Лампы Нобелей, танкеры Shell. Как бакинская нефть завоевала мир

Почему Россия так долго топталась на старте «нефтяного бума»

Жизнь устроена несправедливо, и всяк узнает об этом по-разному. Бакинские нефтедобытчики кляли злую судьбу, устроившую всё так, что самые богатые из известных на тот момент запасов нефти оказались отрезаны от мира.

Не станем говорить о том, что кому-то жемчуг мелок, а кому-то щи пусты, — нефтяные магнаты Баку были людьми не бедными, даже, пожалуй, очень богатыми, вот только та самая злая судьба никак не позволяла им стать еще богаче. Впрочем, не деньгами едиными измеряется стремление к росту — потенциал нефтяных приисков Апшерона был очевиден, и он явно не соответствовал сложившемуся в мире раскладу сил.

Миром нефти правила американская Standard Oil: в какой-то момент она продавала ¾ всех мировых объемов нефтепродуктов.

Связано это было в первую очередь с тем, что американский керосин легко доставлялся к океанским берегам (в самой Америке быстро развилась сеть железных дорог и трубопроводов), а уж по океану американские керосин и нефть быстро и дешево отправлялись в любой из портов мира, где американцы быстро устроили свои нефтехранилища, ставшие распределительными хабами для торговли энергоносителями на чужих берегах.

Плюс базовые условия свободного рынка и свободы предпринимательской активности, о которых много вспоминают сегодня (чаще всего по инерции), именно в те годы были в Америке на пике и позволяли удивлять мир высокотехнологичными и оригинальными решениями — тогда как рынок Российской империи, зарегулированный многочисленными запретами, развивался совсем по другим законам.

До сих пор раздаются сетования на то, что американцы быстрее, умнее, экономичнее воплотили в жизнь всё то, о чем в своих записках доложил когда-то Дмитрий Менделеев, которого один из первооткрывателей бакинских нефтепромыслов, Василий Кокорев, пригласил посетить свои «угодья» на Апшеронском полуострове.

Менделеев — вообще-то химик, а не инженер и не экономист — первым делом обратил внимание на то, как бестолково устроены добыча и переработка нефти в Баку. Он написал, что ее транспортировка обременена тарой, и предложил заменить там, где это только возможно, перевозку трубопроводами.

Когда Менделеев в 1863 году впервые посетил Баку (ему было 29, до создания периодической системы элементов оставалось еще шесть лет, и в ту пору Дмитрий Иванович вовсе не был мировой знаменитостью), с перевозками нефти была беда: в основном ее перевозили на верблюдах в бурдюках (так с Апшерона нефть перевозили уже несколько веков, задолго до начала ее промышленного использования). Бурдюки отчаянно протекали, до места назначения доставляли не больше половины из того, что отправляли в путь. Использовались и бочки (при перевозках по Каспию), которые тоже не спасали от протечек: терялось не меньше 20% перевозимого. Кроме того, сами бочки были тяжелы и громоздки (от 20 до 25% веса перевозимого приходилось на тару), да и тара была возвратной — обратно бочки везли пустыми, «перевозили воздух». Менделеев говорил о наливных судах (слова «танкер» еще не существовало) и вагонах (слово «цистерна» было, но не означало грузовой вагон).

О нефтехранилищах Менделеев тоже писал, указывая на то, что дебит скважин — показатель неравномерный, потребление керосина зависит от множества факторов (хотя бы от сезонного), поэтому логично и выгодно иметь под рукой необходимые запасы.

Не факт, что за океаном знали о Менделееве и его записке об улучшении дел в отрасли, но всё развитие нефтедобычи и нефтепереработки, так или иначе, шло по менделеевским лекалам. А Российская империя, не спеша и с трудом, решала ключевой вопрос о переходе с устаревшей системы откупов (раньше участки сдавали в аренду на четыре года за предоплату, потом могли отобрать) на систему выкупов — продвижение этой идеи (усилиями упомянутого уже Кокорева была создана государственная комиссия по принятию нового уложения) от момента ее возникновения заняло семь лет. Наконец, в 1872 году, решение было принято, и только с этого момента отрасль, можно сказать, ожила — кустарное производство стало на промышленные рельсы.

Раньше на Апшеронском полуострове не было даже нефтяных скважин — для добычи нефти рыли колодцы (благо бакинская нефть неглубокого залегания), а вкладываться в участки, которые могли отобрать, никто не хотел. Теперь же ситуация изменилась — и в Баку хлынули и деньги, и технологии, и люди, желавшие эти деньги заработать.

Бакинский нефтеносный район был хорош — нефть тут почти всегда фонтанировала (тогда как в Пенсильвании и Галиции это явление было большой редкостью, нефть приходилось выкачивать под давлением с больших, по меркам того времени, глубин). Словом, нефти было очень много, рабочие руки были дешевы, но — оставалась проблема, о которой мы говорили выше: из Баку нефть или керосин почти невозможно было вывезти. Возможности караванов из верблюдов и ослов, мягко говоря, более чем скромны, железных дорог нет, перевозка через Каспийское море и далее вверх по Волге была делом долгим и не решала проблему насыщения основных потребителей — жителей Центральной России, так как даже в центральной части страны состояние дорог было ужасным, а железнодорожное строительство находилось в зачаточном состоянии.

Это приводило к тому, что одна только перевозка из Баку в Петербург пуда апшеронского керосина, добыча и перегонка которого в сумме обходились в четыре копейки за пуд, стоила 40 копеек, тогда как пуд керосина из Пенсильвании, доставляемый американскими судами через океан в тот же Петербург, обходился в 16 копеек.

В итоге 80,9% всего потребляемого в России керосина были импортными, в основном американскими.

Всё начало медленно, но верно меняться после 1872-го: год за годом, процент за процентом русский керосин отыгрывает свое отставание на собственном рынке, но дело идет небыстро. Сказывается еще одна российская проблема: вечная нехватка денег. Кредиты дóроги, нормальной считается ставка в 20%, получить меньше — буквально сорвать счастливый куш.

В то же время в Европе обыкновенным делом считается кредит со ставкой меньше 10%, а за вклады в инновационные отрасли, к тому же отрасли, дающие быструю отдачу, капитал конкурирует, — железнодорожные магнаты, например, получают кредиты под 5%.

Догнать и перегнать Америку

Выход в развитии нефтяных отраслей виден в привлечении иностранного капитала. Государство это понимает, хотя нельзя сказать, что как-то этому способствует.

Впрочем, у иностранного каптала и без петербургских чиновников хороший нюх. В 1873 году в Баку по чистой случайности приезжает старший из братьев Нобелей, Роберт. На Кавказ он прибыл в поисках поставщика орешника для прикладов к ружьям (забегая вперед — не нашел), и «игра в нефть» его увлекла. Деньги, выданные ему на покупку орешника средним братом, Людвигом, он потратил на приобретение нефтяной скважины и нефтеперегонного завода.

Младшие Нобели, Людвиг и Альфред, к тому времени блестящие и вполне состоявшиеся бизнесмены, признавая организационный гений старшего брата (и тому и другому Роберт в свое время помог наладить и запустить бизнесы в качестве управляющего), с некоторой добродушной иронией относились к инвестициям, которые Роберт делал всю жизнь, регулярно и стабильно безуспешно, поэтому не сразу восприняли это его баловство всерьез: шесть лет они наблюдали за тем, как идут дела в Баку, прежде чем было принято совместное решение, что семейному нефтяному бизнесу — быть. Запрягают шведы долго — зато ездят быстро. Организованная в 1879 году компания (называлась она «Товарищество нефтяного производства братьев Нобель», но никто ее иначе как «Бранобель» не называл) была мгновенно накачана деньгами Людвига и Альфреда. И это не стало надуванием пузыря: братья хорошо ориентировались в мире новаций и инженерных решений, благодаря чему компания в течение буквально нескольких лет стала бесспорным лидером российского рынка. К решению сложных задач Нобели привлекают инженерное бюро Александра Бари — и вот уже вскоре в Баку создан первый нефтепровод (при участии пока еще малоизвестного, но талантливого инженера Владимира Шухова). На берегах Каспия появились первые огромные металлические цилиндры — нефтехранилища. Надо сказать, что каждая из новаций мгновенно подхватывалась и копировалась.

Инженер Бари, построив первый трубопровод, на этом не остановился. Его бюро охотно принимало заказы и от конкурентов Нобелей тоже: до 1880 года его компания построила и запустила в работу три нефтепровода. И это было только начало — вскоре весь Апшерон покрылся довольно густой трубопроводной сетью, построенной по последнему слову техники, с использованием насосных станций, работавших на электричестве и выполненных из лучших материалов.

В 1878 году произошло знаменательное событие: состоялся первый рейс танкера «Зороастр». Собственно, наливная перевозка нефти уже не была к тому моменту чем-то необыкновенным: братья Артемьевы, Николай и Дмитрий, переоборудовали парусную лодку — в ее трюм закачивали нефть, и лодка «бегала» из Баку в Астрахань. Такая идея тогда казалась странной, над братьями смеялись и, когда упоминали их имена, крутили пальцем у виска, газеты публиковали смешные карикатуры — короче говоря, народ веселился как мог. Но веселье кончилось, когда оказалось, что за сезон их лодка делает восемь ходок, а не шесть, как другие суда (закачивать и выкачивать нефть помпами было намного быстрее, чем грузить и выгружать бочки), а стоимость перевозки Артемьевы снизили на 25% — за счет вычитания веса бочкотары и снижения потерь основного груза.

Словом, идея наливного судна напрашивалась, и Нобели заказали на шведских верфях настоящий речной танкер, названный ими «Зороастр» (удачное название, Апшерон издревле звали «землей огня» — там всегда горела выступающая на поверхность нефть, поэтому и имя божества огнепоклонников показалось им уместным). Построенный в Скандинавии корабль в разобранном виде доставили на Волгу, где его смонтировали и спустили на воду, и с тех пор «Зороастр» совершал рейсы между Баку и Царицыном — там Нобели устроили самый большой в стране нефтеперерабатывающий завод. За один рейс танкер перевозил 15 тысяч пудов (242 тонны) сырой нефти.

Это было еще не всё: топливом этому пароходу служил мазут (он считался тогда отходом производства керосина, и применения ему решительно не находили), а не уголь — благодаря изобретенной форсунке, обеспечивающей впрыск жидкого топлива, которая несколько десятилетий спустя позволит перевести с твердого топлива на жидкое весь флот мира. Форсунка получила название «форсунка Нобелей», позже она окажет решительное влияние на всё судостроение в целом — когда мир прозреет и поймет, насколько жидкое топливо (мазут) для судов экономичнее твердого (угля).

Вскоре на Нобелей работал уже весьма внушительный паровой танкерный флот — у «Зороастра» быстро появилась компания «братьев».

В начале 1880-х Нобели провели весьма впечатляющую акцию: они занялись выпуском керосиновых ламп. Вскоре их лампы заполонили всю страну — благодаря тому, что стоили они в пять раз ниже тех, что предлагались в магазинах. Нобели теряли по 80 копеек с каждой лампы, но маркетинговый ход оказался весьма удачным: для обладателя лампы, будь он промышленник или крестьянин, не было большой проблемой купить керосин, цена которого в ту пору устоялась на уровне 30 копеек за пуд, а пуда хватало примерно на полгода при регулярном использовании.

Но этот ход не был бы успешным, если бы к тому моменту «Бранобель» не обладал собственной обширной розничной сетью. В Москве, например, у них было больше 40 керосиновых лавок, в Омске — 19, в Одессе — 23. Большая часть из них была собственностью Нобелей, но они охотно сотрудничали и с инициативными местными торговцами. Кроме того, Нобели позаботились о розничной таре — стали выпускать жестяные коробки объемом в 20 литров (ничего нового не придумали — так делали американцы из Standard Oil, чьи синие жестянки к тому времени были уже хорошо известны в России). Компания довольно быстро создала вертикально интегрированную структуру, которая охватывала всю страну.

Правда, какого-то выхода за пределы России пока видно не было, ну разве что один из танкеров Нобелей ходил в Персию, рынок керосина в которой являл собой прекрасный пример океанской торговли: население малообжитых земель Южного Каспия покупало керосин из Баку, причем состояние сухопутных путей в стране и отсутствие железных дорог делали проникновение товара вглубь Персии делом малоперспективным, а основные территории страны закупали керосин у того же Standard Oil. Корабли доставляли его через океан — пересекая Атлантику, огибая Африку (нефть и нефтепродукты тогда было запрещено возить через Суэцкий канал), — и даже столь длительный путь оказывался дешевле, чем доставка керосина с Южного берега Каспия в густонаселенные районы Персии.

Но, учитывая всё вышеизложенное, поначалу Нобелям было не до экспорта — надо было хотя бы на внутреннем рынке научиться конкурировать с американским керосином. И вот эта-то задача была выполнена: уже в 1888 году, отныне и навсегда, продукция «Бранобеля» заняла устойчивое первое место на внутрироссийском рынке, ее доля колебалась от 65 до 75%, причем главными конкурентами внутри страны были уже не американцы, а соседи по Апшерону.

Впрочем, шведский капитал был не единственным, добравшимся до Баку, — вскоре пришло время французских денег.

Причем притоку их способствовали события всё того же 1878 года — тогда, в ходе Русско-турецкой войны, России достался порт Батуми. В том же году Берлинский конгресс среди многочисленных пунктов мирного договора между воюющими сторонами утвердил для Батуми режим порто-франко, то есть такой таможенный режим, когда пошлины за ввоз и вывоз товара не взимались.

В том же году два купца первой гильдии, оба — инженеры-путейцы, Палашковский и Бунге, взялись за строительство железной дороги Баку — Батуми. Реализация проекта позволила бы бакинской нефти выйти на мировой рынок, а Палашковскому и Бунге — сказочно разбогатеть. Инженеры подошли к делу основательно: не располагая огромными деньгами, они приобрели нефтяные участки в Баку, построили небольшой нефтеперегонный завод и даже мастерскую по производству тары — по их расчетам, прибыль должна была быть целиком реинвестирована в строительство дороги и ее должно было хватить для завершения строительства. Однако всё пошло не по плану: в начале 1880-х глобальные мировые рынки оказались на спаде, цены на керосин рухнули — словом, прокладчики пути оказались в труднейшем материальном положении. Как мы уже говорили, стоимость кредитов в России была такова, что не оставляла никаких надежд на продолжение уже далеко зашедших работ. И вот в поисках решения Палашковский обращается к Ротшильдам.

Переговоры шли сложно, но в итоге Ротшильды выкупают у Палашковского и Бунге их проект — к тому моменту французская ветвь этой семьи довольно много инвестирует в железные дороги в Европе, и не только в них — на Адриатике им принадлежит нефтеперегонный завод. Так на рынке российской нефти появляется еще один мощный игрок — «Батумское нефтепромышленное и торговое общество» (БНИТО), быстро ставшее второй по величине нефтяной компанией в России. Кстати, главным инженером обширного хозяйства Ротшильдов на Кавказе становится Давид Ландау, отец в будущем гениального физика и нобелевского лауреата Льва Ландау, который родится в Баку.

Ротшильды вскоре попадают в водоворот нефтяных страстей, и Альфонс Ротшильд, быстро разобравшись в потенциале бакинских месторождений, так же быстро понимает, что одного только выхода к морю для конкуренции с Рокфеллером будет мало, — он ищет какой-то сильный ход, который пробил бы броню американской монополии.

Решение пришло не сразу, и в его принятии сыграл свою роль некий Фред Лейн, которого как советника и советчика порекомендовали Альфонсу его британские родственники. О Фреде Лейне сложно сказать что-то определенное, но в каждом бизнесе есть тот, кто знает всех и кого знают все, он понимает дело глубоко и всегда, в любой ситуации находит верное решение — не маклер и не делец, а просто умный человек. Ротшильды просят его посетить Баку, осмотреться, поискать решение. Может, привлечь кого-то, кого он сам посчитает нужным. И вот Лейн в Баку, Ландау показывает ему и его спутнику всё, что может показать, и рассказывает всё, что знает, — а может и знает он много. В спутники себе Лейн, совершенно неожиданно для всех, выбирает выходца из еврейской торговой семьи, некоего Маркуса Сэмюэля. Его отец, эмигрировав в Англию, начал бизнес с того, что скупал у моряков ракушки, писал на них «Привет из Брайтона» и продавал как сувенир — именно ракушки помогли ему преодолеть нищету. Вскоре он уже заказывал у знакомых моряков такие ракушки, которые ему нужны, а затем и необходимые ему товары. В общем, своим сыновьям, Маркусу Сэмюэлю и Сэмюэлю Сэмюэлю, он оставил вполне себе бизнес: в лавке в Лондоне они бойко торговали диковинками из стран Востока и обзавелись обширными связями с торговцами из Азии.

Выбор потенциального «решателя» казался странным всем без исключения, вот только люди вроде Фреда Лейна редко ошибаются — именно Маркус Сэмюэль оказался тем самым человеком, который торпедировал монополию Standard Oil.

Из всего виденного им в Баку самое сильное впечатление на Сэмюэля произвели танкеры. И в 1891 году, вернувшись в Лондон, он (заручившись финансовыми гарантиями Ротшильдов, которые были выражены в обязательствах по поставкам ему нефти БНИТО в огромных размерах) приступает к решению двух совершенно неразрешимых задач: во-первых, начинает строить океанский танкерный флот. Именно флот, а не корабль: он заказывает сразу шесть кораблей с дедвейтом в 4000 тонн каждый (потрясший его воображение «Зороастр» был в десять раз меньше по водоизмещению). Во-вторых, ему надо что-то решить с запретом на перемещение горючих продуктов через Суэцкий канал, иначе вся его затея окажется нерентабельной. Сэмюэль подает заявку руководству канала и просит озвучить требования — любые по жесткости, — которые удовлетворили бы их представления о надежности и пожарной безопасности. Странным образом, но эти требования совпадают с характеристиками уже спущенного на воду первого из танкеров, названного Murex. Ну что ж, совпадения случаются, возможно, Сэмюэль — просто счастливчик. Заметим, что если бы ему так не подфартило (бог весть каким образом), то всё его предприятие потерпело бы крах.

В 1892 году первый танкер компании Shell (Сэмюэль назвал так свою новую компанию в память о том, что семейный бизнес был начат с ракушек) доставил первые 4000 тонн нефти из Батуми в Сингапур. Нефтяная монополия Standard Oil была пробита — с этого момента потоки бакинской нефти обрушились на мировые рынки.

Джакарта, Гонконг, Йокогама, Шанхай — огромные рынки Азии, где повсюду строятся нефтехранилища и нефтеперерабатывающие заводы Shell. Самый большой из мировых рынков теперь заполнен не синими канистрами Standard Oil, а красными канистрами Shell, в которых плещется керосин, выработанный из каспийской нефти. Ротшильды и сами потрясены такой активностью своего неожиданного партнера — у них, второй компании на Каспии, просто нет столько нефти, сколько готов потребить этот рынок, и БНИТО консолидирует объемы, выкупая нефть у других добытчиков. Вскоре оказывается, что и этого мало, — и Ротшильды финансируют бурение новых скважин, выдавая кредиты под сказочные 6% годовых.

Не хватает вагонов-цистерн — нефтепромышленники обращаются к правительству с мольбой поучаствовать в финансировании строительства хотя бы 750 таких вагонов, и правительство обещает принять скорые меры, однако, пока меры готовятся (на что уходит два года), выясняется, что построено уже 3000 цистерн и помощь запоздала. Мощности железной дороги не хватает, и Нобели берутся строить нефтепровод Баку — Батуми. Затея кажется совершенно нереальной, учитывая рельеф местности, но 400 тонн динамита от Альфреда Нобеля решают проблему.

Вишенкой на торте, как предполагалось, должно было бы стать открытие движения по Транссибу (Витте, главный инициатор этой величайшей стройки, пишет, что мечтает о том времени, когда цистерны с нефтью Нобелей будут прибывать во Владивосток и Порт-Артур), но мир и так изменился: в самом конце XIX века 30 танкеров Shell захватили мир. У Standard Oil тоже солидная флотилия: четыре парохода и 16 парусников, но в сравнении с Shell это практически ничто — на рубеже веков вдруг оказывается, что в мире нефти не один монополист, а два лидера — «Бранобель» и Standard Oil. Причем продажи каспийской нефти суммарно превышают продажи нефти из США. Освоением бакинских месторождений российские компании не ограничиваются: начинаются разработки нефти на восточном берегу Каспия, а также в Грозном и Майкопе. Словом, открывшееся окно сбыта позволяет увеличивать объемы производства. Впрочем, о том, какие меры предпринимает Standard Oil для своего возвращения на первую ступеньку пьедестала, как и почему Shell начинает собственные разработки и как появляются на нефтяном рынке новые компании из Голландии и Америки, стоит говорить отдельно и в другой раз, сейчас для нас важна лишь некая общая картина мира, которую, может быть, стоило бы описать короче, чем получилось, хотя и в этой картине, наверное, ни один штрих не был лишним.

В азарте борьбы за замаячившее перед каспийскими нефтяниками мировое первенство сами миллионщики слишком на многое не обращали внимания и отмахивались от очевидных и бросающихся в глаза проблем — например, таких как жесточайшая эксплуатация рабочих, или совершенно дикий криминал, или межнациональная рознь, грозившая вот-вот перерасти в резню.

На предприятиях, где хозяева имели уже хоть какой-то опыт в большом бизнесе, было относительно спокойно и благополучно (у тех же Нобелей или Ротшильдов), а вот что касается многочисленных нуворишей, ставших в одночасье миллионщиками, — там царил полный беспредел, и хозяевам до проблем рабочих дела не было.

В общем и целом, пока хозяева жизни пробовали догнать и перегнать Америку, внутри их предприятий тикала большая бомба, которая была обречена рано или поздно взорваться, да так, что крохи после взрыва собрать будет непросто.

Но об этом — завтра, в следующей статье, где говорить будем о вещах вовсе не таких благостных, как сегодня.