Призрак Великой Болгарии. Как Третье Болгарское царство смогло победить Османскую империю — и почему победа создала больше проблем, чем решила
Болгария сегодня кажется маленькой мирной страной, которую обходит большинство бурь сложной балканской политики. Но так было не всегда — в начале XX века молодое государство было едва ли не самым милитаризованным обществом мира. О том, как так вышло, рассказывает автор канала «история экономики» Александр Иванов.
Что было до больших войн
Война России с Турцией 1877–1878 годов, вопреки бравурным строкам учебников, складывалась для России тяжело. Да, победа была одержана, но ее цена оказалась высока, а проблемы с логистикой — вечная беда русской армии — делали продолжение этой военной кампании сомнительным. Надежды на помощь в войне других великих держав — а мир тогда делился на державы великие, считавшие, что они должны решать судьбы мира, и прочие, малозначимые, которым великие определяли роль своих пособников, подручных и марионеток, — не оправдались. Ждали помощи от Австро-Венгрии, и она пришла: ее войска оккупировали Боснию и Герцеговину (это и в самом деле была помощь, так как австрийская армия оттянула на себя часть турецких сил, но русские рассчитывали на гораздо большее). Впрочем, год войны и так ознаменовался для Российской империи успехом: очень большая часть территории Балкан вышла из-под турецкого владычества, и на полуострове образовалось несколько новых государств, которые Россия не без основания могла рассматривать как своих потенциальных союзников.
По условиям Сан-Стефанского мирного договора Турция признавала существование Сербии и Черногории, а Болгария получала статус независимого княжества, платящего дань Османской империи.
Кстати, у новообразованной Болгарии появились долги и перед освободителями: по договору она должна была выплачивать Российской империи так называемый оккупационный платеж за период с 1877 по 1879 год, когда освобожденной от осман территорией управляли русские чиновники и генералы. Деньги эти, правда, выплачивались нерегулярно, но всё-таки были дополнительным обременением для молодой страны.
У держав, причисляемых в те годы к сонму великих, не было понимания того, как государство будет обходиться без монарха. И монарх этот, пусть не без споров и склок, был в конце концов Болгарии дарован — им оказался Александр Баттенберг, получивший титул «князь всех болгар» (некая сомнительность была уже в самом титуле, так как почти половина болгар проживала за пределами земель, отведенных Болгарскому княжеству). Нельзя сказать, что с выбором Болгарии повезло: мужчина статный и красивый, с военным опытом (в России его воинское звание было генерал-лейтенант), он обладал отличным зычным голосом и хорошо держал речи, но его раздражали всякие ненужные мелочи вроде парламента и Конституции. Воспитанный в традициях абсолютизма, он даже отменял Конституцию (правда, негодование подданных было так велико, что ему пришлось, как говорится, «отработать назад»).
Это приводило к постоянной политической нестабильности, рассказывать о которой, наверное, стоит в отдельном материале — благо есть что рассказать. Но мы на этом останавливаться не станем, для нашего рассказа важнее то, что в правление князя Баттенберга произошло событие, которое называют объединением Болгарии: к территории княжества была присоединена провинция Восточная Румелия с центром в Пловдиве. По Сан-Стефанскому договору эта населенная болгарами земля являлась провинцией Османской империи и обладала весьма широкой автономией, генерал-губернаторами ее назначались христиане — сначала Александр Богориди (Алеко-паша), потом Гаврил Крыстевич (Гавриил-паша). В Восточной Румелии вспыхнуло восстание, и Болгарское княжество поспешило воспользоваться этим и ввести туда войска. Возникшая ситуация известна как Болгарский кризис. На который решительным образом отреагировали, как это ни удивительно, сербы: король Милан, опасаясь усиления Болгарии, объявил ей войну. С этим болгары справились, нанеся вторгшейся сербской армии поражение и перенеся военные действия на территорию неприятеля, где захватили крупный сербский город Пирот. Правда, под давлением уже упомянутых великих держав был заключен мирный договор, и граница между странами в итоге не изменилась.
Что касается Османской империи (на чье участие в военных действиях рассчитывал король Сербии), то там понимали, что ни военных, ни политических сил хоть как-то влиять на события в Восточной Румелии у них нет. Был найден дипломатический выход: князя Александра Баттенберга «назначили» генерал-губернатором Восточной Румелии с турецкой стороны. Это позволило Порте сохранить лицо, но де-факто регион с этого момента стал полностью болгарским.
Этот огромный политический успех, впрочем, не спас болгарского князя от заговора, в котором самое деятельное участие принимали российские офицеры — в те годы именно они состояли на высших командных должностях в болгарской армии под предлогом проведения армейских реформ. Арестованный Баттенберг отрекся от престола, его доставили в российский порт Рени, где отпустили, что называется, на все четыре стороны. Из всех сторон и возможных направлений он выбрал Болгарию, куда его активно зазывал новый болгарский премьер, однако, вернувшись в Софию и оценив положение дел, Баттенберг принял (что не часто бывало) умное решение: отрекся от престола вторично.
О первом болгарском самодержце стоит сказать, что при всём своем снобизме и высокомерии, качествах, заметных настолько, что о них после личного знакомства с князем не упомянул разве что ленивый, образ жизни он вел весьма скромный, и скромность его часто принимали за милую и располагающую черту характера. На самом деле князь был просто беден и всю жизнь пробовал выгодно жениться (вполне обыкновенная практика в те годы). Зинаида Юсупова, богатейшая из богатейших, умница и неописуемая красавица, ему отказала, когда поняла, что князя, кроме денег, ничего не интересует. С принцессой же Мекленбургской дела заладились, а сорвалось всё по весьма банальной причине: на светский раут, где молодые должны были объявить о своей помолвке, князь опоздал — его часы остановились, и он перепутал время. Скандал вышел громким: принцесса была в истерике и решительно отказала болгарскому монарху.
В итоге женился князь уже после своего отречения, и сделал это по любви — его женой стала оперная звезда венской сцены, знаменитая и блистательная, но никак не богатая.
Болгарское правительство управлялось с делами вроде бы не хуже, чем при монархе, но — как же без него? Великие державы стали искать нового претендента на болгарский престол. Сразу скажем, что понравиться одновременно Австро-Венгрии, Германии, России, Англии, Франции, да еще быть утвержденным турецким султаном было невозможно, такого человека просто не существовало на свете. Кстати, было еще болгарское правительство и парламент, но кто же их спрашивал. И, как оказалось, зря не спрашивали, потому что болгарский премьер Стамболов свой выбор сделал: он пригласил в Софию князя Фердинанда Саксен-Кобург-Готского, человека, происходившего из знатного рода, но доселе мало чем известного (бывший австрийский гусар, потом венгерский гонвед, 29 лет от роду). И вот он-то оказался решительным: заявил, что готов посвятить себя служению болгарскому народу, если великие державы и Высокая Порта признают его назначение.
Великие державы ответили решительным отказом (особенно резко выступила Россия, что потом России не раз еще аукнется), но Фердинанд рисков не боялся: он прибыл в Софию, принял присягу на верность Конституции и… и оказалось, что великим державам нечем ответить этому сумасброду. Как и Высокой Порте.
Так Болгарией стал править Фердинанд I, который принял титул князя Болгарии. Отношения с правительством у Фердинанда не сложились: он вынужден был довольно долго терпеть премьера Стамболова, который на правах его покровителя и человека, продавившего избрание Фердинанда, позволял себе в обращении с монархом многое. Был и еще один нюанс: Австро-Венгрия, единственная держава, поддержавшая кандидатуру Фердинанда, всячески поддерживала и Стамболова, который проводил антироссийскую политику, в своих выступлениях постоянно повторяя, что в России спят и видят, как бы превратить Болгарию в Задунайскую губернию.
Увы, этот дым не без огня: в Петербурге среди сановников самого высшего ранга (что уж говорить о подражавших им низших) рассуждения о Задунайской губернии считались не просто хорошим тоном, а своего рода верительной грамотой патриота. Правда, о каких-то конкретных планах России по этому поводу не известно ничего.
Фердинанд в отношении Стамболова проявлял буквально ангельское терпение целых семь лет, пока премьер не взбесил его окончательно, придав гласности их личную переписку. Фердинанд отправил правительство в отставку, и именно в этот момент он, собственно, стал самостоятельной политической фигурой. Более того — фигурой самой крупной, и голос его стал решающим и определяющим во всех вопросах жизни Болгарии. До того момента его, мягко говоря, недолюбливали во всех слоях болгарского общества: за склонность к роскоши (на себе он, в отличие от скромного и простого предшественника, никогда не экономил), за высокомерие и любовь к церемониям, — ну и, конечно, то, что он одно время довольствовался вторыми ролями, тоже не добавляло ему авторитета.
Во всех дальнейших событиях и в принимаемых решениях о действиях страны отныне именно его роль станет главной, и именно Фердинанд, вольно или невольно, приведет страну к большим бедам. Высокая степень толерантности к риску при скромных аналитических способностях (что проявилось уже в истории его восхождения на болгарский престол), однако, сослужит службу самой Болгарии и Фердинанду: в 1908 году, воспользовавшись очередной политической сумятицей, Фердинанд провозгласит себя царем Болгарии, упразднит генерал-губернаторство в Восточной Румелии (отныне эта территория, бывшая частью Болгарии де-факто, станет ей де-юре) и откажется платить дань Османской империи (которую, как мы помним, Болгария выплачивала по договору с 1878 года).
Так начался период в истории Болгарии, известный как Третье Болгарское царство.
Надо сказать, что экономика страны от всех этих коллизий выиграла немного: Болгария была небольшой аграрной страной, которая, правда, на рубеже веков выбилась в лидеры по ряду сельскохозяйственных показателей (например, была страной номер один в мире по производству пшеницы на душу населения). Скромные инвестиции, прежде всего немецкие и отчасти австро-венгерские, вливались в предприятия по сельхозпереработке — строительство консервных заводов в первую очередь. Ставка в экономике делалась на экспорт злаковой и овощной продукции, но все остальные отрасли явно западали: несколько небольших текстильных предприятий, арсенал в Софии (скорее небольшой пороховой завод), три крупных железнодорожных депо и два больших порта — кажется, этим списком можно ограничиться, перечисляя болгарскую промышленность. Между тем настроения в обществе были вполне воинственные, и армия, строившаяся по русскому образцу и на начальном этапе комплектовавшаяся русскими офицерами, активно готовилась к сражениям (тогда еще было непонятно, с кем именно). В стране была введена всеобщая воинская повинность (для мужчин с 20 до 30 лет). Закупалось много вооружения, армейской подготовке уделялось огромное внимание.
Еще со времен турецкого господства в Болгарии сложилась ситуация, при которой собственно болгары были преимущественно сельскими жителями, основную массу городского населения составляли турки, греки, евреи, армяне — болгары же в городах всегда были в меньшинстве.
В начале XIX века ситуация стала меняться, появилась болгарская интеллигенция, школы на болгарском языке, небольшое количество промышленных предприятий (в стране их насчитывалось чуть меньше 400), многие из которых были полукустарными производствами, но они притягивали из сел избыток рабочей силы.
Однако в целом складывалась ситуация, при которой в селе был переизбыток рабочих рук, что снижало производительность труда до самых низких в Европе показателей. В то же время этот переизбыток не мог найти себе применения в городах: для развития промышленности не хватало собственных инвестиций, а приток иностранного капитала был весьма низок по той простой причине, что Балканы всегда считались зоной нестабильности.
Зато свободные руки находили себе применение в армии.
Болгарская армия насчитывала к 1910 году почти полмиллиона солдат при населении самой Болгарии в 4,3 миллиона человек — вряд ли в тот момент в мире были страны, где каждый восьмой житель, включая женщин, стариков и детей, был поставлен под ружье. И это еще была армия мирного времени, мобилизация позволила бы сильно увеличить армейский состав.
При этом с вооружением в Болгарии дело обстояло совсем неплохо, с одним разве что нюансом — страна сама оружие не производила, всё оно закупалось в Германии, Бельгии, России, Франции.
Аппетиты болгар были велики: они считали земли Восточной Фракии, занятые турками, «своими», а самое главное — их интересовали дела, связанные с Македонией. Македонцы (ах да, в те годы не существовало даже слова «македонцы», их называли болгарами, иногда — македонскими болгарами) — народ, говорящий с болгарами практически на одном языке и генетически (этого тогда, конечно, не знали, это уже современные данные, но люди внутренне чувствуют такие вещи) сходный с болгарами до потери различия. Многие места в Македонии — важные в истории и культуре Болгарии святыни. В тот момент львиная доля Македонии находилась под властью Османской империи, и болгары планировали «восстановить справедливость». Заметим, что у сербов и греков были свои основания считать Македонию близкой им землей, а македонский народ — «своим» народом, да и у черногорцев имелись собственные соображения насчет македонских земель, и об этом нам еще не раз придется говорить в этой статье.
В 1911 году началась Итало-турецкая война из-за Ливии. Велась она не слишком умно обеими сторонами, но всё-таки превосходство итальянцев было заметным. Османская империя, исчерпавшая все дипломатические возможности для предотвращения этой войны, стянула свои силы ближе к театру военных действий, что привело к ослаблению ее и без того не слишком сильной группировки на Балканах. В Албании и Македонии вспыхнули стихийные восстания, которые, однако, соседние страны не успели поддержать, а турки сумели подавить.
В 1911 году балканские страны при большой активности России создали Балканский союз. Нельзя сказать, что русская дипломатия оказалась на высоте: имперские чиновники отчего-то считали, что этот союз будет направлен против Австро-Венгрии. Издалека, из Петербурга, казалось, что вот, мол, братские народы, говорящие чуть ли не на одном языке (да, не так, но Петербург этих различий даже понимать не хотел), все — православные, все (ну, почти) — славяне, должны (неизвестно, с чего бы) испытывать ненависть к австрийцам — словом, всё в умах чиновников складывалось неплохо.
Правда, созданному союзу, как выяснилось буквально сразу, вообще не было дела до Австро-Венгрии, гораздо сильнее интересовало союзников «османское наследство». Война Италии с Портой показала крайнюю слабость последней, более того, союзникам было известно о том, что армия Османской империи модернизируется, поэтому затягивать с военными действиями было, по их мнению, глупо.
О планах и аппетитах Болгарии мы уже сказали, но у каждого из союзников были свои интересы, которые сходились в одной точке — Македонии. Кроме того, Сербия хотела получить выход к Адриатике; Черногория планировала сильно расширить свои границы; Греция хотела получить Эпир и часть Македонии, а также часть Восточной Фракии. Союзники понимали, что их интересы когда-то обязательно пересекутся, но первым делом, считали они, надо решить вопрос с Турцией, а уж потом как-нибудь, не исключено даже, что полюбовно, они решат все внутренние расхождения друг с другом. Подталкивание Россией стран Балканского союза к противостоянию с Австро-Венгрией, как мы видим, выглядело при таких раскладах довольно наивно, более того, попытка России нажимом изменить ситуацию привела в итоге к тому, что Россия просто потеряла свое влияние на страны союза и на ситуацию, которая разворачивалась на Балканах.
К осени 1912 года коалиция посчитала, что момент для наступления максимально благоприятный, а каждая из держав решила, что она готова к началу военных действий. Более того, ждать, пока Порта закончит перестройку и перевооружение своей армии, — ухудшать собственные шансы.
Первая Балканская война
Заметим, что все те процессы, которые историки склонны осторожно называть «патриотическим подъемом», неизбежны для любых молодых государств, а мысль о том, что множество соотечественников находятся за пределами страны (например, в одной только Восточной Фракии тогда проживало 1,2 миллиона болгар) и подвергаются угнетению, а их жизни — угрозе, — отличный катализатор воинственных настроений.
Вообще, разложение империй всегда оставляет в истории кровавый след — и разложение Османской империи прошло, увы, ровно по тому же сценарию.
С одной стороны, Блистательная Порта явно переоценивала свое влияние и могущество на Балканах, с другой — держа в памяти поражение в только что завершившейся войне с Италией, она пробовала вести переговоры, но получалось это вяло и неубедительно. Порте нечего было предложить союзникам, а сами союзники уже решительным образом настроились на то, что всё, что им нужно, они в состоянии взять силой.
Да, война — средство глупое и неадекватное, но для начала ХХ века, да еще в Европе, где всю свою историю все воевали со всеми, было делом обыкновенным. Инерция прежних тысячелетий владела умами всех готовящихся к войне: в те годы всё еще считалось, что если прихватить побольше землицы и побольше подданных, то это и есть прямая и единственная дорога к могуществу и процветанию.
Война уже не могла не случиться, и 25 сентября 1912 года Черногория неожиданно атаковала турецкие укрепления в Албании. Черногорская армия в значительной степени состояла из добровольцев, которые сами шли в армию, не дожидаясь мобилизации, причем среди этих волонтеров хватало перебежчиков с турецких территорий. Они настолько рвались в бой, что король Черногории Никола не стал ждать, пока войну начнут союзники, — крохотная страна атаковала огромную Турцию. Но эта атака была настолько внезапной, а турецкие гарнизоны — настолько демотивированы и не готовы к войне, что наступление 50-тысячной армии Черногории развивалось вполне успешно. Неизвестно, думал ли король или жители Черногории о том, станут ли выполнять свои обязательства союзники, ждал ли он их реакции и помощи (есть основания полагать, что каждую минуту ждал!), но Черногория в одиночку сражалась с Портой целых десять дней. А через десять дней в войну вступили, основательно подготовившись к ней, армии Болгарии, Сербии и Греции.
Основой сил союза стала болгарская армия — самая большая по численности и лучше других вооруженная. В боевых действиях участвовали не менее 300 тысяч болгарских солдат. Накануне войны страна провела «чистку» в армии: были демобилизованы все мусульмане (и в дальнейшем их не призывали на службу), что сделало армию монолитнее и сплоченнее. Также были призваны все ветераны войны 1877–1878 годов (то есть в бой идут старики; не факт, что эти бойцы, к тому моменту сплошь люди пожилого возраста, были крутыми рубаками, но зато с мотивацией, дисциплиной и передачей опыта в армии был полный порядок), Болгария закупила множество вооружений, даже самолеты.
Пятого октября Сербия, Болгария и Греция начали военные действия. Время для войны союзники и в самом деле выбрали верное — Османская империя при поддержке Германии проводила модернизацию своей армии, но в то время к войне была явно не готова. Турецкие войска находились в разобранном состоянии, дисциплина на крайне низком уровне, мотивации воевать у поставленных под ружье было примерно ноль, собственно, и ружей-то на всех не хватало: стрелковым вооружением было обеспечено не более 80% солдат. Правда, с артиллерией у турок и союзников был паритет, причем Порта успела обзавестись горной артиллерией, что сильно помогало ей в течение всей войны, так как значительная часть боевых действий проходила в горной местности. Но всё же решающим фактором оказалась деморализация турецкой армии и слабая пропускная способность дорог — переброска подкреплений на европейский театр военных действий из Малой Азии оказалась делом непосильным, а море контролировал греческий флот (незадолго до войны Греция купила несколько современных кораблей у Англии).
Сербская армия одержала победу над численно превосходящей армией турок в крупнейшем сражении войны — битве под Кумановом, в котором с той и другой стороны участвовало одновременно более 300 тысяч человек, и эта победа открыла Сербии дорогу в Македонию.
Чуть позже действия греческой армии на юге и болгарской на востоке привели к тому, что Македония оказалась отделена от турецких земель.
Армия османов отступала в города: некоторые гарнизоны пробовали сражаться, некоторые, зачастую по требованию горожан и, как правило, при посредничестве иностранных консулов — русских, итальянских, английских — сдавались. Немногочисленные попытки прорваться в Восточную Фракию были блокированы союзниками.
В то же время болгарская армия провела Лозенградскую операцию, захватив мощные укрепления в Восточной Фракии. До начала этой операции немецкий инструктор фон дер Гольц говорил, что для того, чтобы болгары одолели эти укрепления, им нужна армия, втрое превосходящая болгарскую по численности и по качеству. Однако после того, как болгары захватили Лозенград (так они называли турецкий Кыркларели), качество их армии больше не обсуждалось.
В начале ноября греческие войска без боя захватили Салоники, один из самых значимых городов в зоне военных действий. Это вызвало определенные разногласия между союзниками: дело в том, что «своими» считали Салоники и греки, и болгары.
Греков связывала с Салониками определенная традиция, но традиции уже сложились и у болгар: именно в Салониках были изданы первые газеты на болгарском, открыты первые школы на болгарском, созданы первые две болгарские партии.
При этом основную часть населения города составляли иудеи (больше 40%), турки (Мустафа Кемаль Ататюрк был родом из Салоник), греки — болгар в Салониках тогда проживало около 5%, а славяне из самих Салоник и их окрестностей (где славян было действительно очень много, как мы уже говорили, славянское население Балкан проживало преимущественно в сельской местности) называли себя солунцами. Вслед за греками в город вошли болгарские войска, и их командир настойчиво требовал у турецкого коменданта Салоник подписать капитуляцию еще раз — теперь уже приняв условия болгар. Турок это делать отказался (в самом деле, сколько можно?). Чувствуя тревожность обстановки, в Салоники примчался греческий принц, объявив, что его резиденция отныне находится здесь, а статус самого города в итоге так и не был определен — фактически он находился под двойным управлением греческий и болгарской администрации.
Наступление болгарской армии в Восточной Фракии вовсе не было легкой прогулкой, ей противостояли наиболее подготовленные части Османской империи, но при этом болгары побеждали и побеждали — не столько благодаря численному перевесу или превосходству в вооружении, сколько за счет силы духа. «Они больше хотели победы», — писал один из английских военных корреспондентов, и вслед за ним это мнение стало определяющей характеристикой той войны.
В какой-то момент казалось, что победа совсем близка: союзники повсеместно одерживали победы, враг бежал, — но ближе к декабрю ситуация изменилась. На Западе войска Черногории и подоспевшей к ним на помощь Сербии уткнулись в хорошо укрепленный Шкодер — крепость-порт на берегах Адриатики. С одной стороны, среди союзников не было согласия насчет того, чья это добыча, с другой — Шкодер и в самом деле был отлично укреплен, а его гарнизон оказался нечувствительным к общим паническим настроениям в турецкой армии. На востоке болгарские войска уперлись в точно такое же непреодолимое препятствие — город-крепость Эдирне, или Одрин (это византийский Адрианополь), который штурмом взять не получилось, город был блокирован и осажден, но больших успехов ждать не приходилось.
Правда, другая болгарская армия подошла вплотную к Стамбулу, но и она оказалась остановлена в предместьях османской столицы, Чаталджи, кажется, единственном укреплении, которое турки до начала войны сумели закончить. Бетонные укрепления, подземные казематы, ростовые окопы, ряды колючей проволоки и брустверы, насыщенные артиллерией форты, плюс отличные коммуникации, в том числе железнодорожные, связывающие Чаталджи с малоазиатской частью страны и обеспечивающие бесперебойное снабжение, не зря преподносились немецкими инженерами как непроходимые — серьезными средствами для преодоления таких линий обороны не располагала не только Болгария, но и, наверное, ни одна из армий того времени.
Одним словом, это было хорошее время сесть за стол переговоров: Балканы были очищены от турок, вся европейская часть империи, за исключением полосы в нескольких километрах от Стамбула, занята союзниками, которые закреплялись на западных берегах Мраморного моря, — можно было посчитать цели кампании достигнутыми.
В Лондоне начались мирные переговоры (Греция отказалась в них участвовать, мотивируя это тем, что ее корабли должны продолжать патрулировать Эгейское море, опасаясь высадки турецкого десанта в Македонии, но своих наблюдателей прислала).
Порта всячески тянула с подписанием мирного договора, который, признай она все территориальные потери, больше походил бы на капитуляцию, — хороших вариантов для Турции не было. Месяц обсуждений прошел безрезультатно, что стало раздражать пресловутые великие державы, которые в какой-то момент (плюс примкнувшая к великим Италия) написали даже коллективное заявление турецкому правительству, содержащее довольно жесткие намеки на то, что они, великие, могут быть настойчивее и действовать не только дипломатическими средствами.
Намек был услышан, и турецкий кабинет министров собрался на решающее заседание. В этот момент в зал заседаний ворвались младотурки — члены радикальной турецкой организации.
Визирь и военный министр, а также несколько членов кабинета были убиты на месте, министры-христиане жестоко и показательно избиты, правительство перестало существовать, а власть в стране перешла к младотуркам и их предводителю Энвер-паше.
Союзники расценивают произошедшее как срыв переговоров (Энвер-паша тоже так считает — территориальные уступки противоречат его взглядам и амбициям), и война возобновляется.
Кажется, болгары использовали образовавшуюся паузу лучше всех: они не ждали окончаний переговоров, продолжая обучать армию, проводить ротацию, закупать и расставлять артиллерию. После срыва переговоров болгары возобновили военные действия, и неприступный Адрианополь пал. В то же время черногорцам сдался Шкодер.
Самые крупные цели войны были достигнуты, Османская империя была не в состоянии что-то противопоставить союзникам, их положение могло разве что резко ухудшиться, так как противостояние в Чаталджи продолжалось, а падение этой оборонительной линии означало бы беспрепятственный вход болгарской армии в Стамбул. И Энвер-паша, находившийся в худших условиях, чем уничтоженное им прежнее правительство Порты, вынужден был всё-таки подписать мирное соглашение. Самое время было делить завоеванное и радоваться победе, но, как говорится, были нюансы. Великие державы «заморозили» тему Албании и захваченных на побережье земель, населенных албанцами, — причиной было нежелание разжигать неизбежно возникшие бы конфликты между местными мусульманами и любой другой страной из числа союзников (все они были христианскими), которая предъявляла свои претензии на эти земли. Искалось соломоново решение — как развести европейских мусульман и христиан и не дать пролиться большой крови (в поисках компромисса великие державы даже предпочли не заметить почти демонстративный ввод сербских войск в Косово). Соломоново решение, как мы знаем, всё еще ищется и пока не найдено, но планам союзников, прежде всего сербов и черногорцев, идея создания государства Албания нанесла довольно ощутимый урон.
Сербия, ставившая перед собой выход к портам Адриатики как одну из главных и даже самую главную задачу этой войны, желаемого не достигла. Великие державы, правда, в качестве компенсации предлагали Сербии львиную долю земель Македонии, на которые претендовали греки и болгары. Черногория, несколько расширившая свои владения, тоже претендовала на Албанию и тоже выражала крайнее недовольство скромными приобретениями. Греки получили довольно большие территории, значительно расширив границы своей страны на север. Хотя, как считало греческое правительство, они были вправе претендовать на большее — большую часть Македонии и Эпира и на земли Восточной Фракии. Даже Болгария, чьи территориальные приобретения оказались огромными (страна получала выход к Эгейскому и Мраморному морям, практически всю Восточную Фракию во главе с Адрианополем и часть Македонии), затаила обиду на союзников: правительство этой страны не сомневалось в том, что Македония — вся! — должна принадлежать им по праву, «как державе, вынесшей на своих плечах все главные тяготы и беды этой ужасной войны», писал болгарский премьер союзникам. Словом, согласия (вполне ожидаемо) между союзниками не наблюдалось.
Великие державы обсуждали великие вещи, предоставив союзникам самим решать свои мелкие проблемы по части их мелких территориальных притязаний — победа, которой не было равных, одержана, дальше пушки должны были замолчать, а дипломаты — заговорить. В конце концов, великим было всё равно, будет ли то или иное село болгарским, сербским или греческим, — сами разберитесь, не привлекая великих к своим дрязгам. Более того, великие державы были убеждены, что если та или другая держава начнет разбираться в этих мелочах, то это только усложнит послевоенное устройство Балкан. Наверное, это было умное решение, вот только снять все разочарования путем переговоров не вышло.
При всех разногласиях и недоверии друг к другу кажется, что всё хорошо — монархи и министры (думаю, что и простые граждане) победивших стран наверняка часто любовались этой картой и в глубине души, наверное, понимали, что они молодцы и, положа руку на сердце (кто же в начале войны мог предполагать, что Османская империя окажется столь скромным противником?), считали, что сделали большое дело. А больше всего оснований радоваться, вне всяких сомнений, было у болгарского царя Фердинанда. Казалось бы — живи, наслаждайся, налаживай жизнь на отвоеванных территориях (а там с одним только обменом мусульманского населения на христианское — была такая практика — хлопот выше крыши). Но так не вышло.