Алхимические андрогины и монстры-гермафродиты: феномен двуполых существ — в науке, богословии и истории сексуальности

В платоновском диалоге «Пир» комедиограф Аристофан рассказывает миф об андрогинах — могущественных существах, посягнувших на божественную власть. По форме они напоминали шар, у каждого было по четыре руки и ноги, а также по два лица, смотревших в разные стороны. Опасаясь, что андрогины завоюют Олимп, Зевс повелел уменьшить их силу и разрезать претендентов на небесный трон пополам.

Так получились люди — с двумя руками и одним лицом. Разделенные половинки были рассеяны по земле и пытались отыскать друг друга, а когда находили — стремились слиться в единое целое, совокупляясь и обнимаясь.

Этот миф обычно рассматривают как аллегорию взаимного притяжения полов, однако платоновские сферические пралюди могли быть как андрогинами, так и гомосексуальными существами (мужемужчинами или женоженщинами).

В течение долгих веков исследователи интерпретировали сюжет как метафору влюбленности, но упоминание о шарообразной форме изначальных людей породило новые трактовки. Согласно одной из них, Платон на самом деле рассказывал о космологии и взаимоотношениях планет, круглых, как и мифические андрогины. В диалоге говорится, что три пола сферических существ происходят от Солнца, Луны и Земли и движутся они подобно своим предкам — вращаясь по кругу.

Согласно другой гипотезе, речь Аристофана представляет собой пародию на концепцию абсолютного шарообразного бытия Парменида («сфайрос»). Тогда разделение андрогинов надвое было отсылкой к методу платоновской диалектики — диэрезе, в ходе которой целая идея как бы рассекается на противоположные части, а они, в свою очередь, после цепочки рассуждений снова обретают единство.

В христианском мире мысли Платона быстро сопоставили с библейским текстом. В первой книге Бытия сказано: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их». Однако создание Евы из ребра Адама описывается только во второй книге. Это противоречие воспитанные в русле неоплатонизма раннехристианские богословы Филон и Климент Александрийские, Ориген интерпретировали как указание на изначально андрогинную природу людей.

А поскольку человек сотворен по образу и подобию Господа, то Бог, следовательно, в каком-то смысле и Сам андрогинен и вмещает всё лучшее от обоих полов.

Ориген считал, что дух можно назвать мужским качеством, а душу — женским, а стало быть, каждый из нас обладает признаками и Адама, и Евы.

Богослов Евсевий Кесарийский в IV веке прямо сравнивал ветхозаветный эпизод творения Богом первых людей с платоновским мифом об андрогинах. Он полагал, что античный философ был знаком с библейской историей и намеренно вложил этот сюжет в уста Аристофана, осмеивавшего даже самое святое.

Другие строки, смущавшие богословов, принадлежат апостолу Павлу. По меньшей мере трижды он упоминает дву- или бесполую природу человека, попавшего в царствие небесное: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе». Эти слова в Средние века послужили поводом для возникновения многочисленных теорий, в рамках которых ангелы и даже Сам Бог описывались как андрогинные или, напротив, бесполые существа.

Спустя несколько столетий, в эпоху Ренессанса, итальянский мыслитель Марсилио Фичино перевел диалоги Платона на латынь и в пространном комментарии попытался найти источники его мифа. Тогда еще не было точно известно, что античный философ жил задолго до Христа, и Фичино предполагал, что тот в своих рассуждениях опирался на текст Библии. Во времена Платона Ветхий Завет уже был частично написан, но не переведен на древнегреческий, а потому едва ли автор диалогов мог его знать.

В своем комментарии Фичино описывает миф об андрогине как притчу о душе, стремящейся к Богу. Отвергнув благодать Творца, вкусив запретный плод, люди лишились прямого доступа к познанию Вседержителя. Однако они по-прежнему могут созерцать свет Господа, воспринимая его через созданный Им мир. По словам Фичино, человек до 30 лет способен чувствовать это сияние и тянется к нему, подобно тому как рассеченные платоновские андрогины хотят воссоединиться со своей второй половиной. В этой интерпретации итальянский мыслитель опирался не только на Библию, но и на герметический корпус, который он также переводил.

В сборнике диалогов, приписываемом Гермесу Трисмегисту, Бог андрогинен и существует в виде света.

Скорее всего, из герметического корпуса такой образ андрогина попадает и в ранние алхимические трактаты. Там он встречается уже с IV века.

В трудах египетского алхимика Зосимы упоминается борьба воды и огня. Процесс описан как любовное слияние мужчины и женщины, порождающих андрогина. Это аллегория столкновения противоположных материй, приводящего к созданию философского камня — субстанции, которая, как считалось, могла превращать свинец в золото.

Позднее, в Средневековье, трактаты Зосимы и других алхимиков переосмысляются в христианском ключе. Францисканский монах Ульман, живший где-то на территории современной Германии, в начале XV столетия пишет «Книгу святой Троицы», где не только приводит словесный портрет двух андрогинов, но и рисует их. Обоеполый человек у него тоже символизирует слияние воедино двух первопринципов, необходимых для создания философского камня.

Один из андрогинов Ульмана олицетворяет то, что может сотворить только алхимик-христианин. Такой камень давал своему владельцу, помимо золота, еще и огромную силу, вечную молодость, невидимость и способность левитировать.

Алхимик пишет, что в виде слитых вместе мужчины и женщины изобразил Богоматерь и Христа, поскольку Они суть одно целое. Ульман полагает, что Дева Мария входит в состав Троицы, ибо только благодаря духовному единению Матери и Сына стало возможно искупление первородного греха.

Целомудренному слиянию Иисуса Христа и Девы Марии Ульман противопоставляет сатанинскую «монолитность» Люцифера-Антихриста (у него эти два персонажа отождествляются) и его матери. Последний образ сам по себе необычен: хотя в средневековых сказаниях о нечистом его родительница периодически упоминалась, в церковном предании она не играла заметной роли, а у Люцифера, как падшего ангела, матери просто не могло быть. Этот андрогин воплощает еретический философский камень, способный производить только золото. Оно дает адепту власть и губит его тело в войне, а душу — во грехе.

После трактата Ульмана андрогин, состоящий из соединенных, будто сиамские близнецы, половинок женщины и мужчины, становится распространенным алхимическим символом. Его называют «ребис» (от лат. «двойная вещь») и изображают по всей Европе.

К примеру, алхимический трактат XV века «Восходящая заря» открывается иллюстрацией андрогина, который составлен из девушки с членом и мужчины с вульвой. В одних рукописях гениталии затерты ревностными блюстителями морали полностью, в других — не до конца.

Такой «обмен» половыми органами символизировал слияние и взаимопроникновение противоположных стихий.

До упомянутых алхимических трактатов рисунки андрогинов, по всей видимости, нигде не появлялись. Ученые попытались найти источники, из которых художники заимствовали столь необычные изображения. Возможно, они вдохновлялись реальными случаями гермафродитизма или рождения сиамских близнецов — к таким эпизодам всегда было приковано особое общественное внимание.

В Средневековье считалось, что гермафродиты возникают из-за неблагоприятного смешения женского и мужского семени или из-за ошибки в образовании плода внутри семикамерной матки. Этот анатомический миф был распространен с Античности и до Ренессанса — изображение такого органа появляется даже на рисунках Леонардо да Винчи.

Согласно другой теории, женского семени (менструальной крови) могло быть намного больше, чем нужно для одного ребенка, но меньше, чем требовалось для двух, — так появлялись гермафродиты или даже сиамские близнецы.

Обоеполых существ обычно нарекали мужскими именами: женская природа считалась менее благородной. Однако ребенок, вырастая, должен был сам определиться, кем он хочет оставаться — юношей или девушкой (иногда этот выбор за него делал врач), и изменение решения каралось смертью.

Появление близнецов тоже объясняли сбоем в работе семи камер матки. Из-за многократного совокупления без пауз в один и тот же день в соседних отделах, как считалось, могло образоваться несколько эмбрионов. В популярном трактате Псевдо-Аристотеля «Проблемы» близнецы названы «полулюдьми», и потому их храбрость, долголетие и другие качества уменьшены вдвое по сравнению с обычным человеком. Живительная сила семени, необходимая для образования одного плода, в их случае распределялась между двумя эмбрионами.

Философ, священник, алхимик и будущий святой Альберт Великий описывал и сиамских близнецов, сросшихся спинами и обладающих двумя наборами конечностей. Схоластика решала богословский вопрос, один ли это человек, путем врачебной диагностики — по количеству сердец.

В Средневековье возникает концепция «монстра» — странного, уродливого существа, которое становится знамением Божьим. Латинское слово monstrum произошло от глагола «предупреждать» (однокоренного с существительным «демонстрация»). Разумеется, появление на свет сдвоенных младенцев, да и людей, обладающих признаками обоих полов, должно было толковаться как некое предзнаменование. Так считали и отцы церкви, к примеру Исидор Севильский или Ириней Лионский, и прославившиеся нетривиальными суждениями и методами мыслители, вроде врача и алхимика XVI века Парацельса.

Монстры часто становились героями сюжетов первых в мире медиа — летучих листков, распространявшихся на улицах, подобно современным газетам и постерам.

На одном из них знаменитый гуманист XV–XVI веков Себастьян Брант в стихах описал вормсских сиамских близнецов: «Два тела, ног четыре, четыре же руки и уха, два рта и глаз четыре, носа два, разделено всё тело пополам».

Несмотря на то, что автор процитированной вирши прославился критикой шарлатанов всех мастей, после этого описания он физиогномически и аллегорически трактует «монстра» в обычной для тех времен манере. Брант сообщает, что близнецы означают скорое объединение церковной и светской властей в руках правителя Священной Римской империи Максимилиана I. Западный и восточный (византийский) миры были разделены религиозным расколом, и только этот монарх сумеет примирить христиан и собрать все европейские земли под началом и покровительством Господа. Таким образом, «монстр» символизирует располовиненное «тело» бывшей Римской империи, которая в будущем вновь станет единой.

На похожей листовке 1578 года изображены сиамские близнецы, сросшиеся ртами. Автор предполагает, что это Божий знак единения двух церквей — католической и православной, ибо Господь хочет, чтобы они «заговорили одним ртом», то есть снова слились после раскола.

В Средневековье гермафродитизм ассоциировался с девиантной сексуальностью, в частности с практиками содомии и мастурбации. Мыслители нередко представляли «чудовищных» людей с двойным набором гениталий как результат извращений родителей. Поскольку гермафродит сам выбирал единственный социальный гендер, многие опасались, что он может стать гомосексуалом и растлить людей своего пола. Обладание и пенисом, и вагиной сравнивалось с онанизмом, поскольку в момент такого занятия человек и пассивен, и активен одновременно. Всё это приводило к демонизации гермафродитов, которых и без того изображали в книгах рядом с различными чудовищами.

Отголоски подобных представлений докатились даже до Руси. В одном старообрядческом сборнике XVII века мы видим изображение демона-гермафродита с огромным фаллосом и сморщенными грудями, нападающего на поддавшегося искушению ученика египетского отшельника V столетия Сисоя Великого. Бес хотел совокупиться с монахом, однако тот убежал обратно к учителю и стал вести праведную жизнь.

Пограничная сексуальность гермафродитов (сегодня называемых интерсексами) пугала средневековых людей не меньше, чем внешний вид сиамских близнецов. Передовых ученых и мыслителей того времени в XXI веке можно было бы почти поголовно обвинить в эйблизме и интерсексофобии.

Не исключено, что порицаемые образы «монстров» стали прототипами для алхимических андрогинов. Златоделы всегда использовали самые необычные и шокирующие изображения, помогающие лучше запомнить сложную для восприятия натурфилософскую информацию, и длинный ряд чудовищных гибридов пополнился еще одним экземпляром. Сложнее понять, что послужило источником вдохновения для Платона, когда он придумывал своих обоеполых сферических существ, но с большой долей уверенности можно сказать, что философу тоже были известны случаи рождения сдвоенных близнецов.

Так или иначе, уже в Античности мифические андрогины стали неотъемлемой частью европейской культуры — и в некотором смысле они продолжают существовать и сегодня. И хотя теперь так называют не соединенных в одном теле представителей разных полов, а людей, сочетающих в своем образе или гендере мужское и женское, мы знаем, что в древности тем же словом обозначали монстров — и это заставляет задуматься о современных стандартах политкорректности.