«Пушкин — это врата к освобождению расы». Как русский классик стал символом для афроамериканских литераторов начала XX века

Интерес к Пушкину возник у афроамериканцев еще в XIX веке — и значительно вырос в начале XX столетия на волне Гарлемского ренессанса. Причем представителей этого направления интересовало не столько творчество русского классика, с которым они были слабо знакомы, сколько его «черная» идентичность. О том, почему Пушкин стал столь значимой фигурой в контексте афроамериканского возрождения, рассказывает Кирилл Ключников.

В 1933 году Юлиан Анисимов, поэт и переводчик Серебряного века, издал «Антологию поэзии американских негров», включающую в себя работы Лэнгстона Хьюза, одного из самых значительных темнокожих писателей первой половины XX века, влиятельного деятеля Гарлемского ренессанса. Примерно в это же время Хьюз переводит стихотворение Анисимова «Родство», которое заканчивается строчками:

The blood of Pushkin

Unites

The Russian and the Negro

In art.

Tomorrow

We will be united anew

In the Internationale. (Кровь Пушкина // Объединяет // Русских и негров // В искусстве. // Завтра // Мы будем вновь едины // В Интернационале.)

К началу XX века Александр Пушкин приобрел широкую известность среди образованных афроамериканцев — не столько как поэт, сколько как чернокожий человек XIX столетия, добившийся успеха и ставший «отцом русской литературы». Гарлемский ренессанс привел к более активному осмыслению как фигуры Пушкина, так и афроамериканской культуры в целом.

Гарлемский ренессанс

Пик ренессанса афроамериканской культуры, названного по району Нью-Йорка, пришелся на 1920-е годы, хотя его зачатки появились в первом десятилетии XX века. В этот период в результате массовой миграции чернокожих людей с Юга, из «черного пояса», на Север выковывается новая культура афроамериканцев, которая становится общепризнанным достоянием США. Фрэнсис Скотт Фицджеральд обозначает это десятилетие как «Век джаза»: именно тогда обретает популярность «музыка негров», становятся звездами джазовые музыканты, такие как Дюк Эллингтон, Луи Армстронг, Фэтс Уоллер. Возникает «джазовая поэзия», родоначальником которой считается Лэнгстон Хьюз. Он отмечал: «Во многих стихах я стараюсь ухватить и удержать настроение и ритмы джаза <…> Джаз для меня — естественно присущий негру способ экспрессии в Америке». В литературе афроамериканцев поднимаются вопросы расизма, негритянской идентичности, а в поэзии используется фольклорное, напевное начало культуры чернокожих, черный диалект (Black English). Афроамериканцы отстаивают свое право писать о себе, оспаривая взгляды белых людей. Ален Локк, отец Гарлемского ренессанса, в программном манифесте The New Negro провозглашает целью чернокожей культуры «обретение новой души».

Он утверждал: «Наши поэты теперь перестали говорить от имени негров — они говорят как негры».

Писатель и деятель Гарлемского ренессанса Клод Маккей писал, что пришло время показать настоящих афроамериканцев, а не стереотипы: «…Белые литераторы, упорно жертвующие интересами художественной правды и создающие нереальные негритянские типы — клоунов, преступников, сентиментальных черных „мамаш“ и преданных черных экономов, — слишком ясно доказывают, что они стараются прислуживать взглядам своего класса в вопросе о неграх».

Примером афроамериканской поэтики может послужить сборник стихов и лирической прозы Джина Тумера «Тростник», посвященный красоте Юга. Быт темнокожих тумеровских героев достигает вершины эстетизации, его техника напоминает поток сознания, изобилует репитативными структурами и народными песнями, а при первой публикации одного из рассказов писатель прямо указывает: «Читать в сопровождении негритянской народной песни под сурдинку».

Ален Локк, рецензируя «Тростник», упоминает слова Тумера о русской литературе: «Стремясь к жизненной оригинальности содержания, молодые негритянские писатели глубоко погружаются в колоритную крестьянскую подноготную жизни расы. Джин Тумер пишет: «Джорджия открыла меня. Там можно найти почву, почву в том смысле, в каком ее понимают русские — почву, в которую должно быть погружено каждое искусство, которому суждено жить». Это сближение русской и афроамериканской литературных традиций не случайно: чернокожие проводили очевидные параллели между американским рабством и русским крепостным правом, что сказывалось и на их восприятии Пушкина.

Как воспринимали Александра Пушкина деятели Гарлемского ренессанса и афроамериканцы вообще

Во время построения этнического мифа деятели Гарлемского ренессанса обращались к прошлому, в том числе к Александру Пушкину. Первая публикация о поэте относится к 1847 году, она появилась в журнале National Era. Джон Уиттьер, публицист и поэт, пользуясь иностранными источниками, пересказывает биографию русского писателя и обращает особое внимание на его африканскую кровь. Будучи аболиционистом, Уиттьер обращается к Пушкину для борьбы с расовыми стереотипами: чернокожий автор, получив образование, добился невероятного успеха на родине и стал образцом национальной эстетики. Пушкин представлен как «любимец императора и народа», «почитаемый и оплакиваемый богатыми, титулованными и одаренными людьми Санкт-Петербурга».

Стоит отметить, что в других журналах, не аболиционистских, расовая принадлежность писателя не подчеркивалась.

В зарубежной пушкинистике генеалогия Пушкина не раз становилась предметом дискуссий. Профессор Гарварда и русист Эрнест Джозеф Симмонс, откликаясь на обсуждение расовой принадлежности поэта, писал в критической заметке: «Было бы более полезным отбросить здесь и сейчас вопросы о негритянской крови. Но Пушкин сам мешает этому».

Большинство упоминаний о Пушкине до начала XX века не касалось его произведений, многие из которых оставались непереведенными. Русский поэт повлиял на Гарлемский ренессанс не столько литературой, сколько самим фактом своего наследия, признаваемого по всему миру. Афроамериканская писательница Кэтрин Тиллман писала в 1909 году: «В нашей стране Пушкина приравняли бы к негру», а в 1929 году нью-йоркская газета Amsterdam News отмечала: «В Америке Пушкину пришлось бы ездить в грязных вагонах Джима Кроу [то есть вагонах, разделенных на секции по расовому признаку], ему бы отказывали в обслуживании, не пускали в библиотеки и театры». Он стал символом самодостаточности и гордости, поводом для критики социально-политического устройства США в плане расовой сегрегации.

Тем не менее в передовых афроамериканских журналах публиковались и переводы пушкинских сочинений.

В Opportunity: A Journal of Negro Life, важнейшем издании того периода, переводчица и поэтесса Эдна Андервуд начала публиковать неоконченный роман Пушкина «Арап Петра Великого», повествующий о жизни Ибрагима Ганнибала, чернокожего прадедушки писателя, вознесшегося в годы правления Петра I. Примечательно, что в американских журналах о Ганнибале начали писать раньше, чем о его правнуке (впервые — в 1828 году в Freedom’s Journal, первой газете США для чернокожих). В 1923 году в Journal of Negro Historyhad Альберт Перри пишет: «Он начинал под игом в Африке, но умер генералом и богатым землевладельцем на замерзшем Севере, оставив своим детям и внукам видное место в политике и литературе России». Ибрагим Ганнибал — это пример личной самореализации вопреки обстоятельствам.

Публицисты Opportunity подчеркивали тот факт, что Пушкин не стеснялся своей «африканской крови» и даже гордился ею, сделав частью своего поэтического мифа. В предисловии к переводу «Капитанской дочки» поэтесса и активистка Элис Данбар-Нельсон обращает внимание на значение русского писателя для чернокожих: «Для американцев с более темной кожей Пушкин — нечто большее, чем просто русский поэт и прозаик. Пушкин — это врата к освобождению расы [race] от оков, которые приковывают к земле».

Иногда взгляд на жизнь Пушкина сквозь призму расовых отношений в США приобретал причудливые очертания. Журналист и историк Джоэл Роджерс в жизнеописании русского поэта утверждает, что тот сталкивался с проявлениями расизма: «Они указывали на его жесткие вьющиеся волосы на голове и бакенбарды, на его смуглую кожу и полные губы, восклицая: „Вот негр“». Он же описывает няню писателя, Анну Родионовну, как белую «мамочку» (mammy), проводя параллели с нянями-негритянками — устоявшимся расовым стереотипом о черных женщинах, воспитывающих белых детей хозяев. Роджерс говорит, что именно няня научила будущего литератора родному языку. Ее образ приобретает «черные» черты, она становится носителем устной традиции и проводником в народное творчество.

А в книге Distinguished Negroes Abroad Беатриче Флеминг и Марион Прайд упоминают о том, что Анна Родионовна особенно любила Пушкина, поскольку он, будучи темнокожим, сталкивался с такой же социальной несправедливостью, как и она — крепостная женщина.

В честь Александра Пушкина журнал Opportunity основал поэтическую премию Alexander Pushkin Poetry Prize. Членами жюри подчеркивалось, что она будет присуждаться самым лучшим работам: «Ожидается, что в этом разделе будут представлены самые амбициозные и зрелые произведения негритянских поэтов». А в 1926 году в афроамериканской прессе с интересом встретили публикацию книги российского эмигранта-литературоведа Святополка-Мирского о Пушкине. Ее также отмечал общественный деятель и социолог Уильям Э. Б. Дюбуа.

Большой вклад в популяризацию творчества Александра Пушкина за рубежом внесло празднование столетия с дня его смерти.

Этой датой воспользовалась не только советская власть, чрезвычайно пышно отметившая юбилей, но и русская эмиграция, видевшая в Пушкине символ настоящей России. В итоге к круглой дате было создано два Пушкинских комитета — эмигрантский и советский, сотрудничавший со Всесоюзным обществом культурных связей с заграницей (ВОКСом). Стараниями председателя советского комитета, Виктора Яхонтова, удалось добиться впечатляющих результатов: в него вошли многие знаменитости — Альберт Эйнштейн, Теодор Драйзер, Шервуд Андерсон, Уолдо Фрэнк и Лэнгстон Хьюз, организовавший также «Негритянский Пушкинский комитет». Юбилей Пушкина совпал с днем рождения Фредерика Дугласа, лидера аболиционистов и одного из создателей литературы чернокожих. По такому случаю книжный магазин Harlem People’s Bookshop приглашал посетителей выпить чаю в честь двух литераторов.

Видные деятели Гарлемского ренессанса часто симпатизировали молодому советскому проекту и приезжали в постреволюционную Москвку: Клод Маккей, Ленгстон Хьюз, Поль Робсон, Уильям Э. Б. Дюбуа. Маккей, к примеру, общался как с политиками (Троцкий, Бухарин), так и с интеллигенцией (Корней Чуковский). Спустя годы он вспоминал, как неназваный литературовед подарил ему портрет маленького Пушкина: «Там была редкая книга о Пушкине с его детской фотографией, которая ясно показывала его негроидную натуру. (Негроидный оттенок не так очевиден на фотографиях взрослого Пушкина.) <…> Эта фотография Пушкина — одно из немногих сокровищ, которые у меня есть».

Деятели ренессанса осознавали, что Пушкин прежде всего принадлежит к русской культуре, однако его африканская кровь виделась частью того, что отмечал в своей Пушкинской речи Достоевский: «всемирность» русского писателя позволила ему выразить национальный дух, в том числе благодаря его необычной генеалогии. Томас Эл. Дж. Оксли прямо писал в антологии, посвященной чернокожим писателям в мировой литературе, что Пушкин «чувствовал биение сердец своего народа», закрепощенного точно так же, как «его братия негров» в Америке.

Подобное мнение можно считать развитием мифа о няне, передающей великому поэту устную традицию.

Интернациональность писателя отмечал и Владимир Маяковский во время путешествия по США. В очерке «Мое открытие Америки» он пишет, что афроамериканцы ищут связи с культурами мира через Александра Пушкина, Александра Дюма, Генри Тэна: «Почему неграм не считать Пушкина своим писателем? Ведь Пушкина и сейчас не пустили бы ни в одну „порядочную“ гостиницу и гостиную Нью-Йорка. Ведь у Пушкина были курчавые волосы и негритянская синева под ногтями».

Когда Уильям Э. Б. Дюбуа составлял The Encyclopedia of the Negro, он задался вопросом о том, стоит ли включать туда Пушкина.

По его мнению, поэт, если отталкиваться от изначального значения слова и континентального контекста Америки, «негром не был». По словам Дюбуа, сам факт, что поэт был «на одну восьмую негр, имел мало общего с его культурным развитием». Социолог делает вывод о том, что необходимо отталкиваться от значимости персоны для афроамериканцев: «С другой стороны, согласно обычаю в Америке и согласно биологической школе расовой теории, тот факт, что этот великий литературный персонаж был результатом смешения рас, представляет жизненно важный интерес». Он ставит Пушкина в один ряд с Фредериком Дугласом (его отец был белым человеком) и Александром Дюма (который был «квартероном», то есть темнокожим на четверть), которых нельзя была проигнорировать при составлении энциклопедии.

Отголоски столь пристального внимания к личности Александра Пушкина в афроамериканском сообществе звучат до сих пор. Например, знаменитый рэпер Nas упоминает поэта в песне 2008 года Make The World Go Round, сравнивая себя с классиком русской литературы и таким образом утверждая собственное величие: I’m Alex Pushkin, the Black poetry-writin’ Russian (Я Алекс Пушкин, черный русский поэт)

Литература:

  1. Under the sky of my Africa : Alexander Pushkin and blackness / edited by Catharine Theimer Nepomnyashchy, Nicole Svobodny, and Ludmilla A. Trigos ; foreword by Henry Louis Gates Jr.: Northwestern University Press, 2006.
  2. W. E. B. Du Bois. Pushkin. Phylon Vol. 1, No. 3 (3rd Qtr., 1940). Published by: Clark Atlanta University.
  3. Панова О.Ю. Классика как идеологическое оружие: два юбилея Пушкина 1937 года в США. Литература двух америк, Историко-литературный журнал, 2017.
  4. Dale Peterson: Russia and the Mission of African American Literature. Church Life Journal, 2021.
  5. Kathleen M. Ahern: Images of Pushkin in the Works of the Black «Pilgrims». The Mississippi Quarterly, Vol. 55, No. 1 (Winter 2001-02), pp. 75–85.
  6. Балдицын П.В. Новаторство поэтики в рассказах Джина Тумера из сборника «Тростник». 1923.