Отказ от еды, сна, секса и соцсетей: зачем мы себя ограничиваем и действительно ли нам это нужно

Обет целомудрия

Часто отказ от секса тесно связан с религией. Что тут скажешь, действительно самоотверженный способ доказать непоколебимость веры. Однако у убежденного атеиста Анатолия Вассермана была абсолютно другая причина дать обет целомудрия.

«Глупый практический довод в теоретическом споре, — рассказывает „Ножу“ Вассерман. — В 17 лет, в начале 1970-го, заспорил с однокурсником об исторически накопленных ограничениях половой жизни. Я считал, что все они давно устарели, так что чем скорее их забудем, тем здоровее будем. Мой оппонент, исчерпав сущностные доводы, перешел к личностным: заявил, что я добиваюсь половой свободы в собственных интересах. Был бы я лет на десять умнее — сказал бы, что личные интересы вовсе не обязательно должны противоречить общественным.

Тогда же был столь молод и глуп, что заявил: я тебе докажу, что не для себя стараюсь, — я вообще половой жизнью жить не буду.

Слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Я слишком серьезно отношусь к своим обещаниям. Но с тех пор даю их более осмотрительно. Возможно, есть люди, действительно нуждающиеся в воздержании. Но мои наблюдения за коллегами, не придерживающимися обета целомудрия, показывают, что лично мне он не принес никакой пользы. Больше обетов не давал: слишком уж болезненный опыт получил от обета целомудрия. Из вредных привычек отказался еще от курения. Курил с 4 октября 1969-го до 15 июля 1990 года включительно».

Анатолий Вассерман считает, что практики ограничений до сих пор популярны, потому что в какой-то мере способствуют развитию силы воли. А от полового воздержания, возможно, польза и есть, но ему о ней ничего не известно.

Эта польза в основном утверждалась в различных вероучениях. Причем в каждом были и остаются свои причины, по которым следует отказываться от сексуальных отношений. Большинство подробно описала историк Элизабет Эбботт в своей монографии о целибате. Например, в индуизме воздержание — один из видов аскезы, отказа ради духовного совершенствования.

«Основная идея аскетизма… [заключается в том], что сексуальная сила, заложенная в сперме, может быть перенаправлена в духовную и на самом деле храниться в голове», — пишет, ссылаясь на индолога Гэвина Флада, Эбботт. Собственно, это в некоторой степени то, что спустя века психологи назовут сублимацией.

Другая причина практики целибата — недостаток научных знаний. С древних времен люди объясняли многие явления с помощью мифов и поверий. К примеру, жители провинции Энга в Папуа — Новой Гвинее женщин и вовсе демонизировали. Верили, что только после свадебного обряда мужчина мог получить магическую защиту против опасных последствий полового акта, и до вступления в брак сохраняли целомудрие. А в Южной Эфиопии считали, что периодическое половое воздержание повышает шансы мужчины стать отцом сына, а не дочери.

У ацтеков воздержание требовалось от молодежи из знатных семей. Это подчеркивало особое положение в обществе. Нарушителям традиции наносили тяжелые увечья, так что желающие потерять невинность до брака (и здоровье) встречались редко. Простолюдинов к целибату не принуждали. Считали, что желание удовлетворять физические потребности — характерная черта представителей низшего сословия.

Тело и стыд всегда шли бок о бок. Христианскую концепцию целибата во многом сформировали энкратиты. Это ультраконсервативные христиане, которые считали супружество грязным и порочным образом жизни. Их главный идеолог Татиан призывал новобрачных отказываться от «мерзостного акта совокупления», потому что это не что иное как выдумка дьявола. Современные христианские священники относятся к бракам намного лояльнее. Папа Римский Франциск даже допускал послабление или полную отмену целибата. Правда, в этом вопросе Франциск столкнулся с резкой критикой своего предшественника Бенедикта XVI. В своей книге, отрывок из которой опубликовало издание Le Figaro в январе 2020 года, Бенедикт утверждает, что брак, как и служение Богу, требуют от человека полной самоотдачи и компромисса быть не может.

Ну и конечно, не стоит забывать о политических причинах. Многие странные и жестокие обычаи связаны с идеологией и ситуацией в стране. В африканских племенах традиция сохранения целомудрия до брака в какой-то мере сдерживала рождаемость. Ведь когда ресурсы ограничены, кто будет рад росту населения? Об этом очень хорошо знают и в Китае.

«Иметь лишь одного ребенка — это хорошо!» , «Одна семья — один ребенок», «Секс — это психическое заболевание», «Мать-земля устала и больше детей не вынесет» — за 50 лет политики контроля рождаемости в стране было придумано огромное количество подобных лозунгов.

Психолог Юлия Лапина в книге «Тело, еда, секс и тревога: что беспокоит современную женщину» приводит яркий пример, как быстро и кардинально могло меняться отношение к браку и сексу в обществе:

«В молодой Советской России 1917 года получили распространение две теории сексуальной революции. Первая — теория „стакана воды“: любви нет; есть физиологическая потребность, которая должна находить удовлетворение без всяких условностей — так же легко и просто, как утоление жажды. Вторая — теория „крылатого Эроса“. Она отрицала исключительность любви и осуждала выделение пары из коллектива».

Уже в 1930-е сексуальные эксперименты закончились, вместе со Сталиным в стране появился культ семьи.

От подсчета калорий до нарушений пищевого поведения

Еда связана с миллионами табу, как и всё, что способно сильно влиять на тело и эмоции. С одной стороны, ограничения обусловлены культурными традициями: кошерная пища в иудейской религии, халяль у мусульман и вегетарианство в большинстве индуистских практик. С другой — люди отказываются от определенной еды по личным мотивам, которые можно обобщить желанием питаться более осознанно.

Как отмечает психолог Юлия Лапина, при длительном голодании мозг меняет свою структуру. Именно поэтому пища становится предметом, который способен давать человеку чувство контроля. В мире хаоса психике необходима стабильность. Поэтому и появляются пищевые ритуалы: правильное питание, расписание, подсчитывание калорий. «Так можно достигнуть магической трансформации тела. Всё хорошо. Я всё делаю правильно. У меня всё под контролем. А по ночам, возможно, будут преследовать кошмары о потере контроля: поедание запрещенных тортов или колбас — и пробуждение в холодном поту», — пишет Юлия Лапина. Примерно так начинают формироваться нарушения пищевого поведения.

Очень часто, запрещая себе что-либо, человек срывается и еще больше времени уделяет тому, в чём недавно строго себе отказывал.

«Обычно такие жесткие запреты ставят себе люди с определенными личностными особенностями, — говорит доктор медицинских наук и вице-президент Российской психотерапевтической ассоциации Татьяна Караваева. — В них часто сочетается импульсивность, которую им трудно контролировать, и дихотомическое мышление по типу „всё или ничего“. И если человек поставил себе ограничение, которое потом вдруг нарушил, то дальше возникает мысль: „Если я немного нарушил обещание, значит, у меня ничего не получилось и можно делать что угодно“. Это мышление, которое еще называют „черно-белым“, в сочетании с импульсивностью дает срывы, сопровождающиеся компенсаторным поведением».

Грань между обычной диетой и нарушением пищевого поведения очень тонкая. Основной критерий, по которому ее можно провести, — разумность и допустимость корректировки. Если цель — очень низкий вес, опасный для здоровья, а ограничения лишают организм необходимых микроэлементов, то, скорее всего, речь идет о расстройстве.

Депривация сна

Нехватка или полное отсутствие сна может быть следствием расстройств или личным выбором. Часто во втором случае это такая романтизированная интернетом форма испытания себя, где депривацию окрестили «развлечением, самопознанием или легальной заменой наркотикам». В соцсетях создаются отдельные сообщества, где люди — в основном подростки — устраивают бессонные марафоны и делятся ощущениями.

«Узнал о депривации сна несколько лет назад, — рассказывает Роман, участник одного из подобных пабликов. — Решил попробовать, поскольку тема интересная. Тем не менее сам я далеко не заходил по срокам: не хватало мотивации. Максимум, может, суток трое, чуть больше — мой личный рекорд. Обобщая свой ограниченный опыт и то, через что проходят другие, могу отметить, что на третьи-четвертые сутки меняется восприятие (обостряется восприятие звуков, например), проявляется большая эмоциональная нестабильность и агрессивность, возникают галлюцинации, расстройство внимания. Депривация, как мне кажется, способствует появлению именно визуальных галлюцинаций».

Принудительное бодрствование изучается как метод в психиатрии еще с 1970-х. Одни исследователи отмечают его действенность при лечении депрессии, другие, наоборот, опровергают. В 2017 году группа американских ученых проанализировала вышедшие более чем за 40 лет публикации по этой теме и составила собственную статистику. Депривация сна давала результат в 45% случаев. Тем не менее в сети встречается расхожее мнение, что сегодня метод популярен и в психотерапии.

Примерно через 100 часов диагностика оказалась очень затруднительной. Трип начал видеть галлюцинации: паутину в собственных ботинках, червей на костюме одного из врачей, воображаемый пожар в бельевом шкафу.

Под конец испытания шоумен потерял чувство реальности, спрашивал, действительно ли он Питер Трип, и не мог ответить на простые вопросы. После эксперимента Трип очень долго восстанавливался в психиатрической лечебнице.

Но наибольшее количество дней без сна, зарегистрированное в Книге рекордов Гиннесса, — 11. После этого рекорда подобные эксперименты перестали фиксировать: они связаны со слишком большим риском и наносят вред здоровью.

Информационная диета и отказ от социальных сетей

По сравнению со всеми предыдущими практиками ограничений эта — самая молодая. Но действительно ли социальные сети приносят столько вреда, чтобы жестко контролировать время, проведенное в онлайне?

Согласно Международной классификации болезней (МКБ) и Диагностическому и статистическому руководству по психическим расстройствам (DSM), не существует диагноза «зависимость от социальных сетей». Настоящей проблемой могут стать пристрастия, которые человек приобрел в реальной жизни и перенес в онлайн. Например, азартная игра в интернете воспринимается психикой как обычная азартная игра.

С коммуникацией история схожа. В офлайн- и онлайн-пространстве человек использует одни и те же модели поведения. Например, антрополог Робин Данбар попытался выяснить, сколько социальных связей человек в состоянии поддерживать. Для этого исследования записывались телефонные разговоры испытуемых, и в результате собиралась статистика.

Данбар выяснил, что человек способен поддерживать в среднем до 150–230 контактов и очень избирательно распределяет внимание. Как правило, у каждого есть 1–2 самых близких друга и еще 3–5 чуть менее близких человек.

С 10–15 людьми мы периодически общаемся, но уже не настолько близко. Люди могут меняться, но структура отношений остается такой же.

Исследование: что количество друзей в соцсетях говорит о ваших взглядах на жизнь

Кандидат психологических наук, социальный психолог Лариса Марарица совместно с другими исследователями проверила эту теорию в социальных сетях. Выяснилось, что число Данбара справедливо и для виртуального общения. Независимо от канала коммуникации, существует паттерн поведения, который остается неизменным.

Когда общения становится слишком много, человек может принять решение ограничить времяпрепровождение в соцсетях.

«Социальная перегрузка — ситуация, когда у человека возникает слишком много контактов для общения, — рассказывает Лариса Марарица. — И тогда сознательно или на подсознательном уровне человек принимает решение уменьшить объем коммуникации. Мы можем поддерживать качественную коммуникацию с небольшим количеством людей. Когда мы подходим к этой границе, мы перестраиваем свое поведение».

20 лет назад исследователи видели в соцсетях потенциальную опасность, сегодня же находят больше плюсов. Как отмечает Лариса Марарица, всё начиналось с исследований о том, что онлайн-коммуникация вытесняет реальную. Потом социальные психологи задумались: виртуальная коммуникация может быть полезна, есть люди, которые не могут общаться офлайн, например инвалиды. И им это помогает поддерживать социальные связи. В 2015 году Валерио Арнабольди с коллегами выяснил, что структура онлайн-связей очень похожа на структуру офлайн-связей (или структура онлайн- и офлайн-окружения). Это новый канал коммуникации, но с психологической точки зрения он ничего нового в себе не несет.

«Мне кажется, что отслеживание времени в соцсетях — это дань моде, потому что эта тема много обсуждается в медиа. Сейчас модно следить за тем, что ты ешь, как ты спишь и распределяешь свое время.

Почему-то считается, что успешный и эффективный человек уделяет много времени диетам (информационной, пищевой), режиму дня и находится в состоянии постоянных ограничений.

Но люди, которые действительно эффективны, просто умеют грамотно планировать свое время. И соцсети тут не помеха», — говорит Лариса.

По ее мнению, действительно на что стоит обратить внимание — возможные минусы, которые вместе со всеми положительными моментами могут принести соцсети.

Первый из них — феномен интернет-зависти. Когда человек следит в сети за суперуспешными людьми, у которых как будто идеальная жизнь, и начинает себя с ними сравнивать. И конечно, его жизнь не соответствует этой картинке, как итог — снижение самооценки или даже повышение вероятности депрессии.

Серфинг в сети также приводит к страху упустить что-то важное (fear of missing out, или FoMO). В контексте социальных сетей — это боязнь быть не в курсе последних новостей, не узнать, что происходит у друзей, в школьном классе или профессиональном сообществе. Лариса Марарица утверждает: важно понимать, что сегодня каждый сам формирует свою информационную и эмоциональную повестку, добавляя нового друга или убирая что-то из своей ленты, хотя соцсети и придумали множество способов удерживать внимание и возвращать нас в сервис, чтобы показать нам больше рекламы. Поэтому иногда, переживая из-за подобной активности, периодически стоит задавать себе вопрос: зачем я это делаю и что это приносит в мою жизнь? Такой подход позволяет без «диет» пересматривать свое поведение и меняться.

Все практики ограничений, независимо от мотива, работают примерно по одному принципу. Отказывая себе в привычных потребностях, мы освобождаем в жизни место для новых привычек. Даже если ограничения связаны с политической ситуацией, то, чем мы можем заполнить эту пустоту, зависит только от нас.