в военной операции против курдов-повстанцев. В следующем году совершает пятидневный перелет над Балканами. Потом становится инструктором летной школы «Тюрккушу». За 28 лет она облетела весь земной шар, став настоящей легендой. Она хорошо известна и русским туристам — но прежде всего потому, что ее именем назван стамбульский аэропорт.

Шофер Муаммер

В 2014 году, когда ко мне попало это необычное фото, я почти ничего не знала ни об амазонках Ататюрка, ни о турецких женщинах-офицерах. Обнаружив его в россыпи снимков 1920-х годов, я, конечно, очень удивилась — коротко стриженная барышня, в мужском костюме, за рулем авто, на фоне Айя-Софии. Но больше меня удивила надпись на обороте: «Муаммер-ханым. Первая женщина-таксист Турции. Позирует в своем „Форде“».

Значит, это была не европейская эмансипе, как я сначала подумала, а настоящая турчанка, водитель-таксист, за рулем, подумать только, американского «Форда»! В книгах, довольно общих, о реформах молодой Турецкой Республики я не нашла ни одного упоминания об этой необычной барышне. Поиски в Сети тоже ничего не дали.

Тогда я разослала письма в феминистские организации Турции с просьбой помочь в поисках информации. Никто не ответил. Я обратилась к представителям ЛГБТиК-организаций. Их ответ был неутешительным: «Впервые слышим о Муаммер-ханым. Никогда не видели этого снимка. Никакой информацией об этой женщине мы не располагаем». И точно так же ответили мне несколько профессоров, изучающих историю эмансипации в Турции. Никто из них ничего не знал о Муаммер-ханым.

Но кое-что мне всё-таки удалось найти. На сайтах турецких архивов и библиотек выложены почти все номера старых газет, в том числе Cumhuriyet («Республика») и Milliyet («Нация»). Во многих номерах я обнаружила небольшие заметки, которые помогли в общих чертах восстановить биографию Муаммер.

Она родилась в 1911 году в хорошей уважаемой семье. Закончила французскую школу-интернат, затем Школу вождения и механики. И в январе 1930 года обратилась в Водительский центр Стамбула — она желала сдать экзамен на получение удостоверения и права работать таксистом. В больнице Черрахпаша барышня прошла медицинское освидетельствование. И в течение нескольких дней с успехом сдала экзамены — и теорию, и практику вождения.

Журналисты отмечали ее глубокие знания, внимательное и мягкое вождение. Ее очень хвалил Сенихи-бей, глава «Общества шоферов», водитель со стажем.

«Мы с радостью приветствуем такие начинания, — говорил он. — Мы уверены, что дамы вскоре тоже преуспеют в этой профессии. Желаем барышне-водителю успехов в ее труде».

Cumhuriyet, 7 апреля, 1930

Для своего времени выглядела и одевалась Муаммер очень необычно, даже смело. Волосы короткие, затылок чуть подбрит. На голове — берет. Одежда полумужская — строгая белая блуза, пиджак или плащ-дождевик. На ногах — бриджи с ботинками. Настоящая garçonne — пацанка-модница. Кажется, в начале 1930-х в Турции она была такая одна.

Возможно, Муаммер водила и знаменитый «Форд Т» — по крайней мере, стамбульские таксисты действительно работали на них еще в 1920-е годы. Однако на фотографии, попавшей в мою коллекцию, она сидит вовсе не в «Форде», как утверждает надпись. Марку автомобиля определил известный историк автотранспорта Иван Баранцев. Муаммер-ханым позирует в «Додже» образца 1928 года.

К сожалению, пока не удалось установить, как сложилась ее дальнейшая карьера и судьба. Начиная с середины 1930-х о Муаммер никаких упоминаний в прессе. О ней забыли настолько крепко, что многие в Турции до сих пор уверены: первой женщиной-таксистом стала Хаджер Очсу в 1949 году.