«Отрицание — мой бог»: зигзаги и метания Виссариона Белинского

Зигзаги в развитии

«Боже мой! — какие прыжки, какие зигзаги в развитии! Страшно подумать!» — однажды высказался Белинский об особенностях своего идейного становления в переписке с другом.

Автора приведенной цитаты часто обвиняли в отсутствии теоретического мышления и неспособности к самостоятельности в вопросах мировоззрения. Будто его взгляды складывались под влиянием философски подкованных товарищей и внешних обстоятельств. Сам же критик, не знавший в должной мере немецкого языка и изгнанный из университета, якобы являлся лишь бойким публицистом, но не серьезным мыслителем.

В наиболее заостренном виде такая точка зрения представлена в очерке Акима Волынского. Там говорится:

«Ярче всего выступает неуменье Белинского делать самостоятельные логические выводы применительно к вопросам политическим и гражданским из сложных философских теорем. Систематическое мышление не давалось Белинскому. Его поразило учение Гегеля, но у него не хватило сил на то, чтобы продумать это учение во всех частях и выводах. Гегель очаровал его воображение, но не дал толчка его умственному творчеству».

Похожего мнения придерживался и Юлий Айхенвальд, называвший Белинского луковицей без сердцевины, состоящей из одних слоев и оболочек.

Подобные замечания не учитывают специфики русской философской мысли. Еще Алексей Хомяков и Иван Киреевский отмечали, что залогом процветания философии является отказ от абсолютизации отвлеченной теории. Самая стройная и изящная, но оторванная от жизни система не может стать путеводителем для поиска истины. Поэтому не следует подражать немецким идеалистам, которые воздвигли гигантский замок на ненадежном фундаменте спекулятивного мышления. Хомяков и Киреевский в своих трудах протестовали против абстрактной истины, считая ее искусственным и чуждым для жизни образованием.

Воззрения Белинского имеют ту же базовую интенцию, поэтому их невозможно уложить в прокрустово ложе сухого схематизма, свойственного академическому философствованию.

Его ход мысли неуловим для различных систематизаторов и комментаторов, желающих препарировать и разложить на атомы плоды творческих исканий великого литературного критика.

Известно, что в природе нет идеально прямых линий. Творческое становление Белинского не являлось линейным процессом, оно прошло через зигзаги. В этих неровностях отразились изломы нашей истории и духовные поиски постепенно нарождавшейся в XIX веке русской интеллигенции.

Формирование взглядов

В своем первом произведении — антикрепостнической драме 1830 года «Дмитрий Калинин», написанной в студенческие годы, — юный Белинский с помощью художественных средств отразил движение философской и политической мысли тогдашней эпохи. Провал восстания декабристов, социальный порядок, порожденный деспотизмом самодержавной власти, жестокость высших сословий — на эти вызовы автор пьесы ответил в духе просветительской идеологии.

Главный герой драмы — рожденный в крепостной семье молодой простолюдин Дмитрий. Он влюбляется в Софью, дочь своего помещика. Она неожиданно отвечает ему взаимностью. Однако в силу сословных различий они не могут быть вместе. Социальное расслоение делает их любовь невозможной. Именно тогда протагонист понимает, что крепостное право — это зло, и утверждает, что с несправедливыми порядками нужно бороться. Дословная цитата из пьесы: «Когда законы противны правам природы и человечества, правам самого рассудка, то человек может и должен нарушать их. Неужели я потому только не имею права любить девушку, что отец ее носит на себе пустое звание дворянина и что он богат, а я без имени и беден?» В этих строчках формируется идея революционной демократии, идея бунта против несправедливости.

После написания пьесы с таким радикальным посылом Белинского ожидали неприятности в Московском университете, где он учился на отделении словесности.

Цензурный комитет запретил драму к печати, а ее автора исключили из университета после двух лет обучения с формулировкой «по ограниченности способностей». Путь на государственную службу закрылся для вольнодумца. Литературное творчество стало единственной возможностью заработать на жизнь.

Студенческий период имел определяющее значение для его становления. Во время учебы он сошелся с кружком Николая Станкевича, в который входили будущие западники и славянофилы, радикалы и умеренные. На собраниях кружка изучали немецкую классическую философию — трактаты Шеллинга, Фихте и Гегеля. Белинский не стал последовательным продолжателем идей этих мыслителей, но почерпнул у них склонность искать глубинные основания изучаемых явлений. Через Станкевича происходит знакомство с Николаем Надеждиным, издателем журнала «Телескоп». Первая критическая статья Белинского — «Литературные мечтания» — вышла в 1834 году в нескольких номерах «Молвы», газетного приложения к «Телескопу».

Это произведение привлекло внимание читающей публики, так как в нем утверждалось: «У нас нет литературы!» Речь шла о том, что художественное творчество в России делится на два направления. К первому относились действительно масштабные авторы — Карамзин, Пушкин, Гоголь, Грибоедов. Однако их безусловно выдающиеся сочинения подходят скорее под определение дворянской литературы, основанной на западных образцах. К другому направлению относились реакционные авторы, пишущие в духе официальной народности: Булгарин, барон Брамбеус, Греч. Несмотря на непохожесть, оба направления сходились в том, что были созданы искусственно.

«История нашей словесности есть ни больше ни меньше, как история неудачных попыток, посредством слепого подражания иностранным литературам, создать свою литературу; но литературу не создают, она создается так, как создаются без воли и ведома народа язык и обычаи», — говорится в статье.

Белинский подвел читателей к мысли, что подлинная литература в России может сформироваться лишь благодаря выражению народного духа. Наученный горьким опытом, он обратился к эзоповскому языку, включил антикрепостнический посыл в свои рассуждения об изящной словесности.

«…Литература непременно должна быть народною, если хочет быть прочною и вечною!» — констатировал Белинский, утверждая необходимость широкого распространения образования и просвещения для высвобождения творческой силы народа.

В 1836 году произошло событие, по выражению Александра Герцена, прогремевшее «подобно выстрелу в темную ночь». На страницах «Телескопа» вышло «Философическое письмо» Петра Чаадаева, где он критически отозвался об исторической роли России и ее месте относительно других держав. Это было первое критическое выступление после восстания декабристов. Произошел страшный скандал. Редакцию «Телескопа» разогнали, издателя Надеждина отправили в ссылку, Чаадаева объявили умалишенным после соответствующей характеристики Николая I. Белинский не имел отношения к публикации «Философического письма», поэтому не подвергся репрессиям. Однако соприкосновение с разрушительной мощью государства не оставило его равнодушным. В мировоззрении критика произошли изменения. Он полтора года не печатался в периодике, оставаясь практически без средств к существованию.

«Действительность есть чудовище…»

Подавление свободомыслия при Николае I оказало влияние на интеллектуальный облик образованных людей России. Некоторые из них в то время находили утешение в идеализме Гегеля. Это явление зафиксировано в стихотворении Алексея Жемчужникова:

В тарантасе, в телеге ли
Еду ночью из Брянска я,
Все о нем, все о Гегеле
Моя дума дворянская.

Известно, что знакомство с «Философией права» Гегеля произошло у Белинского через Михаила Бакунина, с которым они сошлись благодаря кружку Станкевича. Именно в этом трактате немецкий философ выразил наиболее консервативные политические идеи, например утверждал, что государство — это «шествие Бога в мире».

На фоне пережитых потрясений во взглядах Белинского произошел настоящий переворот.

Сознавая невозможность изменить что-либо в существующем политическом строе, он отверг революционную демократию и переродился в консерватора, принимающего действительность со всеми ее недостатками.

Этатизм Гегеля позволил сформулировать для этого идеологического перерождения необходимые теоретические основания. Период в творчестве критика, называемый обычно «примиренческим», пришелся на конец 1830-х годов.

Мировоззренческие изменения Белинского проявились в письме Бакунину от 10 сентября 1838 года:

«Действительность есть чудовище, вооруженное железными когтями и железными челюстями. Рано или поздно, но пожрет она всякого, кто живет с ней в разладе и идет ей наперекор. Чтобы освободиться от нее и вместо ужасного чудовища увидеть в ней источник блаженства, для этого одно средство — сознать ее».

Еще раньше, в письме своему двоюродному брату Дмитрию Иванову от 7 августа 1837 года, критик утверждал, что крепостное право является исторически обоснованным учреждением для России, которая из-за особенностей своего развития не может идти парламентским путем.

«Не в парламент пошел бы освобожденный русский народ, а в кабак побежал бы он, пить вино, бить стекла и вешать дворян…» — говорится в письме.

Кроме того, Белинский не просто оправдывал самодержавие, но придавал ему сакральное значение. В статье 1839 года «Очерки Бородинского сражения» утверждалось, что победа над Наполеоном стала рассветом российской государственности, закономерным этапом ее исторического развития. Согласно Белинскому, царская воля таинственно сливалась с божественным провидением в ходе исторического процесса. Поэтому для обретения свободы человеку не следует сопротивляться замыслу творца, напротив, необходимо переступить через собственную индивидуальность и подчиниться государству, являющемуся высшим моментом общественной жизни. Под словом «народность» он предлагал понимать слияние частных индивидуальностей в общем сознании своей государственной самости.

Ключевой тезис Белинского тех лет: всё разумное действительно, всё действительное разумно. Это означает, что история развивается закономерно, в силу объективных причин. Нет ничего случайного в историческом движении, всё в нем необходимо, а значит, закономерно и разумно. Если крепостное право существует на данном этапе, значит, это исторически необходимо и соответствует духу времени. Если самодержавие есть в России, то это оптимальная и безальтернативная на сегодня форма правления.

На раннем этапе творчества Белинский был прогрессистом, выступал за кардинальные социально-политические изменения. Однако жить ему приходилось в эпоху, когда прогрессивные изменения невозможны.

Поэтому со временем он пришел к выводу о необходимости и оправданности существующего строя.

В системе Гегеля есть мысль о том, что зачатки нового исторического периода рождаются еще при существовании старого периода. Маркс и Энгельс отразили эту идею в своем знаменитом тезисе: «Буржуазия сама порождает своего могильщика — пролетариат». Утверждение Белинского о примирении с действительностью через ее осознание предполагает постижение законов общественного развития. Он никогда не являлся охранителем и реакционером, напротив, в своем обращении к истории хотел уловить те движущие силы, под влиянием которых рождаются новые порядки и неминуемо гибнет всё отжившее и устаревшее.

Критик не занимался идеализацией николаевской государственности, скорее с его стороны предпринималась попытка выделить тот импульс, за счет которого произойдет эволюция строя. В одном месте из переписки он рассуждает о постепенном исчезновении помещичьего сословия в России без всяких кровопролитных событий:

«…Благодаря тому, что у нас нет майоратства, издыхает наше дворянство само собою без всяких революций и внутренних потрясений».

Таким образом, провозглашая тезис о разумной действительности, Белинский всё же верил в постепенную реализацию общественного идеала, однако минимизировал роль личности в этом процессе. Примирение с действительностью для него означало представление о том, что отдельный человек не может повлиять на ход истории, следовательно не нужно жертвовать собой во имя недостижимых целей.

«Отрицание — мой бог»

Вскоре после переезда из Москвы в Петербург осенью 1839 года наметился очередной сдвиг в воззрениях критика. Там он возглавил критический отдел журнала «Отечественные записки» и вблизи столкнулся с порядками, царившими в имперской столице. Кроме того, произошла его встреча с Герценом, который накануне вернулся из ссылки. Белинский рассказал ему про случай, когда на светском приеме один офицер отказался с ним знакомиться из-за статьи с оправданием самодержавия.

«Довольно вам сказать, что на днях я обедал у одного знакомого, там был инженерный офицер; хозяин спросил его, хочет ли он со мной познакомиться? „Это автор статьи о бородинской годовщине?“ — спросил его на ухо офицер. — „Да“. — „Нет, покорно благодарю“, — сухо ответил он. Я слышал все и не мог вытерпеть, — я горячо пожал руку офицеру и сказал ему: „Вы благородный человек, я вас уважаю…“», — привел Герцен в мемуарах «Былое и думы» воспоминания Белинского.

Следующий этап во взглядах критика прошел под знаком отрицания.

«Проклинаю мое гнусное стремление к примирению с гнусной действительностью!» — заявил он в письме публицисту Василию Боткину от 4 октября 1840 года.

Белинский назвал вздором примиренческие взгляды и стал критически относиться к учению Гегеля. Он понял, что система немецкого мыслителя оторвана от реальности и игнорирует интересы живого человека. Личность в этой философии становится жертвой, средством для движения мировой истории. На новом этапе Белинский протестовал против этого:

«Отрицание — мой бог. В истории мои герои — разрушители старого — Лютер, Вольтер, энциклопедисты, террористы, Байрон („Каин“) и т. п.».

Письмо Боткину от 8 сентября 1841 года

Вспоминая про «Очерки Бородинского сражения», Белинский указывал на правильность статьи в ее основах и посылках, заключавшихся в признании закономерностей исторического развития. Однако ошибка в ней происходит из-за недостаточной разработки идеи отрицания, в отсутствии указания на то, что монархический строй является пусть и необходимым этапом истории, но неминуемо временным. Теперь критик признает активную роль человека в историческом процессе и утверждает о невозможности построения нового общества без решительных действий. «Я начинаю любить человечество маратовски», — заявил он в одном из писем Боткину.

Белинский выступал за критический реализм в искусстве. Его работы о Лермонтове и Гоголе демонстрируют растущий дух отрицания в русской литературе. Поэзию Лермонтова он ценил в особенности за осуждение поколения, «дремлющего в бездействии», за «исполинскую энергию благородного негодования и глубокой грусти», за «грозу духа, оскорбленного позором общества». По мнению критика, в поэме «Мертвые души» всё комическое пронизано глубоким трагизмом в изображении пороков российского общества. Вообще Белинский высоко ставил сатиру. В статье «Руководство к всеобщей истории…» он утверждал, что сатира «есть суд над павшим обществом, его предсмертный, раздирающий душу вопль».

В 1840-е годы окончательно складываются эстетические представления критика. Они сводятся к тому, что подлинное искусство должно откликаться на проблемы текущей действительности. Творчество художника не может быть оторвано от острых общественных проблем. Настоящий художник — это гражданин, задумывающийся о благе своего отечества и высвечивающий его противоречия в своем творчества. Подлинное искусство, по мнению критика, предполагает реализм, социальность и современность. Абстрактный идеал и мечтательность, напротив, уводят художника от проблем живой действительности, фиксация которых является его подлинной миссией.

Также Белинский протестует против религии и мистицизма. Знакомство с книгой Фейербаха «Сущность христианства» укрепило в нем антиклерикализм. Критик пишет открытое письмо Гоголю, в котором обрушивается на реакционные настроения писателя и гневно спрашивает его:

«Неужели Вы, автор „Ревизора“ и „Мертвых душ“, неужели Вы искренно, от души, пропели гимн гнусному русскому духовенству?..»

Белинский напомнил Гоголю, что православная церковь исторически являлась опорой для самодержавной власти, не являясь самостоятельным духовным учреждением. Далее в письме утверждается, что Россию спасет не особая религиозная культура, а успех светской цивилизации, основанный на началах законности и справедливости; в народе следует пробуждать чувство человеческого достоинства; представление о глубокой религиозности крестьян является ложным, оно возникло из-за их вековой забитости и жестокости крепостного права.

Однако восстание против церкви и духовенства не означает отказ от христианства.

Вопрос о религиозности Белинского является открытым, так как в том же письме Гоголю он отрицал возможность отождествления церковной догматики и учения Христа.

В христианстве он видел гуманизм, проповедь братства и залог нравственного совершенствования людей. Рассуждая о жертве Христа, Белинский пишет, обращаясь к Гоголю:

«Он первым возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения. И оно только до тех пор и было спасением людей, пока не организовалось в церковь и не приняло за основание принципа ортодоксии».

Заключение

Характеризуя философские воззрения Белинского, следует отметить его стремление прорваться к пониманию живой действительности, минуя различные отвлеченные построения, страдающие от своей односторонности. Часто критика относят к западническому лагерю, что является правдой лишь отчасти. Действительно, он положительно оценивал петровские реформы и перспективу для России стать частью европейской цивилизации. Однако в его суждениях есть и нечто славянофильское. Например, в статье «Взгляд на русскую литературу 1846 года» он заявляет:

«Да, в нас есть национальная жизнь, мы призваны сказать миру свое слово, свою мысль».

Известно, что в поздних произведениях Чаадаева также есть размышления о всемирно-историческом значении России, путь которой не похож на траекторию развития западноевропейских стран.

Противоречие между идеалом и действительностью занимало Белинского больше всего.

На раннем этапе он оказался в плену абстрактного идеала в результате знакомства с трудами Шеллинга и Фихте. Его просветительский пафос и суждения о «духе народа» вскоре разбились о жестокую реальность, названную им впоследствии «чудовищем». Тогда критик, раздавленный махиной государства, начал идеализировать действительность, пытаясь понять ее разумность и закономерность. Абстрактные сущности заслонили его восприятие. Превознося государство и пытаясь постичь смысл провидения, он временно забыл о страданиях конкретного человека. Однако вскоре произошло отрезвление, Белинский освободился от дурмана идеализма и провозгласил необходимость решительных действий во имя общественного прогресса. Он заявил, что с гнусной действительностью нужно бороться.

Некоторые высказывания критика 1840-х годов могут указывать на его приверженность социалистическим взглядам, что не совсем верно, так как Белинский скорее тяготел к либерализму, отводя буржуазии ведущую роль в социально-политических изменениях.

«Вся будущность Франции в руках буржуазии, всякий прогресс зависит от нее одной, и народ тут может по временам играть пассивно-вспомогательную роль… Внутренний процесс гражданского развития в России начнется не раньше, как с той минуты, когда русское дворянство обратится в буржуазию», — утверждал Белинский, надиктовывая письмо для товарища за три месяца до своей смерти.

Он умер в мае 1848 года от чахотки в возрасте 36 лет. Его творчество предвосхитило смену эпох в России. В 1830–1840-е годы было повальное увлечение философией Гегеля среди мыслящей части российского общества. Из-за гнета государства и невозможности политической жизни люди уходили в идеализм, оторванный от гнусной действительности. На смену этому периоду пришли 1860-е годы, связанные с развитием революционной демократии и появлением радикального направления в литературной критике. Белинский задал основные направления общественно-политической мысли России второй половины XIX века. В его творчестве наиболее ярко проявилось стремление не только понять мир, но и изменить его к лучшему. В этом состоит ценность наследия Белинского и его вклад в становление русской философии.