От взрывов на площадях до похищения экс-премьера. Как коммунисты и неофашисты превратили Италию 1970-х в зону боевых действий

Взрыв, прогремевший в Национальном банке сельского хозяйства в Милане в 16:37 12 декабря 1969 года, унес жизни 17 и ранил 88 человек, оказавшихся на пьяцца Фонтана. Другую — несработавшую — бомбу полицейские обнаружили в банке на пьяцца Скала, поблизости от всемирно известного оперного театра. Меньше чем через час после первого взрыва три устройства сдетонировали в Риме и ранили еще 14 мирных жителей. Ни одна известная радикальная организация не взяла на себя ответственность за события, которые журналисты назвали «резней на пьяцца Фонтана».

«Я сидела за стойкой, когда услышала взрыв, — вспоминала сотрудница Национального банка сельского хозяйства Мишель Карлотто. — Меня оглушило. В дыму я увидела, как тело перелетело из зоны для посетителей через стойку и приземлилось неподалеку от меня. Я впала в шок и не могла пошевелиться».

Страну охватила паника. Президент Джузеппе Сарагат призвал «восстановить закон, одобренный народом, и защитить его неприкосновенность». Глава правительства Мариано Румор созвал экстренное совещание своего кабинета и назвал случившееся «беспрецедентным в истории страны варварским актом». В телеграмме, адресованной мэру Милана и министру внутренних дел, он постановил «действовать максимально жестко против тех, кто решил отравить мирное существование итальянского народа».

Рассчитывая сохранить контроль над ситуацией, власти провели серию облав и задержали больше 4000 подозреваемых, один из которых, железнодорожный служащий и анархист Джузеппе Пинелли, при загадочных обстоятельствах выпал из окна полицейского управления Милана и разбился насмерть. Когда два с половиной года спустя следствие установило невиновность погибшего, участники леворадикальной группировки «Борьба продолжается» отомстили за него и застрелили руководившего роковым допросом комиссара Луиджи Калабрези.

Попытки установить организаторов массового убийства продолжаются до сих пор. В 1972 году обвинения предъявили двум участникам ультраправой военизированной группировки Ordine Nuovo, однако детективы не сомневались в том, что для подготовки теракта потребовалось бы как минимум несколько десятков человек. Из-за спешно проведенного расследования обоих подозреваемых оправдали за недостатком улик.

Обвинительным приговором не закончился ни один из семи процессов по делу о взрывах в Милане и Риме. Резня на пьяцца Фонтана оказалась лишь одним из череды жестоких нападений, растянувшейся более чем на 10 лет.

В 2001 году миланский суд приговорил к пожизненному заключению за организацию взрывов трех правых экстремистов, однако по итогам рассмотрения апелляции всех осужденных оправдали. Даже в XXI веке попытки властей разобраться с событиями «свинцовых годов» кажутся поспешными и поверхностными, а память о них до сих пор находит отражение в политических противостояниях и мировоззрении современных итальянцев.

«Ни одно другое преступление за последние несколько десятилетий не имело таких последствий для итальянской истории, как взрыв на пьяцца Фонтана, — констатировал заново открывший дело в 1990-х следственный судья Гвидо Сальвини. — Важно учитывать и тот факт, что это событие послужило одной из фундаментальных причин активизации левых террористических группировок».

К наступлению «свинцовых семидесятых» в Италии привело множество факторов: от криминализации общества до экономической стагнации, от недовольства студентов воспроизведением классового разделения общества на уровне университетов до волны прокатившихся по Европе в 1968 году массовых протестов. Несмотря на улучшение среднего уровня жизни по сравнению с первыми десятилетиями после Второй мировой войны, обстановка внутри страны накалялась — в том числе из-за того, что неофашистские организации по-прежнему открыто продвигали радикальные идеи и не преследовались, как в соседней Германии.

«Начиная с 1969-го на Италию обрушилась худшая эпидемия террористического насилия за всю историю Западной Европы, — считает историк Ричард Дрейк. — Статистические оценки последствий того периода разнятся, поскольку не всегда можно провести четкую границу между действиями криминальных группировок и политически мотивированными преступлениями. Участники состоявшейся в начале 1980-х конференции сошлись на том, что за последние 15 лет от террористических атак в стране как минимум 351 человек погиб, а еще 768 получили ранения».

По результатам проведенного в 1984 году национального голосования, больше 36% выбрали именно терроризм самым важным историческом трендом за последние 50 лет, который в будущем больше всего заинтересует итальянских исследователей.

События «свинцовых семидесятых» с отрывом заняли первое место, установление фашистской диктатуры набрало всего 16,6%, переход от сельскохозяйственного и крестьянского уклада к индустриальному — 14%, а освобождение страны во Вторую мировую — 12%.

«В 1984 году терроризм оставался для итальянского народа ощутимой реальностью, а не историческим воспоминанием, — рассуждает Ричард Дрейк. — Эта проблема стирала классовые и региональные различия, поскольку влияла на общество в целом. Войны и революции выступают в качестве великих уравнителей. Терроризм 1960-х и 1970-х не был ни войной, ни революцией, но одновременно являлся и тем и другим. Он приобрел огромную значимость для национального сознания. Террористы, достигшие пика в 1979-м, продолжали наносить точечные удары и в последующее десятилетие, а пресса неустанно освещала судебные процессы против них. Результаты опроса показали, насколько терроризм продолжал беспокоить итальянцев даже в 1980-х».

Как период подъема в Италии сменился конфликтом между радикалами и властью

На стыке 1950-х и 1960-х пришедшая в себя после диктатуры Муссолини и разрушительных последствий Второй мировой Италия переживала бурную трансформацию: население массово переселялось из сельских регионов в города и с юга страны на север в поисках новых возможностей и в надежде на более комфортное существование. Британский историк Пол Гинсборг оценивал отрезок с 1958 по 1963 год как «начало социальной революции, по итогам которой Италия перестала быть крестьянской страной и превратилась в одно из главных западных индустриальных государств».

Еще в 1952 году только половина домовладений в Италии была оборудована водопроводом и всего в четверти из них санузел располагался в самом жилом помещении, а не на прилегающем к нему участке. В следующие 10 лет правительство перешло на потребительскую модель развития, аналогичную существовавшей в США, и заложило основу для радикально нового типа общественного устройства. Автомобили, телефоны, телевидение, ванные в помещении и другие блага, которые еще недавно показались бы большинству итальянцев невероятными, теперь стали обыденностью.

По мнению автора труда «Шестидесятые. Культурная революция в Британии, Франции, Италии и США» Артура Марвика, период с 1958 по 1964 год в четырех рассматриваемых странах характеризовался прежде всего сменой социальных и культурных норм. В США ослабевали предрассудки, связанные с темнокожими, и набирали силу движения за права угнетаемых слоев. В Британии революция в музыке, которую возглавили The Beatles, заставила молодежь по-новому воспринимать саму себя и реальность вокруг. Во Франции получили распространение выходившие за рамки традиционных интеллектуальных практик постмодернистские концепции.

Однако наиболее радикальным образом трансформировалось общество именно в Италии: если раньше, как утверждает Марвик, ее можно было считать самой отсталой, подверженной влиянию церкви и патриархальной страной по сравнению с США, Британией и Францией, то теперь местные жители «учились быть более счастливыми, честными и открытыми в личных взаимодействиях». Церковь больше не играла такой роли, как прежде, в вопросах семьи и секса, итальянцы «преисполнились духом радости и свободы».

Как же получилось, что стремительно развивающуюся страну, несмотря на резкое повышение уровня жизни и приобщение к современному миру, спустя всего несколько лет накрыла невиданная волна политических преступлений?

Взрывы, подобные тем, что прогремели в Милане и Риме в декабре 1969 года, слабо вписываются в обрисованную Марвиком идиллическую картину. Чтобы понять, почему национальный подъем сменился противостоянием военизированных группировок и террором гражданского населения, важно учитывать, что пришедшее с социальными преобразованиями ощущение свободы в 1960-х способствовало радикализации правых и левых движений, до того остававшихся относительно пассивными. Пространство, в котором находилось место для открытой дискуссии о том, как должно существовать итальянское общество, парадоксальным образом оказалось комфортной средой для элементов, предпочитавших любой дискуссии насилие и жестокость.

«Если вы посмотрите на то, что происходило в Италии с конца 1960-х по конец 1980-х без какого-либо контекста, вам может показаться, что на каком-то этапе жители разделились на коммунистов и неофашистов и начали убивать друг друга, но в действительности всё было не так, — объясняет Винченцо Бизиньяно, занимавшийся в „свинцовые семидесятые“ профсоюзным активизмом. — С 1950-х студенты и рабочие вступали в конфликты с полицейскими. Часто происходило то, что они называли инцидентами. Мой отец был коммунистом, но он не ходил на демонстрации, поскольку считал их слишком опасными».

Движения, которые возникли еще после войны и выражали недовольство существующим политическим устройством в 1950-х, к концу 1960-х не только обозлились на оппонентов, но и получили возможность свободно организовываться. Большинство из них оставались мирными и избегали жестокости даже на массовых мероприятиях, однако некоторые восприняли рост открытости в обществе как сигнал к тому, что соотечественники готовы принять их идеи, даже если внедрять соответствующие убеждения придется силой.

Еще в 1946 году начала свою деятельность фашистская партия «Итальянское социальное движение» (MSI). Ее участников объединяли ностальгия по временам Муссолини и желание возродить соответствующую идеологию, однако пробиться в политический истеблишмент у них получилось лишь тогда, когда они смягчили позицию и согласились вступить в альянс против левых с более умеренными консервативными партиями. Наиболее радикальные неофашисты откололись от MSI и создали Ordine Nuovo («Новый орден») — ту самую организацию, которую полицейские десятилетиями пытались привлечь к ответственности за теракт на пьяцца Фонтана. В 1960 году один из лидеров этого движения — Стефано Делле Кьяйе — сформировал «Национальный авангард», еще одну группировку, ориентированную на прямое столкновение с идеологическими противниками.

Сигналом к началу террора для ON, AN и их единомышленников посчитали череду студенческих протестов в 1968-м и «горячую осень» 1969-го — в общей сложности продлившуюся больше 440 часов забастовку на фабриках и предприятиях Северной Италии. Убежденные в том, что коммунистические и прочие левые политические движения могут погрузить страну в хаос и захватить власть, неофашисты посчитали своей основной задачей вернуть государство на «правильный» путь развития. Они не имели представительства в парламенте и не обладали широкой поддержкой среди масс, поэтому в качестве основного метода избрали так называемую «стратегию напряжения». Последняя подразумевала, что насилие против населения укрепит позиции власти и в дальнейшем позволит оправдать репрессии необходимостью обезопасить мирных итальянцев.

«Основной составляющей „стратегии напряжения“, ее главным столпом, становится безмотивный террор против гражданского населения, — пишет испанский журналист и исследователь неофашистских концепций Рикардо Альварес. — Неважно, кем он проводится — агентами режима, внедренными в радикальные структуры различного толка, или же простыми наемниками, прикрывающимися идеологией: главное, что подобные действия, порождающие в обществе истерию и страх, заставляют народ сплотиться вокруг единственной своей защиты — вокруг Государства. Которое, прибегнув к крайним формам реакции, совершает качественный скачок в направлении формирования полицейского режима, уничтожающего под видом „борьбы с терроризмом“ любую неподконтрольную оппозицию, любые гражданские свободы, любые попытки революционных переворотов».

Лидеры неофашистских движений планировали осуществить серию терактов и обвинить в них коммунистов. Ужас от беспорядочных взрывов и нападений внушил бы обществу, что необходимо осуществить переход к более авторитарной модели управления, а поскольку действующая власть, скорее всего, отказалась бы выполнять подобный запрос, население одобрительно отнеслось бы к правому перевороту с последующим установлением неофашистской диктатуры.

Одним из идеологов неофашистского движения того периода в Италии выступил ярый антикоммунист Пьерлуиджи Конкутелли. В 1967 году он основал в Палермо «Сицилийскую вооруженную ячейку революционного действия», которая с 1968 по 1969 год — еще до резни на пьяцца Фонтана — организовала больше 40 взрывов. Основными мишенями радикалов выступали государственные учреждения и места скопления людей: казармы, магазины, церкви, железнодорожные станции. В октябре 1969-го Конкутелли с четырьмя сообщниками задержали в автомобиле, полном гранат и огнестрельного оружия. За незаконное хранение такого арсенала и попытку оказать сопротивление террориста приговорили к двум с половиной годам заключения.

Пока Конкутелли отбывал наказание, фашистские группировки «Новый порядок» и «Национальный авангард» попытались осуществить государственный переворот и привести к власти аристократа Юнио Валерио Боргезе. О планах заговорщиков в последний момент стало известно, радикалы свернули операцию, а несостоявшийся правитель бежал за границу. Некоторые исследователи считают, что за провальной попыткой переворота стояли американские спецслужбы, пытавшиеся таким образом укрепить влияние неофашистов для более эффективного противостояния коммунистам.

Если для ультраправых главной причиной активизации на стыке 1960-х и 1970-х послужила опасность, которую предположительно представляли их оппоненты, то левые группировки радикализовались в первую очередь из-за социальной и экономической политики властей. Переход на потребительскую модель развития и те самые меры, которые вроде бы позволили всего за несколько лет повысить средний уровень жизни, в интерпретации тысяч студентов, рабочих и представителей интеллигенции основывались на безразличной и жестокой эксплуатации населения. Первые протесты и забастовки прокатились по Миланскому католическому университету и окрестностям еще в ноябре 1967 года.

К началу «горячей осени» 1969 года Христианско-демократическая партия находилась у власти уже 20 лет. Многие итальянцы считали, что ее программа ведет не к процветанию, а к упадку. За десятилетием экономического развития последовал период стагнации. Значительная часть населения не просто критиковала действующее правительство, а считала его совершенно неспособным заботиться о гражданах и требовала масштабных перестановок во власти.

«Работодатели в 1970-х не заботились о нашем здоровье, — объяснял недовольство левый активист Винченцо Бизиньяно. — Люди массово травились асбестом. Нас цинично эксплуатировали. Но выходить на протесты в Милане было опасно. На пьяцца Сан-Бабила в центре города располагалась штаб-квартира фашистов. Нам приходилось обороняться, потому что чернорубашечники нападали на нас, а полиция ничего не предпринимала».

Впрочем, порой, несмотря на разницу в политических установках, правые и левые радикалы ситуативно оказывались на одной стороне, когда выступали против государства. Именно так получилось в марте 1968-го, когда в ответ на ужесточение дисциплинарных правил в университетах римские студенты устроили массовые беспорядки. К протесту присоединились не только анархисты, коммунисты, сторонники троцкистской и маоистской идеологии, но и неофашисты под предводительством лидера «Национального авангарда» Стефано Делле Кьяйе.

Так называемая битва в Валле-Джулии, закончившаяся 272 арестами, а также травмами 478 студентов и 148 полицейских, стала знаковым событием на пути от экономических и социальных преобразований к «свинцовым семидесятым». И правые и левые протестующие впервые отчетливо осознали, что способны не только давать отпор представителям власти, но даже обращать их в бегство. Наметились два важных тренда: эскалация протестной активности и нормализация политического насилия. Вандализм, поджоги и забастовки дополнились жестокими потасовками, в которых радикалы нередко брали верх над полицейскими.

Тем не менее никакого единства среди участников битвы не наблюдалось: сторонники Троцкого и приверженцы идеологии Муссолини хоть и выступали прежде всего против правительства, но параллельно продолжали враждовать между собой. Фашисты по-прежнему указывали на жестокость коммунистов как на повод для путча и перехода к военизированной диктатуре.

«Аморфное левое движение из студентов, рабочих, профессиональных революционеров и отчисленных головорезов распространялось в итальянском обществе через школы, фабрики и спальные районы, — рассказывает историк Ричард Дрейк. — Вскоре оно приобрело масштабы архипелага. В этом движении находилось место для слабо сочетающихся между собой радикальных мировоззрений, объединенных убежденностью в необходимости осуществления коммунистической революции».

Коммунистический террор: от терактов без жертв к уничтожению полицейских и похищению экс-премьера

В качестве противовеса «Новому ордену» и «Национальному авангарду» бывший неофашист Ренато Курчо, изменивший свои взгляды под влиянием левых философов, в 1970 году вместе с подругой Маргеритой Каголь и активистом Альберто Франческини основал радикальную коммунистическую организацию «Красные бригады». Основным поводом для формирования движения послужил теракт на пьяцца Фонтана, продемонстрировавший, как далеко готовы зайти правые группировки, чтобы погрузить страну в хаос. Цель «Красных бригад» заключалась в том, чтобы систематизировать протесты в университетах и на предприятиях, объединить недовольных под знаменами партизанской войны, заменить «буржуазно-парламентский строй» революционным государством и вывести Италию из НАТО.

Как и разочаровавшихся в партии «Итальянское социальное движение» неофашистов, левых радикалов не устраивало, что официальная Коммунистическая партия отказалась от идеи революционной борьбы ради места в политическом мейнстриме. «Красные бригады» получили широкую поддержку среди граждан, недовольных «демократизацией» тех, кто, по их мнению, наоборот, должен был противостоять лицемерному и эксплуататорскому режиму.

«„Красные бригады“ соответствовали основной характеристике итальянской политической традиции — религиозной вере в необходимость революции, — отмечает историк Ричард Дрейк. — Эта вера, отсылающая к Великой французской революции, никогда не испытывала недостатка в приверженцах в Италии, а в 1960-х их количество резко увеличилось. Разрушительная сила и долговечность „Красных бригад“ полностью держались на отношении множества людей к революции как к чему-то священному. Лидеры движения относились к транснациональному корпоративному капитализму как к монстру, готовому поглотить мир. Коммунистическая партия не желала даже обсуждать подобную угрозу, поэтому у левых радикалов появилась возможность получить поддержку тех, кто чувствовали себя обманутыми. В роли идеологов революции выступили именно участники „Красных бригад“».

Курчо и его единомышленники позиционировали себя как авангард пролетарской борьбы против капитализма, однако в первые годы своей деятельности избегали человеческих жертв, предпочитая насилию саботаж и пропаганду. Тем не менее мишенями своих атак «Красные бригады» с самого начала избирали конкретных людей: высокопоставленных банкиров и чиновников, способствующих укреплению строя, ненавистного левым радикалам. В конце 1970-х коммунисты подожгли несколько автомобилей, принадлежавших влиятельным финансистам. Еще год они ограничивались подобными символическими актами, распространением листовок и организацией подпольных встреч, после чего избрали более агрессивную стратегию.

«Начиная с конца 1971 года участники „Красных бригад“ перешли от поджогов автомобилей и уничтожения другого имущества к более масштабным атакам на руководство предприятий и профсоюзов, — рассказывает эксперт по терроризму Виктор Сундквист. — Подобный тактический сдвиг неизбежно привел к эскалации насилия. В марте 1972-го организация впервые взяла на себя ответственность за похищение — в заложниках оказался начальник фабричного цеха. Постепенно за „Красными бригадами“ закрепилась репутация одной из самых могущественных левых экстремистских группировок в Европе».

Доктрина радикалов претерпела очередную трансформацию в 1974 году: теперь они видели свою цель том, чтобы «нанести концентрированный удар в самое сердце государства, поскольку государство представляет собой империалистское сборище транснациональных корпораций». Манифест, в котором утверждалась новая программа, фактически служил апологией политического насилия с летальным исходом. Если раньше «Красные бригады» использовали похищения для демонстрации силы и возвращали заложников невредимыми, то теперь лидеры организации объявили допустимым прямое уничтожение представителей власти.

Одной из причин радикализации послужила гибель издателя, политика левого толка и руководителя партизанского движения Джанджакомо Фельтринелли весной 1972 года. Согласно официальной версии, активист подорвался на своей же взрывчатке, но коммунисты считали виновным в убийстве единомышленника внедренного в его организацию агента спецслужб под прикрытием. Смерть Фельтринелли сняла для «Красных бригад» негласное табу на применение крайних мер против тех, кто сражался с ними на стороне государства.

Первыми жертвами коммунистов летом 1974 года стали двое активистов «Итальянского социального движения», оказавших сопротивление при попытке разгромить штаб неофашистов в Падуе. «Это преступление, хоть и не было намеренным, ознаменовало зловещую трансформацию в тактике „Красных бригад“, — отмечает историк Ричард Дрейк. — В течение более чем 10 лет с того момента они продолжали терроризировать Италию поджогами, избиениями, похищениями и убийствами».

Год спустя в перестрелке на ферме, где «Красные бригады» держали очередного похищенного с целью выкупа предпринимателя, погибли двое карабинеров и одна из лидеров движения Маргерита Каголь. Радикалы впоследствии утверждали, что полицейские специально добили раненую и обезоруженную женщину.

Эскалация насилия со стороны «Красных бригад» привела к жесткой ответной реакции властей: оставшихся в живых руководителей организации Ренато Курчо и Альберто Франческини арестовали и приговорили к длительным срокам. Правительству вроде бы удалось снизить активность левых террористов, но полностью нейтрализовать движение так и не получилось. Поддержка со стороны иностранных коммунистических группировок позволила «Красным бригадам» под руководством опытного активиста Марио Моретти и дальше перестреливаться с полицией, похищать бизнесменов, организовывать покушения на журналистов и судей.

Расширение международных связей стало одним из основных направлений деятельности организации при Моретти. Новый предводитель коммунистов наладил контакты с леворадикальной группировкой RAF из ФРГ, Ирландской республиканской армией, баскскими сепаратистами и Организацией освобождения Палестины. Регулярные поставки оружия позволили в конце 1970-х продолжить курс на радикализацию, несмотря на сопротивление властей.

«Климат политического насилия в Италии, долгое время наращивающий обороты, в начале 1977 года достиг апогея, — рассказывает журналист и исследователь Рикардо Альварес. — Столкновения, многотысячные манифестации, перестрелки с полицией и тяжелые драки происходят уже каждый день. 1977-й становится самым тяжелым послевоенным годом в истории республики: идет настоящая гражданская война между правительством и красными боевиками. В стране действует более 400 революционных групп самых разных оттенков красного: начиная от анархо-коммунистов и классических марксистов, заканчивая экзотическими последователями „Джамахирии“ Муаммара Каддафи и сторонницами феминизма. Создание специальных тюрем для особо опасных политических заключенных, формирование отделов по борьбе с экстремизмом, ужесточение уголовной ответственности за преступления против власти не дают абсолютно никаких результатов. Уголовные суды работают беспрерывно, но это ситуацию совершенно не спасает — в вооруженную борьбу вливаются всё новые орды активистов».

16 марта 1978 года «Красные бригады» совершили свое самое известное преступление — похищение лидера Христианско-демократической партии и бывшего премьер-министра Альдо Моро. Преступники подкараулили машину политика в Риме, когда тот направлялся на заседание парламента, где собирался представить проект коалиционного правительства. Шофера и пятерых телохранителей убили на месте, а самого Моро заключили в оборудованном под «народную тюрьму» чулане съемной квартиры.

Пока карабинеры с собаками прочесывали город, похитители распространяли листовки с объяснением своих действий. Моро они провозгласили руководителем режима, угнетающего итальянский народ, а единственным приемлемым условием его освобождения назвали обмен на 13 «бригадиров», включая основателя «Красных бригад» Ренато Курчо. Власти отказались вести переговоры с террористами, несмотря на опубликованные письма заложника, в которых тот умолял об освобождении и обвинял соратников по партии в бездействии.

«Похищение Моро должно было сплотить массы, — отмечает итальянский историк Франческо Бишоне. — Преступники рассчитывали вдохновить сторонников Коммунистической партии на разрыв с правительством и возвращение в оппозицию».

Призывы фигур международного масштаба — от генсека ООН Курта Вальдхайма до папы римского Павла XI — проявить человечность не способствовали разрешению ситуации. Жесткая позиция правительства и безрезультатные поисковые миссии полицейских послужили поводом для конспирологических теорий: в похищении Моро обвиняли якобы пытавшихся таким образом настроить общество против левых неофашистов, оппонентов бывшего премьера во власти и американских консерваторов, невзлюбивших политика за готовность вести диалог с коммунистами.

В очередном коммюнике от 16 апреля похитители объявили, что «народный трибунал» приговорил заложника к смерти. Истощенный физически и психологически Моро к тому времени уже начал отказываться от еды и перестал соблюдать личную гигиену. В последнем письме отчаявшийся 61-летний политик запретил принимать участие в церемонии прощания с ним кому-либо из членов правительства и партийных функционеров. Тело Моро обнаружили в багажнике припаркованного в центре города автомобиля 9 мая 1978 года. Похитители убедили мужчину, что собираются его освободить, а затем расстреляли из автомата, когда тот уже забрался в машину.

«Похищение Моро травмировало итальянцев больше, чем любое другое событие в послевоенной истории, и обеспечило „Красным бригадам“ всемирную известность, — отмечает историк Ричард Дрейк. — Моро доминировал в итальянской политике с 1959-го, когда его избрали национальным секретарем партии, руководившей страной несколько десятилетий».

Правительство ужесточило контроль за внутренней безопасностью и активизировало усилия по уничтожению леворадикальной группировки. До нейтрализации «Красных бригад» оставалось еще несколько лет, но именно убийство Моро стало переломным моментом в истории организации и одним из факторов, приведших к ее падению. После резонансного похищения и хладнокровной казни всемирно известного и популярного в Италии политика многие сторонники разорвали связи с радикалами. Даже отбывавшие сроки основатели организации Ренато Курчо и Альберто Франческини обвинили сменившего их Марио Моретти в «милитаристских метаниях», которые никак не способствовали борьбе за освобождение пролетариата.

Действия каждой из сторон провоцировали жесткую ответную реакцию: полиция устраивала одну облаву за другой и безжалостно устраняла террористов, а те в ответ продолжали истреблять тех, кого считали виновными в угнетении итальянского народа. 1979 год стал худшим по количеству инцидентов за всё десятилетие: власти зафиксировали 2513 отдельных политических преступлений. Значительную часть из них совершили участники «Красных бригад» и «Коммунистического фронта».

В декабре 1981 года четверо радикалов выдали себя за сантехников и похитили американского генерала Джеймса Дозиера, заместителя начальника Южно-европейского штаба наземных войск НАТО в Вероне. Преступники не выдвинули никаких требований, а лишь в очередной раз обвинили США в навязывании своей воли другим государствам. Спустя 42 дня после похищения итальянским силовикам удалось установить местонахождение Дозиера и штурмом взять квартиру, где содержался военный. Охранявших его террористов задержали, при них обнаружили целый арсенал — от огнестрельного оружия до взрывчатки.

«Провал с Дозиером имел катастрофические последствия для движения и приблизил конец „Красных бригад“, и без того не вызывавший сомнений после череды прошлогодних рейдов, — резюмировал историк Ричард Дрейк. — Решающую роль в уничтожении организации сыграли pentiti — террористы, согласившиеся сотрудничать с властями в обмен на смягчение наказания. Их признания помогали раскрывать тайники и убивать или арестовывать других радикалов. После освобождения Дозиера еще больше pentiti вышли на связь, и полиция сокрушила то, что оставалось от „Красных бригад“».

Однако «Красные бригады» и другие менее крупные коммунистические организации были далеко не единственными противниками правительства в тот период. Жизнь обычных итальянцев превращали в кошмар еще и неофашисты, которые тоже не оставляли попыток захватить власть с помощью насилия и террора.

Неофашистский террор: «Сегодня мы прекратили жалкое существование палача системы»

«Каждые выходные происходили драки, после которых один или два наших товарища оставались лежать на асфальте. Мы чувствовали себя бессильными против огромной массы левых, которые атаковали нас везде. Полицию мы не волновали — для них мы были такими же бандитами, что и красные. Руководство MSI сложившаяся ситуация тоже беспокоила мало — после очередного нападения они постоянно твердили, что являются противниками политического насилия и сторонниками мирного диалога с левыми. Что нам оставалось делать? Мы взяли в руки оружие».

Так объяснял причины агрессии со стороны правых один из лидеров организации «Революционные вооруженные ячейки» (NAR) Дарио Педретти. К середине 1970-х угроза, которую представляли левые движения, оставалась для неофашистов основным аргументом: с его помощью они пытались обосновать несостоятельность государства и необходимость перехода к более жесткой системе управления. Собственный политический террор правые радикалы называли необходимой мерой в ответ на беспредел идеологических оппонентов.

Столкновения красных группировок и неофашистов в «свинцовые семидесятые» действительно стали для Италии таким же обычным делом, как нападения и тех и других на государственных служащих. В декабре 1975 года четверо боевиков из левого формирования «Борьба продолжается» напали на первого лидера NAR Франко Ансельми и разбили ему голову молотком. Идеолог неофашистов три месяца пролежал в реанимации и лишился левого глаза. Правые использовали подобные эпизоды как дополнительное обоснование собственного террора, хотя в действительности их стычки с коммунистами никак не оправдывали последующие теракты и покушения.

Ожесточению неофашистов во многом способствовал участник организации «Новый порядок» Пьерлуиджи Конкутелли, приговоренный в конце 1960-х к двум с половиной годам заключения за незаконное хранение оружия и нападение на карабинеров. Выйдя на свободу через 14 месяцев за примерное поведение, он перешел в радикальную оппозицию смягчившейся партии «Итальянское социальное движение» и даже организовал несколько нападений на ее участников.

Конкутелли и его единомышленники считали, что подлинные неофашисты должны не вести диалог с государством, а бороться против него всеми возможными способами. Как и коммунистические активисты, они хотели не добиться от действующего правительства компромиссов и реформ, а полностью смести старый порядок, создав новую Италию с нуля. Сходства между левыми и правыми часто казались настолько очевидными, что со стороны было трудно понять причины столь ожесточенного противостояния. Однако самим террористам разница между борьбой за освобождение пролетариата и насаждением консервативной милитаристской идеологии казалась слишком принципиальной, чтобы решить ее без потасовок и перестрелок.

«Столкновения между правыми и левыми всё чаще принимают характер увлечения и лишаются смысла: какой-либо особой политической вражды между ними нет, скорее есть исконная неприязнь и конфликт текущих интересов — банально не поделили район, сцепились из-за электората и т. д., — рассказывает журналист Рикардо Альварес. — Что бы правые публицисты ни писали о „бессмысленности вражды между одураченной Государством молодежью“, неофашисты нападают на левых, чтобы поднять свой статус, похвастаться очередной зарубкой на пистолете или рукоятке ножа. Тогда это было неистребимо, как вражда кошек и собак».

Вдобавок неофашистские группировки к середине 1970-х крепко сроднились с криминальными элементами. Мафия симпатизировала правым как проводникам «подлинных» итальянских ценностей, поэтому активно сотрудничала с радикалами и спонсировала их операции, что тоже не способствовало снятию напряжения. Сами неофашисты часто действовали как обычные преступники: грабили банки, совершали налеты на магазины и предприятия, крали автомобили.

«Грабежи, сбыт наркотиков, кражи — всё это было для нас формой политической борьбы, — объяснял лидер националистического и милитаристского движения „Третья позиция“ Джузеппе Димитри. — Мы грабили, крали и торговали героином и амфетамином не для того, чтобы вести роскошный образ жизни, а ради того, чтобы арендовать квартиры, где можно спрятать оружие, поддержать товарищей, не имевших материальных возможностей вести борьбу, обеспечить финансирование пропагандистской работы, освободить товарищей от рабства».

Второй раз Пьерлуиджи Конкутелли попал в тюрьму летом 1972 года именно за ограбление супермаркета. Всего через пять месяцев его выпустили и позволили провести остаток срока под домашним арестом, а уже к концу 1974-го идеолог неофашизма окончательно сформулировал новую программу. Вкратце она сводилась к борьбе с действующим правительством, а также с влиянием НАТО и плутократов по всему миру. Третья позиция, в честь которой называлась одна из правых группировок, подразумевала противостояние и с капитализмом, и с коммунизмом.

В январе 1975 года «Объединенный фронт борьбы с системой», как назвал свою первую организацию Конкутелли, отомстил бывшим соратникам за «предательство»: бомбы подложили в представительство партии «Итальянское социальное движение», в дом выступавшего за диалог с властью журналиста Вилли де Луки и сторонника союза правых с государством, редактора газеты Il Borghese Марио Тедески. Однако из-за плохой организации и проблем с логистикой группировка Конкутелли вскоре развалилась. Пьерлуиджи даже задумался о том, чтобы всё-таки внедриться в политический мейнстрим, но на выборах муниципальных депутатов потерпел оглушительное поражение и вернулся к тому, что получалось у него намного лучше: запугиванию, похищениям и убийствам.

Заложниками, за которых неофашисты требовали выкуп, становились люди из самых разных социальных слоев: от университетских преподавателей до главарей мафии. Полицейские облавы привели к почти полному разгрому правых и вынудили Конкутелли бежать от правосудия в Анголу, где он четыре месяца занимался наемничеством и еще сильнее проникся идеей террористической борьбы. По возвращении он собрал немногочисленных оставшихся на свободе товарищей и решил организовать покушение на руководившего громким процессом против неофашистских группировок заместителя генерального прокурора Витторио Оккорсио.

Утром 10 июля 1976 года Конкутелли и его сообщник на мотоцикле обогнали автомобиль высокопоставленного юриста и расстреляли его из автомата. На месте убийства Оккорсио преступники разбросали листовки, в которых назвали случившееся приведением в исполнение приговора специального суда.

«Буржуазное правосудие умирает, революционное правосудие идет вперед! — говорилось в заявлении террористов. — Специальный суд MPON осудил Витторио Оккорсио — мерзкого карьериста и пособника демократической диктатуры, ответственного за преследования бойцов „Нового порядка“ и идей, которых они придерживаются. Поведение инквизитора Оккорсио, отвратительного раба Системы, не достойно никакого оправдания. Он палач. Но палачи тоже умирают».

По злой иронии одно из своих самых громких преступлений неофашисты совершили ровно через месяц после того, как боевики «Красных бригад» в похожей манере «казнили» другого видного юриста — прокурора Генуи Франческо Коко. Ордер на арест Конкутелли за убийство Оккорсио выписали в январе следующего года, а еще спустя месяц благодаря информаторам-неофашистам полицейские задержали беглеца. К пожизненному заключению его приговорили в рекордно короткие сроки — утром на следующий день после ареста. Сам Конкутелли выставил себя политическим заключенным. Спустя еще три месяца его приговорили ко второму пожизненному за попытку организации вооруженного восстания.

Несмотря на поимку одного из самых видных неофашистов и нескольких его сторонников, правый террор в Италии с тех пор лишь набирал обороты. В тюрьме многие радикалы укрепились в своих взглядах и после освобождения с удвоенной энергией занялись пропагандой среди молодежи. Революционные идеи они распространяли не только на листовках, но и на страницах подпольных изданий.

«Чтобы достигнуть наших целей, обращение к вооруженной борьбе является единственной оставленной нам режимом альтернативой, — писал в программной статье для национал-революционного журнала Quex один из идеологов неофашизма Марио Тути, отбывавший пожизненное за подрыв поезда и убийство двух полицейских. — Сама борьба должна вестись максимально жестко, принося врагу материальный и моральный урон. Товарищи более не могут рассчитывать на остатки старых вооруженных структур, наполненных провокаторами и агентами режима: необходимо создавать новые структуры. Ни власть, ни деньги, ни место в истории нас не должны интересовать. Только борьба интересует нас, только ежедневное улучшение и совершенствование своей сущности».

В январе 1977 года вооруженная группировка из 25 человек захватила офис телекомпании RAI. Зачитать тогда в прямом эфире фашистский манифест не удалось, но всего через месяц террористы провели еще две громкие акции: осуществили вооруженный рейд в район, находившийся под контролем левых, и разгромили офис транспортной службы ACOTRAL, уничтожив с помощью зажигательной смеси более 20 автобусов.

Тогда же группа из 300 правых радикалов устроила потасовку в Римском государственном университете, где коммунисты собирались провести демонстрацию против выступления далай-ламы. Фашисты использовали холодное оружие, пистолеты, камни, дубинки и коктейли Молотова, а гибель 22-летнего марксиста от огнестрельного ранения в шею послужила поводом для серии ответных атак со стороны левых. С тех пор и до начала 1980-х боевики из враждующих группировок устраивали засады, расстреливали противников из автоматов и забивали насмерть.

Параллельно с терактами и потасовками неофашистские движения переживали идеологическую трансформацию. Многие группировки отказывались от казавшихся незыблемыми идеологических установок: от опоры на традиции, культа милитаризма и дисциплины, ностальгии по национальному величию. Единственным приоритетом нового поколения правых радикалов по заветам запертого в тюрьме Конкутелли теперь считалась революционная борьба против государства.

«Мы помним моду миланских и римских неофашистов, — писал в 1977 году корреспондент газеты Corriere della Sera. — Мы помним культ физической силы, культ идеального арийского воина, готового сражаться по первому сигналу. Пять-шесть лет назад дети мелкой буржуазии коллекционировали нацистскую атрибутику, ежедневно ходили в спортзалы, штудировали Эволу и Гитлера, пытаясь всеми силами быть похожими на нибелунгов. Новому поколению на всё это плевать — оно презирает музейный хлам, черную униформу и римское приветствие. Сегодня мы можем увидеть неофашистов, которые курят гашиш, знакомятся в клубах с девушками, а после стреляют в полицию во имя фашистской революции. Новое поколение стало гораздо опасней, нежели те гротескные персонажи, которых мы долгое время принимали за „истинное лицо фашизма“. Они больше не играют в „арийцев“, они больше не являются защитниками буржуазной морали, они больше не треплют языками».

Множество действовавших во второй половине 1970-х неофашистских группировок боролось не только с государством и коммунистами, но и между собой — за право возглавить революционное движение и определить, как оно должно развиваться. Некоторые террористы выступали за формирование антиправительственного альянса с левыми, другие настаивали на том, что борьба против коммунистов должна вестись так же яростно, как и против действующей власти. Впрочем, внутренние разногласия не мешали неофашистам и дальше запугивать население в соответствии со «стратегией напряжения».

В апреле 1979 года боевики взорвали в Риме автомобиль, чудом никого не убив, но ранив восемь человек. В мае еще один взрыв прогремел неподалеку от Министерства иностранных дел. Теракт на площади Святого Петра в последний момент удалось предотвратить полицейским: заминированный автомобиль обнаружили, прежде чем он взлетел на воздух в толпе прохожих. Революционная активность поднялась в Милане, Неаполе и других городах. Осенью того же года десятки банд и группировок погрузили столицу в состояние хаоса: по всему Риму вспыхивали пожары, а банки, ювелирные магазины и обменники ежедневно подвергались нападениям.

В июне 1980 года «Революционные вооруженные ячейки» осуществили очередное громкое покушение — на этот раз на заместителя генерального прокурора Италии Марио Амато, лично курировавшего расследования против неофашистских лидеров. Назначенный исполнителем Джильберто Каваллини подошел к юристу на автобусной остановке, убил его единственным выстрелом в затылок, запрыгнул на мотоцикл и скрылся. Его сообщники сообщили журналистам адрес, по которому те нашли листовки за подписью «Бригады революционного правосудия».

«Мы уничтожили палача системы Марио Амато, через чьи руки проходили дела многих наших товарищей, — гласило послание. — Сегодня мы прекратили его жалкое существование. Скоро за ним последуют другие».

«Свинцовый» период достиг кульминации 2 августа 1980 года в 10:25 утра, когда спрятанное в чемодане в зале ожидания железнодорожной станции Болоньи взрывное устройство сдетонировало, убив 85 и ранив более 200 человек. Беспрецедентная даже по меркам последних 10 лет атака погрузила население в состояние истерии и шока. Власти обвинили в преступлении лидеров «Революционных вооруженных ячеек» Валерио Фиораванти и Франческу Мамбро. В последующие десятилетия некоторые инстанции усомнились в выводах следствия, однако в начале 1980-х именно массовое убийство в Болонье послужило поводом для активизации кампании против радикалов.

Некоторые боевики бежали на Ближний Восток, другие погрязли во взаимных обвинениях и уничтожили друг друга, а большинство удалось задержать благодаря неудавшимся революционерам, согласившимся свидетельствовать против соратников. Решающим эпизодом на пути к окончанию затянувшихся «свинцовых семидесятых» стало задержание Фиораванти в феврале 1981-го.

Арест лидера повлек развал «Революционных вооруженных ячеек»: вслед за Валерио карабинеры поймали его младшего брата Кристиано. Тот пошел на сделку со следствием, выдал все тайники и конспиративные квартиры. Не оставлявшую надежд освободить Фиораванти Франческу Мамбро поймали при попытке ограбления банка в начале 1982 года. Череда громких задержаний положила конец существованию еще нескольких группировок. Те, кому удалось избежать ареста и гибели, либо спрятались, либо покинули Италию. Эти события происходили почти одновременно с уничтожением «Красных бригад» в их изначальном формате и ознаменовали окончание растянувшейся более чем на 10 лет необъявленной гражданской войны.

Впрочем, теракты и громкие преступления — хоть и не в таком количестве — сотрясали страну до середины 1980-х. Один из составителей программы «Третьей позиции» Фабрицио Дзани назвал этот хаотичный, отчаянный и обреченный на поражение этап борьбы правых радикалов «войной без сна». Ее главная цель заключалась не в захвате власти, а в том, чтобы отомстить государству «за погибших и арестованных товарищей».

В октябре 1982 года неофашисты расстреляли двух римских патрульных из автомата, назвав своих жертв «отвратительными государственными наемниками». За следующие три года карабинерам и спецслужбам удалось сломить ожесточенное сопротивление «мстителей». На момент передачи в суд дело «Революционных вооруженных ячеек» состояло из 220 томов с подробным описанием 42 убийств, более чем 170 ограблений, поджогов, взрывов, вооруженных нападений, эпизодов торговли наркотиками и оружием. По количеству совершенных преступлений неофашистская организация практически не отставала от действовавших аналогичными методами «Красных бригад».

В мае 1985 года Верховный суд Италии приговорил к пожизненному заключению 11 лидеров «Революционных вооруженных ячеек», а еще 45 участников к срокам от шести до 20 лет. Внутреннюю структуру движения признали террористической, наложив таким образом запрет на ее возрождение в любой форме, а 15 скрывшихся за границей боевиков объявили в международный розыск. Так завершился кровавый, трагичный — и вероятно, самый значимый период в современной истории Италии.

«Мы участвовали в конфликте — и проиграли — ответил на вопрос, сожалеет ли он о своих действиях в „свинцовые семидесятые“, отсидевший 23 года за убийство двух полицейских бывший участник „Красных бригад“ Франческо Пиччони. — Мне жаль, что родственники жертв пострадали от ошибок, допущенных их близкими. Повторил бы я всё это снова? Тогда были другие времена. Это то же самое, что спрашивать Брута, убил бы он снова Юлия Цезаря. Но оно того стоило. Если ты не можешь изменить несправедливый мир, то в чем вообще смысл жизни?»

---

«Я был фанатиком, опьяненным политикой, — написал отбывавший четыре пожизненных срока неофашист Пьерлуиджи Конкутелли в предисловии к автобиографии „Я черный“. — Я часто повторяю: я был судьей, палачом и Богом в одном лице. Судьей — потому что выносил приговоры, палачом — потому что приводил эти приговоры в исполнение, Богом — потому что забирал самое ценное, что есть у человека: его жизнь. Я делал детей сиротами, а жен вдовами. Но кем я был на самом то деле? Да никем. Я видел, как умирают мои товарищи и близкие друзья. Я убил и за это просидел в тюрьме всю жизнь. Теперь я изгой, старик, у которого нет ничего и который никому не нужен. Но если я делал ужасные вещи, то делал я это в контексте тех времен, которые, я надеюсь, никогда не вернутся. Буду ли я делать всё это вновь? Конечно нет! Чему служит вооруженная борьба? Ничему она не служит и пользы не несет никакой. Куча смертей, пожизненное заключение, годы жизни в четырех стенах, которые превращают человека в существо хуже зверя. Правильно ли было бы вновь брать в руки оружие ради всего этого? В случае утвердительного ответа я назвал бы такого человека идиотом».

Начало 1960-х ознаменовалось для Италии экономическим подъемом и появлением новых возможностей. Однако послевоенные десятилетия население запомнило не благодаря индустриальному чуду, а из-за внутреннего конфликта, который оборвал жизни нескольких сотен человек и едва не уничтожил государство.