Антисемитизм интеллектуалов: как Вольтер, Вагнер, Достоевский и другие предавались предрассудкам эпохи

В эпоху Античности и в Средние века процветал главным образом не антисемитизм, но юдофобия — одна из форм межрелигиозной ненависти, направленной в данном случае на представителей иудейского вероисповедания и заканчивающейся со сменой веры.

Теологические доктрины допускали существование иудаизма на христианских землях (в отличие от всех прочих вер и ересей, которые подлежали искоренению). Однако, разумеется, равноправие здесь было невозможно — напротив, положение вечно гонимых иудеев символизировало отвержение ими Иисуса и истинность христианства.

В позднем Средневековье к религиозной ненависти добавилась профессиональная: во многих европейских странах постоянно изгоняемые евреи, которым также было запрещено заниматься большинством видов искусств и ремесел, оказались связаны с финансовыми операциями — от самых мелких до наиболее крупных. Неприязнь к ростовщикам, идущая как от страдавших от долгов бедняков, так и от конкурировавшей с евреями буржуазии, породила еще одну форму ненависти.

Однако уже в позднем Средневековье возникает ксенофобия особого рода — антисемитизм расовый, «по крови», при котором никакая перемена веры или профессии не спасала еврея и не избавляла его от проклятой Богом природы.

Все началось в Испании — стране, некогда представлявшей собой наиболее сложное общество Европы, где сосуществовали иудаизм, ислам и христианство. Важнейший центр средневековой еврейской культуры стал местом, где были приняты первые расовые законы в истории, очищавшие «истинно испанскую знать» от проникновения в нее «нечистокровного» элемента.

Подобные декреты вступили в силу в 1449 году после восстания «потомственных христиан» в Толедо: многие ремесленные корпорации запретили тогда принимать новообращенных евреев и их потомков в свои ряды, а иные города — и селиться им на своей территории.

Силу всеобщего закона ограничения для бывших иудеев получили в 1536 году, через несколько десятилетий после произошедшего в 1492-м изгнания евреев из Испании.

Поддержка этих постановлений была столь велика, что доминиканца Игнасио Балтанаса, написавшего книгу в защиту новообращенных и их потомков и указавшего на равенство всех христиан, а также на важнейшую роль, которую сыграли многие бывшие иудеи в испанской истории, — приговорили в 1563 году к пожизненному заключению. Лишь создатель ордена иезуитов Игнатий Лойола и его соратники на протяжении нескольких десятилетий (вплоть до 1592 года) позволяли себе демонстративно игнорировать расовые законы испанской монархии.

Потомки крещеных евреев к середине XVI столетия составляли 4–5 % населения страны, они были зажиточной и образованной группой, тесно связанной с высшей аристократией, однако из-за их происхождения все социальные лифты для таких людей были полностью закрыты.

Широко распространилась практика получения «справок о чистоте крови» и, наоборот, изготовления поддельных документов, доказывающих наличие в роду предков презираемой расы, для дискредитации противников. Представители специальной профессии linajudo коллекционировали информацию о родословных, чтобы затем использовать ее в различных целях.

Такую цитату, иллюстрирующую сложившуюся ситуацию, приводит один из виднейших историков антисемитизма Леон Поляков:

«В Испании, — писал один францисканец в 1586 году, — не так позорно быть богохульником, вором, бродягой, совершать супружеские измены, святотатства, иметь любые другие пороки, как иметь еврейское происхождение, даже если предки обратились в святую католическую веру двести или триста лет назад…»

Поиски потомков евреев, а также тех, кто формально был обращен в христианство, но продолжал скрыто практиковать иудаизм, — марранов — изменили и отношение к самим испанцам в Европе. Пантагрюэль из романа Франсуа Рабле отказывается принимать испанское оружие, поскольку его отец ненавидел «идальго, марранизированных как сам Дьявол».

К XVII–XVIII векам отголоски моды на расовый антисемитизм докатились и до германоязычных земель.

Среди названий антисемитских трактатов того времени можно встретить такие, как «Горящий яд драконов и бешеная желчь ужей» или «Еврейские бани, где публично демонстрируются практические уловки и подлости евреев, как они пьют христианскую кровь, а также их горький пот…».

Слово «еврей» в самых неожиданных переносных значениях вошло и в часть немецких наречий.

Так, в Восточной Фрисландии «евреем» стали называть обед без мясного блюда, а в Райнланде — часть позвоночника у свиней.

Фразеологическая копилка немецких диалектов Нового времени пополнилась выражениями в духе «у этой еды вкус мертвого еврея».

Эпоха Просвещения хотя и способствовала достижению сословного и религиозного равноправия, но отнюдь не искоренила антисемитизм — даже в светских и образованных слоях.

Раньше евреев презирали за то, что они Христа не приняли, — теперь же, помимо прочего, иудеи оказались виноваты в том, что они Его (а точнее, христианство) породили. Одним из наиболее ярых сторонников этой точки зрения был крупнейший мыслитель эпохи Просвещения Франсуа-Мари Аруэ Вольтер.

В многочисленных текстах и письмах он не только воспроизводил затасканные шаблоны о ростовщичестве и стремлении к обогащению (в условиях постоянных запретов на профессии и изгнаний финансовые операции были для евреев одной из немногих доступных форм заработка), но и приводил новые «доводы», сформировавшие основу антисемитских мифов Нового времени.

Он утверждал, что евреи, будучи не европейцами, но азиатами, никогда не станут равными «белым людям».

«Вы — считающие животные, попробуйте быть думающими» — такой «рекомендацией» Вольтер завершает статью «Евреи» в своем «Философском словаре», где упоминает многочисленные человеческие жертвоприношения, совершаемые ветхозаветными иудеями.

А современным ему представителям этого народа французский классик советует стать незаметными, подобно парсам-зороастрийцам тогдашних Индии и Ирана.

В других текстах он объявляет евреев «заядлыми плагиаторами», утверждая, что нет ни единой страницы в их книгах, которая не была бы украдена, например, у Гомера. Вольтер отождествляет интеллектуальную деятельность иудеев с работой старьевщика (еще одна разрешенная европейским евреям профессия), продающего как новые уже давно известные да подлатанные идеи.

Антиеврейская риторика Вольтера формально сводится главным образом к критике Ветхого Завета, но раз за разом принимает выражено расистский характер и имеет значительно более глубокий смысл, нежели стандартные предрассудки эпохи.

Конечно, французское Просвещение многолико, и если Вольтер был главным антисемитом движения, то Дени Дидро и — в особенности — Жан-Жак Руссо выступали скорее на стороне немногочисленного угнетенного меньшинства, которое составляли европейские евреи тех времен.

Руссо, в частности, утверждал, что необходимо выслушивать иудейские аргументы против христианства, а ознакомиться с ними до конца невозможно, пока евреи не получат равного с христианами общественного положения и не будут чувствовать себя в безопасности, защищая свою религию.

Немецкий просветитель Готхольд Лессинг, автор пьес «Евреи» (1749) и «Натан Мудрый» (1779), первым из крупных деятелей Европы выступил с филосемитских позиций. Ставший же прототипом Натана берлинский еврейский философ и друг Лессинга Мозес Мендельсон был одним из наиболее популярных германоязычных мыслителей своего времени.

Радикальную неприязнь к еврейству испытывал немецкий мыслитель-классик и основатель местного философского национализма Иоганн Готлиб Фихте.

«Чтобы защититься от них, я вижу только одно средство: завоевать для них их землю обетованную и выслать туда их всех», — писал он в одном из своих первых крупных трудов, опубликованном в 1793 году.

Фихте заявляет, что предоставление евреям гражданских прав (при этом он признавал за ними права человека и право на исповедание иудаизма) может нанести колоссальный вред, поскольку они, по его словам, будут образовывать «государство в государстве», разрушающее единство нации. Более того, философ утверждал, что «предоставить им гражданские права возможно лишь при одном условии: в одну ночь отрубить им всем голову и приставить другую, в которой не будет ни одной иудейской идеи».

Радикальную критику иудаизма и последовательный отказ в сочувствии дискриминируемым евреям мы находим и во многих других его сочинениях. Подобная система взглядов в сочетании с романтическим национализмом и уверенностью в том, что лишь его единоплеменные соотечественники являются носителями и собирателями истинного христианства, впоследствии сделала Фихте одним из важнейших персонажей нацистского пантеона «великих немцев».

Несмотря на это, в 1812 году Фихте добровольно прерывает собственную академическую карьеру и уходит с поста ректора и профессора философии Берлинского университета Гумбольдта в знак протеста против безразличия своих коллег, отказавшихся защитить студента-еврея от унижений. А одним из важнейших мыслителей-предшественников Иоганн Фихте считал своего старшего современника немецко-еврейского философа Соломона Маймона.

Эмансипация и ассимиляция евреев, становившиеся всё более и более заметными в культурной, экономической и общественной жизни Западной Европы, порождали и новые формы ненависти.

Деятели французского левого движения первой половины XIX века: социалист Шарль Фурье, анархист Пьер-Жозеф Прудон — ненавидели «жидов», отождествляя еврейство с духом капитализма.

При этом Прудон в своих текстах доходил и до повторяющих нацистские призывов к изгнанию или полному уничтожению народа. Борясь с «оккупацией Франции иностранцами», он убеждал соотечественников вернуться в первоначальное, естественное состояние.

Был близок по своим взглядам к Прудону и Фурье и первый крупный представитель коллективистского анархизма Михаил Бакунин. Лишь последующее широкое участие евреев в левом движении (связанное в том числе и с массовой эмиграцией из Восточной Европы обездоленного еврейского пролетариата) позволило преодолеть изначальный антисемитский крен, характерный для этого политического течения.

Одним из представителей правого крыла, чья ненависть к евреям стала хрестоматийной, был немецкий композитор и идеолог романтического национализма Рихард Вагнер. В своей вышедшей в 1850 году и переизданной в 1869-м статье «Еврейство в музыке» он писал:

«…вся европейская цивилизация и ее искусство остались чуждыми для евреев: они не принимали никакого участия в их образовании и развитии, но лишенные отечества, только издали присматривались к ним. На нашем языке и в нашем искусстве еврей может только повторять, подражать, но создавать изящные произведения, творить — он не в состоянии.

Насколько чужды нам евреи, можно судить из того, что сам язык евреев противен нам. Особенности семитической речи, особенное упрямство ее природы не изгладилось даже под воздействием на нее двухтысячелетнего культурного общения евреев с европейскими народами.

Само звуковыражение, чуждое нам, резко поражает наш слух; также неприятно действует на нас незнакомая конструкция оборотов, благодаря которым еврейская речь приобретает характер невыразимо перепутанной болтовни… <…>

Становитесь же не стесняясь, — скажем мы евреям, — на правильный путь, так как самоуничтожение спасет вас!

Тогда мы будем согласны и, в известном смысле, неразличимы! Но помните, что только это одно может быть вашим спасением от лежащего на вас проклятия, так как спасение Агасфера — в его погибели».

Мелочный и беспокойный еврей Вагнера был полной противоположностью эпическому герою-германцу. Он — представитель «вырожденной» космополитической городской цивилизации, где стирается дух нации, воплощенный для автора «Кольца нибелунга» в романтизированных образах Средневековья. Поэта Генриха Гейне и композитора Феликса Мендельсона Бартольди он называет «бездарными еврейскими противниками».

В одно время с Вагнером писал и крупнейший антисемит русской классической литературы Федор Достоевский.

Большинство его предшественников считало еврейскую тему маргинальной, а у Гоголя в «Тарасе Бульбе» отражены исторические реалии межрелигиозной вражды в украинском обществе XVII столетия.

Достоевский же сделал антисемитизм одним из важнейших элементов своей религиозно-консервативной идеологии. Он утверждал, что дискриминация «жидов» — это лишь способ защиты русских крестьян от «засилья евреев». Участие последних в революционном движении Достоевский описывает следующим образом:

«…жиду весь выигрыш от всякого радикального потрясения и переворота в государстве, потому что сам-то он status in statu [государство в государстве], составляет свою общину, которая никогда не потрясется, а лишь выиграет от всякого ослабления всего того, что не жиды».

Тот факт, что разрыв связей с традиционной иудейской религиозной общиной был одним из первых шагов почти любого революционера еврейского происхождения, Достоевский настойчиво игнорирует.

Он ненавидит многочисленные «жидовские рожи», встречаемые им в Германии, а более всего — ассимилированных космополитичных евреев либеральных взглядов. Все это сочетается с глубокой верой в избранничество русского мессианского «народа-богоносца», делающее православие по Достоевскому прямым конкурентом иудаизма.

Многообразные формы ксенофобии, проявлявшейся со всех сторон политического спектра, как справа, так и слева, помогли сформироваться антисемитизму как отдельной политической идентичности.

В 1880 году трижды вступавший в браки с еврейками немецкий активист и публицист Вильгельм Марр создает «Антисемитскую лигу» для борьбы с «объевреиванием Германии», а «антисемитизм» представляет в качестве «интеллектуального» слова, подчеркивающего системный и цивилизованный характер движения, противопоставляя его традиционной Judenhass («юдофобии»), связанной скорее с религиозными разногласиями, нежели с расовой ненавистью. Марр утверждает, что даже полная ассимиляция не избавит страну от «еврейского духа», а его победа над «немецким» будет означать конец германского народа.

Через полтора десятилетия, в 1894 году, интеллектуальные круги Франции взбудоражило «дело Дрейфуса» — офицера-еврея, обвиненного в государственной измене и приговоренного на основании подложных документов к пожизненной каторге.

Вплоть до полной реабилитации Альфреда Дрейфуса и возвращения его на военную службу в 1906 году важнейшим элементом французской общественной жизни было противостояние про- и антидрейфусовских интеллектуалов и общественных деятелей — дрейфуссаров и антидрейфуссаров. Последние зачастую связывали мнимое «предательство» осужденного с его еврейским происхождением и использовали эту ситуацию для массовой пропаганды антисемитизма.

Дрейфуссарами были Эмиль Золя, Анатоль Франс, Марсель Пруст, Клод Моне. В лагере их противников оказались Жюль Верн, Эдгар Дега, Поль Сезанн…

В России, которую весь конец XIX и начало XX века сотрясали еврейские погромы, страстным дрейфуссаром был Антон Чехов.

Лев Толстой же считал это дело маловажным и в первую очередь критиковал иудаизм за его националистический характер, а уже во вторую — осуждал насилие погромщиков.

«Знаковыми» антисемитствующими интеллектуалами середины XX столетия стали тесно и не очень сотрудничавшие с германскими нацистами и итальянскими фашистами философ Мартин Хайдеггер, писатель Луи-Фердинанд Селин, поэт Эзра Паунд.

Один из наиболее влиятельных мыслителей прошлого века Мартин Хайдеггер считал «мировое еврейство» дегуманизирующей и отчуждающей человека от природной жизни в пользу технологической цивилизации силой. На протяжении краткого периода 1933–1934 годов он был ректором Фрайбургского университета, «пришедшим к власти» на волне проводившейся в стране нацистской политики. Он претендовал и на роль «философа партии», однако, будучи слишком глубоким и абстрактным интеллектуалом, проиграл борьбу расовому теоретику Альфреду Розенбергу. По всей вероятности, это и повлекло его отставку с поста ректора.

На протяжении следующего десятилетия в своих публичных выступлениях Хайдеггер уклонялся от прямой поддержки или критики режима и вплоть до 1945 года оставался членом НСДАП. Дожив до 1976 года, философ никогда не обсуждал и не осуждал ни нацизм, ни Холокост, заявив лишь однажды, что решение занять ректорский пост было самой большой глупостью в его жизни.

Дебаты об отношении Хайдеггера к евреям продолжались на протяжении десятилетий: часть интеллектуалов оправдывала мыслителя, другая считала антисемитизм и связь с нацизмом естественным следствием его философии.

Однако настоящая сенсация грянула в 2014 году — тогда были опубликованы «Черные тетради» — дневники, которые Хайдеггер вел в 1930–1940-х годах. Оказалось, что антисемитские настроения владели им на протяжении всех 1930-х (как, впрочем, и до того, когда он в частной переписке жаловался на «еврейское засилье»). Более того, в них был выдвинут тезис, что Холокост, учиненный нацистами, — это акт самоуничтожения евреев: технология, которую, по мнению философа, они олицетворяли, их и погубила.

Французский литератор Луи-Фердинанд Селин, чьи радикально антисемитские книги 1930-х до сих пор не могут быть изданы во Франции (но недавно вышли в России — их выпустил проект «Опустошитель»), — одна из ключевых фигур в истории мирового авангарда: его труды повлияли на Сэмюэла Беккета, Аллена Гинзберга, Уильяма Берроуза, Жана Жене…

До сих пор непонятно, что послужило поводом для антисемитизма Селина. На сей счет существует масса гипотез, в том числе весьма экстравагантных: возможно, это была «протопанковская» шутка, способ противопоставить себя либерализму; по другой версии, причина — в стремлении избежать новой мировой войны; также есть мнение, что литератор грезил об объединении Европы под германской властью и восстановлении Священной Римской империи Карла Великого.

Характерную речевую манеру Селина лучше всего, пожалуй, характеризует шутка, произнесенная им в феврале 1944 года на приеме в немецком посольстве в Париже.

Поражение Германии во Второй мировой казалось уже неизбежным, так что писатель предположил, что Гитлера подменили еврейским двойником-марионеткой, осознанно ведущим арийскую расу к погибели.

Живший в Италии великий американский поэт-модернист Эзра Паунд не уставал костерить ростовщический дух еврейства как в профашистских радиопередачах времен Второй мировой, так и на страницах своего главного произведения — масштабной поэмы Cantos, охватывающей множество эпох, пространств, времен и содержащей вставки на разных языках мира — от латыни до китайского.

После поражения Италии во Второй мировой Паунда обвинили в государственной измене, но он был признан сумасшедшим и провел многие годы в психиатрической больнице (где и написал значительную часть поэмы). Лишь в 1958 году он смог вернуться на Апеннины. Первым его жестом на итальянской земле стала рука, поднятая в «римском приветствии».

После Холокоста и поражения нацизма во Второй мировой войне в Западной Европе и США антисемитизм стал одним из бесспорных символов зла, безоговорочно «общественно осуждаемым» явлением.

Ситуация в СССР оказалась иной: уничтожение еврейских писателей и фактический запрет национальной культуры в 1948–1949 годах, антисемитская кампания вокруг «дела врачей» в 1953-м и радикальная антиизраильская политика советской власти после 1967 года делали антисемитизм если и не легальным, то легитимным — как в среде диссидентской, так и в (полу)официальной.

Ассоциирующиеся с православием и почвенничеством интеллектуалы, от имперского автора исторических романов Валентина Пикуля до философа А. Ф. Лосева и писателя-диссидента Александра Солженицына, критически оценивали роль обобщаемых ими «евреев» в отечественной истории и не стеснялись открыто выражать свое отношение к ним.

Вышедший в начале 2000-х двухтомный бестселлер Солженицына «200 лет вместе» посвящается главным образом доказательству исторической вины евреев перед русским народом.

Несмотря на формальные различия ксенофобских идей, от которых, как выясняется, не свободен никто, включая и наиболее глубоких интеллектуалов, все они имеют в своей основе и общие черты.

В отношении антисемитизма эту работу провел немецкий философ Теодор Адорно и выделил в своей «Диалектике Просвещения» семь его основных признаков (изложенных здесь в интерпретации Кристиана Фукса).

1. Евреи считаются расой.
2. Евреи представляются как жадные люди, главными ориентирами для которых служат власть и деньги; они оказываются представителями финансового капитала.
3. Евреи в фетишистской манере обвиняются во всех общих проблемах капитализма.
4. Проявляется ненависть к иудаизму.
5. Имитируются приписываемые евреям естественные характеристики, которые психологически выражают доминирование человека над природой или же подражание магии.
6. Свойства личностей, такие как «власть над обществом», приписываются евреям как расе. Таким образом, они «наделяются» особым могуществом.
7. Антисемитизм базируется на иррациональных стереотипах, бессмысленных обобщениях и суждениях. Он утверждает, что индивидуумы, как члены определенной группы, должны исчезнуть, и основывается на ненависти к Другому.

Возможно, этот краткий список поможет читателю выделять антисемитские идеи — одну из многочисленных форм когнитивных искажений, вызываемых эмоциональной неприязнью к непохожим.