Преисподняя ужасов. Кровопускательные аттракционы главного немецкого хоррормейкера 1990-х Андреаса Шнааса

Сложная судьба немецкого хоррора

История немецкой школы ужасов неотделима от судьбы самой страны, которая за XX век пережила несколько трансформаций: сначала от Германской империи к Веймарской республике и Третьему рейху, затем, после поражения во Второй мировой войне, в ФРГ и ГДР. Восточная Германия находилась под идеологическим контролем СССР, так что говорить о восточногерманском хорроре не приходится. Кроме нескольких случайных картин («Карлик Нос»), его так такового не было. Этот жанр чужд коммунистической идеологии и считался признаком упадка буржуазного искусства.

Немецкий хоррор начался с экспрессионизма. Пусть режиссеры этого направления не рассматривали свои мрачные постановки в качестве жанровых фильмов, тем не менее именно экспрессионизм, наряду с саспенсом Альфреда Хичкока и сюрреализмом Луиса Бунюэля и Сальвадора Дали, оказал большое влияние на эстетику хоррора. Режиссеры поздних фильмов ужасов переняли многие приемы для создания атмосферы — контрастное освещение, жуткие локации в виде густого леса и подземелий, грозы и туман, одержимых разнообразными маниями персонажей. Отсюда, видимо, увлечение немецких постановщиков 1980-1990-х маньяками и зомби, отсылающими зрителя к сомнамбуле из «Кабинета доктора Калигари» Роберта Вине и жуткому «Голему» Пауля Вегенера.

В мрачный период нацизма хорроры не снимались вовсе. Как большинство диктатур, Третий рейх был озабочен созданием второй реальности, которая, по мысли идеологов нацизма, должна была заменить неприглядную жизнь за окном в головах обывателей. В то время как нацистские вожди проводили в жизнь расовую теорию, выращивали истинного арийца, который должен был заменить веймарского обывателя, кинотеатры показывали комедии и мюзиклы, мелодрамы и приключенческие фильмы. Хорроры, обращенные к темам смерти, загробного мира, метафизического зла, никак не вписывались в диктаторскую парадигму отвлечения внимания от происходящего. Ведь зритель, чего доброго, еще проведет аналогию между условным Носферату и самим фюрером!

После поражения Третьего рейха от ужасов на экране воздерживались уже по моральным основаниям. Нацисты совершили слишком много зла, по сравнению с которым меркли любые маньяки и монстры. Но жизнь не может стоять на месте. Наряду с «новым немецким кино», отражавшим боль детей, вынужденных страдать за грехи отцов, в кинематографе ФРГ появился запрос на жанровое кино. Крупные немецкие студии опасались снимать хорроры, удовлетворяя запрос зрителей на страшное зрелище экранизациями нуарных детективов английского писателя Эдгара Уоллеса и редкими готическими постановками вроде новой экранизации «Дракулы» («Носферату: Призрак ночи» Вернера Херцога).

Один из лидеров экспрессионизма Фриц Ланг снял в ФРГ в 1960 году продолжение своей криминальной эпопеи о безжалостном преступнике докторе Мабузе («Тысяча глаз доктора Мабузе»). В это же время швейцарский продюсер Эрвин С. Дитрих привлек к сотрудничеству испанского мастера трэша Хесуса Франко. Им были сняты такие триллеры, как «Джек-потрошитель» и «Грета — свирепая тюремщица» (оба 1976 года). Эстетика Франко оказала влияние на некоторых представителей немецкого андеграунда 1990-2000-х (Андреас Беттман, Мэриен Дора). Однако Андреас Шнаас в большей степени вдохновлялся итальянской школой ужасов, а Лючио Фульчи даже считал своим учителем.

Начало карьеры Андреаса Шнааса

В 1980-е, с развитием видеорынка, уже не было нужды страшиться немецкой цензуры, вырезавшей сцены насилия из итальянских хорроров. За кинопродукцией в ФРГ (а впоследствии объединенной Германии) присматривал Федеральный департамент по делам СМИ, вредных для молодежи (Bundeszentrale für Kinder- und Jugendmedienschutz). В его состав входили многочисленные эксперты, представлявшие как государственные, так и общественные организации. Пробить цензурные барьеры немецкому хоррору было непросто в 1960-1970-х, однако в эпоху VHS появилась возможность издавать на видеоносителях практически все, а также продавать эти фильмы зарубеж.

Если психологическая драма «Поклонница» Экхарта Шмидта (1982), содержащая шокирующий контент (юная поклонница убивает и съедает своего кумира) все-таки была допущена до проката, пусть и в несколько урезанном виде, то радикальному авангардисту Йоргу Буттгерайту с его «Некромантиком» (1987) путь на большие экраны, конечно, был заказан. Любопытно, что вынужденно существовав в бесцензурном, полулегальном пространстве, немецкий хоррор 1980-1990-х представляет собой в основном сплаттеры, где насилие нередко доминирует над сюжетом. Эти фильмы в основной своей массе не были рассчитаны на массового зрителя, но лишь на поклонников садистских зрелищ и беспредельных фантазий.

Эволюция немецкого андеграундного хоррора хорошо прослеживается на примере творчества Андреаса Шнааса. Как и многие жанровые режиссеры, он пристрастился к страшному кино еще в детстве, смотря в местных кинотеатрах заграничные хорроры. Темы этих фильмов навсегда определили сюжеты постановок самого Шнааса. Если имя Буттгерайта ассоциируется с некрофильской дилогией «Некромантик», то основной антигерой Шнааса — это Карл-Мясник, который появляется в пяти его фильмах.

Ранние короткометражки Шнааса, которые он снимал со своими друзьями и родственниками, конечно, никогда не выходили в прокат и известны лишь по описаниям. К примеру, в ленте «Затравленный» Шнаас и его друг играли малолетних садистов, которые жестоко убивают пожилого человека (в его роли предстал дедушка будущего режиссера).

Первый же его полнометражный фильм, вышедший в 1989 году, прославил постановщика в среде поклонников бесцензурных ужасов, хотя правительство ФРГ запретило эту ленту сразу после выхода на VHS. Ее название «Жестокое дерьмо» звучит не вполне прилично, но именно на такой провокационный эффект молодой постановщик и рассчитывал (Шнаасу тогда был всего 21 год). Лента, полная бессмысленного насилия, быстро распространилась по магазинам видеопродукции США и Европы, потеснив профессиональные картины жанра.

Первый фильм Шнааса «Жестокое дерьмо» — это стопроцентный self made horror. Ни у Шнааса, ни у других создателей ленты не было ни кинематографического образования, ни опыта съемок профессионального кино — только желание поразить искушенного жанрового зрителя тем, что он еще не видел. В этой ленте впервые за всю историю немецкого кинематографа демонстрировалось откровенное насилие. Эстетика этой любительской картины оказала, в свою очередь, влияние на заграничных андеграундных умельцев вроде Тодда Шитса. Никогда до Шнааса хоррор не строился как череда кровопускательных аттракционов, зато после него таких лент стало множество.

Сюжет первого фильма Шнааса чисто условный, отдающий влиянием «Хэллоуина» Джона Карпентера. Некий демон явился в детстве юному Карлу и приказал ему убить собственную мать, что он и сделал. Двадцать лет спустя маньяк Карл, все это время томившийся в психиатрической клинике, наконец получает возможность бежать. Он укрывается в лесу, где при помощи тесака убивает всех, кто оказывается поблизости.

Поразительно, но максимально упрощенный в сюжетном плане дебют Шнааса вызвал некоторое количество положительных отзывов кинокритиков, оценивших бесхитростное насилие, эту настоящую поэму садизма. Любительский звук и операторская работа создавали ощущение неотрепетированной реальности, словно съемочная группа действительно запечатлевала злодеяния некоего безумца (как в будущем бельгийском культе «Человек кусает собаку»).

Успех «Жестокого дерьма» в мировом прокате объясняется не только невиданным ранее уровнем насилия. Ведь немало ультражестоких постановок с годами были забыты, а дебют Шнааса стал культовым и даже вызвал к жизни одноименный ремейк, снятый в 2015 году итальянским режиссером Луиджи Пасторе.

Лента Андреаса Шнааса на примитивистском уровне объясняла те же события, над разгадкой которых бились режиссеры «немецкой новой волны». Может, и не нужно привлекать психологию для объяснения того, почему образованная европейская нация, давшая миру великую литературу, музыку и философию, впала в коллективное безумие и развязала две мировые войны. Если бы Карл-Мясник вдруг оказался во главе государства, стал бы он бегать по лесу с большим ножом и лично пытать людей? Или собрал бы вокруг себя секту таких же фанатиков, которые, прикрываясь извращенной моралью, стали бы издеваться не над отдельными людьми, но уже над миллионами?

Неслучайно в первой ленте Шнааса маньяка посещает видение распятого в лесу Иисуса, а своих последних жертв он настигает возле церкви. Этот сюрреалистический образ страдающего бога на кресте усложняет представление о Карле-Мяснике как о машине для убийства вроде Майкла Майерса. Злодейский персонаж Шнааса предстает апологетом насилия, некоей злополучной версией сверхчеловека, как его понимала сестра Фридриха Ницше Элизабет, извратившая труды брата в попытке увязать его космополитичную философию с агрессивным национализмом Адольфа Гитлера.

Хорроры Андреаса Шнааса 1990-х

Обрадованный неожиданным международным успехом Шнаас не спешил снимать продолжение. Вместо этого он обратился к другой любимой с детства теме — зомби. Так появились «Зомби 90-х: Экстремальная эпидемия» (1991).

Зомби-кинематограф в его современном варианте (хорроры о плотоядных живых мертвецах) берет начало в дебютной картине Джорджа Ромеро «Ночь живых мертвецов» (1968). После большого успеха этой полулюбительской постановки зомби-хорроры посыпались в международный прокат как из рога изобилия. К концу 1980-х это направление переживало некоторый кризис, так что все чаще стали создаваться комедийные гибриды (франшиза «Возвращение живых мертвецов», «Живая мертвечина»). Параллельно со Шнаасом свою версию первого немецкого зомби-фильма снял малоизвестный постановщик Ян Райфф, чья недолгая хоррор-карьера пришлась на первую половину 1990-х. Его дебютная лента «Трупный» повествует о зомби-маньяке, который преследует главную героиню, и, возможно, вдохновлена американским «Маньяком-полицейским» (1988).

Если Райфф ориентировался на саспенс, то Шнаас продолжил линию откровенного насилия. Бюджет второго фильма Шнааса стал больше, спецэффекты лучше, но локации все те же — сельская местность. Сюжет «Зомби 90-х» можно уместить в несколько предложений, но для раннего Шнааса синопсис никогда не был сколько-нибудь важен. Он использовал сюжет лишь как предлог для демонстрации многочисленных сцен садизма, максимально упростив эстетику парижского театра ужасов «Гран-Гиньоль», прародителя кинохоррора. Композиция ранних фильмов ужасов Шнааса представляет собой вереницу нескончаемых смертей. Если в итальянских джалло сцены насилия эстетизированы, ведь смерть должна быть красивой, то Шнаас, наоборот, двигался к кровавому примитивизму.

Маньяки и зомби со сладострастием перебирают внутренности жертв, а камера крупным планом демонстрирует многочисленные увечья.

Если образ Карла-Мясника вызывал аналогии с нацистами, то зомби Шнааса выглядят не немецкими, а будто заимствованными из американских картин. Сюжет фильма повторяет зачины заграничных лент, а без конца нападающие на людей зомби постепенно начинают утомлять. Даже примитивному сплаттеру необходима какая-то концепция, иначе он превратится в бессмысленное зрелище, навевающее скуку. С лентой Шнааса «Зомби 90-х» это и произошло. Она выглядит лишь данью уважения юношеской любви режиссера к зомби-хоррорам. Неудивительно, что постановщик больше не обращался к зомби-жанру в чистом виде, а его второй фильм легко затерялся среди картин о Карле-Мяснике.

На следующий год Андреас Шнаас вернулся к прославившей его франшизе «Жестокое дерьмо», выпустив вторую часть под заглавием «Жестокое дерьмо 2: Мама, держи меня за руку». Действие сиквела происходит примерно двадцать лет спустя после событий первой части. Основной злодей фильма, сын Карла-Мясника, во всем такой же, как его отец, разве что более говорливый. Он живет в лесу вместе с любовницей злодея из первой части, которую считает матерью. Она специально выращивала из сына погибшего маньяка совершенную машину для убийств, чтобы отомстить за смерть его отца.

Вторая часть «Жестокого дерьма» отличается гораздо более сложным сюжетом. Основное действие фильма представляет собой продолжительный флешбэк — рассказ некоего мистера Икса репортеру желтой газеты об убийствах двухлетней давности в этих краях. В ленте Шнааса отчетливо заметно влияние «Психо» — сын Карла-Мясника привязан к жестокой матери, во всем ей повинуется. Благодаря увеличившемуся бюджету стало больше и мест действия. Сын Карла-Мясника убивает не только в лесу, но и в городе, причем пользуется для этого огнестрельным оружием.

Рожденный от жестокого отца новый маньяк — словно аллюзия на появление нацистского дракона одновременно от итальянского фашизма и кайзеровского милитаризма. Сын Карла-Мясника стремится отомстить за своего отца не меньше, чем Гитлер — взять реванш после поражения Германии в Первой мировой. Неслучайно в третьей части появится безумный доктор с внешностью Гитлера, который проводит эксперименты над мертвыми телами с целью создания совершенной армии убийц.

После сиквела «Жестокого дерьма» Андреас Шнаас не снимал четыре года. Его четвертый хоррор «Кубок крови» (1996) — это ответвление от магистрального повествования о Карле-Мяснике, рассказывающее о таинственном артефакте, в котором обитает некая злая сила. Всякого, кому достанется кубок, ждут лишь страдания.

Эта лента Шнааса вдохновлена такими мистическими хоррорами 1980-1990-х, как франшиза «Восставший из ада». Однако, как и в случае с «Зомби 90-х», Шнаас не смог чем-либо выделиться среди конкурентов. Возросло разве что количество эротики. Возможно, Шнаас стремился создать свою версию эротических хорроров Хесуса Франко или Джо Д`Амато и пробовал найти баланс между Танатосом и Эросом. Увы, эта лента вышла бессвязной, вторичной и тоже находится в тени его главной франшизы. Однако попытки создать мистику Шнаас не оставил, в 2000-х ему удалось снять любопытный хоррор «Без цензуры».

После «Кубка крови», не принесшего ему ни дополнительной славы, ни особых денег (достаточно сказать, что фильм вышел в прокат лишь спустя девять лет), Андреас Шнаас снял в 1999 году третью часть франшизы о Карле-Мяснике, «Преисподняя зомби», в жанре хоррор-боевика. По своим художественным качествам эта часть — лучшая во всей франшизе. Шнаас не забыл своих любимых кровопускательных моментов и опять прибегнул к образам злодеев-фанатиков. Карл-Мясник и его сын теперь живут на отдаленном острове. У них в подчинении банда головорезов в военной форме, что усиливает аналогии с нацистами. Тут же живет доктор Сениус с характерными гитлеровскими усами. Он целыми днями делает для Карла-Мясника идеальную армию зомби, которые будут выполнять его команды.

В триквеле проявилось еще одно детское увлечение Шнааса — восточные единоборства. На острове обитают два брата-ниндзя, которые объединяются со случайно попавшими во владения Карла-Мясника героями, чтобы положить конец его тирании.

«Преисподняя зомби» наиболее пригодна для массового зрителя. Она хорошо снята, имеет интересный динамичный сюжет и находится на стыке нескольких жанров. Это одновременно боевик и хоррор о секте маньяков, но также антиутопия, вполне раскрывающая подтекст всей франшизы. Карл-Мясник — это некая упрощенная проекция Гитлера. С юности одержимый жаждой убийства, антигерой наконец-то построил на отдаленном острове свое государство, где законы подчинены исключительно его воле. Линия доктора Сениуса представляет науку, поставленную на службу откровенному злу.

В том же 1999 году Андреас Шнаас отваживается снять ремейк «Антропофага» Джо Д`Амато, классического итальянского хоррора о безумце-каннибале на греческом острове. Название режиссер выбрал амбициозное — «Антропофаг-2000», что намекало на новое прочтение культового материала. Шнаас был большим поклонником этого фильма и решил адаптировать его для немецкого зрителя. Но вышло у него крайне неудачное кино со слабо различимым сюжетом и отсутствием даже видимости саспенса и хоррор-атмосферы (это были главные достоинства оригинала). Сам Джо Д`Амато ремейк не увидел, скончавшись за два с половиной месяца до его выхода в прокат.