От сумы до тюрьмы: зачем тысячи американцев (и не только) перебирались в сталинский СССР

Заработки на стройках индустриализации и социалистический рай: кто и почему уезжал в СССР

В 1929 году в мире начался один из тяжелейших экономических кризисов — Великая депрессия. Миллионы людей остались без работы, среди которых были даже высококвалифицированные специалисты.

Пока в капиталистическом мире не всем хватало работы, СССР вовсю разворачивал форсированную индустриализацию: выкачивая из деревни всё, что можно и нельзя, строил заводы, закупал современное оборудование. Естественно, взять его, кроме как за рубежом, было негде.

Но чтобы сделать скачок в индустриальном развитии, Советскому Союзу были нужны не только технологии, но и люди. Рабочих рук, в первую очередь грамотных специалистов, не хватало. Так, в Сталинграде (Волгограде) — будущем промышленном центре страны — открытый в 1927 году индустриальный техникум выпускал всего 15–20 человек в год. И даже они не умели работать с современной техникой.

Наем иностранцев тогда не был чем-то чуждым советскому строю. Перенимать опыт буржуазных государств не считалось чем-то зазорным, это было такое оружие, которое потом должно было само обернуться против капиталистов, — в духе «догнать и перегнать». Мысль о том, что без использования лучших сил капитализма невозможно построить социализм, высказывал еще Ленин.

Во второй половине 1920-х — начале 1930-х годов в СССР в ходу был лозунг: «Учиться у американцев!» — именно США в тот момент считали самой передовой капиталистической страной. Советские рабочие ездили на стажировки за рубеж, а иностранных специалистов приглашали еще со времен Гражданской войны. Но по-настоящему массовым этот процесс стал в годы первой сталинской пятилетки (план индустриального развития на 1928–1932 годы).

Большевики отлично почувствовали момент, видя, с какими проблемами столкнулись на Западе, и решили этим воспользоваться. Приглашению на работу в СССР иностранных рабочих был посвящен целый ряд постановлений ЦК и съездов ВКП(б).

«Учитывая конъюнктуру, сложившуюся за границей в связи с обострением безработицы даже среди технической интеллигенции, мы считаем необходимым форсировать вербовку за границей специалистов и рабочих для промышленности», — писал нарком снабжения Абрам Глинский.

Вербовали заграничных спецов по-разному. Одни приезжали в рамках контрактов с иностранными подрядчиками, которых нанимало советское руководство. Так, оно сотрудничало с корпорацией Генри Форда, General Electric, McKee and Company, Albert Kahn Inc., International Harvester, Radio Corporation of America, Cooper Engineering, The Austin Company, а также немецкими Siemens, Junkers, Telefunken и др. Все они были лидерами в своих областях. Например, компания Albert Kahn Inc. разработала уникальную на тот момент технологию сборки промышленных зданий из стандартных стальных и железобетонных конструкций, что позволяло возводить заводы в очень короткие сроки. Готовность зарубежных корпораций сотрудничать с коммунистическим режимом (на тот момент США еще даже не признали Советский Союз официально) во многом была следствием депрессии.

Еще наймом заграничных рабочих занимались иностранные бюро ВСНХ и международные коммунистические организации (Коминтерн, МОПР, Межрабпом), а также непосредственно представители заводов. Кроме того, действовали такие фирмы-прокладки — формально независимые (как того требовали, например, законы США), но на деле торговые посредники СССР, подчинявшиеся советским наркоматам. Одной из таких была компания «Амторг» (Amtorg Trading Corporation), созданная в 1924 году. Она не только занималась наймом сотрудников, но и заключала договоры с американскими компаниями, организовывала обмен техническими материалами, а также вела промышленный шпионаж.

Приглашали в СССР самых разных профессионалов: от тральщиков и мастеров до агрономов, инженеров и архитекторов. Им предлагали лучшие, чем на родине условия, полное содержание, компенсацию всех расходов, что звучало очень заманчиво в условиях нестабильности, бедности и безработицы.

Количество откликнувшихся было впечатляющим, хотя точное число нанятых неизвестно, так как толком зарубежные кадры никто не считал. К 1932 году, по словам заведующего отделом культуры и пропаганды ЦК ВКП(б) Алексея Стецкого, в советской стране было уже более 20 тысяч иностранных рабочих и специалистов. Цифра эта, скорее всего, далеко не полная. Так, по сообщениям «Амторга», только за 1931 год компания наняла 10 тысяч граждан США. Кроме того, с мигрантами нередко приезжали их семьи. Однако на советских предприятиях иностранцы составляли не больше 1–2% рабочей силы, и их всё равно не хватало.

Среди приезжавших были не только американцы, но и немцы (их в СССР, кстати, было больше всего — многие бежали не только от безработицы, но и от нацистов), чехи и словаки, финны, датчане, норвежцы, болгары, румыны, британцы, канадцы и др. Большинство были рабочими, меньшую часть составляли инженеры со средним и неполным средним образованием. Одни отправлялись в СССР, заключив контракт на срок от года до трех лет. Другие прибывали по туристической визе, то есть фактически нелегально. Приняв советское гражданство, иностранцы могли оставаться в стране на неограниченное время.

Тут стоит оговориться, что в Советский Союз ехали не только из меркантильных интересов.

К началу 1930-х годов вокруг единственной страны с коммунистическим режимом сложился своеобразный романтический флер. СССР провел множество прогрессивных реформ: свободный брак, разрешение абортов, предоставление гражданских прав женщинам, бесплатные образование и медицина, восьмичасовой рабочий день и др. Советский Союз даже был одним из немногих государств мира, предоставлявших политическое убежище и гражданство преследуемым на родине (несмотря на то, что из самого СССР бежали явные и мнимые противники коммунистического режима). Массовые репрессии и сталинизм еще не начались, а рассказы о голоде, нищете, бесправии и нараставшей диктатуре перебивались восторженными статьями интеллектуалов, побывавших в Стране Советов и завороженных энтузиазмом ее основателей.

Кроме того, в начале 1930-х годов зарубежная пресса стала много писать об успехах плановой экономики СССР, в которую поначалу никто не верил. На это накладывалось и навеянное Великой депрессией ощущение, что капиталистическая система испытывает предсмертный коллапс, от которого никогда не оправится. На этом фоне СССР приобретал совсем другой имидж, в отличие от современного, и вызывал у многих неподдельный интерес. Особенно, конечно же, у левых и коммунистов.

Работать, учиться, вступить в ВКП(б), играть в бейсбол: чем заняться иностранцу в СССР

Советские власти рассматривали приезд иностранцев еще и как способ продемонстрировать витрину социализма. Поэтому им предлагали очень заманчивые условия, советским специалистам и не снившиеся. Например, высокие зарплаты: на 15–20%, а то и в три-шесть раз выше, чем у отечественных рабочих. Половину от них при этом выплачивали в долларах (в то время как гражданам СССР иметь иностранную валюту было запрещено). Эти деньги либо шли на счет в американском или европейском банке, либо отправлялись семье рабочего на родину.

Всё это при семичасовом рабочем дне (но, правда, шестидневной рабочей неделе), двух неделях отпуска в год, оплате всех расходов в случае болезни, спецснабжении продуктами (в голодное для страны время, когда советские рабочие порой не получали даже положенного пайка) и товарами первой необходимости. Кроме того, при досрочном расторжении контракта со стороны предприятия работнику оплачивали дорогу домой и отступные за три месяца.

Также иностранцам полагались лучшие бытовые условия. Для них возводили отдельные рабочие поселки. При Сталинградском тракторном заводе (СТЗ) такой, например, состоял из меблированных домиков с водопроводом, электричеством, отоплением, всей необходимой техникой и даже уборщицей. Расселение шло в расчете 12 квадратных метров на человека. В поселке были отдельная столовая, школа-интернат, магазин, медпункт, баня. Отечественные трудящиеся, жившие в бараках с двумя квадратными метрами на человека, с переполненными банями и амбулаториями, такого комфорта не знали. Еще для заграничных работников открывали различные кружки (в том числе по обучению русскому языку) и библиотеки с иностранной литературой.

Такие привилегии иностранцы получали за свой труд. Они работали на важнейших промышленных стройках и объектах Сталинграда, Саратова, Магнитогорска, Донбасса, Харькова, Горького (Нижний Новгород), Москвы, Томска, Краматорска и многих других городов. Участвовали они и в возведении СталГРЭС, ЧГРЭС, Днепрогэс. И это далеко не полный список.

Зарубежные специалисты консультировали советских коллег, непосредственно строили новые предприятия, руководили работами. Они же устанавливали и запускали прибывавшее из-за рубежа оборудование, налаживали производственный процесс. Еще — учили советских коллег, вносили рационализаторские предложения.

Не все иностранцы трудились добросовестно. Так, в августе 1930 года на заседании оргбюро секретарь ЦК ВКП(б) рассказывал, что в Архангельске 15–30 рабочих-норвежцев работают хуже советских коллег, при этом их содержание стоит «страшно дорого». Кроме того, так как при найме обычно проверяли только квалификацию, да и то не очень тщательно, на производстве иногда оказывались не обладающие необходимыми навыками либо вообще нетрудоспособные по состоянию здоровья люди. Так, инженер мог при каждом указании кузнецу лезть в карман за справочником, а вместо горняков могли набрать пекарей и сапожников. Директор Саратовского тракторного завода и вовсе отмечал, что треть из приехавших были аптекарями, треть — парикмахерами и лишь оставшиеся имели какое-то отношение к технике.

Некоторые пользовались своим довольствием и приторговывали дефицитными товарами, которые советские граждане сами достать не могли.

Однако в основном приглашенные работники честно отрабатывали свои контракты.

Одной только работой дело не ограничивалось. Некоторые проникались советским строем и участвовали в общественной жизни. Так, иностранцы со сталинградского завода «Баррикады» избирались в городской и районный советы, в бюро инженерно-технической службы и бюро рабочего изобретательства. Некоторые, особенно ущемленные в правах на родине, например чернокожие, принимали советское гражданство, вступали в ВКП(б), учили русский язык, стремились получить образование, на которое не могли рассчитывать в своей стране.

В январе 1931 года группа американских рабочих на СТЗ объявила себя ударной бригадой имени Ленина. Они издавали в газете «Даешь трактор» вставку на английском языке. А на Магнитогорском металлургическом комбинате 68 иностранных рабочих присоединились к стахановскому движению.

Многие посвящали свободное время привычным увлечениям. Например, играли в бейсбол в московском парке Горького. Бейсбольные команды американских приезжих и советских энтузиастов этой игры были также в Ленинграде, Нижнем Новгороде, Петрозаводске и других городах. В 1932 году этот вид спорта намеревались даже признать национальным в СССР.

Несмотря на свою малочисленность, иностранцы сыграли огромную роль в становлении советской промышленности, ее крупнейших предприятий — фактически заложили их основу. Например, с построенного с помощью представителей компании Форда Горьковского автозавода пошла практически вся советская автомобильная индустрия. Заграничные спецы работали на самых ответственных участках, внедряли на заводах СССР самую современную технику. Во многом их усилиями Советский Союз смог в 1929–1934 годы удвоить долю в мировом промышленном производстве. Впоследствии некоторые из построенных с помощью иностранцев предприятий стали выпускать оборонную продукцию, что пригодилось во время Великой Отечественной войны.

Обманутые ожидания, безалаберность и бюрократия: что ждало иностранцев в СССР

Чаще всего зарубежных специалистов вербовали люди, никак не связанные с производством и не знающие его реалий. При этом они обещали иностранцам золотые горы: работу на новых предприятиях, отапливаемое жилье, развитую инфраструктуру (например, прачечные), обильное питание; порой даже не рекомендовали брать с собой предметы первой необходимости и деньги. Из-за этого немало людей ехали в СССР с завышенными ожиданиями и неготовыми к реальным условиям жизни в нем. Проблемы начинались еще в дороге. Многие ехали с семьями по четыре-пять детей, с грудничками, некоторые из которых умирали по дороге или уже на новом месте из-за больших остановок в пути без еды и воды.

На самом новом месте часто обещанного комфорта не было и в помине. Строить его зачастую было некому и не из чего. На Сахалине вместо 31 барака возвели один, и рабочие угольного рудника вынуждены были жить на площади в два с половиной квадратных метра на человека. В Сталинграде зарубежных спецов заселили в квартиры без отопления (потому что дрова вовремя не привезли), света, мебели и даже ключей от входных дверей. Часто дома были полны клопов, в них протекала крыша. В одной 15-метровой комнате могли оказаться трое неженатых мужчин и супружеская пара. Некоторым и вовсе приходилось селиться в нежилых сараях и подвалах, а то и строить дома без разрешения.

С социальными гарантиями тоже не всё было гладко. Продуктов, даже основных, не хватало, а те, что были, зачастую оказывались некачественными. Не хватало даже одеял, которые выдавали по два на трех человек. Страдало и качество медицинских услуг: вместо перелома пострадавшему могли лечить вывих.

Не лучше была ситуация на предприятиях: цеха часто не отапливались, не были остеклены, в них не было ни горячей воды, ни мест для отдыха и приема пищи. На сталинградских «Баррикадах» возникли проблемы со спецодеждой, без которой на предприятии было невозможно работать. Она была (как для советских, так и для иностранных рабочих) слишком мала, сделана из очень грубого материала, да еще и выдали ее с опозданием.

Конечно, проблемы были не повсеместными. Например, в Саратове на заводе «Сельмаш» иностранцев поселили в готовый комфортный дом со всеми удобствами, они получали бесплатную медпомощь, снабжение продуктами и товарами, на предприятии могли сходить в столовую и буфет. Но при этом в том же Саратове на заводе имени Шеболдаева зарубежные специалисты жили в тяжелых условиях.

Были сложности и с деньгами. Переводы зарплаты за рубеж задерживались, и семьи рабочих подолгу сидели без денег. Бывало, иностранцев и вовсе обманывали: могли обсчитать, например списать деньги за перевозку семьи с холостяка, платить зарплату в рублях.

Впрочем, даже находившиеся в «тепличных условиях» иностранцы испытывали культурный шок при столкновении с советской действительностью.

Так, сама организация работ была очень сумбурной, непривычной для западных специалистов. Различные организации, ведомства, центр и места не координировались между собой. Принимаемые наверху решения часто не соотносились с действительностью, были невыполнимыми, но требовали аврального исполнения. Например, сроки и задачи могли меняться на ходу. Если изначально, в 1928 году, на СТЗ собирались выпускать по 10 тысяч тракторов в год мощностью 10/20 лошадиных сил, то уже в следующем году решено было производить 40 тысяч с 15/30 лошадиными силами. При этом толком эффективность работы не учитывалась: руководство могло экономить на мелочах и не обращать внимания на колоссальные провалы.

Труд иностранцев часто использовали неэффективно. Например, их не сопровождали во время следования к рабочим местам и во время работы.

Некоторых прибывших из-за границы набирали или направляли не на свою специализацию, например на бурый уголь вместо каменного. Инженера-конструктора могли поставить литейщиком, специалиста с большим стажем и квалификацией — направить в станочники или вовсе на канцелярскую работу.

Сроки пусков цехов затягивались, и рабочие могли месяцами ничего не делать. Нередко приходилось учиться работать по старым, незнакомым иностранцам технологиям, без надлежащих инструментов. Рационализаторские предложения (как и жалобы на условия труда и быта) часто тонули в бюрократии.

«Те из нас, кто работал с Советами, — писал инженер Вальтер Ракейзер, — слишком хорошо знали присущую русскому темпераменту медлительность, любовь к отчетам, диссертациям, собраниям, громоздкую бюрократическую волокиту, которая существует на каждом этапе коммунистической промышленности… Это невероятная трата добытых кровью и потом пролетариев рублей».

На это наслаивались и зачастую сложные отношения с советскими трудящимися. Дисциплина многих из них оставляла желать лучшего. Например, инженер компании Форда П. Макгрегор в 1929 году жаловался дирекции завода «Красный путиловец», что «в механическом цеху почти всегда можно заметить группки от двух до шести человек, которые сидят и курят в рабочее время».

Многие отечественные рабочие не понимали, зачем нужны иностранцы, считали их незаслуженно высоко оплачиваемыми тунеядцами, объедающими советских людей. К зарубежным коллегам относились с пренебрежением, им отказывались подчиняться, не хотели учиться у них. Это во многом было связано и с тем, что советским рабочим сложно было перейти от старых методик к новым. Например, от ручного к конвейерному производству.

Впрочем, сталкивались американские специалисты и с самоотверженностью советских коллег. Так, в Сталинграде, когда нужно было срочно возвести крыши для производственных зданий до наступления морозов, рабочие отказались от выходных, продолжили работу после окончания строительного сезона и выполнили задачу. А когда некому было застеклить цеха и постелить в них пол, это сделали ударные бригады. В 18—22-градусный мороз и без какого-либо опыта.

Были и другие несвойственные зарубежной профессиональной этике моменты. Например, из-за пренебрежения простыми мерами ухода за техникой высок был процент брака, станки ломались, а конвейер останавливал работу. Так, из-за отсутствия тряпок для протирки оборудования от масла на Горьковском автозаводе произошли серьезные поломки, влетевшие в 27 тысяч долларов (54 тысячи рублей). А котел на ТЭЦ СТЗ повредился из-за использования нефильтрованной воды. Здесь можно также упомянуть и о постоянных задержках деталей и сырья и о том, что в случае поломки все бросались ее устранять, забывая об остальном производственном процессе, что тоже удивляло привыкших к порядку иностранцев.

Возвращение домой, ГУЛАГ или расстрел: чем заканчивались поездки в СССР

Из-за тяжелых условий жизни многие иностранцы, не успев приехать в СССР, возвращались назад.

Другие продолжали работать, при этом стараясь отстаивать свои права. Зарубежные рабочие не боялись писать в газеты и жаловаться на нарушение условий труда, бюрократию, недостаток материалов и другие проблемы.

На самих производствах возникали конфликты, стачки и даже остановки производства, которые тормозили работу. Так, в январе 1931 года инженер Бар заявил цехкому, что советский рабочий ему не подчиняется. Инцидент разбирало рабочее собрание. На Урале, на Кочкарском прииске американский инженер побил машиниста шахты за то, что тот нарушал правила горного надзора. А на СТЗ даже образовался стачечный комитет, который возглавляла жена одного из рабочих. В официальных отчетах об этих «шероховатостях» предпочитали умалчивать. ВКП(б) выпускала директивы, касавшиеся положения иностранных рабочих в СССР, но они далеко не всегда исполнялись.

Вскоре, впрочем, проблемы заграничных спецов стали решаться сами собой. С одной стороны, СССР постепенно воспитывал собственные квалифицированные кадры. В итоге особые условия для прибывших стали сворачивать: с 1932 года отменили 25-процентную надбавку за незнание русского языка, многим снизили разряды, постепенно переводили на сдельную оплату с низкими ставками. С другой, постепенно оправлялась от депрессии западная экономика и многие иностранцы по истечении контрактов возвращались домой.

Решение же остаться нередко становилось роковым. Так было, например, с афроамериканцем из Детройта Робертом Робинсоном. Изначально он не планировал задерживаться в СССР. Единственное, что его прельщало помимо заработка, — это возможность получить образование. Робинсон был единственным чернокожим в сталинградской американской колонии, и в итоге его избили двое рабочих-расистов из США. Об этом написали газеты, что в конце концов переросло в показательный политический процесс.

Внезапно для себя Робинсон оказался инструментом советской пропаганды: его перевели на работу в Москву и избрали в Мосгорсовет (несмотря на то, что Роберт был беспартийным). В глазах же американских властей он стал чуть ли не пособником коммунизма и даже предателем. С таким багажом он побоялся, что больше не сможет найти работу на родине. Политика в отношении иностранцев в Советском Союзе при этом ужесточалась: с 1936 года их обязали либо принять гражданство СССР, либо покинуть страну.

Так Робинсон стал советским гражданином. Он работал, получил диплом инженера-механика, снимался в кино, но так и не смог интегрироваться в советское общество. В частности, позднее он говорил, что, несмотря на формальную интернациональность, в СССР царят национализм и расизм. В 1974 году он поехал в Уганду и попросил там политического убежища. Спустя еще 12 лет он смог вернуться в США.

История Робинсона закончилась относительно мирно. С середины 1930-х годов в Советском Союзе стали нарастать шпиономания и репрессии. Процесс въезда и выезда из страны был ужесточен, а все приехавшие извне подверглись проверке. В рамках дел Троцкого и Зиновьева — Каменева были задержаны десятки иностранцев: большинство к тому моменту имели советское гражданство (но немногие, правда, говорили по-русски). Часть из них расстреляли, часть отправили в тюрьму, некоторых выслали из СССР.

Самое же трагичное, что многие хотели уехать, но не смогли: из-за бюрократических препон или высоких цен на обратный билет. Так, например, было с семьей работавшего на Московском автозаводе Майкла Долгана, бо́льшая часть членов которой позднее подверглась арестам и пыткам. В пик Большого террора иностранцев, пытавшихся вернуться домой, и вовсе арестовывали прямо на выходе из посольств — их посещение уже само по себе считалось подозрительным. Как, впрочем, и приезд из-за рубежа.

При этом американцы оказались в наихудшем положении: правительство не собиралось их спасать, считая, что, уехав в СССР, они «сделали свой выбор».

В итоге, по данным Госдепа, к 1951 году в СССР пропали примерно две тысячи американцев: скорее всего, большинство из них были расстреляны или умерли в лагерях и тюрьмах. Цифра эта приблизительная: сколько их было на самом деле, никто точно не знает.