По уши в эмпатии. Как искусство слушать других людей делает нас лучше

В 1935 году Эрнест Хемингуэй дал в журнале Esquire совет молодым писателям: «Когда люди говорят — слушай… Большинство людей никогда не слушают». Хотя Хемингуэй был одним из героев моей юности, примерно в двадцать пять лет ко мне пришло понимание: я — представитель того самого большинства, и я никогда не слушаю.

А если и слушаю, то всё равно больше сосредоточен на себе и постоянно отвлекаюсь. В худшие дни я вообще мог показаться солипсистом. Но в определенный момент я попытался лучше понять себя, чтобы наконец услышать других.

Мы относимся к слушанию как к автоматическому процессу, о котором сказать, в общем, нечего, словно это пищеварение или моргание. Когда речь заходит об умении слушать, обычно это происходит в контексте профессионального общения: уметь слушать должны лидеры и наставники, а остальным это как будто не обязательно. Подобное пренебрежение — настоящий позор.

Лично мне потребовалось очень много времени, прежде чем я смог понять, что внимательное слушание — своего рода волшебный трюк, когда оба собеседника смягчаются, расцветают и становятся менее одинокими.

Также я обнаружил, что Карл Роджерс, один из самых выдающихся психологов XX века, дал этому недооцененному навыку название «активное слушание». В целом же умение хорошо разговаривать и правильно задавать вопросы — одна из самых доступных и самых мощных форм связи между людьми.

В худшие дни я слушал словно на автопилоте. Темы политики или философии превращали меня в зануду или хулигана. Люди даже в мелочах избегали возможности не соглашаться со мной, поскольку знали, что это приведет лишь к раздражению и отказу прислушиваться к их аргументам. В личной жизни я слишком часто забывал поддерживать партнера. Я почти не задавал своим друзьям серьезных вопросов. Я любил обсуждать с ними шутки и сплетни, но не хотел спрашивать их о вещах действительно важных. Или я спрашивал их о том, о чем они рассказывали неделю назад, но забывал спросить о недавнем собеседовании или расставании.

Вот где неумение слушать приносит наибольший вред: оно сигнализирует окружающим вас людям, что вы не заботитесь о них, а если и заботитесь, то делаете это не очень хорошо. Теперь люди подумают дважды, прежде чем откроются вам или попросят у вас совета. И они уже не будут полагаться на вас, поскольку мы склонны полагаться только на тех, кого считаем великодушными.

Всё это рисует картину довольно мрачную. Но преувеличивать я тоже не хочу — монстром я не был. Я заботился о других и мог показать это. Меня любили, и я прокладывал себе дорогу в мире, видимо, исключительно за счет харизмы.

Может быть, именно в этом и заключается печальная правда: можно прожить жизнь, будучи плохим слушателем, ведь люди привыкли прощать невнимательность.

Кейт Мерфи в своей книге «Ты не слушаешь» (2020) описывает, как современная жизнь мешает нам слышать других:

«Нас часто призывают прислушиваться к своему сердцу и к своему внутреннему голосу, но куда реже — внимательно и целенаправленно слушать других людей».

Почему мы воспринимаем неумение слушать как само собой разумеющееся? Я думаю, потому, что научиться слушать сложно, и мы все это знаем. Как и все формы самосовершенствования, разрушение панциря невнимательности требует намерения и — в идеале — руководства.

Обнаружив работы Роджерса, я осознал, что во многих разговорах я всё понимал неправильно. Активно слушая, слушатель «не воспринимает пассивно слова, которые ему говорят. Он активно пытается уловить факты и чувства в том, что слышит, и, слушая, пытается помочь говорящему решить его собственные проблемы». Это была та позиция, которую я занимал лишь от случая к случаю.

Роджерс родился в 1902 году в том же пригороде Чикаго и получил строгое религиозное воспитание. Сначала казалось, что для религии он и появился на свет. Однако в 1926 году он перешел из Объединенной теологической семинарии в Колумбийский университет и посвятил себя психологии. (В то время психология была настолько новой и модной наукой, что во время переговоров по Версальскому договору в 1919 году Зигмунд Фрейд тайно консультировал в Париже американского посла Вудро Вильсона.)

К 1940-м годам он разработал новый подход к психотерапии, который стал называться «гуманистическим» и «личностно-ориентированным». Он считал, что несчастные люди не сломлены, а «заблокированы». И в отличие от представителей преобладающих в то время методов психотерапии (психоанализа и бихевиоризма) Роджерс был убежден, что терапевт должен быть не столько тем, кто решает проблемы клиента, сколько своего рода опытной акушеркой, вытягивающей из клиента решения, которые и так уже у него есть. Он считал, что во всех людях присутствует глубокое стремление к «самоактуализации» и что задача терапевта — взращивать это стремление, «освободить и укрепить человека, а не вмешиваться в его жизнь». И ключом к достижению этой цели было внимательное, сосредоточенное, «активное» слушание.

Как пишет Дэвид Коэн, один из биографов Роджерса, его терапевтическая философия «стала частью терапии». Сегодня на Западе многие верят, что обращение к психотерапевту может быть вдохновляющим и позитивным опытом, а не индикатором кризиса или болезни. Это во многом связано с идеями Роджерса. Также пациент теперь может надеяться, что терапевт позволит себе проникнуть в его мысли и выразит осторожное, но ощутимое сопереживание. Там, где Фрейд сосредотачивался на изолированном разуме, Роджерс больше ценил слияние умов — ограниченное, но интимное.

Роджерсу умение слушать было необходимо, чтобы создать благоприятные условия для личностного роста клиента. Это был один из принципиальных моментов, помогающих другому человеку чувствовать себя менее одиноким и более способным к самоанализу.

Роджерс считал, что основная проблема заключается в том, что сознания изолированы друг от друга, а между ними есть заросли когнитивного шума. Преодоление шума требует усилий. Чтобы хорошо слушать, «необходимо проникнуть внутрь говорящего и понять, что именно он нам сообщает». Этот эмпатический скачок требует нешуточных усилий. Намного легче судить о чужой точке зрения со стороны, анализировать ее и классифицировать. Посмотреть же на мир глазами другого человека очень тяжело. В подростковом возрасте я был страстным атеистом и не менее страстным левым. Я видел вещи очень просто: все верующие легковерны, а все консерваторы — психопаты (или, по крайней мере, бесчувственны). Я мог придерживаться своей манихейской точки зрения только потому, что даже не пытался понять этих людей.

Еще один из блоков моей психики, также описанный Роджерсом, — это уверенность, что любой, с кем я разговариваю, глупее меня. Подобное высокомерие просто губительно для умения слушать:

«Пока мы не сможем продемонстрировать искреннее уважение и потенциальную ценность другого человека, мы не будем хорошими слушателями».

Раньше, в плохие дни, я, словно какой-то хищник, только и ждал случая, чтобы кого-то унизить или поставить на место. Я специально выискивал признаки того, что человек неправ. Но, как пишет Роджерс, чтобы хорошо слушать, мы «должны создать климат, который не будет ни критическим, ни оценочным, ни морализаторским».

«Наши эмоции часто очень мешают нам слушать», — также писал он. Короче говоря, большая часть нашего неумения слушать сводится к отсутствию самоконтроля. Вместо этого мы чувствуем оживление, подбираем ассоциации, к нам приходят необычные идеи. (Вот зачем нужны социальные условности: чтобы не обсуждать такие вещи, как религия или политика, на званых обедах.) Когда мне был двадцать один год, я не мог промолчать, если кто-то утверждал, что поп-музыка — это нормальное явление или что у капитализма есть какие-то искупительные черты. Из-за этого мне было очень трудно прислушиваться к чужому мнению. Вот почему, говорит Роджерс, невмешательство — один из самых важных навыков в умении слушать. Терпение.

«Слушать себя, — писал он, — необходимо, чтобы слушать других».

Здесь ясна аналогия с медитацией: не гонитесь за каждой мыслью, не реагируйте на каждое внутреннее событие, оставайтесь сосредоточенными. Сейчас во время разговора я постоянно стараюсь напоминать себе: реагируй, вмешивайся только тогда, когда тебя к этому приглашают или когда это будет явно кстати. Это требует практики, возможно бесконечной практики.

Мы должны сопротивляться постоянному желанию переместить фокус разговора обратно на себя.

Когда друг говорит мне, что хотел бы посетить Таиланд, я должен сопротивляться эгоистичному порыву прокомментировать его желание. Вместо этого я должен спросить «почему именно Таиланд»? Социологи называют это «реакцией поддержки». Хорошо слушать — значит отступить от самого себя и сосредоточить внимание на ком-то другом.

Хорошим примером подхода является случай, произошедший во время Второй мировой войны. ВВС США попросили Роджерса оценить психологическое здоровье артиллеристов с низким моральным духом. Будучи терпеливым, непредвзятым и внимательным, Роджерс обнаружил, что артиллеристы в глубине души были обижены на гражданских. По словам одного из них, когда он вернулся в свой родной город и посетил футбольный матч, то понял, что «вся эта жизнь, веселье и радость просто сводят с ума». Роджерс не хотел вмешиваться в жизнь военных и не призывал их изменить свою точку зрения. Он лишь рекомендовал им честно говорить о своем гневе и открыто, без стыда, выражать его. А их собеседникам Роджерс рекомендовал просто внимательно слушать их — столько, сколько потребуется, пока военные не избавятся от бремени.

Подобно медитации, активное слушание требует усилий. Мы постоянно ведем внутренний монолог, и он невольно выплескивается из нашего мозга в нашу речь. Чтобы остановить этот бесконечный поток, нужно приложить усилие. Это необходимо, поскольку даже если у нас самые лучшие намерения, они могут быть эгоцентричными. Мы можем этого не замечать, говорит Роджерс, но, как правило, когда мы предлагаем свою интерпретацию, «мы реагируем на нашу собственную потребность видеть мир определенным образом». Когда я стал наблюдать за своей манерой слушать, я заметил, насколько тяжело мне просто дать людям закончить свои предложения. Я заметил бесконечную волну нетерпения, захватывающую мое внимание. Мне хотелось задавать вопросы, которые на самом деле вовсе не были вопросами, а навязывали мое мнение, замаскированное под вопросы. Я начал понимать: лучшее, на что я способен, — это молчать и ждать.

Работа активного слушателя состоит в том, чтобы просто быть рядом и «думать вместе с людьми, а не за них или о них». Такое мышление требует прислушаться к тому, что Роджерс называет «общим смыслом». Часто чувство — это то, что выражается на самом деле, а содержание — своего рода чучело чревовещателя. Чтобы уловить чувство, требуется настоящая концентрация, тем более что такие невербальные сигналы, как нерешительность, бормотание и изменение позы, имеют в таких случаях решающее значение.

Отстранитесь и «общий смысл» полностью ускользнет.

Плохой слушатель может притворяться, что он заинтересован, но это не сработает. Как пишет Роджерс, люди настороженно относятся к «притворной заинтересованности» и справедливо возмущаются ею как «пустой и бесплодной». Искреннее слушание подразумевает смесь свободы воли, сострадания, внимания и приверженности. Это «требует практики» и «может потребовать изменений в наших основных установках».

Нет нужды быть плохим слушателем, чтобы извлечь пользу из идей Роджерса. Даже чуткий, заинтересованный слушатель может найти многое в его работах. Роджерс сделал больше, чем кто-либо другой, чтобы изучить умение слушать и систематизировать его динамику.

Безусловно, то, что Роджерс был хорошим слушателем, повлияло на его собственную жизнь. Роджерс обнаружил, что «умение слушать с эмпатией дарует исцеление и освобождение как в терапии, так и в других случаях». Роджерс запомнился всем, кто его знал, как превосходный слушатель. Несмотря на недостатки, отягощающие жизнь (зависимость от алкоголя, разочарование в моногамии), Роджерс был порядочным человеком: теплым, открытым и не жестоким.

То, что он смог воплотить свои теории в жизнь, должно воодушевить многих из нас. Все хотят, чтобы их слушали. Откуда берется клише, что люди влюбляются в своих терапевтов? Почему соблазнение начинается с прикованного внимания? Подумайте о своем собственном опыте, и вы, вероятно, обнаружите прямую связь между людьми, которые, как вы сами это чувствуете, любят вас, и людьми, которые на самом деле слушают то, что вы говорите. Мы отдаляемся от тех людей, которые ни о чем нас не спрашивают. И навсегда привязываемся к тем, кто слушает так усердно, что вытягивает из нас что-то новое и кто слышит то, чего мы даже не говорили.

Все мы, проявляя себя с лучшей стороны, хотим способствовать личностному росту близких людей. Мы хотим помочь им раскрыть себя, стать выше, думать лучше. Динамика подобных отношений может быть не такой прямой, как на консультации у терапевта, поскольку здесь больше равноправия, но когда наши отношения здоровы, мы хотим, чтобы окружающие нас люди процветали. Роджерс показал, что умение слушать — это самый простой путь.

Будьте внимательными с людьми, и они почувствуют освобождающую силу вашего внимания и разовьют «глубокую уверенность в себе». Если мы не хотим этого для наших друзей, то мы им не друзья.

Действительно, активное слушание можно рассматривать как практику, граничащую с духовной. Хотя Роджерс сменил теологию на психологию, когда ему было около двадцати, он продолжил интересоваться духовными вещами. Ему нравились работы Кьеркегора, христианина-экзистенциалиста, и он на протяжении многих лет вел публичные дискуссии с теологами. Во время успешных терапевтических сеансов, по словам Роджерса, и терапевт, и клиент могут впасть в «состояние, похожее на транс».

Возможно, для вас это немного чересчур. Возможно, вы предпочли бы, чтобы активное слушание воспринималось как хорошие манеры или изящная уловка. Дело в том, что умение слушать других может быть актом иррациональной щедрости. Могут пройти недели или годы, прежде чем выслушанные вами люди отплатят вам той же монетой. Но, скорее всего, взамен вы не получите ничего. Люди лишь изредка заметят ваши усилия, не говоря уже о том, чтобы прямо поблагодарить вас. И всё же люди заслуживают вашей щедрости.

Ведь активное слушание — это не чистый альтруизм. Умение слушать, как говорит Роджерс, — это «опыт личностного роста». Оно позволяет нам получать от других лучшее. «Карусель душ» бесконечна. Люди живут глубоко прочувствованной и увлекательной жизнью, и они могут открыть нам доступ в миры, которые иначе бы мы никогда не узнали.

Если мы в самом деле научимся слушать, мы расширим наш собственный интеллект и эмоциональный диапазон и почувствуем, что мир полон загадок и чудесных открытий.

Роджерс стал героем контркультуры 1960-х. Он восхищался утопическими мечтами о свободе. В конце жизни его привлекали труды Карлоса Кастанеды. За это его и критикуют (как тогда, так и сейчас): он был слишком оптимистичен. Критики считали его наивным из-за веры, что такие элементарные вещи, как сочувствие и умение слушать, могут повлиять на человеческую жизнь.

Слушание как любовь? Слушание как духовная практика? В моей собственной жизни обновленный подход к умению слушать улучшил мои отношения с другими людьми, и теперь я считаю, что умение слушать обсуждается в обществе преступно мало. Умение слушать — умение сложное и тонкое, но оно присутствует в нас, и мы можем совершенствовать его каждый день. Его можно тренировать, словно мышцу. Как и интеллект, его можно проверять. В один и тот же момент он может стимулировать как наш собственный личностный рост, так и личностный рост других людей.

«Самый большой комплимент, который мне когда-либо делали, — сказал Генри Дэвид Торо, — был, когда кто-то спросил меня, что я думаю, и внимательно выслушал мой ответ». На автопилоте я слушаю по-прежнему плохо: перебиваю и заканчиваю фразы за собеседника. Подозреваю, что многие люди, которых я знаю, до сих пор считают меня средним слушателем. Но я пытаюсь! Я терплю неудачи, но пробую снова и снова. И я убежден, что это работает.