«Он такой же панк, как я — Элтон Джон»: как Бориса Гребенщикова назначили первым советским панк-рокером — и чего ему это стоило
В марте 1980 года в Советском Союзе прошел первый разрешенный рок-фестиваль «Весенние ритмы», известный под названием «Тбилиси-80». Принято считать, что именно там зародился русский панк: под конец выступления музыканты «Аквариума» устроили шумный и беспорядочный перформанс с паданием на сцену, весьма впечатливший жюри и зрителей. БГ мгновенно превратился в звезду андеграунда, но лишился работы, комсомольского билета и семьи — по слухам, проблемы начались из-за доноса с обвинением группы в «антисоветской пропаганде и гомосексуализме». По просьбе «Ножа» журналист Александр Морсин изучил эту яркую и в то же время темную историю: он опросил участников и свидетелей, разыскал предполагаемых авторов доноса и выяснил, как фальсифицировалось и обрастало мифами скандальное дело БГ, первого русского панка, который не играл панк-рок.
Легендарные рок-концерты 1960–1970-х заканчивались безумными погромами: разгоряченные музыканты крушили усилители и разбивали инструменты, допевая последнюю песню. На первом легальном советском рок-фестивале «Весенние ритмы» Борис Гребенщиков остался с разбитой электрогитарой еще до выхода на сцену.
Инструмент случайно сломал Артемий Троицкий, серый кардинал советского рок-андеграунда и арт-директор «Весенних ритмов». Гитара у БГ была самодельная, за два года она пережила многое, но до сих пор всё обходилось. Чинить ее было некогда: «Аквариум» уже ждала публика и жюри. Гребенщикову срочно требовалась другая гитара, и крепко выпивший Троицкий ушел ее искать.
Подобное уже случалось. На рок-фестивале в Таллине виолончелист группы Всеволод Гаккель настраивал инструмент, «в возбуждении переусердствовал и сорвал резьбу на винте, которым укрепляется штырь». «Это была катастрофа — нас уже объявили, — вспоминал он позднее. — Пытаясь как-то примотать винт изолентой, я прислонился спиной к стене и, ничего не соображая, вышел на сцену с белой спиной».
В Тбилиси Гаккель вновь вышел первым, уселся на стул и принялся за интро «Микроб» [композиция не раз упоминалась музыкантами в интервью, но ее записей в открытом доступе нет. — Прим. ред.]. К нему присоединился флейтист Андрей «Дюша» Романов и фаготист Александр «Фагот» Александров. Авангардный инструментальный номер обрастал бессвязными сольными партиями; публика не понимала, чего ждать. Затем на сцену вышли басист Михаил Файнштейн и барабанщик Евгений Губерман. Группа, о которой мало кто слышал за пределами родного Ленинграда, была готова дать свой главный концерт и заявить о себе на всю страну — но шоу всё не начиналось. В последний момент из ниоткуда появилась новая фирменная гитара.
«Кто-то милостиво одолжил мне настоящий Telecaster», — говорит БГ сорок лет спустя. Кто был владельцем гитары, он не помнит, но «Ножу» удалось установить, что она принадлежала Ильясу Реджепову из туркменской группы «Гунеш», выступавшей на фестивале перед «Аквариумом». Отыграв программу, группа также оставила на сцене огромную ударную установку, которая подошла бы и Pink Floyd. «У меня никогда не было таких барабанов, — рассказывал Губерман в программе „Еловая субмарина“. — Понимаешь, как я должен был мочить ее? Со страшной силой!»
«Я был непривычен к Telecaster, про хорошее звучание пришлось сразу забыть, но ничего исправить было нельзя, — продолжает БГ. — Можно было только рвануть руль на себя, что мы и сделали, сыграв на чистом адреналине». Через полчаса всё было кончено. На последних минутах Гребенщиков упал на колени, опрокинулся на спину и взвыл, Гаккель обхватил виолончель ногами, «Фагот» направил на слушателей свой инструмент как ружье и как будто расстрелял их очередью из нот. «Мы знали, что шокируем слушателей, привыкших к советской эстраде, и шли на это сознательно», — подытожил историческое выступление «Аквариума» БГ.
Глава 1. Бунт
Перейти черту привычного
В Тбилиси съехались около тридцати групп и исполнителей, включая «Машину времени», «Автограф» и Стаса Намина. «Весенние ритмы» растянулись на восемь дней, хотя не имели ничего общего с нынешними опен-эйрами. Там не было хедлайнеров, группы играли на закрытых площадках, все номера оценивало жюри. По условиям конкурса лауреаты получали дипломы и право на запись песен для двойной пластинки «Весенние ритмы. Тбилиси-80».
Большинство коллективов были «профессиональными», то есть официально зарабатывали музыкой в филармониях и домах культуры. «Аквариум» входил в число «самодеятельных»: члены группы числились в штате предприятий и занимались музыкой как хобби.
26-летний выпускник факультета прикладной математики ЛГУ Борис Гребенщиков работал в институте комплексных социальных исследований (НИИКСИ). В соседней лаборатории трудилась его мама Людмила Харитоновна. «Боре дали разрешение ехать на фестиваль, — писала она в книге „Мой сын БГ“. — Его любили и к его творчеству относились с пониманием. Работа у него была несложная. Он сидел за ЭВМ и обрабатывал статистическую информацию».
Приглашение в Тбилиси «Аквариум» получил лично от Артемия Троицкого, с которым группа познакомилась за три месяца до «Весенних ритмов». Это случилось на полуподпольном фестивале, организованном Троицким в подмосковной Черноголовке осенью 1979 года. «Там я впервые услышал „Аквариум“ вживую, и это стало для меня приятнейшим сюрпризом, — сообщил „Ножу“ Троицкий. — Записи, которые мне Боря присылал, в основном были акустикой: гитара, виолончель и всякие красивые песенки. А тут они сыграли электрическую программу с басом, электрогитарой, фаготом и обозвали это панк-роком. Было страшно весело и абсолютно неожиданно. Мне дико понравилось».
Изменился и настрой группы. Подойдя к стойке микрофона, Гребенщиков попробовал подстроить ее под свой рост и, не обнаружив регулировки, просто согнул стойку в дугу.
По общему ощущению группа переживала второе рождение. «Сложилось что-то новое, которое мало к чему подходило, — вспоминал флейтист Романов. —
Мы стали играть такую музыку, которую потом окрестили панком, жестким демоническим роком, как угодно. Главное, что так, как раньше, мы уже не играли. Это было сухо, сочно и настолько динамично, что выбивалось даже из авангардной сцены».
Новая программа и новый звук, обретенный «Аквариумом» в Черноголовке, по словам Дюши, подтолкнули группу к следующему шагу, «захотелось исполнять песни вразрез с привычными стереотипами». «Перетоптывания, пританцовывания и покачивания уже не были в диковинку, — писал он в „Книге флейтиста“, — но то, что произошло с „Аквариумом“ на том концерте, видимо, перешло черту привычного».
Первый русский на концерте Sex Pistols
Одним из проводников «Аквариума» в панк-культуру был молодой филолог Алексей Родимцев по прозвищу Ливерпулец. В конце 1970-х Родимцев ездил на несколько месяцев в Ливерпуль по студенческому обмену. Днем он изучал английский язык и литературу, а вечером тусовался. Вернувшись в Ленинград, Ливерпулец стал местной достопримечательностью. «Он привез из Англии массу литературы, пластинок и различного рода информации, которая была так необходима всем его друзьям», — вспоминал Романов.
По легенде, кочующей из одной рок-биографии в другую, Ливерпулец был первым русским, который побывал на концерте Sex Pistols и даже пропустил по кружке пива с Джонни Роттеном. Возможно, он просто перепутал группы: Sex Pistols играли в Ливерпуле, согласно графику их туров, лишь в 1976 году — и больше никогда. Родимцев не мог видеть Sex Pistols ни в 1979-м, ни годом ранее. К тому времени главная панк-группа Британии уже распалась.
Тем не менее слава Ливерпульца как свидетеля и первооткрывателя только росла: говорили, что он принес из Англии «радость обретения таинства настоящего британского панка».
Родимцев собрал под знаменами новой музыки внушительное количество народа. В канун Нового 1980 года он превратил коммунальную квартиру, в которой остался без соседей, в «дискотечный комплекс», куда въехал весь состав «Аквариума».
«В самой большой комнате, которая выходила во двор, Ливерпулец завесил окна одеялами, чтобы не было видно света, — рассказывал Гаккель. — Мы привезли туда колонки и стоваттный усилитель и устроили настоящую дискотеку. Другая комната стала курительной, это было примерно то, что теперь называется чилл-аутом».
В беседе с «Ножом» БГ отметил, что лично он узнал о Sex PIstols не от Ливерпульца, а от Игоря «Монозуба» Гудкова, музыканта группы «Автоматические удовлетворители». «Я дал Гребенщикову пластинку Sex Pistols, а он мне первый альбом The Clash, который снес мне башню, — рассказал „Ножу“ Гудков. — И „Аквариум“ тоже заиграл панк-рок. Не пафосную музыку с риффами, а вот это рычащее „дж-дж-дж“, даже если на виолончели. А Ливерпулец, кстати, панк не любил».
По воспоминаниям Дюши Романова, из окон Ливерпульца доносились Дэвид Боуи, Патти Смит, Police, Madness, Grateful Dead и многие другие. «Мы слушали много регги, ска, нью-вейв». Примерно тот же набор музыкальных ориентиров появится в интервью БГ, записанном в кулуарах «Весенних ритмов» в Грузии.
Короли джаза и блюза в Тбилиси
Тбилиси едва ли мог считаться очагом рок-музыки в СССР, но местный культурный истеблишмент был неплохо интегрирован в международный контекст и имел опыт проведения всесоюзных музыкальных конкурсов. Кроме того, с конца 1950-х здесь изготавливали пластинки, а в 1970-х открылась Тбилисская студия грамзаписи. Именно на ней были выпущены первые советские мини-пластинки с песнями The Beatles (с тотальной русификацией вроде «Любовь нельзя купить» и новыми безликими обложками), первые сборники Bee Gees и синглы ABBA, вместе с которыми шли две песни группы «Гунеш».
Очевидцы утверждали, что грузинское телевидение еще в начале семидесятых показывало Deep Purple и Led Zeppelin. «Это могли быть отрывки критических репортажей о „загнивающем Западе“, где показывался кусочек с „Вудстока“, но мы успевали увидеть Хендрикса и беснующихся толпу хиппи, — говорит промоутер Александр Чепарухин, живший в те годы в Тбилиси.
В кино могли показать „Эммануэль“ под видом „Недели французского кино“. Таких щелей свободы, куда пролезало что-то полулегальное, в Тбилиси всегда было больше, чем в остальном Союзе».
Вместе с тем Тбилиси был одной из джазовых столиц Союза. В 1960-х в местном Дворце спорта играл оркестр Бенни Гудмана, за два года до «Весенних ритмов» прошел самый масштабный джазовый фестиваль в стране, на котором побывало около 30 000 человек. В 1979 году с двухчасовым концертом выступил «король блюза» Би Би Кинг.
«Как тогда говорили, „в Грузии нет советской власти“. Ее еще называли ФРГ, как Западную Германию, только Грузию, — рассказал „Ножу“ журналист и автор фильма „Русские грузины“ Леонид Парфенов. — Там логична была эта вольница наравне с нескрываемой „теневой экономикой“, которая, напротив, просто демонстрировала себя при самом ярком свете, ничего не стесняясь».
Основатель первого в Тбилиси молодежного клуба «Пиросмани» Гайоз Канделаки, собравший вокруг себя все джазовые силы города, в то время был назначен директором Тбилисской филармонии. Вскоре он познакомился с обозревателем газеты «Советская культура» и московским фарцовщиком Александром Липницким. Липницкий устроил встречу Канделаки и его заместителя Бориса Петрова с Артемием Троицким, и тот убедил грузинских гостей в необходимости проведения в Тбилиси не только джазового, но и рок-фестиваля.
В возможностях и статусе грузинской стороны никто не сомневался, людям из Тбилиси уже доверяли самые ответственные культурные мероприятия в стране. Как тогда анонсировали газеты, церемония открытия Олимпийских игр в Москве начнется «взмахом дирижерской палочки профессора Тбилисской консерватории Одиссея Димитриади».
Ленинградская делегация
«Здравствуйте! Вас беспокоят из Тбилисской государственной филармонии. Вы имеете отношение к группе „Зеркало“?» — вспоминал неожиданный звонок вокалист и гитарист этой группы Алексей Цветков. «Зеркало» находилось не в лучшей форме, и Цветков посоветовал вместо него два других коллектива — «Кронверк» и «Земляне». К «ленинградской делегации» также присоединились устроитель подпольных концертов Юрий Байдак и худрук ДК им. Свердлова Александр Дрызлов — одни из самых активных «менеджеров» ленинградских рок-групп того времени.
По мнению Троицкого, все они оказались в Тбилиси только потому, что он позвал на фестиваль «Аквариум»: оргкомитет отправил официальный запрос на их участие в Ленинградский дом художественной самодеятельности (ЛДХС), и о фестивале быстро узнали другие группы. «Естественно, как у нас часто бывает, блатные и более близкие к начальству ребята решили этим предложением воспользоваться», — рассказывал Троицкий в проекте «Как это было».
Александр Дрызлов предложил ехать в Тбилиси всем вместе, замкнув управление группами на себя.
«Я сказал, что мы представляем один город и должны держаться друг друга. Когда есть сплочение, никто никакой гадости не выкинет, — вспоминал в разговоре с „Ножом“ Дрызлов. — Гребенщиков ответил, что они сами по себе и вообще великие, хотя никакого величия я в нем не вижу. В нем больше, наверное, от умалишенного».
В итоге «Аквариум» поехал на фестиваль отдельно — по приглашению организаторов фестиваля и за их счет. Расходы на участие «Кронверка» и «Землян» взял на себя Ленинградский комсомол.
«Коалиция Байдак/Дрызлов не пользовалась доверием среди групп Ленинграда. Оба обманывали во всем и при любой возможности, — говорит Гребенщиков. — Понятно, что связываться с ними у нас не было никакого желания. Приглашение филармонии устраняло необходимость с ними сотрудничать».
Врезать по полной
В первые дни фестиваля выступали «рок-профессионалы» от филармоний и наспех собранные ВИА, большая часть которых играли хард- и джаз-рок с обязательными соло на гитаре. «То невероятное ощущение затхлости, застоя и безумной скуки, которая царила на сцене, можно было сдвинуть с места только каким-то поведением», — признавался много лет спустя БГ.
К «униформе» — пиджакам — члены «Аквариума» прикололи самодельные значки с надписями: «Снимаю с себя всякую ответственность», «Кто я?», «Где я живу?» Буквы вырезались из газет и объявлений, «как Sex Pistols делали, в такой эстетике». Барабанщик Евгений Губерман собрал «Пошли все на» и дописал ручкой три буквы.
«Ну, представь себе — первый рок-фестиваль в стране. Выходит какая-то группа, вокалист объявляет: „Ирландия. Белфаст“ [вероятно, речь идет о песне „Ирландия, Ольстер“ группы „Автограф“. — Прим. авт.]. И начинаются скучнейшие гитарные запилы. И так два дня. Что за *****?! Какая на **** Ирландия?! Парад ВИА, ****! — удивлялся БГ в интервью Rolling Stone. —
Я тут же собрал группу и сказал: на хер выкидываем из программы „О моей звезде“ и прочие баллады и играем весь авангард, который у нас есть. Врезать надо было по полной, иначе самим было бы стыдно».
Вечером 11 марта за сцену к «Аквариуму» зашел Артемий Троицкий и взял в руки электрогитару БГ. Что было дальше, он не помнит.
Глава 2. Угар
Очень стремные песни
Из-за проблем с гитарой инструментальный «Микроб», служивший «Аквариуму» прологом, растянулся на семь минут. За ним прозвучали три основных блокбастера группы: «Герои», «Марина» и «-30».
Первым, что услышала публика от БГ, было: «Порой мне кажется, что мы герои // Мы стоим у стены, ничего не боясь», дальше — про ленинградское кафе «Сайгон», о котором в зале знали единицы, и танцующего ангела, к которому БГ обращался «она». Но для жюри главными строчками стали те, где Гребенщиков «хочет говорить на равных», но не желает быть одним из «больших людей».
Следом шла история девушки Марины, уставшей от паранойи и готовой на всё. Марина, пел БГ, «сожгла свой мозг, выжгла тело» и собиралась выйти замуж непонятно за кого: из-за неразборчивости слышалось то ли «за финна», то ли «за сына» (в действительности «за Ино»). В леденящей «-30» БГ сомневался, что «диктор не врет». Вспоминая реакцию жюри, Александр Липницкий назвал эти песни «очень стремными» — притом что Гребенщиков соблюдал меры предосторожности: заменял или пропускал часть слов в песнях.
Сигнал о том, что что-то пошло не так, не заставил себя ждать: в зале включили свет. «Аквариум» перешел на тихую мистическую акустику, причем на английском языке — балладу Death of King Arthur, а затем сыграл пронзительную исповедальную песню «С той стороны зеркального стекла». Свет снова погас: музыкантам дали второй шанс.
Группа восприняла его как карт-бланш и вернулась к электрической программе. Жюри получило новую порцию еще более «стремных» песен, двусмысленность и резкость которых было уже не скрыть: например, «кому-то мил портвейн, кому милей трава» и невольный комментарий к фестивалю: «Всё, что я здесь слышал, меня погружало в сон // Дайте мне мой кусок жизни, пока я не вышел вон». Последней каплей стала песня-галлюцинация про летающую тарелку, в которой жюри сообщили, что «мой микрофон не пашет», а «пьяный басист играет немного не в такт».
«„Аквариум“ музыкального впечатления тогда не произвел ни на меня, ни тем более на грузинских снобов, — говорит Александр Чепарухин. — Там уважали фирменный виртуозный хард-рок а-ля Led Zeppelin и Cream. А дико странный „Аквариум“ мало того что не придерживался этих стандартов, так еще и звучал кое-как, вразнобой».
Группе оставалось исполнить финальный «Блюз свиньи в ушах». Когда барабанщик и басист начали играть, БГ спросил: «Может, не надо?» «Надо, Боря, надо», — ответил Губерман, покосившись на значок с тремя буквами.
«Блюз…», одним из героев которого был «труп любимый мой», не мог воодушевить жюри по определению. Решив идти до конца, «Аквариум» превратил коду в буйный джем-сейшн, полный диссонансов и хаоса.
Жирную точку в номере поставил спонтанный перформанс Гаккеля и БГ: виолончелист вскочил со стула и, зажав инструмент между ног, принялся играть рядом с валяющимся на полу лидером группы. Фагот и Дюша лихорадочно импровизировали и кружили по сцене, спотыкаясь о провода и технику; «всё попадало, звук зафонил».
Чем и когда закончится выступление, никто не знал; условный панк вызвал безусловную панику.
«Такого Грузия еще не видела; половина зала неистово аплодировала, половина — возмущенно свистела», — уверяет Артемий Троицкий. Председатель жюри Юрий Саульский покинул зал, за ним потянулись остальные, включая главу Союза композиторов Грузии Гию Канчели и редактора «Мелодии» Ирину Якушенко. «Мы их искренне не приняли», — признавался спустя двадцать лет Саульский. Жюри дисквалифицировало «Аквариум», музыкантам выдали обратные билеты.
Сношения с виолончелем
Жюри «Весенних ритмов» состояло из семи человек. Среди них был автор известной тогда каждому ребенку «Оранжевой песни» Константин Певзнер и будущий композитор фильма «Самая обаятельная и привлекательная» Владимир Рубашевский. Еще двое управляли оркестрами и писали симфонии.
Средний возраст членов жюри рок-фестиваля составлял 45 лет. Никто из них не имел отношения к рок-музыке и тем более к андеграунду.
Троицкий и БГ попытались объяснить, что «у группы такое шоу» и ее нужно вернуть на конкурс. Однако ситуацию усугубили выступления других ленинградских групп: «Земляне», согласно оценке жюри, провоцировали в зале беспорядки, а «Кронверк» переборщил с реквизитом — канатами, противогазами и пластиковыми тарелками. По словам Алексея Цветкова, директор фестиваля Борис Петров «был немного ошарашен и от „Аквариума“, и от „Землян“». Последние, кроме прочего, исполнили псевдоарабскую песню Mustapha группы Queen, в которой прославлялся Аллах.
«Никакая провокация не планировалась, просто в этот момент мы играли такую музыку именно так, — объяснял потом Гаккель. — Это было проявление духа свободы, всего того, что было свойственно рок-н-роллу и юности, и вовсе не было агрессивным заявлением какой-либо позиции».
Жюри увидело в шоу «Аквариума» намного больше, чем просто хулиганство. «Бардак на сцене почему-то был расценен руководителями филармонии как демонстрация „гомосексуализма“. „Зачем ты привез сюда этих голубых?! — спрашивал удрученный Гайоз Канделаки. — Один ложится на сцену, второй на него, третий тоже пристраивается. Дегенераты, а не музыканты!“», — пересказывал диалог с директором филармонии Троицкий.
«Мы не имели в виду никакого секса и ничего не пропагандировали, — говорит БГ. — Такие идеи могли появиться только в больных головах некоторых жарких местных джентльменов. Воистину страшная вещь — подавленные комплексы».
В этот момент в партере зала находился двадцатилетний студент ЛГУ Леонид Парфенов. «Народ, конечно, потом говорил „круть“ и „как на Западе“, — уверяет он. — Но эту „пропаганду“ разглядело только жюри, да, кажется, и не оно само, а последующие интерпретаторы. Я про такую версию узнал гораздо позже».
По оценке Александра Чепарухина, зрители не были готовы к художественной акции вместо музыки. «Было видно, что они сделали ставку на эпатаж, — говорит он. — Одно то, как выглядел БГ, уже вызывало отторжение. Рок-музыку, как считали грузины, должны играть люди вроде Севы Гаккеля с волосами ниже плеч, а не с взъерошенным ершиком»
И всё же члены жюри оказались не единственными свидетелями «голубизны». О сексуальных извращениях на сцене много лет спустя говорили участники фестиваля Стас Намин («Гребенщиков имел сношения с „виолончелем“») и Бари Алибасов («На сцене довольно убедительно разыгрывалась оргия с инструментами»).
В схожих формулировках произошедшее «Ножу» описали Александр Дрызлов и Алексей Цветков.
Возможно, всё дело было в песне-кричалке Homo Hi-Fi про зацикленного на своем магнитофоне аудиофила. Истошный вопль всей группы «Хомо хай-фай!», повторенный раз двадцать со сцены Тбилисской филармонии, вполне могли услышать как «Гомо давай!»
По словам Липницкого, слух о приехавших на фестиваль «педерастах» мгновенно разошелся по городу: «С Гребенщиковым невозможно было пойти в гости, от него все шарахались и не пускали в дом». Сам БГ это опровергает.
Настоящая панк-банда
Каждый участник «Весенних ритмов» был обязан отыграть три концерта на разных площадках. Второе выступление «Аквариума» отменили, но третье — неподалеку от Тбилиси, на арене цирка города Гори — согласовали.
В Гори музыкантов сопровождала иностранная съемочная группа — корреспондентка Финского телевидения Риа Кархила и оператор из Чили Кристиан Вальдес. Для большинства их присутствие на фестивале до сих пор означает международный резонанс, однако на самом деле они приехали из Москвы и бегло говорили по-русски. Кархила училась в аспирантуре журфака МГУ, Вальдес был выпускником ВГИКа. Оба посещали подпольные концерты и общались с Троицким. Узнав о готовящемся фестивале, они решили снять о нем документальный фильм.
В Гори «Аквариум» отыграл сокращенную, но более цельную программу — без «Микроба» и пары акустических номеров.
Внешне это была уже другая группа: без пиджаков, но в куртках и темных очках. Радикальнее всего изменился БГ: голый торс, колье на шее, сигарета в зубах.
Шумовой террор «Блюза свиньи в ушах» было решено повторить, но с еще большим размахом. В последний момент к группе присоединились клавишник рижской группы «Сиполи» Мартиньш Браунс и Дмитрий «Рыжий Чорт» Гусев с губной гармошкой. Гребенщиков наладил сломанную Троицким гитару и играл на ней стойкой от микрофона. Гаккель пилил смычком виолончель, добиваясь предельно невыносимого звука. Дюша наугад тыкал в чужой ARP Omni, первый популярный в СССР синтезатор.
«Тогда хотелось быть неправильным, — говорит Браунс. — Помню, мы пили, курили и пели в гостинице песню Бориса „Хавай меня, хавай!“ Я стрелял из стартового пистолета — тоже чисто хулиганский поступок».
«Появилась первая группа, которая играет что-то похожее на панк-рок. Это ансамбль „Аквариум“», — объявил Троицкий в фильме «Тбилиси-80». С тех пор это программное заявление об истоках панка в Советском Союзе повторяли все кому не лень — в первую очередь легенды русского рока и музыкальные журналисты.
«Настоящая панк-банда выскочила на сцену» (Липницкий), «они играли панк» (Макаревич), «это было типичное представление панк-рок-группы» (Кутиков) и далее везде, включая рок-энциклопедии и документальные фильмы. О том, что панк плохо стыкуется с игрой для жюри и самоцензурой в текстах, большинство предпочло забыть.
«Я думаю, что если бы не „Аквариум“, можно было бы вполне предположить, что этот фестиваль проходит не в 1980 году, а, скажем, в 1975-м, — продолжал Троицкий в интервью Рие Кархила. — К сожалению, большинство наших групп звучат архаично по сравнению с тем, что сейчас происходит в мире».
По такой логике панк признавался самой актуальной из форм рок-музыки того времени, но по сути был использован Троицким и Гребенщиковым как инструмент для маргинализации групп любого другого жанра.
Иначе чем объяснить раздражение БГ песней «Ирландия. Белфаст» и ее «скукой», в то время как сам «Аквариум» дважды сыграл Death of King Arthur — средневековую балладу про рыцарей Круглого стола.
Маргинализация коснулась и слушателей. В Гори в ответ на просьбу описать, что играет «Аквариум», БГ сказал, что «это музыка для молодых, свободная музыка». Таким образом, хард-рок, фьюжн, кантри и рок-н-ролл — всё то, что преобладало на «Весенних ритмах» и вызывало «невероятное ощущение затхлости» у БГ, — автоматически относилось к вкусам более зрелой и консервативной аудитории.
В начале 1990-х Александр Липницкий высказался еще более ультимативно: «„Аквариум“ показал на „Тбилиси-80“ программу мирового уровня. В том смысле, что она соответствовала времени. Он смог привезти в Тбилиси именно ту музыку, которую играли в самых модных местах Лондона, Нью-Йорка и Калифорнии».
В 2000-х российский музыкальный нон-фикшн окончательно мистифицировал роль Гребенщикова в «Весенних ритмах». В этой вселенной Ливерпулец видел Sex Pistols, «Аквариум» играл в Тбилиси панк-рок, а в Европе и Америке в 1980-м году еще не слышали о нью-вейве, синти-попе и постпанке.
Назад к хиппи
По просьбе «Ножа» выступление «Аквариума» на «Весенних ритмах» послушал ведущий английский историк панк-культуры, автор книг об альтернативном роке Джон Робб.
«В музыкальном и звуковом отношении это сильно отличается от того, что мы называли панком в то время, — уверяет Робб. — „Аквариум“ здесь гораздо больше соответствуют тому, что звучало на рубеже 1960–1970-х».
В Тбилиси группа играла смесь психоделического и арт-рока — что почти неизбежно, когда имеешь в составе виолончель, флейту и фагот. Единственная песня БГ, которую тогда можно было отнести к панку, — это Homo Hi-Fi. В остальном же экспрессивный рок-авангард, представленный «Аквариумом» на «Весенних ритмах», не выходил за рамки экспериментов The Mothers of Invention Фрэнка Заппы.
В известной мере «Аквариум» наследовал не столько британскому панку конца 1970-х, сколько американскому протопанку середины 1960-х. «Кусок жизни» начинался с Purple Haze Джими Хендрикса, в «Героях» Гребенщиков цитировал Sweet Jane группы The Velvet Underground и, по всей видимости, держал в уме образ хмурого Лу Рида во всем черном. Лучше всего это видно на записях в Гори, где рок-концерт обставлен как преднамеренный эксцесс и вызов огня на себя — через ожидаемое недовольство публики и отказ играть по правилам.
Рок-фронтмен, каким его представил БГ, должен пробуждать чувство опасности и быть нарушителем. И, конечно, презирать любые формы мейнстрима. «Мы занимались любимым и незаконным делом — играли музыку, — говорит Гребенщиков. — Никого шокировать мы не собирались, но причислять себя к советской эстраде не позволили бы никому».
Корни такого подхода, очевидно, уходили намного глубже слоев панк-революции и первых записей Sex Pistols и The Clash. В интервью перед концертом в Гори БГ и вовсе рассуждал в категориях хиппи: «„Аквариум“ появился как общность людей, связанных хорошим отношением к друг другу и желанием создать такую группу, которая практически жила бы вместе. Проводила вместе время, делилась всеми мыслями. Такое комьюнити, как Grateful Dead».
В этом смысле выступление «Аквариума» на «Тбилиси-80» было шагом не вперед, а назад. Как минимум хронологически оно отбрасывало представление о «современном роке» не в будущее, а в прошлое — в раннюю контркультуру и пафос сопротивления «большим людям в больших машинах». В конце концов, панк опрокидывал культ рок-героя и питался самоиронией, тогда как «Аквариум» на «Весенних ритмах» был занят обратным — отвоевывал право на серьезное отношение к себе.
«Это не обязательно плохо. Панк всегда был чем-то большим, чем просто музыка, — рассуждает Джон Робб. — Нет причин, по которым „Аквариум“ должен был звучать как панк-группа. Они великолепно звучали, заявив о себе с помощью прог-рока, сделав его таким же мощным [как панк]».
«Мы с Башлачевым не считали это панком, — говорит Парфенов. — Для нас это всё было роком, новой музыкой, звуком времени. И вообще — свободой. Да я и сейчас панком тогдашний „Аквариум“ не считаю».
Разночтения с определением жанра Гребенщиков объяснил «Ножу» так: «Мы всегда играли так, как чувствовали правильным. Начиная с самого первого концерта, когда я пилил гитару напильником. Позже, имея в составе фагот, флейту и виолончель, мы, помимо очевидного панка, углубились в территорию прог-рока (King Crimson, Gentle Giant etc). Собственно, панк для нас — совершенно чуждый тогдашней советской жизни — был вариацией прогрессивной музыки».
Атака на норму
«Вместе с „Аквариумом“ удалили практически всю ленинградскую делегацию, — рассказывал Алексей Цветков. — Вслед за этим в Ленинград полетели изумленные письма о том, что произошло в рамках фестиваля».
«Панка без скандала не бывает. Мода тогда была такая, Гребенщикову всё это нравилось, — цитировал слова Андрея Макаревича журнал Fuzz. — Конечно, он такой же панк, как я Элтон Джон».
Как ни странно, острая реакция жюри, в которой виделся вырвавшийся наружу конфликт старого и нового, отнюдь не предвещала перемен. Неведомые прежде для советской рок-сцены гомофобные упреки подтверждали давно известное: эпатировать намеком на гомосексуальность действительно можно. Эффектнее всего этим еще в первой половине 1970-х пользовался Дэвид Боуи во время тура в образе Зигги Стардаста, когда имитировал оральный секс с гитарой Мика Ронсона, опускаясь перед ним на колени. В этом плане перформанс БГ с виолончелью Гаккеля можно считать непроизвольным ремейком одной из классических сцен, вошедших в историю мирового рока.
«Ситуация с обвинением „Аквариума“ в пропаганде гомосексуализма специфична уже оттого, что группа перформативно никогда не провоцировала зрителя на ассоциации с гомосексуальностью. В этом смысле обвинение больше опосредовано местом, временем и воспаленным умом жюри фестиваля, — считает музыкальный журналист Петр Полещук. — Более того, в гендерном отношении и группа, и сам БГ имеют гораздо больше общего с представлениями о сексуальности образца 1960-х, чем с началом 1970-х, которые поставили гендер под сомнение».
БГ и другие члены «Аквариума» стали прибегать к косметике для концертов лишь через несколько лет после фестиваля, но даже будь это в Тбилиси, речь не шла бы об атаке на общественную норму.
«Если вспомнить, как БГ использовал мейк-ап, и сравнить его с глэм-артистами, то станет понятно, что условные Ферри и Боуи прибегали к мейку, чтобы дестабилизировать гендер. А БГ делал макияж хоть и с явным реверансом в сторону панков и новых романтиков, но исключительно для самого жеста эпатажа», — полагает Полещук.
Между тем для интервью в Гори БГ надел колье. «Он выглядел так, потому что это тоже часть шоу, — говорит режиссер фильма „Тбилиси-80“ Риа Кархила. — Он видел, что перед ним камера, и немного красовался. Но мы всегда играем какую-то роль, это неизбежно». Концерт в Гори она называет панком, «потому что они не побоялись сделать то, что хотели».
«Когда худрук ДК Цюрупы, с которым мы приехали, понял, что всё пропало, он выставил поверх рубахи огромный крест и запил с нами наравне», — вспоминает БГ.
После концерта писавший для газеты «Молодежь Грузии» Александр Чепарухин пошел к «Аквариуму» за кулисы, чтобы взять интервью. «Обычно группы рассказывали мне, кто они и какую музыку играют, а эти ребята сразу предложили сфотографировать их в туалете, — говорит Чепарухин. — И вот такое шоу на сцене, кадры с расстегнутыми штанами — я спросил у Бориса, что это было? „Ну, мы же панки!“ — сказал он мне».
Жизнь в кадре
Несмотря на то, что в фильм «Тбилиси-80» попали сразу несколько групп, включая триумфатора фестиваля «Машину времени», «Аквариум» занимает в нем центральное место. Ни одну группу не снимали так много — до, во время и после концерта. В Гори оператор Кристиан Вальдес отказался от штатива и снимал с рук, заходя на сцену и перемещаясь между музыкантами (в фильм «Тбилиси-80» вошли кадры именно из этой съемки).
«Было мало что видно, потому что освещение готовили для концерта, а не для съемок, но так я получил жизнь в кадре», — говорит он. На одном из крупных планов Всеволод Гаккель смотрит в камеру и затягивается сигаретой: музыкантам других групп такое не позволялось. «Они были самыми противодействующими, если так говорят», — подбирает слова Вальдес.
Предположения «Ножа» о том, что Гребенщиков является главным героем картины, Кархила подтвердила: «Так и есть, это было его шоу. Я увидела в нем человека, который знает, что делает, и я до сих пор уважаю его за это».
«Сегодня БГ воспринимается как заложник образа пафосного мудреца в балахоне, но вот он сидит молодой, в кожанке на голое тело и потягивает сигаретку, — комментирует эпизоды с БГ рэп-критик и автор телеграм-канала „Рил ток“ Артем Старостин. —
Для меня нет занятия проще, чем мысленно перенести этого бородатого парня с сигареткой из 1980-го в 2020-й и представить, как у него берет интервью The Flow, как о нем пишет Esquire, как он всё так же играет бесплатные концерты в метро и снимает видосы. Это всё происходит и сейчас, только ему 67 лет. БГ какой-то пугающе вечный даже для фаната Билли Айлиш».
Образ БГ в Гори, как оказалось, действительно производит впечатление даже на тех, кто сейчас отвечает за расширение границ дозволенного на рок-концертах и самый злобный панк в стране. «Я отнесла бы БГ и „Аквариум“ к самой сути панка вообще, — говорит вокалистка фем-хардкор-группы „Позоры“ Лена Кузнецова. — Меня очень подкупает, насколько они [в фильме „Тбилиси-80“] отданы сами себе, свободны в жанре, флюидны по составу, набору инструментов, образу, и всё такое. Насколько им всё равно на считающиеся стыдными в сообществе вещи. Например, в открытую ****** [красть] треки у зарубежных музыкантов. Это как раз то, о чем говорил БГ: это просто музыка для свободных людей, которым ***** [всё равно]. По-моему, весь панк-рок по сути своей должен быть такой музыкой — ну, по крайней мере, я ее под ним подразумеваю и играю сама».
Мифы, слухи и фейки
«Как все, мы рассчитывали на то, что будем там главными. Мы оказались главными, но немножко с другой стороны», — вспоминал БГ о своем аутсайдерстве. Несмотря на произведенный на фестивале фурор, «Аквариум» уже на следующий день оказался в информационном вакууме.
14 марта в газете «Советская культура» вышла заметка «Интересные встречи», посвященная фестивалю «популярной эстрадной музыки» в Тбилиси. О скандальном шоу «Аквариума» и снятии группы с конкурса в ней не сообщалось. Месяц спустя в послесловии «Комсомольской правды» к «Весенним ритмам» о группе снова не было ни слова.
Так продолжалось годами: в официальных СМИ подозрения в «гомосексуальном акте» БГ и Гаккеля оставались фигурой умолчания, закономерно обрастая небылицами — например, о том, что музыканты распивали на сцене портвейн.
Часть сплетен уже вписана в историю фестиваля и продолжает жить за счет «воспоминаний» участников «Тбилиси-80». Самый распространенный миф — о тарелке для игры во фрисби, которая якобы угодила в председателя жюри Саульского. Ее, по рассказам Макаревича, Липницкого и многих других, запустил кто-то из членов «Аквариума», исполняя «Летающую тарелку». Однако тарелки были частью шоу выступления группы «Кронверк» с песней «НЛО» и не покидали сцену.
БГ в одном интервью утверждал, что в Тбилиси он «уничтожал инструменты и прыгал с колонок», в другом — что всё было «достаточно невинно, даже гитары не разбили ни одной». На Первом канале цитировали фейковую заметку о «Весенних ритмах» в американской газете The Baltimore Sun (в упомянутом номере, как проверил «Нож», не было сообщений о фестивале). Так, пострадав от клеветы на самом фестивале, группа стала жертвой слухов дважды.
«После выступления нам никто ничего прямо не сказал, но было страшноватое ощущение, что мы переступили какую-то условную черту», — говорит БГ сорок лет спустя.
«Когда Боря вернулся с группой в Ленинград, в наш институт уже поступил звонок из горкома партии с распоряжением в 24 часа его уволить, — писала в мемуарах Людмила Гребенщикова. — Его вызвали в райком и исключили из комсомола. В 24 часа всё рухнуло».
По словам БГ, весь процесс занял неделю.
Глава 3. Расплата
Письмо от Канделаки
«Какое-то время о том, что случилось в Тбилиси, никто не знал. Был сигнал, но подробности не раскрывались, — объяснял „Комсомольской правде“ Алексей Цветков. — Вдруг звонок. Организаторы нашей поездки приглашают всех участников встретиться. Оказалось, что директор ЛДХС была очень удивлена произошедшим [на фестивале] и хотела для себя разобраться. По-видимому, она должна была держать ответ перед вышестоящими партийными органами».
На «разбор» пришли музыканты «Землян» и «Кронверка», Цветков и худрук ДК им. Цюрупы, в котором репетировал «Аквариум». «„Аквариум“ упоминался в не очень хороших тонах, но худрук стал переводить стрелки на „Кронверк“, не беря на себя ответственность за выступление своих подопечных. Нас это немного удивило и озадачило», — рассказывал Цветков.
Гребенщикова вызвали на ковер в НИИКСИ. «Мне зачитали пришедшее в горком КПСС официальное письмо из Тбилиси, где нас обвинили в смертных грехах. Последовало увольнение с работы и исключение из комсомола», — говорит «Ножу» БГ. По его словам, документ был подписан директором Тбилисской филармонии Гайозом Канделаки.
По воспоминаниям музыканта, письмо ему зачитывал «некто Лисовский, важный человек в институте». Социолог Владимир Лисовский руководил основанной им в НИИКСИ лабораторией проблем молодежи и занимался изучением девиантного поведения. В частности, одна из его работ была посвящена анализу причин групповых изнасилований. Незадолго до «Тбилиси-80» Лисовский получил премию Ленинского комсомола за цикл статей о «коммунистическом воспитании молодежи».
Но кроме обвинений в извращениях на сцене донос на лидера «Аквариума» содержал кое-что еще.
«Канделаки писал, что я занимался гомосексуализмом, разбрасывал советские [по-видимому, оговорка, „антисоветские“. — Прим. ред.] листовки и призывал к свержению власти, отлично зная, что ни того, ни другого, ни третьего не было», — в который раз перечисляет БГ. Вместе с тем оригинал письма никогда не публиковался в медиа, единственным источником информации о нем до сих пор остается сам БГ.
Как выяснил «Нож», «письма Канделаки» в архивах НИИКСИ нет. В том, что Лисовский мог что-то зачитывать Гребенщикову, в институте сомневаются. «Лисовский работал в другой лаборатории и не имел отношения к Борису, — говорит директор НИИКСИ Валентин Семенов. — Не очень понятно, почему именно он зачитывал письмо. Где, в какой ситуации? Это дело руководства, в которое Лисовский тогда не входил, либо комитета комсомола ЛГУ». «Возможно, это был кто-то другой», — соглашается БГ.
В те же дни в министерство культуры Латвии вызвали Мартиньша Браунса, игравшего с «Аквариумом» в Гори. «Мы не знали, что за нами следили два стукача из Риги», — признается Браунс. В министерстве ему припомнили одну из «антисоветских» песен, сыгранных «Сиполи» на фестивале, — «Оду скорпиону». В ней описывалось постапокалиптическое будущее, в котором «не будет ни русских, ни латышей — лишь нация скорпионов». «Да, жесткий текст», — добавляет музыкант.
Отрыв от комсомольской жизни
Через восемь дней после концерта «Аквариума» в Гори дело Гребенщикова рассмотрели на комсомольском собрании в институте. На нем вновь зачитывали «письмо Канделаки». БГ всё отрицал (включая отстранение от конкурса) и просил не верить «резкой и необоснованной критике выступления группы». 30 марта Гребенщикова исключили из комсомола за «отрыв от комсомольской жизни коллектива», то есть, как позже удивлялся музыкант, по совершенно другому поводу.
Всё происходило на специальном комсомольском заседании в стенах ЛГУ. Одним из его участников был сын Владимира Лисовского, также работающий в НИИКСИ. «Письмо точно было, я четко помню фрагменты про „неприличные телодвижения“, — говорит Александр Лисовский. — Мы с коллегами пытались сказать, что не надо торопиться, не надо исключать, но нас никто особенно не слушал. Боря сидел тихо, никаким диссидентом он не был. Сказал, что будет подавать апелляцию».
По словам Лисовского-младшего, ведущий заседания упрекнул Гребенщикова в том, что «Аквариум» не дал ни одного бесплатного концерта в университете. «Боря в сердцах ответил: „И ты туда же!“ Вот такой обмен мнениями, — продолжает Лисовский. — Заседание вел Стас Еремеев, в то время председатель студенческого профкома». Сейчас Станислав Еремеев занимает пост ректора Ленинградского госуниверситета им. Пушкина. От комментариев «Ножу» он воздержался, уточнив, что не работал в комитете комсомола ЛГУ с 1978 года.
Согласно протоколу заседания, хранящегося в госархиве Санкт-Петербурга, за лишение БГ комсомольского билета проголосовали три человека, в том числе Александр Лисовский. По его версии, документ был подделан: «Бред какой-то, не голосовал я за Борино исключение. Они [комитет комсомола ЛГУ. — Прим. ред.] спихнули на нас то, что сделали сами».
«Потом персональное дело Гребенщикова в ЛГУ некоторый резонанс имело, но его не особо раздували, — утверждает Леонид Парфенов. — По тогдашним правилам, это типа сами упустили, проглядели, поскольку университетское начальство об этой группе знать не знало».
В 2016 году вину за исключение БГ из комсомола был готов взять на себя глава Следственного комитета России Александр Бастрыкин, бывший в 1980 году секретарем комсомола ЛГУ. «Борис Гребенщиков ответил, что отлично помнит тех функционеров, и среди них Бастрыкина точно не было», — сообщили тогда в СК.
Весной 2019 года рукопись апелляции Гребенщикова с просьбой вернуть его в комсомол («для очистки документов», как сказал «Ножу» сам БГ) была продана на аукционе за 65 000 рублей.
Угнетатели против честного парня
«Про письмо Канделаки мне рассказал БГ, притом только в прошлом году. Насколько я понимаю, Гайоза вынудили так поступить какие-то начальники, — говорит Троицкий. — Очень странно, что я ничего не слышал об этом в 1980-х, по идее, должен был».
По его версии, за проблемами Гребенщикова в комсомоле стояли другие люди. «Конкуренты из местной рок-мафии (некто Дрызлов) поспешили донести городскому культурному руководству подробности тбилисской эпопеи, изрядно ее приукрасив и „устрашив“», — писал Троицкий в книге «Рок в Союзе: 60-е, 70-е, 80-е…»
Об этом, как он рассказал «Ножу», ему сразу после фестиваля сообщили музыканты «Аквариума», позже об этом говорили в Рок-клубе. С Дрызловым Троицкий никогда не встречался.
«„Аквариум“ пытался себя выгородить и поливал всех грязью, — уверяет Дрызлов. — У Троицкого тоже были свои интересы. Он дружил с БГ и, имея определенный вес, хотел ему помочь, от чего-то оградить. Я ничего никуда не доносил. В Питере и так знали, что произошло в Тбилиси и из-за чего у „Аквариума“ начались проблемы».
О непричастности Дрызлова к «делу Гребенщикова» косвенно свидетельствует его увольнение из ДК им. Свердлова сразу после «Весенних ритмов». Вскоре административные меры коснулись и Юрия Байдака.
«Что двигало Канделаки, я понять вряд ли когда-либо смогу, — признается БГ. — Когда мы случайно встретились в какой-то московской компании много лет спустя, он, глядя в сторону, сказал что-то вроде „так нужно было“. Особых угрызений совести я не заметил».
За прошедшие сорок лет Гайоз Канделаки не комментировал обвинения, выдвинутые против него Гребенщиковым, но, как признается он «Ножу», давно о них знал.
«До меня не доходит, почему он столько лет строит из себя страдальца и хочет примкнуть меня к тому своему несчастью, — говорит Канделаки — Я вообще с ним не знаком, даже не пробовал. Лицо помню, на дисках, может, видел. Он что, хочет выставить меня угнетателем, а себя честным парнем, который боролся с Советским Союзом? Ну, так не делается. Если бы что-то такое шло от меня, я заставил бы его извиниться еще в Тбилиси, и никакого письма бы не понадобилось».
Канделаки полагает, что за гонениями на «Аквариум» стоят «сами же русские, кто-то из комсомола».
«Они ведь присылали людей из Ленинграда, вот те и сообщили. А я был директором филармонии, я вообще здесь ни при чем, — продолжает он. — Не знаю, может, это был Саульский, он там всё решал, может, кто-то другой взволнованный. Поймите, это просто не в моих манерах — кому-то жаловаться на музыкантов».
На просьбу «Ножа» рассказать о впечатлениях от «Аквариума» на фестивале Канделаки ответил так: «Тогда ансамбли такие движения не делали, все эти знаки сексуально-маниакальные. Даже по сегодняшним меркам музыканты так себя не ведут. Это было омерзительно. Музыка у них на другом плане была, главное — действие. Они испортили всем праздник и уехали».
В материалах личного дела Гребенщикова, которое хранится в госархиве Санкт-Петербурга, «Нож» обнаружил копию документа, отправленного в ЛГУ Гайозом Канделаки 12 марта 1980 года, на следующий день после выступления «Аквариума» в Тбилиси. «Сообщаем, что жюри Орг.комитета отстранило ансамбль „Аквариум“ от дальнейшего участия в фестивале, за недостойное поведение на сцене, за слабый музыкальный уровень и антисоциальные тексты песен [орфография и пунктуация сохранены. — Прим. авт.]». Упоминаний о гомосексуализме и разбрасывании листовок в тексте нет. Также в личном деле упоминается телефонный разговор Канделаки с замсекретаря комитета комсомола ЛГУ.
«Это подделка, я ничего не писал, — говорит Канделаки. — Там нет моей подписи, стоит печать не филармонии, а не знаю чья. Вы мне звоните сказать, что я негодяй? Вы хотите знать правду? Когда „Аквариум“ был на сцене, ко мне подошел министр культуры Грузии Отар Тактакишвили и потребовал прекратить этот маразм.
Я получил выговор, после которого речь о будущих фестивалях уже не шла. „Аквариум“ развалил всё, что мы делали».
Конец советской биографии и начало жизни
Апелляция БГ имела эффект, через полтора месяца ему восстановили членский билет. По словам Людмилы Гребенщиковой, решающую роль в этом сыграл ее хороший знакомый Владимир Ходырев — крупный партийный начальник, в будущем последний мэр-коммунист Ленинграда. «Я просил партком университета внимательно подойти к этому делу, потому что, на мой взгляд, никаких больших криминальных проступков Борис не совершил», — рассказывал Ходырев в фильме «БГ: Первый полтинник».
Фильм «БГ: Первый полтинник»
Путь в институт тоже вновь был открыт. Еще один влиятельный знакомый мамы БГ пообещал, что «устроит Борю туда, куда он хочет». «Он отдал распоряжение взять Борю в НИИКСИ переводчиком, несмотря на отсутствие мест, но гордость сына взяла верх, — писала Гребенщикова. — Ему не хотелось получать работу благодаря моим связям. В его компании это расценивалось бы как позор, унижение. Он отказался от предоставленной возможности и устроился ночным сторожем».
«И на том его советская биография закончилась», — подытожил ущерб, нанесенный БГ письмом из Тбилиси, Леонид Парфенов в проекте «Портрет на фоне».
«Скандальное увольнение по идеологической причине с исключением из комсомола не оставляло шансов куда-то устроиться по специальности. Только карьера „дворников и сторожей“, — добавляет Парфенов. — Но это и свобода, конечно, — не нужно больше мимикрировать».
По словам БГ, в те дни он осознал, что освободился от перспектив любой карьеры и, соответственно, от обязательств. «До этого я жил как-то раздвоенно. С одной стороны был „Аквариум“, а с другой — некая конформистская норма: работа, карьера, комсомол, — убеждал Троицкого Гребенщиков. — После Тбилиси этой „нормальной“ стези меня лишили. Началась настоящая жизнь».
«Я думаю, что он сильно переживал, но внешне это не показывал, — говорит продюсер Игорь Гудков. — Он еще раз доказал, что у него стальные нервы».
Куда сложнее было откатить назад семейное благополучие. По воспоминаниям Севы Гаккеля, разлад в отношениях Гребенщикова с женой Натальей наметился задолго до «Тбилиси-80», но после фестиваля вмешались ее родители и «постепенно выдавили его из дома».
«Когда я стал сторожем, родители Наташи не обрадовались такому повороту событий и довольно сильно ко мне охладели. Хотя теперь я их вполне понимаю и даже восхищаюсь их долготерпением, — говорит „Ножу“ БГ. — Мой образ жизни не был подходящим для правильных семейных будней. Бедная Наташка с двухлетней дочерью Алисой оказались жертвами, а я в своем юношеском эгоизме не мог этого увидеть. Сожалею об этом очень, но такой уж я был. Впрочем, мы не оставляли попыток жить вместе, правда, получалось это всё меньше и меньше. К зиме 1981 года мы разошлись».
Пластинка и разбогатевшие поклонники
В двойную пластинку «Весенние ритмы. Тбилиси-80» «Аквариум» ожидаемо не попал, но был упомянут Троицким в аннотации к сборнику, «первом легальном тексте о русском роке в истории советской звукозаписи». «Представьте себе жесткий рок-н-ролл на виолончели, фаготе и флейте (не считая, конечно, гитар и ударных), а затем неожиданно изумительной красоты средневековая мелодия! „Аквариум“ вызвал смятение в зале и массу споров», — интриговал меломанов автор.
Впрочем, первые любительские записи с фестиваля начали распространяться сразу после концертов.
«Все, кто мог, писали звук в залах на бытовые магнитофоны — как сейчас на мобильники снимают — и потом это всё днем благоговейно переслушивалось. Так что фестиваль был в ушах почти круглосуточно», — вспоминает Леонид Парфенов.
Запись концерта «Аквариума» в Гори вошла в альбом «Электричество». По словам Игоря Гудкова, среди Ленинградских панков ходили слухи, что сохранилась и видеопленка, «многие утверждали, что видели их». Сами члены «Аквариума» видели лишь посвященные им фрагменты из фильма «Тбилиси-80», показанного на финском телевидении. В российский телеэфир фильм попал только в 1993 году. За неделю до премьеры Юрий Саульский признал Гребенщикова «хрестоматийной фигурой нашего рока» и извинился, что «в свое время не разглядел» его.
В конце 1980-х упоминания о «Тбилиси-80» появились в американской прессе. Газеты писали о выходе сольного альбома БГ Radio Silence, первой пластинке советского рок-музыканта, записанной на Западе. Описывая проблемы «Аквариума» на родине, журналисты рассказывали об увольнении БГ после «Весенних ритмов» с клеймом «антисоветчика». Британский таблоид The Sun представлял Гребенщикова рок-бунтарем, The Guardian — жертвой КГБ.
В 1995 году во время записи альбома «Навигатор» Борис Гребенщиков передал на хранение радиоведущему «Би-Би-Си» Севе Новгородцеву свою акустическую гитару. На ней музыкант сочинил и записал большую часть песен «Аквариума» в 1980-х, она же звучала в Death of King Arthur и «С той стороны зеркального стекла» на «Весенних ритмах».
«Многие брали ее в руки, пытались играть, но натяжение 12 струн было таким тугим, что прижать их к грифу и извлечь аккорд не удавалось никому, — говорит „Ножу“ Новгородцев. — Через несколько лет Борис ее забрал, чтобы продать разбогатевшим поклонникам за десять тысяч долларов».
Так всё закончилось
В начале 2000-х всё то, что вызвало скандал на первом рок-фестивале в СССР, стало визитной карточкой российского дуэта «Тату» на «Евровидении». В беседе с «Ножом» продюсер группы Иван Шаповалов признается, что никогда не слышал о произошедшем на «Тбилиси-80» и считает такую параллель некорректной.
«Вы пытаетесь сравнить две разные провокации, — говорит Шаповалов после просмотра записей из Гори. — Думаю, в случае с БГ она была скорее музыкальной. Историю про гомосексуальность спровоцировали сами спецслужбы как дежурный жупел для дискредитации. А в случае с „Тату“, наоборот, поцелуй был намеренной провокацией, и спецслужб в том числе». Преемственность в выступлении дуэта продюсер видит лишь «в готовности отвечать за то, что ты делаешь».
В 2012 году группа Pussy Riot выступила с панк-молебном в храме Христа Спасителя, после чего трое участниц группы были осуждены. По словам Александра Чепарухина, организовавшего волну акций в защиту Pussy Riot, «они тоже выступили как акционисты, но воспринимались как музыкальная группа». «Интересно, что Надя Толоконникова и Маша Алехина, которые больше всего прославились из-за того, что отсидели в тюрьме, считают себя лидерами не группы, а некого арт-сообщества. Что-то подобное, только намного раньше, произошло и с „Аквариумом“. Если раньше там была идея группы, то со временем стало ясно, что это иллюзия».
Незадолго до своего шестидесятилетия БГ неожиданно вернулся к старой песне «Хавай меня, хавай!», которую члены «Аквариума» хором распевали в гостинице Тбилиси. В клипе на песню БГ едет в психоделическом автобусе на фестиваль «Вудсток» и встречает по пути Джими Хендрикса, Фрэнка Заппу и другие рок-иконы 1960-х. Панков в клипе нет.
В 2014-м, спустя 34 года после «Тбилиси-80», Гребенщиков дал концерт в Тбилисской филармонии. Кроме него в «Аквариуме» к тому моменту не осталось ни одного музыканта, игравшего на «Весенних ритмах». «То выступление навсегда изменило мою жизнь», — признался со сцены БГ.
«В прошлом году сын Гайоза Канделаки Каха предложил мне провести юбилейный фестиваль, посвященный сорокалетию „Тбилиси-80“, — говорит Троицкий. — Я обзвонил всех оставшихся в живых участников — „Машину времени“, „Интеграл“, „Сиполи“, „Магнетик бэнд“ и других. Все ответили полным согласием. Единственным человеком, который сказал, что не поедет, стал БГ. Я спросил, почему? А ты разве не знаешь, переспросил меня Боря, что Канделаки про нас тогда написал? Так всё и закончилось».