Уничтожая миф о белом превосходстве: краткая история завоевания чернокожими титула чемпиона мира по боксу в тяжелом весе

Из трущоб на ринг

В 1887 году чернокожий боксер Мервин Томпсон бросил вызов опытному сопернику — Джорджу Годфри по прозвищу Старый Шоколад, который на тот момент был обладателем почетного титула чемпиона среди цветных в тяжелом весе. Мервин предложил справедливую, как ему казалось, сумму для победителя — 500 долларов. Но Годфри потребовал 1000. Ни один чернокожий боец, даже из высшего эшелона, не мог рассчитывать на такие суммы за бой. Даже белые боксеры не всегда могли рассчитывать на такие суммы.

Журналист газеты The Boston Globe высмеял претензии Годфри, уточнив, что чернокожий боец придает себе слишком много значимости.

«Это очень щедрое предложение (о 500 долларах), поскольку 1000 долларов на дороге не валяются», — уточнил он.

Годфри не отступил от своих слов ни на шаг.

Во второй половине XIX и начале XX века профессиональный бокс стал одним из немногих социально-экономических лифтов для бывших рабов (рабство в США отменили только в 1865 году, поэтому многие известные чернокожие боксеры того периода родились рабами, например Джордж Годфри появился на свет в 1853 году) и детей бывших рабов.

В 1892 году журналист Kansas City Time утверждал, что «в этой стране есть по крайней мере две профессии, в которых цветной человек может завоевать столько же славы и денег, сколько и белый, — это жокейство и кулачный бой. В этих двух сферах жизни у смуглого брата столько же шансов разбогатеть и снискать самые яркие лавры, сколько у любого белого человека в стране».

Бокс был единственной «отраслью труда», где чернокожее население могло получить хоть какие-то деньги. Описывая ситуацию с доступностью работы для чернокожих, экономистка Нэнси Берто отмечала, что большинству чернокожих доставались лишь «объедки рынка труда», другими словами — самая черная работа, которую не желали выполнять ни белые американцы, ни иммигранты из Европы.

Даже двери развивающейся американской промышленности были закрыты для чернокожих работников. Согласно историку Рефорду Логану, в 1890 и 1900 годах соответственно 88% и 86,7% афроамериканцев были заняты на наименее оплачиваемых и квалифицированных работах — работали грузчиками, прокладывали железнодорожные рельсы, мыли полы и подметали улицы, чистили сапоги, а также работали на земле своих бывших хозяев.

У среднего чернокожего мужчины просто не было иного пути, если он хотел прокормить семью, купить собственное жилье или просто жить достойно. Между нищетой и возможностью чувствовать себя полноценным человеком выбор был очевиден.

Показателен пример Джека Джонсона — первого чернокожего чемпиона мира в тяжелом весе. Если бы он не выбрал бокс, ему пришлось бы последовать примеру своего отца — бывшего раба и уборщика или матери — прислуги у белых хозяев, но Джонсон предпочел единственный для чернокожего парня путь — избивать людей на ринге за деньги. И не прогадал: уже к концу 1900-х он мог заработать на боях десятки тысяч долларов.

Примерно перед таким же выбором оказался и Джордж Годфри, второй чемпион среди цветных в тяжелом весе, родившийся в 1853 году в преступном и бедном районе канадского Шарлоттауна. Его отец занимался в основном мелкими кражами, как и почти все в этом «болоте» (так прозвали район). В 1870 году Годфри покинул родной город и отправился в Бостон, где для него не нашлось никакой работы, кроме носильщика. Как и Джонсона, от нищеты его спас бокс.

Учитывая повальную бедность, отсутствие каких-либо перспектив и бурно цветущий расизм, нашествие чернокожих боксеров на ринг было неизбежным.

Идея белого превосходства и роль титула чемпиона мира в тяжелом весе в расистской риторике

Чем более способной к боям была нация,
тем быстрее она становилась цивилизованной,
потому что она быстрее справлялась с тем,
что привязывало ее к дикости.

Джим Джеффрис,
белый чемпион мира в тяжелом весе 1899–1905 годов

Уже в 1880–1890-е стало ясно, что боксерская профессиональная сцена заполнена первоклассными чернокожими боксерами. Журналист из San Francisco Chronicle в 1890 году с сожалением отмечал:

«Похоже, что боксерская лихорадка, которая так свирепствовала в этой стране в течение последних десяти лет, ослабевает. Известность, которую черные бойцы приобрели на ринге, способствует этому эффекту… Тень от кулака черного человека лежит на ринге».

Подобные настроения позже выразятся в полном или частичном (между цветными бойцами и белыми) запрете бокса в таких городах США (где бокс был наиболее популярен), как Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Чикаго, Мемфис и т. д.

Примерно в это же время в массовом сознании становится популярна идея социал-дарвинизма — псевдонаучного учения, основанного на теории Дарвина об эволюции животных видов через естественный отбор, но применительно к человеческим расам. Так, например, социал-дарвинизм объяснял подчиненное положение чернокожего населения в США тем фактом, что негроидная раса была хуже развита чисто физически (и, следовательно, проиграла «естественный отбор»), а не системным расизмом со стороны белых.

А бесчисленные статьи в спортивных журналах США, Великобритании и Франции (см. напр. National Physique: Some Differences Explained, Sandow’s Magazine, 1906; The Jew as a Physical Culturist, Health & Strength, 1908, и др.) отражали широко распространенную идею о том, что то, как сражалась некая группа людей (например, раса, этническая общность или нация), наглядно демонстрировало ее культурный и политический статус. Физическое господство на ринге приравнивалось к господству в цивилизационной иерархии.

Такой акцент на телесности нашел отражение в популяризации профессионального спорта — футбола, скачек, бейсбола, но что особенно важно — бокса.

Провозглашая белого человека вершиной «расовой эволюции», белое общество нуждалось в постоянном подтверждении своего физического превосходства. Поэтому особую популярность обретают боксеры-тяжеловесы, идеально представляющие миф о превосходстве белой расы — высокие мускулистые силачи.

Ярче всего этот миф представлял первый чемпион мира в тяжелом весе — Джон Лоуренс Салливан (Бостонский Крепыш, Его Кулачейшество). В 1889 году, когда он дрался с другим белым боксером — Джейком Килрейном — за титул чемпиона мира в тяжелом весе, он чуть не убил соперника. Бой продлился 75 раундов (около двух часов) и закончился только потому, что Килрейн с трудом стоял на ногах и не мог поднять руки. К концу поединка у Килрейна было сломано два ребра, а его тело «представляло собой один сплошной синяк».

После того как в 1892 году чемпионом мира в тяжелом весе стал второй белый человек — Джеймс Корбетт по прозвищу Джентльмен, его демонстрировали буквально как достижение западной цивилизации на Всемирной выставке достижений 1893 года в Чикаго. Одна из реклам гласила: «Посетители Всемирной выставки увидят многие из самых благородных творений человека, но у природы в городе есть только один экземпляр из ее самых удачных работ — совершенный человек Джеймс Дж. Корбетт».

Сражаясь на ринге с обнаженной грудью, без оружия и только в кожаных перчатках, профессиональные боксеры давали зрителям возможность воочию убедиться в дарвинистском «выживании сильнейших». Но, как правило, сильнейшим долгое время оказывался белый человек, и отнюдь не из-за истинности социал-дарвинистского учения.

Первые чемпионы мира в тяжелом весе — от Джона Салливана до Джесси Уилларда (последний вырвал титул у первого чернокожего чемпиона мира в этой весовой категории — Джека Джонсона) — не дрались за свой титул с чернокожими боксерами, даже если те находились с ними на одном уровне. Внутренний страх потерять символический титул физического превосходства, помноженный на белую расовую гордость, оставлял без шансов любого небелого боксера.

Известный писатель Джек Лондон (который сам боксировал и активно освещал боксерские поединки) в 1910 году утверждал в The Los Angeles Times:

«Это состязание мужчин в мягких перчатках — спорт, который принадлежит в большей степени англосаксонской расе»,

и далее:

«Ни один гений или философ не изобрел его и не убедил расу принять его как главный расовый вид спорта. Он так же глубок, как наше сознание, и вплетен в волокна нашего существа. Оно росло по мере того, как рос сам наш язык. Это инстинктивная страсть нашей расы».

В следующем году Лондон опубликовал повесть «Лютый зверь». По сюжету спортивный менеджер Сэм Стюбнер тренирует молодого боксера-тяжеловеса Пата Глендона, почти сказочного героя, который нокаутирует своих соперников одним ударом в первом раунде. Помимо того что главный герой повести олицетворяет собой сокрушительную белую физическую силу, история изобилует прямыми ссылками на белых звезд-тяжеловесов тех дней — Джеймса Корбетта, Джима Джеффриса, Джона Салливана.

Очевидно, что Пат Глендон был списан Джеком Лондоном с легендарного тяжеловеса Джима Джеффриса, к которому он впервые и применил слова «лютый зверь», описывая его бой с Джеком Джонсоном за титул чемпиона мира. Как и Джеффриса, отец Пата Глендона называет сына «белой надеждой», намекая на то, что он способен защитить титул тяжеловеса-чемпиона, который традиционно принадлежит белой расе и поддерживает миф о ее превосходстве.

Но затеяв эту «игру» в «выживание сильнейшего», белые расисты не рассчитывали на то, что, даже находясь в невыгодном положении, чернокожие боксеры были способны выбить стул из-под белого человека, пошатнув его веру в физическое превосходство над другими расами. Как написал чернокожий журналист Тимоти Томас Форчун после победы Питера Джексона над белым бойцом Джоном Маколлифом, «пусть победит сильнейший».

Джордж Годфри — первый боксер, который бросил вызов белому человеку, и первая черная суперзвезда бокса

Седьмого февраля 1883 года Нью-Йорк стоял на ушах. Два лучших чернокожих тяжеловеса встретились на большой арене, чтобы сразиться за титул чемпиона среди цветных в тяжелом весе, — Профессор Чарльз Хэдли и Старый Шоколад Джордж Годфри.

Джордж Годфри к тому моменту был восходящей звездой, по силе и мастерству он стоял на одном уровне с действующим белым чемпионом Джоном Салливаном. А поединок с Чарльзом Хэдли был всего лишь еще одной ступенью на пути к главной мечте — титулу чемпиона мира в тяжелом весе. Годфри вырубил Хэдли в шестом раунде, у стареющего (36 лет, солидный возраст для боксера) Профессора не было шансов.

По злой иронии рефери в этом поединке выступал Джон Салливан, действующий чемпион мира в тяжелом весе и по совместительству жуткий расист. Наблюдая за боем Хэдли и Годфри, белый силач знал, что кто бы ни выиграл, он никогда не будет с ним драться, уж тем более защищая свой титул.

Спортивный Олимп был покорен Джорджем Годфри ровно в тот момент, когда он стал чемпионом среди цветных. Впервые этот титул и, соответственно, бои за него появились благодаря Ричарду Кайлу Фоксу, основателю и главному редактору Национальный полицейской газеты. Последняя позиционировала себя как периодическое издание для мужчин с большим уклоном в освещение спортивных мероприятий. Именно Полицейская газета профинансировала бой между Чарльзом (который первый начал величать себя чемпионом среди цветных) и Джорджем.

Подобный титул был нужен прежде всего как искусственный потолок, который препятствовал дальнейшей карьере любого чернокожего бойца-тяжеловеса. Парадокс состоял в том, что пока боксер не был чемпионом среди цветных, в его сторону даже не смотрели белые бойцы, но когда он завоевывал титул, то сталкивался с так называемой «цветной чертой» (термин, который популяризовал афроамериканский журналист и активист Уильям Дюбуа), ее проводили белые чемпионы, заявляя, что конкретно они «никогда не будут драться с ниггером».

Как и ожидалось, Джордж Годфри не получил права на бой за чемпионский титул Салливана. Поддерживаемый белой общественностью, белый тяжеловес ответил Годфри:

«Джордж, когда я буду готов сражаться с крысами, собаками, свиньями и ниггерами, я дам тебе первый шанс».

Джон Салливан, раздавая многочисленные интервью, всегда твердил одно и то же — «никогда в своей карьере я не дрался с ниггером». Однако это не совсем так. Как утверждают биографы и Годфри, и Салливана, сентябрьским вечером 1880 года (тогда Салливан еще не был чемпионом мира) владелец Бостонского спортивного клуба Джон Бейли предложил будущему чемпиону дружеский матч против его ученика — Джорджа Годфри. Салливан согласился. Но поскольку бокс тогда был в полулегальном поле, еще не начавшийся бой остановила полиция. Предположительно, один из друзей Салливана вызвал полицию по просьбе самого будущего чемпиона, который видел Годфри в деле и боялся ему проиграть.

Несмотря на то, что Джордж Годфри достиг вершины черного Олимпа, а белый ему был недоступен, он стал одним из первых черных боксеров высшего эшелона, настоящей суперзвездой бокса.

Первый бой по защите титула чемпиона среди цветных Джордж Годфри провел против чернокожего боксера Макгенри Джонсона в 1884 году. Этот поединок «двух гладиаторов древности со стальными мускулами» на окраине Денвера «был главной темой для обсуждения в боксерских кругах в течение месяца». А организаторы боя утверждали, что «об этом бое было сказано в газетах больше, чем о каком-либо другом в Америке со времен поединка Салливана и Райана несколько лет назад» (имелся в виду бой с Падди Райаном, чемпионом-тяжеловесом США, именно после этого боя Салливана стали считать еще и чемпионом мира).

В течение следующих нескольких лет Годфри сразился, защищая свой титул, с Джонсоном еще два раза, а также победил каждого стоящего чернокожего бойца в своей весовой категории.

Но белые молодые боксеры и чемпион мира Салливан не желали ничего о нем слышать. Вплоть до 1888 года, когда Годфри потерял титул цветного чемпиона, он заявлял, что готов драться с любым белым тяжеловесом за 1500 долларов, кем бы он ни был.

У Годфри также было послание для чемпиона Джона Салливана, которым он поделился с газетой Boston Globe:

«Я буду рад провести бой с Джоном Салливаном. Я его совсем не боюсь, и если я когда-нибудь встречусь с ним на ринге, будьте уверены, я устрою ему настоящую взбучку. В любом случае он не стоит всей той шумихи, которая вокруг него поднята».

Салливан на этот выпад не ответил.

Злая ирония состояла в том, что белые боксеры будут активно драться с ним уже на закате его карьеры, в 1890-е, когда Годфри было под 40. В 1891 году он сразится с Джейком Килрейном (с ним Годфри уже дрался в 1882-м, когда Килрейн был 22-летним новичком в боксе), в 1892-м с Джо Чойнски, в 1894-м с Питером Махером. Для белых мужчин «престарелый» Годфри всё еще был достойным соперником, но не таким опасным, как другие чернокожие бойцы, поэтому многие чувствовали, что могут поднять свою цветную линию, чтобы сразиться с ним.

Питер Джексон — образец мужественности и надежда черной расы

В апреле 1894 года один из авторов еженедельной газеты New York Herald писал:

«Если бы я был скульптором и хотел создать модель идеальной фигуры, чтобы проиллюстрировать самое удачное сочетание силы и ловкости — нечто среднее между Геркулесом и Меркурием, — я бы выбрал Питера Джексона».

С автором был солидарен главный редактор Национальной полицейской газеты, которая продавала фотографии, где Джексон демонстрировал свое тело и мускулы.

В мае того же года в газете San Francisco Examiner вышла статья, главной темой которой было обсуждение вопроса: «Каким должно быть тело идеального мужчины?»

Взяв за идеал греческого Аполлона, газета утверждала, что чернокожий боксер Питер Джексон наиболее близко подошел к идеальному телу мужчины и образцу истинной мужественности. Для наглядности статья сопровождалась иллюстрацией, где по обе стороны от статуи Аполлона Бельведерского стоят Джексон (повернут спиной, слева) и основоположник бодибилдинга Юджин Сэндоу (справа).

До того как стать профессиональным боксером, Питер Джексон был простым матросом и жил в Австралии. Начав брать уроки бокса в 1880-е, в 1886 году он смог стать чемпионом Австралии в тяжелом весе. В следующие полтора года он победил всех более-менее достойных соперников по всей Австралии. Но спортивные амбиции, желание стать лучшим в мире заставили его уже в мае 1888 года отправиться в США.

В США Джексон искал схватки с Джоном Салливаном, действующим чемпионом мира, о котором много слышал. Но Джексону пришлось столкнуться с суровой реальностью: его титула чемпиона Австралии было недостаточно. Сначала нужно было стать «цветным чемпионом». Джексон бросил вызов Годфри.

Бой, который должен был состояться 24 августа 1888 года в Сан-Франциско, был организован Калифорнийским спортивным клубом. Победитель получал рекордные для боя формата чернокожий против чернокожего 1500 долларов и титул чемпиона в тяжелом весе среди цветных. Кроме того, Джорджу Годфри еще до боя заплатили 400 долларов, чтобы он только приехал в Сан-Франциско.

Уже в коротких показательных спаррингах перед боем Джексон смог удивить американскую публику. В статье San Francisco Chronicle отмечалось, что «чемпион среди чемпионов» был «умен, как старина Джем Мэйс (белый чемпион США в тяжелом весе 1870 года), со всеми качествами, необходимыми первоклассному боксеру-тяжеловесу. Местные мужчины, выставленные против него, были совершенно не способны заставить его хоть как-то напрячься, и все его спарринги были не более чем приятным упражнением, едва способствующим потоотделению».

Когда лучшие чернокожие боксеры вышли на ринг, их представили публике. Первым объявили Джорджа Годфри, в ответ по залу пронеслись слабые аплодисменты. Вторым шел Питер Джексон, имя которого публика встретила «дикими воплями, которые сотрясали спортзал». Исход боя публике был очевиден еще до первого удара.

Уже в третьем раунде Годфри истекал кровью. А к пятому, по словам репортеров, «был близок к оглушительному поражению». Ни у кого не оставалось сомнений в том, что Джексон станет новым чемпионом. Весь в крови, едва стоя на ногах, Джордж Годфри сдался в 17 раунде. В ту ночь Питера Джексона чествовали как «новое чудо на американской земле».

Но это было только начало. Не в силах дотянуться до расиста Джона Салливана, Питер Джексон начал уничтожать одного белого боксера за другим, всех, кто соглашался биться с ним за большие деньги. 28 декабря 1888 года Джексон «вытер пол» белым тяжеловесом Джо Маколиффом, «чемпионом Западного побережья США», заработав очередную рекордную для чернокожего боксера сумму — 6000 долларов.

Бой Джексона с Маколиффом был символичным событием. Цветная черта, как казалось тогда прессе, была наконец пройдена. Профессиональный чернокожий боксер-тяжеловес сразился с белым соперником и выиграл. А между тем за этим боем в непосредственной близости наблюдал второй будущий чемпион мира в тяжелом весе — Джеймс Корбетт.

После победы над белым тяжеловесом черная пресса «восхваляла Джексона как героя расы беспрецедентных масштабов», как того, кто наконец смог бросить вызов физическому превосходству белых на ринге.

Чернокожий журналист Тимоти Томас Форчун писал в газете New York Age, что, учитывая то место, которое спорт стал занимать в общественной жизни Америки, чемпионский статус Джексона даст чернокожим право претендовать на физическую мужественность и докажет равенство черных за пределами спорта.

26 апреля 1889 года Джексон победил белого тяжеловеса Пэтси Кардиффа. По словам репортеров, на протяжении всего боя Джексон доминировал над соперником и чуть не нокаутировал его в шестом и восьмом раунде. Как выразился репортер из San Francisco Chronicle, «Джексон проявлял мало признаков усталости, в отличие от его противника, но Кардиффа били так часто, что он не знал, где ему было больнее всего». Поединок закончился из-за того, что Джексон чуть не сломал руку белому сопернику.

Редактор газеты для чернокожих Western Appeal Джон Куинси Адамс писал в связи с этим боем:

«Цветные жители страны в восторге от успеха Питера Джексона в борьбе с Пэтси Кардиффом на прошлой неделе. Джексон продемонстрировал, что, хотя он и презираемый потомок Хама (имеется в виду негроидная раса), он мужчина среди мужчин».

На тот момент чернокожим журналистам и лидерам движения за гражданские права для черного населения казалось, что Питер Джексон способен сломать миф о физическом превосходстве белого человека над всеми остальными. Убежденность в этом резко возросла, когда в 1890 году чернокожий боксер в легчайшем весе Джордж Диксон стал первым черным чемпионом США, обыграв своего белого соперника; через два года Диксон станет первым чернокожим чемпионом мира.

Даже традиционно негативно настроенная по отношению к смешанным боям белая пресса признавала физическую мощь Питера Джексона и призывала Джона Салливана сразиться с «австралийским чудом» ради подтверждения физического превосходства белой расы, конечно. Спортивный клуб Сан-Франциско был готов предложить победителю боя Джексон — Салливан рекордный выигрыш — 20 000 долларов. Но Салливан был непреклонен.

Питер Джексон дошел до своего стеклянного потолка, победив всех достойных претендентов в Австралии и США, но перед цветной чертой чемпиона мира Джона Салливана был безоружен, обреченный стоять за спиной белого силача. И этим воспользовался другой белый тяжеловес — Джеймс Корбетт.

Если историю профессионального бокса представить как историю развития науки, то Джеймс Корбетт был бы Галилео Галилеем. В отличие от чемпиона Салливана, который полагался на силу своего удара, Корбетт исполнял на ринге смертельный танец, активно работая ногами и подлавливая соперника на ошибках. Существует даже легенда о том, что Корбетт перед важными боями рисовал для себя примерную схему движений на ринге.

В 1890 году бывший банковский клерк Джеймс Корбетт опробовал свою тактику на Джейке Килрейне (последний проиграл Джону Салливану в бое за титул чемпиона мира в 1889 году) и с легкостью побил соперника. Но спортивные менеджеры Салливана еще не считали Корбетта достойным противником. И тогда Корбетт, который мечтал занять место Салливана на белом Олимпе, решился на авантюру — бой с Питером Джексоном.

Поединок был оценен в очередные рекордные 10 000 долларов, но еще до его начала Корбетт нанес первый удар. Поскольку белый тяжеловес знал и видел, как боксирует Джексон, он решил раздразнить чернокожего соперника, чтобы в бою тот был менее уверенным и более агрессивным, другими словами — меньше думал головой. Из 10 000 долларов проигравшему полагалось 3000, поэтому Корбетт, преисполненный наглой уверенности, предложил Джексону новое условие — «победитель забирает всё». Кроме того, перед самым боем Корбетт пренебрег всеми любезностями и держался надменно, словно уже праздновал будущую победу. Джексон был в ярости.

По словам историка бокса Александра Пьерпаоли, «тяжеловесы всегда были движущей силой бокса. [Они] самые большие из людей, титаны, способные вырубить человека одним ударом». Корбетт и Джексон встретились на ринге 21 мая 1891 года, и этот бой был настоящей схваткой титанов.

Поединок продлился 61 раунд (четыре часа) и закончился ничьей только по той причине, что оба боксера были настолько вымотаны, что ни один из них не был в состоянии нанести противнику завершающий удар. К концу боя Корбетт не чувствовал рук, а лодыжка Джексона «раздулась до размеров его бедра». Оба бойца истекали кровью.

Из-за ничьей Джексону и Корбетту пришлось разделить между собой лишь половину обещанной победителю суммы — 5000 долларов. А Калифорнийский спортивный клуб провалился в долги, когда не смог покрыть все ставки на этот бой, и вскоре обанкротился.

Несмотря на то, что встреча тяжеловесов закончилась ничьей, Корбетт мощно оттолкнулся от Джексона, долетев до боя с чемпионом мира. Седьмого сентября 1892 состоялся титульный бой Салливан — Корбетт. Более молодой чемпион, выдержавший яростные атаки противника в первых трех раундах, одним точным ударом уже в пятом раунде сломал Салливану нос. И хотя бой длился аж до 21 раунда, для Корбетта бывший чемпион был всего лишь еще одной грушей для битья.

Тем временем Джексон продолжал собирать титулы — в том же году, когда Корбетт стал чемпионом мира, Джексон побил Фрэнка Славина и стал чемпионом Англии. Но это было уже неважно, с Питером Джексоном Корбетт больше никогда не дрался.

Несмотря на то, что в 1893 году газета The New York Times передавала слова нового чемпиона мира, что он готов биться с любым мужчиной в мире, независимо от цвета кожи или национальности, в течение следующих пяти лет он дрался только с тремя мужчинами: Чарльзом Митчеллом, Томом Шарки и Бобом Фитцсиммонсом, все они были белые.

В октябре 1892 года, месяц спустя после завоевания Корбеттом титула чемпиона мира в тяжелом весе, Джексон сказал в интервью газете New York Herald:

«Если бы Салливан победил Корбетта, мне было бы нечего сказать, потому что я знаю, что Салливан отказывается встречаться с цветными мужчинами. Но с Корбеттом всё не так… Я готов драться где угодно, кроме городов, где проведена цветная граница [то есть где запрещены смешанные бои]».

И если поначалу новый чемпион кормил Джексона завтраками, обещая встретиться с ним в бою за титул, в 1894 году он сменил риторику. В марте газете Chicago Tribune он заявил следующее: «Учитывая то, что произошло в боксе, Питер Джексон, из-за его цвета кожи, должен чувствовать себя очень польщенным тем, что я когда-либо признавал в нем бойца», а также издевательски согласился на бой с Джексоном, но только в Джексонвилле, штат Флорида, заранее зная, что чернокожий боксер не хотел драться в южных штатах, боясь спровоцировать всплеск насилия на расовой почве и столкнуться с законами Джима Кроу (корпус законов о расовой сегрегации, принятый в конце XIX века в США). Джексон отказался драться с Корбеттом.

В ответ на это Корбетт в сентябрьском номере New York Herald заявил, что Джексон просто «трус» и «смотрит на американцев сверху вниз», поскольку не хочет столкнуться с законами Джима Кроу.

Для Джексона всё было кончено, он в очередной раз был выброшен за цветную черту. На три года он впал в уныние, ожидая боя с Корбеттом. С 1894 до 1901 года он не провел ни одного значительного боксерского поединка и за это время стал алкоголиком. Уже сведенный с ума своей погоней за Салливаном, Джексон совершенно обезумел от «предательства» Корбетта. Его называли «надежда черной расы», прочили титул чемпиона мира. Но он был чернокожим, и это было его главным препятствием на пути к мечте.

«Черный принц» (как его называли в черной прессе) Питер Джексон умер в 1901 году от туберкулеза.

Джек Джонсон — шоумен с золотой улыбкой и первый чернокожий чемпион мира в тяжелом весе

Для себя я решил, что лучшим способом
бороться с расовыми предрассудками
было вести себя так,
будто этих предрассудков не существует.

Джек Джонсон

Поскольку Питер Джексон бросил защищать свой титул чемпиона среди цветных, в 1897 году его место занял чернокожий тяжеловес Боб Армстронг. Но ни Армстронг, ни кто-либо после него в течение шести лет даже не пытался бросить вызов Бобу Фитцсиммонсу (чемпион мира 1897–1899) или Джиму Джеффрису (чемпион мира 1899–1905). Пока на сцене не появился Джек Джонсон, ставший чемпионом среди цветных в 1903 году и положивший начало новой эпохе в профессиональном боксе.

По иронии судьбы Джек Джонсон, будущий чемпион мира, имел меньше всего шансов пересечь цветную черту. Он был слишком черным, чернее, чем Джордж Годфри (последнего газеты называли скорее коричневым, поэтому он и получил прозвище Шоколад), чернее, чем Питер Джексон и прочие боксеры до него. Когда Джонсон приехал в Австралию в 1906 году, газета Sydney Truth писала, что боксер похож на ребенка, поедающего арбуз, с известной расистской американской картинки, настолько белым людям Джонсон казался черным.

Кроме того, у него никогда не получалось быть для белых «дядей Томом» (отсылка к известному американскому роману «Хижина дяди Тома»; в начале ХХ века термин использовался, чтобы показать стереотипного послушного и пассивного чернокожего).

Среди «пороков» Джонсона белые журналисты называли любовные отношения с белыми женщинами, страсть к дорогой одежде и украшениям, а также увлечение быстрыми автомобилями. Другими словами, Джонсон был абсолютно черным, но вел себя так, будто расизма и вытекающих из него стереотипов никогда не существовало.

Но самое главное — он всегда говорил, что избивать белых боксеров ему легче, чем черных. По сообщениям очевидцев, когда он дрался с белыми тяжеловесами, он мог спросить у своей подружки: «Дорогая, в каком раунде мне его уложить?» Она отвечала, в каком, и Джонсон нокаутировал противника.

Слухи о такой жестокости по отношению к белым боксерам вкупе с дерзким характером и абсолютной чернотой не позволяли Джонсону часто драться с белыми. Как только он выиграл цветной чемпионат, то бросил вызов Джиму Джеффрису, но действующий чемпион игнорировал серьезного соперника, предпочитая доказывать превосходство белой расы на старых боксерах, которые уже были вне игры: в 1898-м Джеффрис нокаутировал 39-летнего Питера Джексона (причем самому чемпиону на момент боя было всего 23), бывшую «надежду черной расы».

В 1905 году Джим Джеффрис демонстративно заявил, что, к сожалению, победил уже всех достойных претендентов на его титул и поэтому в возрасте 30 лет уходит на заслуженную пенсию, оставив место чемпиона мира вакантным. На несколько месяцев чемпионом мира стал американец Марвин Харт, но уже в 1906 году титул у него вырывает канадец Томми Бернс.

К тому моменту, как Томми Бернс с легкостью победил не слишком сильного для его уровня боксера и тут же стал чемпионом мира, Джонсон уже в течение трех лет (1903–1906) защищал свой цветной титул против лучших боксеров начала ХХ века — Джо Жаннет, Сэма Макви и Сэма Лэнгфорда — «три черных облака», как их называли в белой прессе. Чтобы оценить, насколько уровень Джонсона превосходил уровень Томми Бернса, стоит сказать, что один из тогдашних противников будущего чемпиона мира — Сэм Лэнгфорд — был внесен журналом The Ring в топ-100 самых великих боксеров за всю историю бокса.

Хитрый Бернс, в отличие от Джеффриса, не проводил цветную линию публично, прессе он заявлял:

«Я буду защищать свой титул чемпиона мира в тяжелом весе против всех желающих, без исключения. Под этим я подразумеваю белого, черного, мексиканца, индейца или любую другую национальность, независимо от цвета кожи, размера или происхождения».

Но когда Джек Джонсон бросил открытый вызов Бернсу, последний ответил, что будет драться с чернокожим боксером, только если ему заплатят 30 000 долларов. Подобно Корбетту, который поставил в свое время Питеру Джексону невыполнимые условия, Бернс провел для Джонсона невидимую цветную черту.

Учитывая, что на пике карьеры Джону Салливану предлагали максимум 20 000 долларов за бой с Питером Джексоном, сумма была неподъемной. И бой бы не состоялся, если бы в дело не вмешался один находчивый предприниматель — Хью Дональд Макинтош, австралийский воротила и организатор крупных спортивных шоу. Летом 1908 года он организовал бой между Джонсоном и Бернсом, пообещав последнему 30 000 долларов, даже если тот проиграет.

Утром 26 декабря 1908 года арену под открытым небом в восточном пригороде Сиднея заполнили толпы белых болельщиков. Стадион, на котором проходил поединок, вместил 20 тысяч человек, и это не считая двух сотен полицейских, столько же обслуживающего персонала и тысяч людей, которые столпились за пределами стадиона. Среди толпы ликующих белых австралийцев был и известный писатель Джек Лондон, который освещал бой для газеты The New York Gerald.

Когда Джек Джонсон вышел на ринг, белая толпа начала улюлюкать и оскорблять чернокожего боксера, в его сторону летело множество оскорблений от «ниггера» до «енота» (в ориг. coon, оскорбительное слово для обозначения чернокожих). Когда на ринг выскочил Бернс, толпа, напротив, встретила его радостными криками и не могла успокоиться пять минут.

Когда бойцы разделись, белая публика столкнулась с главной проблемой многолетнего отсутствия конкуренции в белом боксе — лучший белый боксер был значительно ниже ростом и казался ребенком в сравнении с мощным Джонсоном. Как писал спортивный журналист газеты Australasian, «Бернс выглядел маленьким мальчиком рядом с прекрасно смоделированным великаном».

То, что произошло дальше, Джонсон называл «самым легким боем за всю мою карьеру». В первых раундах чернокожий боксер откровенно издевался над белым противником, улыбаясь и обнажая свои золотые зубы, он говорил ему: «Давай, Томми! У тебя получится» или «Разве ты не умеешь драться, Томми? А они говорили, ты чемпион».

Уже к третьему раунду всем было очевидно, кто победит. У Бернса было сильно помято лицо, а все его атаки сводились к безуспешному сокращению дистанции, которое совсем не помогало, так как «великан» Джонсон крепко хватал белого чемпиона, не давая ему ни шанса. В последних раундах Джонсон просто таскал Бернса по рингу, приговаривая: «Джуэл [жена Бернса] не узнает тебя, когда твое тело унесут с ринга».

Белой публике быстро стало очевидно, что Джонсон на глазах десятков тысяч белых австралийцев, а затем и американцев (бой снимали на камеры для дальнейшего показа в США и Великобритании) хотел не просто победить Бернса — он хотел его уничтожить, унизить.

Болельщики стали требовать остановить бой, они не хотели видеть, как чернокожий боксер нокаутирует белого. Чтобы предотвратить расовые беспорядки, инспектор полиции потребовал от Макинтоша объявить победителя по очкам. Так Джек Джонсон стал первым чернокожим, который завоевал титул чемпиона мира в тяжелом весе.

Под оглушительную тишину Джонсон помахал белым болельщикам и, улыбаясь, пустился боксировать с тенью. Тем временем белые толпы в молчаливом унынии покидали стадион. Проигрыш Бернса они восприняли как поражение целой расы.

В то же время черная американская пресса была преисполнена расовой гордости. В газете для чернокожих The New York Age журналист Лестер Уолтон писал:

«Каждый негр, от парня, достаточно крупного, чтобы продавать газеты, до старика, который умеет читать газеты (если он умеет читать), сегодня счастлив» — и далее: «Каждый раз, когда Джонсон сбивал Бернса с ног, рушилась куча предрассудков и в то же время уважение белого человека к негритянской расе поднималось на ступеньку выше».

Как писал в своей колонке главный редактор всё той же The New York Age, победа Джонсона доказала, что чернокожий человек «унаследовал силу и выносливость, а его способность терпеть боль и наказание, его находчивость и постоянное присутствие духа, [и] его уверенность и мужество» — всё это вместе взятое сделало его «физически превосходящим белого человека».

Тот факт, что Джонсон своими кулаками «опровергнул» тезис о прямой корреляции привилегированного положения белых и их исключительной физической мощи на ринге, был весьма опасен. Потому что за равенством внутри ринга следовало равенство за его пределами, гораздо более опасное для белого общества времен Джима Кроу.

Противоядие от черного чемпиона нашлось быстро. В белой прессе заговорили о том, что Джонсон не легитимный обладатель титула, поскольку один из прошлых белых чемпионов — Джим Джеффрис — не проиграл титул, а оставил его самовольно. Следовательно, чтобы по-настоящему стать чемпионом мира, Джонсону необходимо одолеть сначала Джеффриса.

Как писал Джек Лондон после победы Джонсона над Бернсом, «но остается одно. Джеффрис должен выйти со своей фермы по выращиванию люцерны и стереть эту улыбку с лица Джонсона. Джефф, всё зависит от тебя».

Бой века: Джим Джеффрис против Джека Джонсона

Перед боем Джеффриса с Джонсоном калифорнийская газета Marysville Daily Appeal писала:

«Если негр уничтожит Джеффриса, будет ли эта страна принадлежать енотам [в ориг. coons, оскорбительный термин для обозначения чернокожих]? Будем ли мы вынуждены отменить 13-ю, 14-ю [отмена рабства и равенство граждан США соответственно] и другие поправки к конституции для самозащиты?»

Пугая своих белых читателей, ей вторила New York Times:

«Если черный человек победит, тысячи и тысячи его невежественных братьев неверно истолкуют его победу как оправдание притязаний на гораздо большее, чем просто физическое равенство со своими белыми соседями».

Если австралийская белая пресса называла бой Джонсона с Бернсом «расовым исследованием», то градус в американской белой прессе к тому моменту, когда должен был состояться бой Джонсона и Джеффриса, был настолько высок, что поединок называли не иначе как «бой века» или «расовая война». А Джеффрис в этом контексте с легкой руки Джека Лондона превратился в «белую надежду».

Когда оба боксера прибыли в свои тренировочные лагеря в городе Рино, штат Невада, где и должен был пройти бой, белая пресса бросилась превозносить Джеффриса и всячески поносить Джонсона. Джек Лондон за два дня до боя описывал Джеффриса как «избранного представителя белой расы, и на этот раз величайшего из них». В то время как Джонсону доставалась роль глупого и беззаботного самбо (в ориг. sambo, оскорбительный термин по отношению к чернокожим).

В июне 1910 года были напечатаны две статьи, обыгрывающие разные стереотипы о чернокожих применительно к Джонсону. Первая вышла 12 июня в San Francisco Examiner и была целиком и полностью посвящена предполагаемой страсти чемпиона мира к курице. Вторая появилась 10 июня в Oakland Tribune и рассказывала о любви Джонсона к арбузам.

Несмотря на расовые предрассудки и страхи, бой обещал быть грандиозным, по-настоящему американским шоу. Боксеры должны были бороться за 101 000 долларов (победитель забирал 75% от суммы). Вдобавок боксерам полагалось по одной трети от будущих кассовых сборов фильма с их противостоянием. Чуя неладное, и Джеффрис, и Джонсон продали свои доли.

То, что произошло в небольшом американском городе Рино 4 июля 1910 года, по уровню организации было близко к современным олимпийским играм. За неделю до начала боя в Рино съехались спортивные журналисты из Великобритании, Канады, Австралии, Франции, Германии и даже из Японии и Китая. Ради того чтобы своевременно сообщать людям по всему миру о ходе схватки, к стадиону были протянуты телеграфные линии. А за каждым ударом боксеров на ринге следили девять движущихся камер.

Бой состоялся утром 4 июля 1910 года, аккурат в День независимости США. Как и в случае с Бернсом, трибуны холодно встретили Джонсона, когда же на ринг вышел Джеффрис, стадион разразился овациями. Как только прозвенел гонг, «лютый зверь» накинулся на чернокожего противника, пытаясь пробить его оборону. В течение первых раундов Джонсон старательно держал защиту и отбивал все атаки, придерживаясь тактики обороны, что нервировало белых зрителей. За напористость Джонсон то и дело наказывал Джеффриса, молниеносно ударяя его в голову и грудь.

В течение всего боя, как и в случае с Бернсом, Джонсон улыбался и разговаривал с соперником. «Как ты себя чувствуешь, Джим? Тебе нравится, тебе не больно?» — спрашивал Джонсон. К концу 14 раунда у Джеффриса был сломан нос, а всё тело покрывали синяки. В 15 раунде Джонсон решил заканчивать и провел яростную атаку, в результате которой отправил Джеффриса в нокдаун три раза подряд. В очередной раз, чтобы не дать зрителям увидеть, как нокаутируют белого чемпиона, бой остановили. Джонсон победил.

Чернокожие по всей Америке ликовали. В Чикаго люди, получившие известие о победе Джонсона по телеграфу, кинулись на улицы, бросая все дела, и собрали импровизированный митинг на главной улице. В Лондоне и Париже местные чернокожие устроили настоящие народные гуляния с песнями и танцами. Естественно, в ночь на 5 июля по США прокатилась волна расовых беспорядков, унесших жизни около 20 человек.

В попытке стереть из истории белого бокса одно черное пятно многие штаты провели кампанию по запрету фильма, снятого в ходе боя. Причем страх увидеть крушение «белой надежды» был столь силен, что волна запретов докатилась даже до Европы и Африки.

В Великобритании обеспокоенные граждане просили Уинстона Черчилля (который был тогда министром внутренних дел) запретить фильм. Но особенно сильно белые люди беспокоились в Южно-Африканском Союзе, государстве, где жило белое неместное привилегированное меньшинство, но большую часть населения составляли бесправные аборигены. Там фильм полностью запретили к показу, страшась «роста самосознания у аборигенов» и расовых беспорядков.

Несмотря на то, что Джонсон потеряет титул уже в 1915 году и на ринге некоторое время снова будут господствовать белые чемпионы, миф о превосходстве белых над прочими расами больше не казался незыблемым. Говоря словами автора The Boxing Magazine — «мы [белые люди] никогда полностью не вернем былое, потому что воспоминание о нашей былой утрате могущества будет всегда наполнять цветных надеждой».

Бой века метафорически открывал ХХ век и предвосхищал эпоху перемен, эпоху, когда афроамериканцы активно боролись за свои права вне ринга, но побеждали словно Джордж Годфри, Питер Джексон или Джек Джонсон.