Полиамория прерафаэлитов и мрачные страсти психоанализа. Свободная любовь богемы в искусстве и жизни

Нельзя не отметить, что идея сексуальных свобод была выгодна в первую очередь мужчинам, тяготившимся буржуазной моралью. Как указывает Линда Нохлин, большинство художников и литераторов происходили из среднего класса. Такие мужчины могли в молодости предаваться разгулу в богемной среде, а затем вернуться в благопристойное общество, заняться чем-то подходящим для буржуа, а то и в самом деле добиться успеха на творческом поприще. Также богемные мужчины могли выбирать и менять любовниц, не задумываясь об их классовой принадлежности. Общество зачастую снисходительно воспринимало мужское непостоянство и склонность к различным экспериментам.

Другое дело женщины, чьей главной ценностью издревле считалась репутация. Начиная с 1830-х годов отказавшиеся от покровительства патриархальной семьи и перешедшие в богему, они сами конструировали для себя роли в альтернативном мире искусства. Одни исполняли обязанности, традиционно предписываемые обществом, другие определяли себя через провокативные формы сексуальных отношений.

Любить по-французски: Клод Моне и его жены

Кто бы мог подумать, что отец импрессионизма и автор знаменитых на весь мир кувшинок Клод Моне был полиамором. Вообще личная жизнь художника напоминает «Санта-Барбару» в ее лучшие годы. В 26 лет он встретил скромную юную девушку Камиллу Донсье, она забеременела, однако Моне под давлением семьи хотел убежать от ответственности. Его друг Фредерик Базиль, человек добросовестный и более обеспеченный, чем Моне, предложил финансовую поддержку, лишь бы Клод поступил согласно долгу. В итоге Моне на Камилле женился и стал отцом прекрасного малыша по имени Жан.

Не сказать, чтобы этот брак был образцом счастливой жизни. Моне, страдая от отсутствия денег и преследования кредиторов, нередко бросал жену и ребенка на произвол судьбы, пока сам занимался искусством в более комфортных условиях. Однако Камилла являлась постоянной музой художника — и самые известные женские образы Моне написаны с нее.

В 1876 году Моне познакомился с Алисой Ошеде, женой предпринимателя и коллекционера Эрнеста Ошеде. Вот как описывает ее историк и писатель Мишель де Деккер:

«Еще молодая женщина (ей было 32 года), Алиса, как свидетельствуют фотографии тех лет, уже утратила стройность фигуры, что неудивительно после рождения пятерых детей. Твердый взгляд, выдающий властность натуры, и привычка слегка кривить при разговоре рот, приподнимая правый уголок верхней губы, от чего лицо приобретало оттенок ироничной суровости. Одним словом, Алиса являла собой полную противоположность худощавой и неприметной Камилле».

Пока Эрнест проводил время в разъездах, решая финансовые вопросы, Моне и Алиса настолько увлеклись друг другом, что спустя девять месяцев на свет появился малыш Жан-Пьер, правда, официально зарегистрированный под фамилией Ошеде. К тому моменту Эрнест окончательно разорился и оставил жену с кучей долгов, а сам сбежал в Париж. Моне не смог проигнорировать беду любимой женщины, поэтому привел ее вместе с детьми и прислугой в свой дом, где тяжелобольная Камилла ждала второго ребенка.

Многочисленное семейство Моне-Ошеде поселилось в деревне Ветёй, в большом доме, напоминавшем муравейник. Алиса руководила хозяйством, Камилла, погружаясь в пучину болезни, молча наблюдала за развивающимися отношениями соперницы и мужа, хотя последний старался воспользоваться любой возможностью, чтобы улизнуть из дома на пленэр или в поездку. Однажды Камилла не выдержала и ужасно напилась, однако это вряд ли принесло ей облегчение, зато существенно ухудшило ее и без того слабое здоровье.

Периодически на горизонте объявлялся Эрнест Ошеде, умоляя жену вернуться к нему. Алиса не соглашалась, но, как истинная католичка, и развода не допускала. Даже когда Камилла умерла от рака матки (кстати, именно Алиса дежурила ночами возле ее кровати и привела священника, чтобы он отпустил несчастной все грехи), мадам Ошеде не вышла замуж за Моне, а оставалась законной женой Эрнеста. При этом занималась воспитанием как собственных детей, так и детей Моне и Камиллы, заботилась о художнике и управляла огромным домом в Живерни, куда семейство переехало в начале 1880-х.

И только после смерти Эрнеста в 1891 году Алиса Ошеде сочеталась браком с любимым Клодом. На тот момент ей было 48 лет, и уже более десяти лет они были вместе с художником, которого даже дети Эрнеста называли «папа Моне».

Полиамория английских прерафаэлитов

Несмотря на строгость викторианских порядков, полиамория среди английских прерафаэлитов была делом обычным — достаточно почитать их биографии.

Автор прекрасной «Офелии» Джон Эверетт Милле закрутил роман с Эффи Грей, супругой искусствоведа Джона Рескина, который за годы брака так ни разу к ней и не притронулся, ибо его отвращало тело взрослой женщины. Моралист Уильям Холман Хант был помолвлен с гризеткой Энни Миллер, позировавшей ему для знаменитого полотна «Проснувшаяся стыдливость». Энни, по всей видимости, была лишена стыдливости, поскольку параллельно с Хантом предавалась страсти с его коллегой Данте Габриэлем Россетти. Кстати, затем Хант женился на другой своей модели — Фанни Во, а после ее смерти от родильной горячки сочетался браком с родной сестрой жены — Эдит.

Идеолог движения, поэт и живописец Данте Габриэль Россетти был, пожалуй, самым любвеобильным среди всех членов братства. Его главной музе и впоследствии жене Элизабет Сиддал приходилось на многое закрывать глаза.

Россетти увлекался женщинами стремительно и пылко и каждую, даже самую скромную простолюдинку, силой своей кисти умел превратить в сияющую богиню. Одна из таких простушек, найденная Россетти в театре, стала изысканнейшей леди Англии и на долгие годы завладела сердцем художника.

Звали ее Джейн Бёрден. Она была родом из бедной семьи и, скорее всего, должна была пойти по стопам матери — стать прислугой. Однако встреча с Россетти всё изменила. Он пригласил Джейн позировать ему и коллегам, один из них — Уильям Моррис — так сильно влюбился, что сделал девушке предложение. Чтобы соответствовать статусу супруга, Джейн усердно обучалась языкам, искусству, манерам и так в этом преуспела, что со временем отличить ее от прирожденной леди было уже невозможно.

И хоть брак с Моррисом был крепким и детным, Джейн продолжала довольно близко общаться с Россетти. Муж, будучи не только художником, поэтом и исследователем, но также социалистом, не считал жену своей собственностью и, уезжая в долгие экспедиции, спокойно оставлял ее наедине с Россетти. По приезде его ждали весьма красноречивые изображения супруги в образе античных богинь или героинь «Божественной комедии», находившихся во власти нелюбимых мужей. Так Россетти однозначно давал понять, что он думает о браке своей музы.

Богемная Кристиания и ее герои

В холодной Норвегии тоже находилось место бурлящим страстям, особенно на рубеже XIX–XX веков — это время, отмеченное не только культурным подъемом, но и полнейшим упадком нравов. Скандальный писатель и философ Ханс Йегер написал книгу «Из жизни богемы Кристиании», где в том числе пропагандировал идею свободной любви, не скованной буржуазной моногамией. Несмотря на то, что весь тираж книги был изъят сразу после выпуска, а сам автор отправлен в тюрьму, фигура Йегера стала культовой среди бунтующей норвежской молодежи. У самого писателя были сложные любовные отношения с художницей Одой Крог, женой живописца-реалиста Кристиана Крога, — этот любовный треугольник доставил немало страданий по-настоящему влюбленному идеологу свободной любви.

Художник Эдвард Мунк, выросший в очень религиозной семье, где за каждую провинность помешавшийся отец пугал детей геенной огненной, старался подражать той раскованности, которая была присуща Хансу Йегеру.

В 1885 году Мунк безумно влюбился в замужнюю Милли Таулов, которая хоть и поощряла его ухаживания, но не относилась к ним достаточно серьезно. Затем у художника разгорелся роман с датской пианисткой Дагни Юль, женой писателя Станислава Пшибышевского. Именно с нее норвежский экспрессионист писал знаменитую Мадонну.

Пшибышевский, несмотря на свой талант, имел отвратительную репутацию — он нарочно манипулировал человеческими чувствами, втягивая в свои игры влюбленных в него людей. Предыдущая любовница и мать его ребенка Марта Фёрдер покончила с собой после того, как он бросил ее ради Дагни. Дагни, в свою очередь, была убита любовником Владиславом Эмериком (в соучастии подозревали и Пшибышевского, у которого на тот момент уже в разгаре был роман с другой женщиной). Также у писателя была кровосмесительная связь с собственной дочерью — драматургиней Станиславой Пшибышевской. Не имевший никаких моральных преград Пшибышевский даже свою жизнь превратил в скандальное произведение.

Эдвард Мунк написал целую серию работ под названием «Ревность», в которой отразил запутанные отношения с Дагни и Станиславом.

Свободная любовь по-немецки

Главной фигурой в пропаганде сексуальной революции в Германии рубежа веков был психоаналитик Отто Гросс, «эротический Дионис» и тяжело зависимый от наркотиков человек. Ученик Фрейда, Эрнест Джонс описывал его так:

«Из всех, кого я знал, он наилучшим образом соответствовал романтическому идеалу гения и служил наглядным подтверждением того, что гениальность похожа на помешательство, потому что страдал явным душевным расстройством, которое на моих глазах привело его к убийству, сумасшедшему дому и самоубийству».

Отто Гросс изучал медицину, затем работал ассистентом в психиатрической клинике в Мюнхене, а в 1899 году, завершив обучение, отправился в Латинскую Америку, где на всю жизнь пристрастился к наркотикам. В 1903 году он женился, однако это не помешало ему развивать теории о подавленной сексуальности и свободной любви. Как пишет Элизабет Уилсон, «его отношения с женщинами вскоре принесли ему скандальную и даже зловещую известность. Одну из них, Регину Ульман, он не просто бросил, когда она забеременела, — по ее словам, он оставил ей яд, надеясь, что она покончит с собой». Кстати, некоторые из любовниц Гросса доводили дело до конца, как, например, вполне эмансипированная Лотта Хаттемер, которой в сложный период жизни Гросс также предложил яд — и она им воспользовалась.

В 1907 году у Гросса завязался роман с сестрами Эльзой и Фридой фон Рихтгофен, радикально настроенными, эмансипированными женщинами. Эльза была школьной подругой Фриды Гросс, жены психоаналитика. Вскоре Отто стал отцом двух сыновей, одного родила ему жена Фрида, другого — любовница Эльза (обоих мальчиков назвали именем Петер).

Элизабет Уилсон пишет:

«Под очарование Отто Гросса попадали и женщины и мужчины, в числе которых был Леонгард Франк. Приехав в Мюнхен, он сблизился с окружением Гросса и влюбился в другую участницу этой группы, Софи Бенц. Вскоре Гросс решил разрушить их моногамные отношения и в 1911 году уехал с Софи в Аскону. К тому времени он приучил ее к кокаину, и в последний раз Леонгард Франк видел ее на железнодорожной станции в Мюнхене: „Ее волосы и платье были грязными, будто бы она неделями ночевала под открытым небом. Ее высохшее восковое лицо напоминало лицо мертвой девочки, по необъяснимым причинам продолжающей дышать. Доктор [Отто Гросс] нюхал кокаин, не стесняясь других пассажиров, одну дозу за другой. Он потерял самообладание. На его мятом воротнике были пятна крови. Кровь и гной сочились у него из ноздрей“.

Теперь настала очередь Софи совершить самоубийство. Гросс отказался отвезти ее в больницу и в третий раз оставил жертве роковую дозу яда».

После этого Отто Гросса арестовали.

Молодые экспрессионисты восприняли арест Гросса как прямой удар по своим эротическим, анархистским и эстетическим ценностям. Возмущение интеллектуального сообщества было столь велико, что благодаря протестной кампании через год удалось добиться освобождения Отто, хотя и при условии, что тот пройдет психиатрическое обследование.

Жизнь Отто Гросса закончилась весьма плачевно — забытый всеми и разрушенный пагубными зависимостями, он умер в больнице в 1920 году.

Полиамория Серебряного века в России

Нельзя сказать, что сладкий вкус свободной любви обошел стороной российскую богему — увлечение комедией дель арте и фигурой Джакомо Казановы на рубеже XIX–XX веков способствовало популяризации любовных треугольников в искусстве и жизни.

Чего только стоит история страсти художника Сергея Судейкина и его любовника, композитора и писателя Михаила Кузмина, который, в свою очередь, соблазнил юного поэта-гусара Всеволода Князева, безумно влюбившегося в актрису Ольгу Глебову-Судейкину, жену художника. Главная кокетка богемы Серебряного века Глебова-Судейкина не смогла примириться с увлечением мужа Кузминым и ушла, в то время как запутавшийся в своих чувствах Всеволод Князев покончил с собой. Об этой трагедии писала Анна Ахматова в «Поэме без героя»

После развода с женой Сергей Судейкин женился на актрисе Вере Боссе, которая ради него завязала с театром и стала художницей. Однако и этому браку пришел конец, когда Боссе закрутила роман с женатым композитором Игорем Стравинским. После двадцати лет отношений и смерти его супруги Боссе наконец-то заняла ее место.

На полотне «Моя жизнь» Судейкин постарался изобразить все сложные любовные перипетии между причастными. Здесь и Ольга Глебова-Судейкина, и Михаил Кузмин, и Всеволод Князев, и Вера Боссе, и, конечно, сам художник в роли Арлекина.

У Кузьмы Петрова-Водкина тоже довольно интересно складывалась личная жизнь.

Жена художника — француженка Мария-Жозефина (Мария Федоровна в русском варианте) — долго не могла забеременеть. Отсюда, как утверждают некоторые исследователи, такая любовь Петрова-Водкина к мадоннам с младенцами — дескать, пытался умилостивить небеса.

Потом наступила долгожданная беременность, но на позднем сроке женщина серьезно заболела. В это же время в семью художника приехала погостить (пожить?) пианистка из Польши Наталья Калвайч, Натюня, подруга Марии Федоровны. И вот через пять месяцев после рождения законной дочери подруга Натюня тоже родила дочь от того же самого художника.

В автобиографическом сочинении, адресованном дочери Елене, художник так описывает это время:

«Год этот был для нас совершенно особенным. По моем возвращении из Самарканда к нам поселилась Натюня. Неж­ная дружба ее с мамой, живой уживчивый характер нового члена нашей семьи — все помогало создать в нашей доселе малоуютной атмосфере, где одна Ласка (собака. — Е. П.-В.) заменяла нам третье связующее существо, <…> живую, веселую, полную романтизма, ребячески беззаботную к завтрашнему дню жизнь.

Я переживал мою юность: музыка, пение дома; были прослушаны все оперы этого года, домашние праздники с их „мазурками“. Это все было аккомпанементом, — содержание и полнота радости были в нас самих. В доме была любовь. Это виделось в бесконечном количестве посещавших нас, чтобы подышать среди нас. Мама была много, бесконечно, как никогда раньше, любима, и я в ней чувствовал новое ко мне отношение — мы как бы только узнавали друг друга. Я ревновал маму к Натюне (и вместе с тем ценил ее дружбу), эта ревность меня к маме — этот переплет чувств чистых и добрых (моя крошка, все, что делается от любви, — все оправдывается, в том нет злобы и грязи). Этот переплет давал столько жизненного материала, что нам не надо было искать его на стороне; бывало, где бы ни случилось мне бывать, на докладе ли где, или в Академии, или в Москве, отовсюду рвешься в свой уголок, где теплее, чем где бы то ни было. Вот в таких обстоятельствах и явилась у нас с мамой новая долгожданная радость.»

Как бы красиво ни расписывал счастливую полиаморию Кузьма Петров-Водкин, но в документальном фильме законная дочь Елена утверждает, что ее мать очень страдала, хотя так никогда и не высказала ни единой претензии мужу. А Натюня потом с дочерью Мулей вернулись в Польшу, и след их затерялся.

Интернациональный ménage à trois

Хотя наиболее выгодной идея свободной любви кажется для мужчин, случалось, что именно женщина становилась центром любовного треугольника. Как, например, Елена Дьяконова, прозванная Галой, которая заслужила репутацию музы, выбирающей исключительно гениев. Гала обладала расчетливым умом и пылким темпераментом. В довольно юном возрасте она вышла замуж за французского поэта Поля Элюара. Элюар был весьма смелых взглядов и всячески поощрял романы жены на стороне. И, как сам он признавался в письмах, любил наблюдать за супругой в постели с другими мужчинами.

В начале 1920-х годов чета Элюаров познакомилась с немецким дадаистом Максом Эрнстом, и между ними очень быстро сложился любовный и эротический треугольник. Жену Макса Эрнста — Луизу Штраус — оставили за кадром.

Эрнст, Гала и Элюар жили вместе в доме, который Элюару купили родители, еще и на деньги родителей Поля (чему они были совсем не рады). В какой-то момент Элюар заявил, что любит Макса больше, чем Галу. Однако роман жены и друга со временем стал вгонять поэта в меланхолию, он писал грустные стихи, а потом внезапно исчез, не оставив даже записки. Чуть позже беглец обнаружил себя на Таити, и незадачливые любовники отправились вслед за ним. Там же тройственному союзу пришел конец.

Следующим увлечением Галы стал каталонский художник Сальвадор Дали, с которым Элюары познакомились в 1929 году. Поль Элюар, давно уже придерживающийся правил открытого брака, сам подтолкнул жену в объятия сюрреалиста, даже не предполагая, насколько в этот раз всё серьезно.Несмотря на то, что Гала и Дали отныне не расставались, женщина продолжала поддерживать отношения с Полем, обменивалась с ним нежными и пикантными письмами, а также помогала ему материально (особенно во время Второй мировой войны). Сальвадор Дали боготворил Гала, но вряд ли их отношения можно назвать стандартными. Их запутанная сексуальная жизнь до сих пор предмет исследований многих биографов.

У Гала было много любовников, и с каждым годом они становились всё моложе. Последней страстью великой музы стал Джефф Фенхольт, артист, исполнивший главную роль в рок-опере «Иисус Христос — суперзвезда».

Как пишет Элизабет Уилсон в книге «Богема. Великолепные изгои», «богема презирала семейные ценности буржуа и делала частное публичным, щеголяя нарушением нормы. Прежде всего представители богемы отвергали условности морали: секс перестал быть личным делом супругов, он перестал быть табуированной темой, упоминаемой в связи с проституцией и однополыми отношениями, и вышел на первый план. Вызывающие проявления сексуальности расшатывали социальные устои. Благодаря богемному эпатажу эротика перестала быть запретной темой, и вскоре все общество заговорило о ней».