Педагогика угнетенных: как бразильский философ и учитель Паулу Фрейре сделал образование инструментом борьбы с социальной несправедливостью

Куриный вор

В 1921 году на берегу Атлантического океана, в бразильском городе Ресифи, в семье среднего достатка родился Паулу Фрейре, будущий учитель, философ и создатель критической педагогики. Спустя восемь лет после его рождения в США началась Великая депрессия, которая к началу 1930-х добралась и до Бразилии. Потеряв возможность платить за жилье, родители Фрейре переехали в Морру-ду-Сауди, бедный район на окраине Ресифи, и поселились в скромном доме с мрачными крохотными комнатами, без ванной, а местами — и без потолка.

Семья тяжело переживала обнищание и цеплялась за внешние атрибуты былой жизни. Отец, бывший офицер, отыскав работу в цеху, продолжал ходить в галстуке. А дома у семьи Фрейре стояло немецкое пианино, на котором тетя будущего педагога играла Шопена, Бетховена и Моцарта. Продать его не решались. При этом денег не хватало даже на еду, а когда мать Фрейре выпрашивала продукты в долг у городских лавочников, те лишь осыпали ее оскорблениями.

Фрейре вместе с братьями так хотел уберечь мать от унижений, что однажды они даже решились на кражу.

Было утро. Мальчики играли в патио среди маргариток, роз и томатов, когда соседская курица, преследуя кузнечиков, забрела к ним во двор.

«Не прошла и доля секунды, как бьющаяся курица — будто мы отрепетировали это заранее — оказалась в наших руках, — вспоминал Фрейре в письмах своей племяннице Кристине. — Мать пришла чуть позже. Она не задавала вопросов. <…> Сегодня, спустя годы после того утра, я могу оценить масштаб внутреннего конфликта, который моя мать, будучи католичкой, должно быть, переживала, глядя на нас в молчаливом смятении. Выбор у нее был невелик: либо отругать нас и заставить вернуть еще теплую курицу нашим соседям, либо устроить семье нежданный ужин. Здравый смысл победил».

Но семье не всегда так везло. Порой юный Фрейре был так голоден, что, обессилев, засыпал за домашней работой. Это «был настоящий, реальный голод, и неизвестно было, когда он закончится. Совсем наоборот, мы столкнулись с тем голодом, который приходит самовольно и без предупреждения, который ведет себя по-хозяйски и конца которому не видно. Это голод, который, будь он чуть суровее, овладел бы нашими телами, сделал бы из них скелеты. Ноги, руки и пальцы истончаются. Глазницы становятся глубже, так что кажется, будто глаз почти не видно».

Но не будь в судьбе Паулу Фрейре голода, мир никогда бы не узнал новаторской педагогической системы, которую он представил в 1968 году, опубликовав книгу «Педагогика угнетенных», считает друг и переводчик работ Фрейре на английский Дональдо Маседо.

Застывшая реальность и ученики как счета в банке

Традиционная педагогика, рассуждает Фрейре в «Педагогике угнетенных», устроена так: существует один повествующий субъект — учитель, и множество терпеливых, внимающих объектов — учеников. Сам процесс обучения состоит из двух этапов: сперва учитель в одиночку, укрывшись в кабинете или лаборатории, познает предмет изучения, а затем передает информацию ученикам, которые должны ее запомнить. Сам же предмет познания ученикам недоступен и не может стать объектом их критики.

Ученики для такого учителя — тара, контейнеры, пустые сосуды, которые он должен наполнить.

«Чем больше информации он „заливает“ в эту тару, тем лучше он преподает. Чем безропотнее ученик позволяет себя наполнять, тем лучше он учится», — иронизирует Фрейре.

Как отмечает философ Ноам Хомский, высоко оценивающий работы Фрейре, подобное отношение к ученикам существовало уже в эпоху Просвещения. Фрейре развивает эту идею и представляет учебу в традиционном понимании как «процесс внесения вклада в банк, в котором ученик — это счет, а учитель — вкладчик». Действия учеников ограничиваются получением, систематизацией и хранением подобных «взносов». Такое обучение обесчеловечивает их, и в конечном счете они сами превращаются в архивные записи.

«Учитель говорит о реальности так, словно она неподвижна, статична, систематизирована и предсказуема», — рассуждает Фрейре.

Цель учителя-«банкира» — «внедрить» в учеников эту фрагментированную и систематизированную реальность, приспособить их к существующему порядку вещей и превратить в фаталистов, не верящих в свою способность как-либо на эту реальность повлиять.

«Банковское» образование мифологизирует реальность, препятствуя любым попыткам «представить мир как проблему», которую можно решить. Вместо этого оно показывает реальность «как нечто фиксированное, как данность, как то, к чему люди, выступающие в роли простых наблюдателей, вынуждены приспосабливаться».

В «банковской» системе образования человек — это зритель, а не создатель реальности: он существует лишь в мире, а не с миром и другими людьми.

В этой системе ученик не субъект, исследующий мир, а лишь объект, который получает информацию. При этом «те, кто считает себя обладателями знаний», преподносят их учащимся как дар, выставляя себя полной противоположностью учеников-невежд. И это лишь немногие из практик угнетения, определяющих отношения между учителем и учениками в традиционном понимании.

В то время как критическая педагогика или «педагогика угнетенных», как называл ее сам Фрейре, призвана радикально перевернуть традиционный «банковский» подход к образованию и научить, как это следует из термина, критическому отношению к реальности.

Осознанность против культуры молчания

«Я никогда не был склонен принимать реальность такой, какая она есть, — пишет Паулу Фрейре в письме племяннице Кристине. — Я никогда не думал, что жизнь предопределена или что лучший выход — это смиряться с трудностями по мере их появления. Наоборот, уже в раннем детстве я начал думать, что мир нужно менять; что, если с миром что-то не так, значит, это не может и не должно продолжаться».

Фрейре пережил в детстве муки голода, но это не повергло его в отчаяние. Наоборот, в одиннадцать лет он поклялся, что посвятит жизнь борьбе с голодом. Однако обездоленные близкие юноши из числа взрослых воспринимали свою участь с невежеством и апатией. Позднее Фрейре охарактеризовал эту позицию как «культуру молчания». В конце концов он осознал, что ее причина — экономическое, социальное и политическое угнетение, жертвами которого стали обездоленные. Одну из главных опор этой культуры молчания Фрейре разглядел в системе образования.

Фрейре начал изучать философию образования и защитил в 1959 году докторскую, в которой впервые изложил свои взгляды на педагогику. Затем он устроился преподавать в университет Ресифи и параллельно занялся обучением безграмотных крестьян и рабочих письму и чтению.

Начало 1960-х в Бразилии было временем стремительного развития и оптимизма, поэтому разработанную Фрейре методологию стали широко использовать на всем северо-востоке Бразилии в рамках государственной программы ликвидации безграмотности Movimento de Cultura Popular. Именно на основе этого практического опыта и была написана «Педагогика угнетенных».

Однако целью Фрейре было не просто распространение грамотности, а осознание безграмотными взрослыми своего экономического, социального и политического положения в мире, за которым неизбежно последовала бы решимость его изменить. Фрейре назвал это обретение осознанности португальским словом conscientização, или консайентизацией.

Однако достичь подобного освобождения и способности критически вмешиваться в реальность может только субъект.

«Угнетенные были подчинены именно потому, что оказались в ситуации, когда их воспринимали как вещи. Чтобы вернуть себе человечность, они должны отказаться от позиции вещей и начать бороться как люди», — пишет Фрейре.

Никакой революционный лидер не сможет вручить угнетенным свободу. Не поможет и «освободительная пропаганда». Более того, люди не могут освободить себя сами — но могут освободить друг друга, находясь в общности и действуя как субъекты, совместно погружающиеся в реальность. Превращению ученика в субъекта, будь то ребенок или взрослый, и посвящена педагогика Фрейре.

Критическое вмешательство в реальность — против статуса-кво

Осознать, что реальность не статична, что это процесс, ученик может через свой жизненный опыт. Учитель может помочь ученику освободиться, отказавшись от роли «вкладчика, распорядителя, укротителя» и приняв роль «ученика среди учеников». Освободительное образование должно начинаться именно с примирения ученика и учителя, считает Фрейре.

Настоящий педагог должен быть вместе с учениками.

«Учитель — это больше не тот, кто учит, а тот, кто и сам обучается в процессе диалога с учениками, которые во время обучения и сами становятся учителями», — пишет философ.

Теперь они вместе ответственны за обучение. Аргументы, основанные на авторитете учителя, становятся неприемлемы. Учитель не может укрыться от учеников в кабинете — объекты познания больше ему не принадлежат и теперь рассматриваются в рамках совместного размышления.

Ученики и учитель становятся соисследователями. Учитель предлагает ученикам материал для анализа и пересматривает свое отношение к нему по мере того, как ученики делятся собственными мыслями.

Целью обучения становится не «внесение вкладов» в якобы пустое сознание учеников, а постановка проблем, реально существующих в мире.

Обучение состоит теперь не из передачи информации, а из актов познания. Повествование учителя заменяется диалогом. Диалог, по Фрейре, — это не просто обмен идеями, которые молча принимаются собеседниками. Это, разумеется, и не враждебный спор с целью навязать свою правоту. Диалог, размышляет Фрейре, это «взаимодействие людей, которые называют мир», и он «не должен служить хитроумным инструментом господства одних людей над другими».

«Доминирование, подразумевающееся в диалоге, — это господство его участников над миром, это покорение мира ради освобождения человечества», — заключает Фрейре.

Такой диалог невозможен без веры в людей, а также без любви и скромности. Не может он произойти и без надежды. Ведь «отчаяние — это форма молчания, отрицания мира и бегства от него. <…> Если участники диалога не ждут, что их усилия к чему-то приведут, их взаимодействие будет пустым и неплодотворным, формальным и утомительным».

Наконец, невозможен диалог и без критического мышления, которое Фрейре определяет как «мышление, которое воспринимает реальность как процесс, как трансформацию, а не как нечто статичное». Такую форму рассуждений он противопоставляет «наивному мышлению», воспринимающему историю как наслоение событий, из которых механически появляется «нормализованное и послушное настоящее».

«Наивно мыслящему человеку важно приспособиться к этому нормализованному „сегодня“. Для критика же важна постоянная трансформация реальности», — пишет Фрейре.

Критическая педагогика помогает ученикам увидеть реальность «не как замкнутый мир, из которого нет выхода, а как некую ограничивающую ситуацию, которую они могут изменить». Она помогает им осознать, что человек — это незаконченное, несовершенное существо, которое находится в непрестанном процессе становления и пребывает в такой же незавершенной реальности.

Критическая педагогика учит ставить под сомнение статус-кво.

Это позволяет угнетенным воспринять свое положение как проблему и как объект рефлексии. Тогда «покорность уступает место желанию трансформировать и исследовать, и человек чувствует, что способен на это».

На фоне критического подхода становится более отчетливой насильственная природа традиционного образования: «Любая ситуация, в которой одни люди не позволяют другим участвовать в процессе исследования, является актом насилия. Не важно, какие при этом используются средства: запрещать человеку принимать собственные решения означает превращать его в объект».

В то время как критическая педагогика очеловечивает учеников и делает их менее отчужденными, ставя перед ними проблемы, связанные с их реальностью, — с ними самими и с тем, как они взаимодействуют с миром. Такие реальные проблемы создают у учеников ощущение вызова, и поскольку они понимают, что это «вовсе не теоретический вопрос», «их отчуждение от мира постепенно исчезает».

Люди в их взаимосвязи с миром — вот, по Фрейре, предмет подлинного исследования. Не абстрактный, идеализированный человек, изолированный от мира, и не реальность, отдельная от человека, а человек, взаимодействующий с реальностью. Цель же этого исследования — очеловечивание, становление полноценным человеком, которое невозможно осуществить через изоляцию и индивидуализм (и тем более через угнетение), а возможно лишь в солидарности с другими. Фрейре подытоживает:

«Смысл осознанности — бытие с миром».

От изгнания к признанию: судьба Фрейре

Философские идеи Фрейре стали находить применение на практике еще до публикации «Педагогики угнетенных» в 1968 году. Происходило это в так называемых культурных кружках, в которых Фрейре и его последователи обучали взрослых бразильцев грамотности на северо-востоке страны. Фрейре планировал открывать их по всей стране, и либеральный президент Бразилии Жуан Гуларт поддерживал эту идею.

Однако в апреле 1964 года либеральное правительство в результата военного переворота свергла правая консервативная хунта. Консерваторы стали быстро закручивать гайки. После волны массовых протестов они запретили публичные демонстрации, ужесточили цензуру в искусстве и прессе, стали насаждать традиционные ценности и ура-патриотизм. Сторонников левых идей стали преследовать (под запретом, например, оказалось имя Че Гевары). Несогласных сажали в тюрьму и высылали. В изгнании оказались в том числе двое самых популярных музыкантов того времени — тропикалисты Каэтану Велозу и Жилберту Жил.

Досталось и Фрейре. Программу по ликвидации безграмотности свернули, а его самого 75 дней продержали за решеткой, вынудив эмигрировать — с женой Эльзой и пятью детьми.

«Это не был выбор, — вспоминал Фрейре. — После переворота 1964 года я был вынужден уехать из Бразилии, измотанный тюрьмой и допросами».

За отъездом последовали пятнадцать лет изгнания. Пять лет Фрейре прожил в Чили, работая в качестве образовательного советника для ЮНЕСКО. Затем был год в Гарварде, а потом — работа в Отделе образования Всемирного совета церквей в Женеве.

Опубликованная в 1970 году по-английски «Педагогика угнетенных» принесла Фрейре всемирную славу, и за советом к философу стали обращаться образовательные работники из самых разных стран — от США до стран португалоязычной Африки. В Америке идеи Фрейре приобрели популярность среди феминисток, латиноамериканцев и темнокожих. Более того, даже некоторые компании вроде Consolidated Edison взяли идеи «педагогики угнетенных» на вооружение.

Фрейре, впрочем, напоминал: «Я не технический специалист по внедрению грамотности, как многие люди поначалу, очевидно, думали. Я педагог, который мыслит глобально».

«Паулу Фрейре использует свое изгнание с пользой, выступая перед толпами людей в Европе и Северной Америке, предоставляя консультации правительствам, общественно-политическим организациям и руководителям местных проектов, и постепенно становясь самым известным преподавателем и защитником социальной справедливости своего времени», — пишет Айра Шор, преподаватель Городского Университета Нью-Йорка.

Хунта почти на двадцать лет погрузила Бразилию во мрак и застой, и лишь ближе к ее закату, в 1980 году, Фрейре получил амнистию и возможность вернуться домой. Когда в 1989 году к власти пришла левая Партия трудящихся, Фрейре был назначен на пост министра образования штата Сан-Паулу. Под его началом оказались 643 школы.

После назначения на пост Фрейре сказал:

«Мы хотим создать школы, где задавать вопросы — это не смертный грех. Где не грех критически исследовать бразильскую действительность».

Есть ли место идеям Фрейре в современном образовании

«Без сомнения, работа Фрейре вызвала впечатляющий отклик по всему миру. Возможно, он является наиболее влиятельным ученым в сфере образования. Проблема заключается в том, что зачастую его влияние не находит отражения в образовательной практике, — с сожалением замечает профессор социологии Барселонского университета Рамон Флеча. — Возьмем, к примеру, университеты, где многие называют себя последователями Фрейре, но ничего не делают для того, чтобы изменить существующие школьные условия или образовательные практики с тем, чтобы они соответствовали его учению».

Философ Ноам Хомский о работе педагогов, которые обходят вниманием наследие Фрейре, говорит с еще большей горечью:

«Я думаю, в целом он пришел бы в ужас от нынешних педагогических доктрин, которые предполагают лишь натаскивание на тесты».

Педагоги боятся идей Фрейре, потому что они учат ставить под сомнение существующие институции, добавляет Хомский. В одной из школ американского штата Аризоны «Педагогику угнетенных» даже запретили приносить в класс, потому что «нам не следует учить [детей]… тому, что они — угнетенные».

Неудобна критическая педагогика и для корпораций, которым нужны профессионалы, прошедшие через то, что переводчик Фрейре Дональдо Маседо называет гиперспециализацией. Этот подход требует от учеников, чтобы они становились специалистами в очень узкой области и, говоря словами философа Хосе Ортеги-и-Гассета, «очень хорошо „знали“ лишь свой крохотный уголок вселенной; но ровно ничего не знали обо всем остальном».

Фрейре же, как замечает его последователь Анри Жиро, отвергал образование, «организованное вокруг требований рынка» и превращающее знания в инструмент для удовлетворения этих требований. Важнее для него были критическое мышление и социальная ответственность.

Каким должен быть университет по Фрейре

В дополнение к тексту Фрейре в последнем издании «Педагогики угнетенных» помещены интервью с современными преподавателями, в которых они, среди прочего, рассуждают об университете, устроенном по фрейрианским принципам.

Например, преподавательница из Университета штата Калифорния в Сан-Франциско Марго Оказава-Рей убеждена:

«„Фрейрианский университет“ сегодня — это оксюморон. Большинство университетов находятся во власти неолиберальных и консервативных сил».

Поэтому, считает Оказава-Рей, «самыми радикальными образовательными площадками, которые могли бы применять и продвигать идеи Фрейре, могли бы стать неформальные объединения, как я их называю, „свободные пространства“».

Густаво Фишман, профессор университета штата Аризоны, согласен с коллегой: свободный университет будущего должен стать «лабораторией совместного демократического управления», где должны быть представлены самые разные социальные группы, идеи и ориентиры.

Питер Мейо из Мальтийского университета добавляет: в университете по Фрейре образование воспринималось бы как общественного благо, а не как товар потребления. Обучение в нем строилось бы вокруг жизненного опыта учеников, а на смену лекциям пришло бы совместное исследование педагогов и студентов.

Ноам Хомский, преподающий в Массачусетском технологическом институте, заключает: это должно быть место, где ученики понимают, что обучение — это «процесс познания себя, развития собственных способностей, раскрытия собственных интересов и открытого и независимого поиска волнующих их лично проблем в постоянном взаимодействии с другими».

Что касается преподавателя такого свободного университета, в дополнение к тому образу, который Фрейре обрисовал в «Педагогике угнетенных» и многих других своих книгах, можно привести отрывок из его интервью 1978 года испанской газете El País:

«Я никогда не мог принять мистификацию о том, что образование — это нейтральная деятельность. Я думаю, что верно обратное, что образование — это всегда политический акт. <…> Педагог — это политик и художник; а вот чем он не может быть, так это хладнокровным технологом. Это значит, что он должен делать определенный выбор: для чего он преподает, ради кого он преподает и против чего».