Как я записался в космонавты: фридайвер и космостажер Константин Борисов рассказывает, кого берут к звездам
Есть стереотип, что взрослый не может меняться: каким вырос — таким и суждено остаться. Это клише не только блокирует локальные метаморфозы в человеке, но и подавляет стремление к большим и красивым целям. Весомых доказательств в защиту стереотипа нет. По крайней мере, их не найти в научных статьях. Зато есть примеры, его опровергающие: люди, которые смогли больше, чем от себя ожидали. Один из таких — профессиональный инструктор по фридайвингу и кандидат в космонавты Константин Борисов.
— Тебе 34. У тебя за плечами успешная карьера бизнес-консультанта и аналитика в международных компаниях. Ты профессиональный фридайвер и единственный в России инструктор-тренер по системе международной ассоциации AIDA. Ты можешь на одном вдохе без акваланга погрузиться на глубину больше 50 метров. Недавно стал еще и кандидатом в космонавты «Роскосмоса». Я словно супергероя только что описала. Но даже супергероями не рождаются, а становятся. Ты же не всегда был таким идеальным?
— Нет, конечно. Я был вспыльчивым, заносчивым, резким в суждениях. Что-то кому-то доказывал, соревновался. Ради острых ощущений прыгал дёрты на велосипеде, гонял на спортивных машинах на бешеных скоростях. Любил резкую, агрессивную манеру игры в теннис. Казалось, чем сильнее лупишь по мячу, тем правильнее себя ощущаешь. Не понимал, что это не очень эффективно. И изменил меня как раз фридайвинг: когда я начал им заниматься, у меня всё это просто выключилось. Мне было тогда 20 лет.
— Вдруг выключилось?
— Постепенно. Меня в детстве тянуло в воду, на глубину. Хотелось плавать с дельфинами, чего не сделаешь свободно с аквалангом. Я понял, что этот вид спорта совершенно не похож на другие. Если ты напряжен, стремишься выжать из себя всё — погрузиться глубоко на задержке дыхания не получится. Лишние движения, усилия, волнение — это всё очень быстро расходует кислород, и организм не позволяет находиться под водой долго. Чтобы нырять глубоко и безопасно для здоровья, нужно полностью расслабиться, стать внимательнее к своему телу, самочувствию. Так фридайвинг начал будто отфильтровывать всё лишнее.
Я никогда не был талантливым пловцом, у которого всё с ходу получалось. Например, я нырял на глубину, спускался вдоль натянутого троса. Что-то меня раздражало, не пускало ниже 25 метров. Подумал: «Кажется, тут уже темновато, и из-за этого приходит страх глубины». А потом подумал еще и осознал:
«Нужно просто не связывать количество света с настроем. Тебе кажется, что это препятствие. Но на самом деле его нет». Я понял, что если что-то мешает, нужно относиться к этому иначе, искать другой подход, и всё начнет получаться.
Прогрессируя во фридайвинге шаг за шагом, я заметил, что у меня появился некий инструмент: я научился слышать себя, понимать свои страхи, контролировать волнение. Он действовал. Я увидел, что сейчас благодаря нему я вот такой, а пару месяцев назад был другим. И такой инструмент в себе может открыть каждый — им можно и нужно пользоваться, это всегда с тобой, где бы ты ни был.
— И ты стал пользоваться этим инструментом в повседневной жизни?
— Да. Были забавные моменты на работе. Когда мы делали важный проект, некоторые коллеги спрашивали: «Почему ты не волнуешься? Не бегаешь с круглыми глазами, не показываешь, что тебе важно всё успеть в срок?» Я тоже волновался, конечно, и делал всё, что от меня зависело. Просто это не проявлялось во внешних реакциях. Зачем? Разве волнение поможет сдвинуть работу с места? В общем, если на прежней работе отсутствие тревоги казалось чем-то странным, то в Центре подготовки космонавтов — наоборот: здесь неправильно тревожиться. Волнение обычно возникает от неопределенности, неуверенности. И если ты можешь отследить причину — значит, можешь справиться с тревогой. Космонавт должен быть спокойным, уравновешенным, ровным.
— Как ты вообще решил стать космонавтом? В детстве многие хотят полететь в космос, но потом оставляют эту мечту.
— В моем детстве это было будто предопределено. Я рос в городе Жуковский. Это наукоград, где кругом авиаинженеры, летчики-испытатели, космонавты. Жил на улице космонавта Левченко, в школу ходил по улицам Гагарина и Мясищева — как тут не мечтать стать космонавтом? Шансов не было. И папа у меня — летчик-испытатель. В то время, чтобы попробовать попасть в космонавты, нужно было обязательно сначала стать летчиком-испытателем. А для этого к 30 годам знать самолеты разных типов и уметь на них летать.
Когда я заканчивал школу, в начале 2000-х, это было невозможно. В авиационных училищах не было самолетов, не было керосина. Те, кто шел туда учиться, становились летчиками-теоретиками, не получали необходимого опыта. Я не хотел такой судьбы, и отец мне сказал, что сейчас не время идти в военное училище. Поэтому я пошел по другой стезе: математика, статистика, экономика, языки, бизнес. Так моя мечта заморозилась.
— И когда она оттаяла?
— В 2012 году я узнал из новостей, что прошел первый открытый набор в отряд космонавтов. Открытый — значит, что теперь необязательно быть военным летчиком или инженером в космической отрасли, чтобы претендовать на место в отряде. Было 300 с небольшим заявок. Кандидатами в космонавты-испытатели стали 8 человек. Я посмотрел, кто туда попал: 1984, 1983, 1978 годы рождения — ребята такого же возраста, как я, или чуть старше. Похожее образование, близкий опыт работы.
— Но этот шанс ты упустил.
— Этот да. Но я решил, что ни за что не упущу следующий. И начал всё для этого делать. В 2014 году стало известно, что скоро будет объявлен новый открытый набор. Понял, что, скорее всего, это моя единственная возможность, потому что пройти отбор могут только те, кому не больше 35 лет. С этого момента начал готовиться целенаправленно. Я реально этим жил. Стало меньше времени на семью, друзей, работу. В компании объяснил, что если попаду в кандидаты, мне придется уволиться. Меня поняли и всячески поддерживали.
Преимущество при отборе в отряд отдают тем, у кого есть техническое образование. В 2015-м решил попробовать поступить в МГУ на магистратуру по астрофизике физического факультета. Подготовка к экзаменам помогла мне восстановить и систематизировать свои знания по физике. Летом того же года космонавты, с которыми я советовался, подсказали, что астрофизика — не совсем подходящий вариант. И на следующий год я поступил в Московский авиационный институт. Два года отучился по магистерской программе «Системы жизнеобеспечения летательных аппаратов», получил третье высшее образование.
— Кажется, надо иметь какую-то бешеную мотивацию, чтобы вот так перекраивать свою жизнь. Ну, и стальную уверенность в себе.
— Я не сказал бы, что когда-то отличался сильной уверенностью в себе. Но тут правда есть что-то, чего я пока не могу объяснить. Вот, например, если бы ко мне на этапе подачи заявления на отбор или уже сейчас, в процессе подготовки, подошел кто-то и сказал: «Ты не справишься, зачем это тебе?» — у меня бы не было сомнений в том, что этот человек ошибается. Не знаю, в чем природа этой уверенности. И вот что еще интересно.
Если взять 100 важных решений в моей жизни, то могу сказать, что 95 из них я делал аналитически: взвешивал все «за» и «против», все факторы и риски. Лишь пять решений были такими, которые я принимал, как это говорят, сердцем. Все эти пять решений были самыми сильными, самыми крутыми и самыми правильными.
По большей части они связаны с личной жизнью. И решение готовиться к поступлению в отряд космонавтов — это одно из таких сильных решений.
— Есть что-то, от чего ты не отказался бы ради мечты полететь в космос?
— Где-то вычитал, что максимально хорошо подготовить человека к длительному полету можно, если полностью оградить его от общения с близкими и сосредоточиться на подготовке. Если бы мне сказали: «Давай-ка на три-четыре года перестанешь общаться с родными и друзьями. Вот у нас тут два забора. Они не могут въехать, ты не можешь выехать, разрешается лишь по выходным созваниваться. Нужно только учиться» — с этим было бы сложно смириться. Ну и если бы мне сказали, что нельзя выезжать из России и путешествовать, знакомиться с людьми в разных странах, городах, деревнях, узнавать новые культуры — я тоже серьезно задумался бы о том, насколько эта мечта мне подходит.
— Ты когда-нибудь представлял свой полет?
— Да.
Лучше всего получается представлять утром, когда еще не совсем проснулся и будто досматриваешь сон. Это словно разбег с горы и полет на параплане, когда уже теряешь землю под ногами — и гравитация словно всё меньше и меньше. Чувствуешь, как немного щекотно в животе.
А еще это похоже на свободное падение во фридайвинге. Там с определенной глубины наступает такой момент, когда уже не нужно работать ластами, чтобы погружаться глубже. Ты просто падаешь в тишине и невесомости.
— А визуально на что это похоже?
— Мы сейчас в Звездном городке проходим занятия в тренажере, имитирующем корабль «Союз», на котором отправляются в космос. Садишься в него. Перед тобой пульт. Следующие лет пять-шесть мы будем много времени находиться в этом кресле. Работать с пультом, проводить штатные процедуры, учиться нивелировать нештатные ситуации, слушать в наушниках команды, выполнять их, вести репортаж о происходящем. Поэтому визуальный образ, как это ни странно, — кабина корабля. Когда космонавт уже летит, ему нужно постоянно контролировать параметры полета. Обтекатель отстреливается через несколько минут после старта ракеты, только тогда в иллюминатор видно Землю и космос.
— Когда я в детстве думала о космосе, первым делом представяла выход за пределы станции. Очень хотелось там побывать, поболтать руками и ногами, чтобы почувствовать, какой ты маленький, и какое всё вокруг грандиозное. Сейчас я понимаю, конечно, что туда выходят не для этого. Но всё же интересно, как ты представляешь свой выход в открытый космос?
— Уже летавшие говорят, что каждому космонавту, кто впервые выходит в открытый космос, центр управления дает первые 10–15 минут «поболтать ножками», то есть освоиться, понять, где находишься, разобраться с эмоциями. Так что твои детские представления недалеки от правды.
Выход в открытый космос визуально похож на прыжок с парашютом. Люк открыт на станции, ты видишь перед собой Землю — кажется, что сейчас стремительно полетишь вниз. Но это не так: после выхода из люка ты будешь двигаться по орбите с той же скоростью что и станция.
В общем, тебе сначала дают адаптироваться, а потом ты приступаешь к работе: монтажу, отладке приборов, запуску спутников. Длится выход несколько часов.
— Кажется, темное космическое пространство должно быть очень похоже на подводную бездну.
— Может быть. У меня как-то был нырок в Красном море, который я до сих пор не могу забыть. Мы повесили трос над подводным песчаным склоном. Длина троса около 40 метров. Я опустился до конца с закрытыми глазами, потом открыл их и задержался там. И вот несколько секунд ты сидишь на песке под огромной толщей воды. Полная тишина. Подводный холм уходит куда-то вниз, дальше темно, а еще дальше — вообще бездна.
Да, наверное, есть что-то схожее с космосом: кромешная тьма и невероятные расстояния. Правда, в открытом космосе не будет той свободы и ощущения контакта с природой, которое есть во фридайвинге. В воде на тебе лишь гидрокостюм, маска и ласты, а в космосе ты помещен в скафандр, который словно мини-космическая станция: он тебя греет, охлаждает, поддерживает газовый состав атмосферы. Тебе надо всё время перещелкиваться карабинами, чтобы перемещаться по станции. А чтобы сжать в этом скафандре пальцы, нужно приложить серьезное усилие, как при сжатии ручного эспандера.
— А представлял ли ты, что будешь чувствовать, если так и не полетишь? Ведь такой риск есть даже у тех, кто уже в отряде.
— Нет, потому что не фокусируюсь только на предстоящем полете. Я получаю удовольствие от процесса, а не от результата. Этот принцип — тоже часть того инструмента, привитого фридайвингом, который очень помогает менять себя. Не хочу загадывать. Просто понимаю, что буду готов к назначению в экипаж только после обучения в Центре подготовки космонавтов — не раньше 2022 года. Да, даже спустя эти четыре года не будет гарантий, что полечу, но зато я получу тут потрясающее разностороннее образование.
Нас учат физике, астронавигации, фотографии, географии, баллистике, геометрии. Мы занимаемся разными видами спорта. Вот взять, к примеру, один из дней. Утром фотографируем птиц, учимся управлять профессиональной фотокамерой. Потом прыгаем на батуте и плаваем в бассейне. Обедаем. Идем в планетарий смотреть на созвездия. Дальше на специальном тренажере летаем над Землей и изучаем географию. Ужинаем. И вечером готовимся к зачету по астронавигации.
— Пока всё выглядит как довольно приятный процесс, от такого результат вряд ли может померкнуть. Обычно его омрачают трудности.
— Это со стороны может показаться чем-то веселым и легким. Но нет, всё это дается не очень просто. Каждые две недели по какому-то предмету нас оценивает целая комиссия разных специалистов — мы сдаем экзамены. На них ты словно погружаешься в ситуацию реальной работы. На тебе много ответственности, всё зависит от того, как быстро ты примешь решение, сможешь выдать правильный ответ и корректно, понятными для всех словами его сформулировать. Если ты ошибешься или не поймешь вопроса, с тобой ничего обсуждать не будут, просто поставят плохую оценку. Тут очень высокие требования: риск вылететь или не попасть в отряд по итогам программы довольно велик.
Ну, или вот еще пример, этой весной нашей восьмерке кандидатов в космонавты предстоит серьезное испытание — 72 часа изоляции в сурдокамере. Это небольшое звукоизолированное помещение. Ты находишься там в одиночестве, за тобой наблюдают, тебя кормят, у тебя есть план заданий.
Но 64 часа из 72, проведенных там, нельзя спать. Примерно 75 % времени выполняешь задания, в остальное время — делаешь что хочешь. Интернета нет, разумеется. Вообще нет никаких электронных устройств, кроме наручных часов. Тебе надо придумывать, как себя занимать, как не уснуть, как оставаться адекватным, как взбодрить себя при крайней усталости.
В общем, процесс учебы нельзя назвать простым. Но он очень интересный.
— Ты сейчас фактически живёшь в Звездном городке. Есть что-то, что тебя там удивляет, раздражает?
— Есть момент интересный. Но это не раздражает, скорее, просто забавно. Если ты приходишь утром в столовую пораньше, у тебя есть шанс застать более богатый ассортимент. Так вот как-то я пришел рано и увидел, что кроме каши коллеги по отряду едят запеканку. Я очень ее люблю. Попросил работников столовой дать запеканку, а мне говорят: «Нет. Запеканка только для Героев». То есть ее берегут для уже летавших космонавтов, которые получили звание Героя России. С одной стороны, смешно, особенно когда впервые это услышал. С другой — дискриминация какая-то получается. Почему бы не делать запеканки больше, чтобы всем желающим хватало?
— Давай предположим, что ты уже слетал в космос. Несколько раз. Получил свою запеканку. Что дальше? Тебе не станет скучно жить?
— Как мне может стать скучно? Когда я работал в консалтинге, смотрел на 50-летнего руководителя компании и думал: «Где я буду через пять—десять лет? Наверное, примерно на его месте. С такими же задачами, ответственностью и возможностями. Это интересно, но слишком предсказуемо». Вот это можно было бы назвать скучным. А перед космонавтом разворачивается множество перспектив. Летавший космонавт получает не только уникальный опыт, признание. У него больше возможностей, чтобы делать значимые для общества проекты. Правда, некоторые намекают, что, возможно, я не совсем о том сейчас мечтаю.
Говорят: «Ты, наверное, не в космос полететь хочешь, а мир менять». Но я верю, что эти цели не противоречат друг другу.
— Что ты хотел бы поменять?
— Я очень хотел бы, чтобы люди стали иначе относиться к морским млекопитающим — к дельфинам, китам. Чтобы их перестали убивать, держать в неволе, мучить. Сейчас с ребятами-фридайверами мы делаем некоммерческий проект «Обними дельфина». Нас слышат сотни людей, но, если у меня будет больше рупор, могут услышать тысячи или миллионы. А глобально мне хочется развернуть целую систему проектов, которые помогали бы людям становиться более осознанными, снизить агрессию, понять, что Земля — это дом, где нет чужих.
— Идеи в духе книги Карла Сагана «Голубая точка».
— Да, всё так. Голубая точка, наш единственный дом, который нужно беречь. Мне нравятся эти идеи. И кажется, что космонавты, которые видят Землю сверху, без границ, как раз могут быть амбассадорами таких идей.
— Знаешь, твой образ супергероя после этих слов только укрепился. Хочется убедиться, что ты всё-таки человек — какие у тебя есть недостатки?
— Наверное, как и у многих людей, — прокрастинация. Ну, и зависимость.
— В смысле?
— Зависимость от сахара. Переедаю его. Я понимаю, что не надо, что можно поесть фрукты, овощи, овощные чипсы, какой-нибудь фруктовый батончик. Вот я их специально на стол кладу, а шоколадки прячу. Но всё равно открываю шоколадку.