Мистерии: как психоактивные вещества, деревянные фаллосы и иммерсивный театр заставили греков поверить в загробную жизнь

В повседневной речи «мистерия» — синоним слова «тайна» с патетическим оттенком. Но в Древней Греции так называли скрытое от посторонних глаз действо, а за разглашение сведений о нем карали смертью. Поучаствовать в ритуалах мог далеко не каждый, а тем, кому это всё же удавалось, жрецы сулили вечную жизнь. Чтобы обещание звучало более убедительно, перед гостями разыгрывали невиданные по тем временам представления, сопровождавшиеся употреблением психоактивных веществ и экстатическими танцами.

18+
Редакция журнала «Нож» утверждает, что настоящая статья не является пропагандой каких-либо преимуществ в использовании отдельных наркотических средств, психотропных веществ, их аналогов или прекурсоров, новых потенциально опасных психоактивных веществ, наркосодержащих растений, в том числе пропагандой использования в медицинских целях наркотических средств, психотропных веществ, новых потенциально опасных психоактивных веществ, наркосодержащих растений, подавляющих волю человека либо отрицательно влияющих на его психическое или физическое здоровье. Статья имеет исключительно художественную и культурную ценность, предназначена для использования в научных или медицинских целях либо в образовательной деятельности. Ведите здоровый образ жизни. Используйте свой мозг продуктивно и по назначению!

Сами эллины считали, что мистерии проводились еще в Древнем Египте. Греки же якобы переняли эту традицию и создали огромное количество различных перформансов такого рода — посвященных Орфею, Афродите, Дионису, а затем и «иностранным» богам Сабазию и Кибеле. В действительности же всё было, скорее, наоборот: на север Африки эти ритуалы попали именно из Греции.

Самые известные мистерии античного мира — элевсинские. Они начали проходить за 7 веков до рождения Христа в маленьком греческом городке недалеко от Афин, в честь которого и получили свое название. Обряд основан на интерпретации мифологических событий, известных нам по пересказам в гомеровских и орфических гимнах, схолиях к Аристофану, «Илиаде», «Одиссее», текстах Гесиода, Афинея, Плутарха.

Во время правления Писистрата государство берет мистерии под свой контроль. Вокруг них возникает целая индустрия паломничества и пожертвований, а также сложная иерархия жрецов, многие из которых якобы происходили из рода элевсинских царей, упомянутых в мифе.

Содержание мистерий никто не должен был пытаться повторить, а потому действовал запрет на обсуждение проводимых ритуалов в миру.

Мораторий подкреплялся строгими наказаниями (считается, что именно из-за его нарушения и употребления наркотического напитка кикейона на дому из Афин выгнали полководца Алкивиада, чья личность колоритно выписана в диалоге Платона «Пир»). Более того, в эпоху расцвета Афин участвовать в ритуале мог далеко не каждый. Допускались только люди, которые:

1) никогда не убивали и не совершали никаких преступлений;

2) владели греческим языком (то есть неварвары);

3) были гражданами Афин (правда, позднее это ограничение сняли и даже иностранцы могли примкнуть к празднику);

4) не находились под божественным роком (несчастливым подобная привилегия была недоступна);

5) не практиковали никаких видов магии.

Женщинам, детям и даже некоторым рабам участвовать в этом действе разрешалось. Распространение древнегреческой культуры в близлежащей ойкумене привело к тому, что вскоре жители соседних городов, а затем и стран стали интересоваться мистериями. Поэтому на время ритуалов между всеми полисами устанавливалось перемирие.

Хотя по существовавшим нормам чужестранцы не могли принимать участия в мистериях, многие искали обходные пути. Чаще всего иноземцев за определенную и весьма крупную плату усыновляли жители Афин, что делало их гражданами города.

Сюжет элевсинских мистерий строился на основе древнего мифа. Дочь богини плодородия Деметры Кора (в переводе просто «девушка») собирала на поляне цветы, когда ее похитил Аид — владыка подземного мира. Мать несчастной так расстроилась из-за утраты, что во время знаменитого пиршества небожителей у Тантала, не заметив подвоха, съела плечо его сына Пелопа. Остальные обитатели Олимпа, благодаря своему всеведению, избежали каннибализма, но Деметре-земле, и так каждый день забирающей в себя людей, он был не страшен.

Богиня скиталась по миру в поисках Коры, пока не встретила людей, которые помогли ей прийти в себя. Сначала сидящую у колодца недалеко от Элевсина Деметру приняли за заблудившуюся чужеземку и приютили у себя дочери Келея — правителя города. Так богиня под видом старухи стала работать няней у царицы Метаниры. Со временем она узнала от ее сына Триптолема, что Кору похитил Аид: его брат, свинопас Евбулей, видел своими глазами, как земля разверзлась и показался таинственный возница, забравший беспечную девушку (а заодно и свиней). Тогда Деметра разгневалась так, что почва перестала приносить урожай, и человечество оказалось на грани исчезновения. Повелительница плодородия долго не ела из-за обета: она дала слово, что не отправит в рот ни крошки, пока не разыщет Кору.

Однако богиню развеселила царская служанка Ямба: остроумная проказница стала пошло шутить. Христианин Климент Александрийский, пытаясь опорочить мистерии, еще существовавшие в его время, сообщает, что она показала богине свою вульву (этот эпизод, вероятно, был частью других, орфических представлений).

Затем балагурка предложила чужестранке напиток кикейон, и богиня впервые за десять дней попила и развеселилась.

Элевсинские мистерии делились на малые и большие. Первые были посвящены Коре и праздновались в феврале. Служители культа ритуально очищали инициируемых и жертвовали свинью в честь Деметры (аллюзия к эпизоду с Евбулеем).

Великие мистерии (их обычно и называют элевсинскими) длились целых десять сентябрьских дней и повторяли путь богини от Афин. Жрецы начинали обряды в особом храме рядом с Акрополем, а затем очищали свои тела в море, соблюдали пост и приносили жертвы. На пятый день процессия, состоящая из уже посвященных и посвящаемых в этом году, проходила 22 километра по дороге, ведущей из Афин в Элевсин, вместе со статуей сына Зевса и Деметры Иакха — одного из воплощений бога виноделия и пограничных состояний Диониса. Участники мистерий останавливались в тех же местах, где и повелительница плодородия, — к примеру, у колодца, у которого она сидела. А там, где служанка Ямба развеселила богиню непристойностями, они выкрикивали бранные слова. Затем начиналась основная часть мистерий — тоже по мотивам древних легенд.

В мифе Деметра решила помочь людям, давшим ей кров, и начала превращать царского сына Демофонта в бога, лишив его обычной пищи, засовывая ребенка по ночам в печь и «выжигая» из него всю немощь, присущую смертным. Родители случайно заметили неладное, и их чадо так и осталось человеком. К этому времени уже весь город догадывался, что с ними живет не простая женщина, а сама богиня плодородия. Народ возвел храм в ее честь, и Деметра продолжала жить в нем в своем добровольном изгнании.

Целый год земля не давала урожая. Тогда царь всех богов Зевс повелел, чтобы Аид отпустил из царства теней свою жену, нареченную Персефоной (буквально это имя переводится как «молотилка для зерна»). Земля вновь стала плодородной, начали всходить посевы. Однако перед тем, как отпустить супругу, Аид накормил ее зернами граната. Отведавшая подземной пищи, Персефона каждую зиму вынуждена возвращаться к мужу — в это время года почва перестает родить.

В благодарность за гостеприимство Деметра устраивает первые мистерии, выбирая главным жрецом Триптолема, и учит его сажать ячмень. Тот распространяет новое искусство по всему свету, знакомя человечество с земледелием.

Мистериальная процессия почти дословно повторяла сказанное в мифе. Пройдя по основным местам пути Деметры, участники входили в Элевсин. Здесь на протяжении трех ночей разыгрывались театрализованные представления по мотивам истории о Коре-Персефоне: в первую ночь — миф о рождении Иакха, во вторую — о похищении девушки Аидом и бесплодных поисках ее матери. Это действо сопровождалось танцами и употреблением ритуального напитка кикейона.

Земля была заставлена корзинками с цветами, а также ящичками с деревянными моделями фаллосов и вульв. Их участники процессии якобы перекладывали туда-сюда, имитируя коитус, символизирующий оплодотворение земли семенами.

В последнюю, третью, ночь разыгрывались сцены из мифов о возвращении Коры-Персефоны и установлении мистерий. В поле, где некогда взошел первый злак, устраивались танцы. В конце ночи жрецы в специальном помещении якобы показывали посвящаемым срезанный колос — символ души человека, возрожденной в посмертной жизни. Считалось, что только участникам мистерий будет доступно загробное бытие в «раю» — на елисейских полях. Во многом именно по этой причине подобные представления и пользовались таким успехом. Позднее они перекочуют в христианство.

Внутри процессии существовала иерархия участников по степени посвящения (мист, телете и эпопт — аналог масонских подмастерья, мастера и грандмастера). Всё указывало на то, что они стремятся умереть и возродиться. Высшие жрецы носили пурпурные одежды (этот цвет обозначал в Древней Греции смерть), соблюдали целибат и получали новое имя, выкидывая в море старое, написанное на провощенной дощечке.

В ходе представлений применялись замысловатые технические приспособления, возможно имитировавшие изменение погоды и позволявшие актерам взмывать в воздух или исчезать в нужный момент. Использовалось динамичное освещение. Всё это обеспечивало непрестанную смену эмоций (от ужаса до благоговения), схожую с той, что сегодня можно испытать в иммерсивном театре, и оказывало неизгладимое впечатление на участников. Плутарх говорил, что посвящаемый переживает то же, что испытывает умирающий:

«Сначала блуждания, изнурительные хождения по кругу и какие-то странные путешествия сквозь тьму в никуда; затем перед самым концом все страхи разом: трепет, дрожь, пот и благоговейный ужас.

После этого какой-то чудесный свет встречает тебя, приветствуют чистые луга, а там торжественные песни, и хороводы, и величавость священных звуков и чудесных блаженных зрелищ.

И ты идешь среди всего этого, уже окончательно посвященный, ставший свободным и избавившийся от всех пут; увенчанный венками, ты совершаешь таинство вместе с другими святыми и чистыми мужами. Ты смотришь отсюда вниз на толпу нечистых и непосвященных, живущих в грязи и тумане, топчущих и теснящих друг друга и пребывающих во зле из-за страха смерти и неверия в потустороннее благо».

После трех главных ночей наступал день очищения, а затем начинались элевсинские агоны — состязания спортсменов, трагиков и музыкантов в знак почтения душ усопших. Эти события привлекали публику не меньше, чем эффектные театральные постановки и обещания вечной жизни после смерти.

Однако, если мистерии никогда никто не описывал под страхом смертной казни, откуда мы знаем, как они проходили? Уже в поздней Античности ученые пытались восстановить сценарий элевсинского празднества. Началось это едва ли не сразу же после 396 года, когда остатки Римской империи разорили варвары и мистерии, недавно запрещенные христианскими правителями Византии, перестали практиковать. Однако реконструировать их содержание было непросто. Всё, что находили исследователи и тогда, и сегодня, — это разрозненные упоминания о ритуалах, предположения, записанные людьми, никогда не участвовавшими в мистериях, или таинственные намеки в художественной литературе.

К примеру, доказано, что многие ученые люди Античности, такие как комедиограф Аристофан и философ Платон, употребляли в своих произведениях мистериальную лексику, понятную только посвященным в секреты Элевсина.

С одной стороны, это позволяло приоткрыть завесу тайны без нарушения строгого афинского закона. С другой — давало возможность инициированным находить и понимать в комедиях и философских диалогах новые смысловые пласты, недоступные большинству.

Современные ученые стали пытаться по крупицам на основе дошедших до нас текстов, культурологических теорий и археологических данных реконструировать подробное расписание элевсинских мистерий. Кто-то считал, что они не повествовали о путешествии Деметры по земле на протяжении девяти дней, а аллегорически описывали путь Луны по небу и девять ее фаз. Немецкий теолог Дитер Лауэнштайн (1914–1990) предложил похожую, но чересчур смелую трактовку содержания элевсинских празднеств, согласно которой все действия были связаны с реконструированным им же древним культовым календарем.

Другие ученые придерживались мнения, что эти представления объясняли причину смены сезонов и рассказывали, как человечество научилось растениеводству. А свои необычные ритуалы жрецы проводили для повышения плодородия почвы.

Третьи, например знаменитый исследователь Элевсина греческий археолог Михаэль Космопулос, считают, что мистерии аллегорически описывали загробную жизнь через метафору «мертвого» зерна, которое воскресает, будучи брошенным в землю.

Следовательно, культ мог существовать не только как магическая практика, направленная на повышение урожайности и — шире — воспроизведение потомства вообще, в том числе в человеческой популяции, но и для привлечения милости богов к душам умерших.

Некоторые исследователи полагали, что на мистериальных оргиях (так назывались тайные представления) участники употребляли наркотическое вещество — тот самый кикейон, чтобы почувствовать свою причастность к божественному началу.

Традиционно считалось, что это зелье состояло из ячменя и болотной мяты или из сока винограда и смоквы, смешанного с сыром, сливками, мукой и медом. Такой напиток заменял пищу, а иногда служил лекарством. Однако, к примеру, в «Одиссее» волшебница Цирцея использует его как дурманящее средство, так что, возможно, кикейон содержал, помимо основы, алкогольные или даже психоактивные вещества. Действительно, странно запрещать под страхом смерти записывать рецепт из ячменя и мяты (его секрет хранили две почетные семьи жрецов). И уж тем более невероятным представляется, что участникам мистерий не пришло бы в голову сварить подобный напиток у себя дома. Так что наверняка был и секретный ингредиент.

Это предположение основано на рассказах участников мистерий о невероятных видениях, которые они наблюдали во время самой тайной части церемонии. Первым такое мнение высказал Фридрих Ницше. Далее эту гипотезу стал развивать венгерский мифолог Карл Кереньи, друг Зигмунда Фрейда. Он провел параллели с мистическими откровениями в «примитивных» культурах: как правило, видения в них вызывали с помощью галлюциногенных веществ. Кереньи писал, что ферментация ячменя делала напиток алкогольным, а большое количество болотной мяты, вызывающей различные эффекты вплоть до летального исхода, стимулировало воображение, что приводило к сложным галлюцинациям. Английский писатель и поэт Роберт Грейвс (1895–1985) предположил, что греки могли добавлять в напиток псилоцибиновые грибы или мухоморы, однако его теорию никто не воспринял всерьез.

В 1978 году вышла книга, посвященная энтеогенной интерпретации элевсинских мистерий. В ней Альберт Хофман (1906–2008), швейцарский химик, открывший миру ЛСД, и двое его соавторов заявили, что древнегреческие мисты могли извлекать похожее вещество из ячменя, зараженного спорыньей. Жрецы смешивали экстракт с водой и фактически заставляли инициируемых воспринимать происходящее в состоянии измененного сознания. Хофман со товарищи указывали, что видения древних эллинов сопровождались вспышками света — а это очень напоминает эффект от психотропных препаратов.

Другие ученые обращали внимание на то, что подобную реакцию способно вызывать и опиумоподобное вещество, которое жрецы могли извлекать из семян мака, чтобы затем с его помощью приводить посвящаемых в религиозный экстаз. Такая версия кажется еще более правдоподобной, если вспомнить, что это растение часто ассоциировалось с Деметрой, а Овидий, описывая похищение Персефоны, даже упоминает, что богиня плодородия употребляла его в пищу.

Многие ученые критикуют «психотропную» гипотезу: упомянутые вещества, конечно, могли вызвать незабываемый делирий и потрясающие видения, но, скорее всего, дали бы и массу побочных эффектов, которые с большой долей вероятности привели бы к смерти инициируемого. К тому же ни данные археологии, ни текстовые источники напрямую не говорят о том, что греки использовали опиаты, грибы или спорынью. И наконец, самый главный контраргумент: после того как участники мистерий пили кикейон, они должны были войти в помещение для секретной церемонии — а тысячи посвящаемых могли сделать это только за несколько часов. Массовый одновременный экстаз в таком случае маловероятен: долгое ожидание в очереди к нему никак не располагает.

Многие современные историки склоняются к тому, что энтеогенная гипотеза всё же домысел. По их мнению, ее появлению немало поспособствовали христианские авторы, говорившие в своих трудах о буйстве неправедных «язычников» на их непотребных действах.

Также считалось, что участники элевсинских мистерий самозабвенно предавались распутству.

В одном из эпизодов люди будто бы дотрагивались до изображений гениталий и даже имитировали при помощи них половой акт. Вероятно, это было метафорой второго рождения — так их символически посвящали в «сыновья» и «дочери» Деметры.

Христианский автор Климент Александрийский, возможно, сам в ранние годы, будучи последователем политеизма, участвовал в мистериях. На основе этого опыта и, вероятно, рассказов других очевидцев он описывает в своем «Увещевании к язычникам» элевсинские представления как нечто похабное и примитивно-сексуальное. Конечно же, Климент видит в мистериях руку дьявола и жалкую пародию на христианские ритуалы:

«Имеется и пароль от элевсинских мистерий. Я постился, пил кикеон, получил из корзины [фаллос?], потрудившись, отложил в лукошко [вульву?] и из лукошка в корзину. Прекрасное и подобающее богине зрелище!»

В действительности же смысловой доминантой элевсинских мистерий была прямо противоположная культу плотских утех идея очищения от всего земного, в том числе при помощи соблюдения целибата. Воспринимаемые автором-христианином как скабрезные инсинуации ритуалы на самом деле служили метафорой плодородия и не имели отношения к промискуитету. А в древнегреческой культуре они и вовсе не считались бы сексуальными: обнаженное тело и изображения половых органов не были табуированы, как позднее в христианском мире. Кроме книги Климента (которой мы едва ли можем доверять, поскольку она написана с целью изобличить «язычников»), особый ритуал с ящиками больше не упоминается ни в одном из источников. И даже сам автор «Увещевания…» не называет их содержимое — позднейшие интерпретаторы, немецкие ученые XX века, предположили, что речь идет о деревянных фаллосе и вульве, только на основании контекста и презрительного тона повествования.

Впрочем, в Фесмосфориях — женском празднике, практиковавшемся в той или иной форме с железного века и послужившем предтечей элевсинских мистерий, — сексуальные символы занимали важное место. Греки изготавливали изображения гениталий из теста и вручали их друг другу, как подарки. Частью ритуала плодородия и защиты был и обмен непристойностями, среди которых, конечно же, фигурировали выражения с сексуальным подтекстом. Так что фаллическая символика перекочевала и в элевсинские мистерии, хотя и в редуцированном виде.

Запретное и недоступное может быть достроено, реконструировано и даже придумано заново. Последнее фактически и произошло с мистериями Элевсина. Открытия историков и археологов заставляют пересматривать прежние теории и отказываться от «стройных» гипотез. К огорчению публики, древние процессии уже не выглядят так эпатажно и таинственно, как раньше. И тем не менее развитие позитивного знания, пусть даже иногда и «скучного», должно быть важнее сенсаций и самых ажурных теорий, насквозь пропитанных априоризмом.