Битва отца и сына за варку пива. Как появилась корпорация Carlsberg

Отцы и дети

Для Якоба Якобсена всё стало ясно весной 1882 года — его надежда на то, что семейное дело можно будет доверить сыну, рухнула окончательно. Видит бог, Якоб Кристиан Якобсен сделал всё возможное и невозможное, чтобы его единственный сын Карл впитал семейные ценности и мог походить на человека, способного их сохранять и приумножать. Но все его попытки вразумить свое чадо оказались бесплодными: в его ребенка вселился монстр, способный только на разрушения, не умеющий слышать голос разума, уважать старших и не способный принимать адекватные решения.

Наверняка Якоб, готовясь вычеркнуть сына из своей жизни, вспоминал очаровательного пятилетнего малыша, в честь которого он назвал основанное им дело Carlsberg, — но всё это было давно и, увы, никакого отношения к реалиям сегодняшнего дня не имело.

Конечно, это вовсе не означало, что дело должно было пропасть, не для того всё делалось, и Якоб завещал свою пивоварню Carlsberg фонду, созданному несколькими годами ранее. Правда, при создании фонда предполагалось, что заниматься он будет финансированием научных исследований, поддержкой музеев и искусства, но Якоб рассудил, что фонду нужна будет и материальная основа, и уж коль пивоварню нельзя завещать сыну, то фонду она точно пригодится — и дело всей его жизни еще послужит людям.

Решение Якоба, конечно, было радикальным и свидетельствовало о том, что многолетняя вражда отца и сына дошла до предела, и сын оказался к такому обороту дела готов: узнав о решении отца лишить его наследства, он в тот же день отправил отцу на дом две доверху нагруженные телеги, в которые сложил все подарки, полученные от отца за свою жизнь.

Рассорило отца с сыном, как бы это кому ни показалось странным, главное в их жизни занятие — пивоварение, в котором оба они добились к тому времени невероятных успехов, но, прежде чем вникать в суть их спора, придется рассказать, что означало пиво и для отца и сына Якобсенов, и для человечества вообще.

О чем стоит знать

Правда, рассказывать, как это положено было бы в «классическом» изложении, о том, что пиво — один из древнейших (если не самый древний) напитков, производимых человеком, и углубляться в детали того, как варили пиво шумеры или каково было его значение, скажем, в Древнем Египте, мы не станем — только потому, что рассказ этот будет слишком долгим и ничего нам для понимания именно нашей истории не даст. Ну разве что позволит нам понять, насколько пиво было неотделимо от человеческого быта на протяжении всей истории нашей цивилизации, — впрочем, кто же этого не знает?

Лучше обратимся к значимым событиям, касающимся качественных изменений в приготовлении этого напитка.

Итак, или в конце VIII, или в начале IX века, скорее всего, на территории сегодняшних Бельгии или Франции догадались использовать при варке пива хмель. То есть какие-то добавки к пиву, называемые «грюйт», использовались всегда, и все они давали не особо впечатляющий результат (случалось даже, что результат был крайне негативным — не все растительные добавки полезны и переносимы человеком, не всегда и не все после экспериментов выживали).

Впервые попробовали пиво с хмелем в монастырях. Собственно, только монастырские пивовары и способны были тогда к экспериментированию, потому что, в отличие от пивоваров светских, они результаты своих попыток и ощущения от них записывали, им было что с чем сравнивать, и они могли не повторяться, каждый раз беря новый грюйт и сверяя записи с предыдущими.

Идеи и технологии в темные века распространялись медленно: их переносили из монастыря в монастырь странствующие монахи, и секрет использования хмеля довольно долго ускользал от простолюдинов, но понемногу перестал быть секретом. И в XII–XIII веках уже почти вся Европа, включая подлое сословие, использовала исключительно хмель, который не только придавал пиву неповторимый вкус, но и оказался прекрасным консервантом, благодаря чему вдруг выяснилось, что пиво можно хранить долго и даже перевозить на дальние расстояния.

Заметим, что с использованием хмеля боролись местные властители, так как со времен Карла Великого именно грюйт облагался налогом, а хмель в перечень грюйтов не входил. Впрочем, понемногу в этом крайне чувствительном вопросе стороны (в каждом месте по-своему) пришли к согласию — в общем-то, хорошее пиво владетельные князья любили никак не меньше, чем любой другой человек.

Секрет использования хмеля наряду с процеживанием готового напитка — вот главные технологические локомотивы производства любимого в Европе напитка. Хотя процеживание примерно до XVII века некоторые пивовары всё еще считали глупым излишеством (в их пиве можно было нахлебаться жидкой кашицы). Но жесточайшая конкуренция, так как пивоваров и пивоварен было очень много, привела в итоге к тому, что даже самые ленивые (сохранились их сетования на «изнеженность нынешней молодежи») вынуждены были стараться делать пиво чистым.

Пиво и в самом деле было популярным — настолько, что потребители отмечали, что пиво, приготовленное в холодное время года, качественнее и вкуснее пива, приготовленного летом.

В 1553 году баварский герцог даже издает указ, ограничивающий сроки варки пива: теперь варить его можно только с сентября по март, причем понятно, что в марте пива варят очень много, впрок — надо же что-то пить и что-то продавать до сентября.

Бочками с пивом заполняли подвалы, где оно ждало своего часа. Опять же чисто эмпирически было замечено, что чем дольше пиво хранилось, тем лучше было на вкус, и в конце концов именно такое выдержанное пиво стало любимым и популярным. Оно получило название «лагер» (от немецкого das Lager — склад). В ту пору еще ничего не знали о тайнах верхового и низового брожения, но опять-таки эмпирически отличали результат.

В наше время известно, что пиво верхового брожения варят с использованием пивных дрожжей S. cerevisiae и сбраживание происходит при температуре 15–25 °C — так готовят эль, портер, стаут и пшеничное пиво. Верховым такой способ называется потому, что дрожжи плавают сверху, создавая слой обильной пены.

А для лагера (и его лучшего вида — пилзнера) нужны дрожжи S. carlsbergensis и гораздо более низкая температура — 4–9 °C: в этом случае вся масса дрожжей находится внизу, поэтому и брожение такого типа называют «низовым».

Долгое время пиво в Европе было или ячменным, или пшеничным, о вкусах спорили, хотя и относились к ним уважительно (например, известно, что князь Конрад II Горбатый отказался от должности епископа Зальцбурга потому, что там не варят привычного ему пшеничного пива, — и этот довод был принят папским двором как весьма уважительная причина). Судьба пшеничного пива была более сложной, чем ячменного, — малоурожайные (а то и вовсе неурожайные) годы случались, и тогда хлебопеки жестоко конкурировали за пшеницу с пивоварами, поэтому хватало мест, где приготовление пива из пшеницы было вовсе запрещено во избежание подобных конфликтов. Словом, ячмень медленно, но верно одерживал верх в противостоянии с пшеницей, и, несмотря на то что пшеничное пиво выпускается и сегодня (и у него есть почитатели и сторонники), можно уверенно сказать, что именно ячмень придает пиву эталонный вкус.

В 1513 году в Баварии вышел знаменитый рескрипт местного властителя, в котором говорится, что настоящее пиво — это ячмень, хмель, вода. И совесть пивовара, конечно. В то же время неуловимый процесс брожения (который наука того времени не могла идентифицировать и разложить по полочкам) отдавался на волю божью.

Можно совершенно точно сказать, что вплоть до второй половины XIX века Европа в основном потребляла эль, именно он был главным и массовым напитком в связи с более простым способом приготовления. При приготовлении эля дрожжи довольно часто можно использовать повторно, но самое главное — эль не требует длительной выдержки, его можно продавать сразу же, непосредственно после приготовления. Следовательно, оборачиваемость и эксплуатация оборудования, а значит, и его амортизация становятся рентабельнее, а сам процесс пивоварения не требует больших площадей для хранения напитка, отсутствуют процессы, связанные с перемещением товара… Словом, эль не просто проще, он заметно ниже по себестоимости — ниже капитальные затраты, больше выход готовой продукции, выше оборачиваемость. Рентабельность (что естественно) ставилась во главу угла и была более важной доминантой для пивоваров, чем качество напитка. Что касается лагера, то он, конечно, изготавливался тоже, но был напитком относительно дорогим и редким, и по этой причине знали его в основном на его родине — в Баварии.

Говорить о том, насколько популярно было пиво в Европе и что оно значило тогда, будет довольно сложно по той простой причине, что современному человеку непросто понять важность этого напитка в мире Средних веков, да и в более поздний период. Во времена Карла Великого считалось, что город от села или деревни отличают три вещи: собор, забор и пивоварня. Ну, не забор, а хоть какая-то крепостная стена, но если про заборы и их величину можно спорить, то про наличие пивоварни не поспорить никак. В то время на территории империи Карла Великого (сейчас это части Бельгии, Германии и Франции) действовало около 500 монастырских пивоварен. Согласно монастырским уставам, пить пиво разрешалось «по мере надобности», но и «зная меру».

В то же время в строгий пост (например, в Страстную пятницу) пиво пить не просто разрешалось — оно было единственной пищей. Пиво как пища, кстати, было популярно — благодаря высокому содержанию калорий оно стало дополнительным продуктом питания. В Германии и сегодня его называют жидким хлебом (flussiges Brot).

Пиво и жизнь

Пиво было слишком важным элементом средневековой жизни: большие скопления людей засоряли водоемы продуктами жизнедеятельности — и пить воду было небезопасно, а любым иным напиткам предпочитали пиво. «Вода нужна для полировки тротуаров, а пиво для питья», — утверждает дошедшая до нас из Средневековья голландская мудрость.

Цифровые показатели потребления пива в Средние века поражают. Так, известно, что житель Антверпена в среднем потреблял 400 литров пива в год (для сравнения, сейчас впереди Чехия, где на каждого жителя в год приходится 159 литров), норма солдата времен 30-летней войны — два литра пива ежедневно. Известны сетования пивоваров Фландрии на то, что там в конце XVII века потребление пива сократилось до возмутительных 250 литров на человека.

В XVII и особенно начиная с XVIII века у пива появились конкуренты — горячие напитки, чай и кофе, которых раньше в обиходе европейцев не встречалось, и пиво заметно ослабило свои позиции, но не утратило лидерства, оставаясь напитком номер один.

Как мы уже сказали выше, тогда почти повсеместно пиво означало эль — именно так относились к пиву в Дании, где эль был популярным и любимым напитком.

Якобсены

Отец Якоба Якобсена, Кристиан, приехавший в Копенгаген из деревушки на одном из многочисленных местных островов, варил именно эль — сначала как ученик пивовара, позже как мастер и даже управляющий пивоварней, а в конце жизни обзавелся собственным небольшим пивным производством в самом центре столицы Дании.

Якоб начал ему помогать с 11 лет, приходя в пивоварню сразу после школы. Кажется, процесс его захватил всерьез, он быстро разобрался в технологии и с юных лет ни о чем больше, кроме как о собственном пивном производстве, не помышлял: еще ребенком он знал, что его жизнь будет связана с пивом.

Систематического образования, соответствующего его интересам, не существует, зато в Университете Копенгагена можно ходить на лекции по химии и физике, и Якоб не упускает такую возможность. Позже он скажет, что именно кумир его юности, знаменитый датский ученый Ханс Христиан Эрстед, лекции которого Якоба особенно захватывали, повлиял на формирование его мировоззрения, которое он сам определял как научное.

Эту веру в то, что наука способна творить чудеса, Якоб перенесет позже и на свое производство. В то время, когда он начинает свой путь как пивовар, существует множество непонятных людям процессов, которым подвержено пиво. Например, оно прокисает, и такое пиво приходится просто выливать. Никто не знает, почему так происходит, хотя какие-то эмпирические знания (вроде того, что бочку перед тем, как забить, надо заливать так, чтобы в ней не оставалось воздуха) есть.

Сам процесс брожения, в котором, как мы помним, рекомендовалось полагаться на волю божью, не всегда давал ожидаемый результат — и это снова приводило к потерям.

Эрстед научил Якобсена верить в науку, и Якоб с ранних лет был убежден в том, что наука найдет ответы на эти вопросы — надо только суметь их, эти вопросы, правильно сформулировать и задать.

В возрасте 16 лет Якоб впервые посещает Германию и позже будет бывать там неоднократно. Понятно, что не попробовать местное пиво пивовару невозможно, и Якоб восхищен немецким лагером. Вопрос, почему мы не можем делать такое же вкусное пиво, как немцы, он постоянно задает себе и окружающим. Он не знает ответа (вообще непонятно, что мешает), а окружающие, как это водится, знали: ему объясняли про национальные привычки, которые неискоренимы (присваивая им статус чуть ли не культурного кода), которые, как мы помним, означали потребление эля, и рассказывали, тут же приводя аргументы в цифрах, что изготовление лагера — дело нерентабельное. К счастью, Якоб, постоянно выслушивая ответы в стиле «почему нет», был всё-таки сосредоточен на том, как получить ответ «да».

Еще работая в пивоварне отца, Якоб убедился в малой рентабельности небольшого производства. Он видел, что распределение сил внутри пивоварни было неразумным: множество процессов могли бы быть масштабированы, и, условно говоря, один человек за одну и ту же зарплату мог бы обслуживать больше процессов в больших объемах — если ему, конечно, предоставить эти объемы. Якоб знал об индустриализации, бывал на металлургических заводах и в железнодорожных мастерских, на его глазах укрупнялись типографии, строились консервные фабрики, кузни превращались в заводы, модернизировались шахты, внедрялись паровые машины и химические процессы. В общем, он понимал, что будущее в производстве пива не за множеством пивоварен, а за несколькими большими заводами. Именно на больших производствах можно было внедрять технику, которая на малых объемах не могла окупиться, а замена техникой человека в производстве давала не только экономию денег, но стабилизацию качества — машина не устает и не ошибается, она выполняет ровно то, что заложено в нее человеком.

С какого-то момента в его голове сложился идеальный образ будущего производства — большого завода, предел размеру и мощности которого он сам определил тем, что «он способен контролировать лично».

Вот с этими тремя, честно скажем, более чем сомнительными для его современников козырями — верой в науку, намерением делать лагер и привить к нему вкус у соотечественников и, наконец, индустриальным подходом — Якоб решил войти в мир большого бизнеса.

В 1845 году он совершает путешествие в Мюнхен на пивоварню Zum Spaten, где покупает дрожжи для производства лагера. Существует целая легенда о том, как он нанял для этой поездки специальный дилижанс — дрожжи всё-таки живые, их следовало беречь, условия поездки могли их убить, но Якоб был хорошим пивоваром и с дрожжами обращаться умел.

Тогда же он впервые сварил лагер — пиво низового брожения с обязательным хранением до готовности в течение более чем 20 дней. Пиво вышло как в сказке — отличнейшее, все, кто попробовал, — хвалили, вот только скромные размеры отцовской пивоварни в центре Копенгагена не позволяли особо развернуться. Например, бочки с выстаивающимся лагером просто заняли всё свободное пространство, и новое пиво нельзя было произвести — его просто негде было хранить.

Это подвигает Якоба на довольно решительный шаг — он готов построить пивоварню недалеко от Копенгагена и ищет для этого место. Это новый уровень хлопот, так как получить землю можно только с одобрения короля и министров. Мы не знаем доподлинно, пробовал ли король или кто-то из его министров пиво Якобсена, но разрешение на использование земли и строительство было получено — дело это и двор, и министры посчитали важным и полезным.

За этим последовали изыскательские работы: надо было найти источник воды, что удалось сделать рядом с городом, в местечке Вальбю. Завод разместился на небольшом пригорке, Якоб дал своему детищу название Carlsberg — в честь своего сына Карла, добавив к его имени berg, что на датском означает и гору, и холм — для равнинных мест Копенгагена и его окрестностей пригорок Вальбю был вполне себе горой.

Нельзя сказать, что владелец маленькой пивоварни мог себе позволить слишком уж большие затраты на стройку. Якоб продал отцовскую пивоварню, потратил на строительство все свои сбережения (тут стоит сказать, что мечта об идеальном производстве сложилась в его голове давно, но ему пришлось полтора десятилетия зарабатывать и копить деньги на ее реализацию) и даже залез в долги, но получил в итоге именно то, что хотел, — пивоваренный завод с огромными холодными подвалами, большими помещениями для обработки солода, хмеля и котлами для варки пива со своей собственной котельной.

В 1847 году, 10 ноября, состоялась первая варка пива на новом заводе и заодно — рождение пива Carlsberg. Сказать, что дело пошло, — ничего не сказать: Дания не просто приняла лагер, она его безоговорочно полюбила. Хотя слово «полюбила» даже не передает того, что произошло: поклонники эля, которых, по мнению ну совершенно любого человека, невозможно было переключить на лагер, приняли лагер мгновенно и совершенно безоговорочно. Это пиво быстро стало хитом сначала в Копенгагене, а чуть позже по всей Дании, Якоб Якобсен расширял производство, но всё равно не в состоянии был удовлетворить спрос, которого еще вчера не существовало и который сегодня вдруг взлетел до небес.

Все идеи Якоба, которые он был в состоянии воплотить на тот момент, были воплощены, его завод стал крупнейшим производителем (номер один по объемам в стране и даже образцом того, как должно выглядеть промышленное производство пива, для иностранцев) самого лучшего по качеству пива, за которым выстраивались огромные очереди.

Якоб, фанатично относившийся к качеству напитка, обычно лично контролировал весь процесс — от закупки ячменя и хмеля до сроков выдержки пива в холодных подвалах Carlsberg.

Дания времен расцвета Carlsberg

Расцвет Carlsberg совпал с большими изменениями в стране, которые предвидел Якобсен и которые он наблюдал не только как предприниматель, но и как член парламентов страны и города. Мир радикально менялся прямо на глазах, Дания из аграрной страны с имперскими устремлениями превращалась в страну индустриальную, с культом «маленького человека» и его личной жизни. Менялись ценностные ориентиры, что стало особенно заметно после территориальных потерь. Сначала Дания потеряла богатейшую из скандинавских земель — Сконе, отошедшую Швеции. Затем втянулась в войну против Пруссии и Австрии за Шлезвиг-Гольштейн, потерпев поражение и потеряв обе эти провинции. Сокращались и колониальные владения — менялись сами притязания датской короны и самоощущения жителей Дании.

Страна фермеров становилась страной горожан и рабочих, индустриализация приходила не только в промышленность, но и в сельское хозяйство, кооперативы как форма собственности вытесняли личное хозяйство, а молокозаводы и скотобойни, построенные на самых современных принципах, меняли не только ландшафт страны, но и образ жизни людей.

Массовое перетекание крестьян в города меняло сами города, хотя Дания не относилась к странам, где грань между фермером и рабочим в бытовом и культурном отношении была радикальной, перемены сказывались и чувствовались. Новым горожанам нравилось новое пиво, спрос на любимый напиток рос в городах и уменьшался в селах, откуда массово уезжали, и Carlsberg сосредоточился на горожанах, всё-таки объемы продукции всё еще были ограничены (пива очень долго будет не хватать). Благо, для новых горожан новое, «городское» пиво было не просто вкусным, но и статусным напитком.

В сосредоточенности на городах был свой плюс и с точки зрения логистики: легче снабжать большие точки, находящиеся кучно, чем массу мелких и рассредоточенных.

В конце 1860-х в Дании стали появляться профсоюзы, и многие профсоюзные лидеры видели в Carlsberg некий образец того, как предприниматель должен заботиться о рабочих. Якобсен и в самом деле платил очень хорошо, кроме того (не он единственный занимался этим тогда — это было общим поветрием среди работодателей), построил для рабочих жилой городок, казавшийся прекрасным и идеальным.

Вот только с пивоварней в 1867 году случается беда: сильнейший пожар полностью уничтожает постройки, запасы сырья, оборудование — это большая беда, но э все живы, а сам Якоб Якобсен направо и налево объясняет, как он рад этому обстоятельству: теперь, наконец, он сможет полностью перестроить завод в соответствии с новыми требованиями. В общем, он видит в беде новые возможности и извлекает из нее максимум пользы. Первоначальный его план оказался не без изъянов, а жизнь продиктовала, как надо строить под реально возникшие нужды, кроме того, устаревшее оборудование теперь можно заменить новым и совершенным.

Работы ведутся невероятно быстро, Якоб сам и плотник и каменщик, подгоняет поставщиков, и в итоге уже через несколько месяцев после пожара завод восстановлен и теперь варит больше пива, чем раньше, — и хорошее пиво получается.

Год спустя в жизни Carlsberg начинается новый этап: министерство сельского хозяйства Дании, как раз в тот момент занимающееся вопросами экспорта датского масла в Великобританию (этот проект окажется невероятно успешным), советует ему попробовать продавать пиво на Британских островах. И Якоб в 1868 году отгружает первые бочки своего пива в Эдинбург, и там оно производит настоящий фурор! Вскоре Британия становится постоянным потребителем Carlsberg, причем спрос ограничивает только предложение — понятно, что сколько ни привези пива британцам, всё будет немедленно раскуплено.

Так что всё идет неплохо, вот только сам Якоб не становится моложе и мечтает о том, чтобы сын поскорее включился в дело.

Карл возвращается

Меж тем Карл, поклонник искусства и всего прекрасного вообще, всё время в путешествиях. Он объездил всю Европу, всем прочим городам предпочитая Рим (как и его отец), он на четыре года застрял в Англии, изучая в местных пивоварнях секреты приготовления пива верхового брожения (на чем настаивал его отец, считая именно британский эль вполне годным продуктом среди массы некачественного). Наконец, Карл возвращается в Копенгаген — он готов включиться в семейный бизнес.

План Якоба прост и прекрасен: сам он варит лагер, конкурируя с множеством мелких пивоварен, производящих явно проигрывающий в предпочтениях лагеру эль.

Но зачем конкурировать с чужими, когда можно конкурировать со своим сыном?

Общая картина виделась ему так: он варит лагер, а сын индустриальным методом, то есть со всей очевидностью выигрывая в качестве у мелких пивоварен, — продукцию верхового брожения — эль, портер, стаут.

Под эту задачу Карлу выделяется отдельное крыло завода в Вальбю, где он должен был реализовывать эту прекрасную коммерческую придумку. Но, кажется, отец слишком давно не видел сына и забыл о том, что в упрямстве в достижении цели сын ему никак не уступит.

Получив в свое распоряжение прекрасный завод, Карл первым делом спросил себя самого: зачем варить малопривлекательный и, как сказали бы сейчас, «отстойный» эль, если вся страна заждалась лагера? Спрос-то именно на лагер, которого требуется больше, и большие продажи лагера — это реальная прибыль, а разорение мелких пивоварен — вообще ненужная и в принципе не интересная затея (разорятся сами, проиграв честную конкурентную борьбу лучшему продукту). Короче говоря, Карл передумал и решил поступить по-своему. В конце концов, здесь, в этой части пивоварни, хозяин он — и именно ему решать, как сделать ее прибыльной.

И Карл, как и его отец, начинает варить лагер. Неплохо выходит, кстати. Более того, он сокращает сроки выдержки лагера, что позволяет ему довольно резко увеличить объемы выпускаемого пива. В какой-то момент и отец и сын начинают применять невиданное новшество — холодильные установки, что в теории должно бы сокращать время выдержки пива. Но Якоб стоит на своем: настоящий, качественный, истинный лагер должен выдерживаться не менее 20 дней, тогда как Карл экспериментирует со сроками и устраивает дегустации — кто способен отличить лагер, выдержанный 20 дней, от лагера двухнедельного хранения?

Отец обвиняет сына в порче продукта, и именно эти споры станут основой разрыва между ними. Якоб Якобсен считает, что сын убивает дело, которому он посвятил всю свою жизнь. Карл обвиняет отца в ослином упрямстве и нежелании видеть очевидного.

Обе пивоварни находятся через дорогу друг от друга, но, начиная с какого-то момента, отец и сын больше не желают встречаться, обмениваясь в случае необходимости письмами.

Такая необходимость возникает, например, тогда, когда Якоб вознамерился выселить Карла с завода Carlsberg и лишить его права использовать свою торговую марку. Карл подает на своего отца, знаменитого на всю страну человека, лучшего работодателя Дании и уважаемого депутата, в суд: нельзя выселить его с завода, носящего его имя, и лишить его торговой марки, названной в его честь. И суд с ним соглашается.

В этих спорах как-то совершенно тонут мелкие разногласия между Якобом, считавшим, что пиво должно разливаться исключительно в бочки, как в старину, и Карлом, считавшим, что пиво следует разливать в бутылки уже на заводе, так как новые форматы дистрибуции требуют совершенно иного подхода к упаковке и поставкам и появившийся конкурент, завод некого Карла Тьетгена под названием Tuborg, именно бутылочками завоевывает поклонников. Но список такого рода разногласий слишком велик, чтобы их обсуждать.

Суды, разделы и великая наука

Правда, это вовсе не означает, что теперь вся жизнь отца и сына Якобсенов — это скандал и ничего больше, технологии тоже не стоят на месте. Якоб Якобсен стал первым из пивоваров, использовавшим метод пастеризации, термической обработки, дезактивирующей нежелательные микроорганизмы, и это позволило решить проблемы с прокисающим пивом — количество брака, наконец, радикально уменьшилось.

Вера в неограниченные возможности науки подвигла Якоба открыть в 1875 году лабораторию Carlsberg (он объявил об этом на открытии памятника своему обожаемому учителю жизни, химику Эрстеду) и вложить в это дело сразу миллион крон. Руководить лабораторией он пригласил химика Йохана Кьельдаля, одного из самых известных химиков в мире. Якоб и сам следил за научными достижениями постоянно и неотрывно: так, он первым среди пивоваров стал применять пастеризацию. Бюст Луи Пастера, знак признательности Якобсенов этому великому человеку, оказавшему такое влияние на любимый ими продукт и технологический процесс — пиво после пастеризации больше не прокисает, появится позже.

А лаборатория, на счету которой будет еще великое множество открытий, начала с того, что Кьельдаль открыл метод определения белка в зерне для солода (меньше белка — больше пива). Словом, безграничная вера Якобсена в науку быстро получила подтверждение.

Меж тем отношения отца и сына завели их настолько далеко, что они разделили бренд: отныне Карл выпускал пиво под маркой Ny Carlsberg («Новый Карлсберг»), а отец — Gamle Carlsberg («Старый Карлсберг»), при этом оформление у них отличалось довольно мало. Кстати, с самых первых шагов Якоб Якобсен использовал на изображениях свастику — в то время весьма модный у европейцев индийский символ плодородия (который тогда встречался очень часто, в том числе и на российских рублях, например), от которого компания откажется по понятным причинам только в 1940-е годы.

Через суды удается принять соглашение — хлипкое подобие мировой — о том, что Карл может четыре года пользоваться отцовской пивоварней, но за это время обязуется построить собственную, что и произошло.

Пивоварни стоят напротив друг друга, но их владельцев бесит друг в друге буквально всё: например, Карл решает переименовать улицу, их разделяющую и носившую неподходящее, на его взгляд, название Союзной, в улицу Пастера, на что у Пастера и лично с ним знакомого Якоба (знаменитый француз несколько раз посещал Carlsberg), разумеется, есть масса возражений. Они уже не разговаривают друг с другом (это будет продолжаться шесть лет) и молча снимают чужие таблички и вешают свои. Химик Хансен, наблюдавший эти глупости из окна лаборатории Carlsberg, весьма едко комментирует их в дневнике, определяя участников как «соревнующихся в безумии».

У Эмиля Христина Хансена, кстати, есть все основания быть недовольным Якобом Якобсеном. Хансен, талантливый ученый, сделал то, что не удавалось ранее никому, — он выделяет пивные дрожжи для лагера, названные S. carlsbergensis. Это большое событие, и Якоб с замиранием сердца ждет результатов варки первой партии пива на искусственно полученных дрожжах — всё проходит великолепно, результат, как считает и он сам, и его коллеги, превосходит ожидания.

Хансен, человек небогатый (он зарабатывал себе на учебу и на занятия наукой, до того как получил приглашение от Carlsberg, тем, что писал свои романы или переводил чужие), понял, что в его жизни наступают светлые времена. Он был уверен, что будущее выглядит таким образом: они (он и Якоб Якобсен) строят завод по производству дрожжей и начинают их продажу по всему миру. Но только Якоб Якобсен считал иначе.

Во-первых, он, что называется, отодвинул Хансена («Всё, что произведено на Carlsberg, принадлежит всему миру»); во-вторых, он приказал отправить эти дрожжи всем известным ему пивоварам, варящим лагер, — он посчитал, что это великое достижение должно принадлежать человечеству. Так была решена проблема качества пива из-за привязки к качеству дрожжей — тот самый процесс, который некогда был «божьей волей», отныне стал вполне управляемым.

Что же касается отца и сына Якобсенов, то их сражения на пивных полях переместились и в сферу искусства, где они соревновались в том, кто и сколько денег вложит в покупку реликвий для родного города. Одно время Карл в борьбе с отцом на этом поприще вложил в создание самого известного из копенгагенских музеев, Глиптотеки (поначалу частной коллекции, которую позже подарят Копенгагену), такие деньги, что Ny Carlsberg балансировал на грани финансовой пропасти — но всё-таки удержался.

Примирение, объединение и будущее

Совсем незадолго до смерти Якоба, когда он, уже совершенно больной и приходящий только иногда в сознание, доживал свои последние дни, к нему приехал Карл. «Узнаешь ли ты меня, отец?» и «Рад ли ты меня видеть?» — два главных вопроса Карла, на которые он получил положительный ответ. Примирение состоялось, вот только жизнь Якоба подходила к концу.

После его смерти в 1887 году (у современников не возникало никаких сомнений в искренней скорби Карла, который всю жизнь потом будет себя винить за то, что не сумел примириться с отцом раньше) дела его пивоварни продолжит, как и планировалось заранее, фонд Carlsberg.

Спорить, ругаться и соревноваться стало не с кем, и Карл медленно, но уверенно стал искать пути сближения с фондом, управлявшим пивоварней его отца. Правда, слово «медленно» не в полной мере отражает неспешность процесса. Стороны быстро приходят к принципиальному согласию, но само соглашение растягивается почти на два десятилетия — в фонде Carlsberg всё-таки в управлении люди, которые совсем недавно вели решительный и бескомпромиссный бой с Карлом, и дело доходило до выполнения довольно отвратительных миссий и личных оскорблений.

В 1894 году у Carlsberg появляется наконец-то довольно заметный и энергичный конкурент — Карл Тьетген создает пивной кооператив (кооператив — очень мощная форма собственности в Дании, привычная и отлично работающая), объединяющий 13 копенгагенских пивоварен, которые отныне варят лагер под брендом Tuborg.

Пренебрежение к конкуренту приводит даже к тому, что в 1903 году Gamle Carlsberg вынужден подписать с Tuborg соглашение о разделе рынка, фактически пополам. Но Карл Якобсен в это соглашение не входит, и фонд Carlsberg, наконец, понимает, что объединение компаний отца и сына и есть тот самый стратегический резерв для роста, который позволит одолеть конкурента.

Правда, в 1904 году Нильс Клауссен, еще один гений-химик из лаборатории Carlsberg, выделяет новый вид пивных дрожжей, Brettanomyces (британские — он вывез их оттуда), и вместе с этим предлагает новый метод приготовления пива — к фильтрованию и пастеризации теперь присоединяется добавление «британского грибка» в готовую продукцию, что кардинально сокращает сроки созревания лагера.

Словом, вложения Якоба Хансена в науку дают свои плоды и после его смерти, вот только открытие Клауссена рождает у руководства фонда Carlsberg ложные иллюзии о том, что теперь они получили какое-то волшебное средство против конкурентов, — и объединение снова затягивается.

В конце концов, в 1906 году Ny Carlsberg и Gamle Carlsberg объединились, и Карл стал главой компании.

В этом же году Carlsberg варит свое лучшее пиво, сорт, существующий до сих пор — Carlsberg Pilsner, образцовый лагер.

Дом его отца, по его завещанию, отныне служит науке: первоначально он использовался как дом для датских ученых, которые могли там проживать совершенно бесплатно, и первым его обитателем стал, кстати, Нильс Бор (он прожил там вплоть до своей вынужденной эмиграции в США после захвата Дании нацистами).

Бор очень удачно совмещал два главных приоритета Carlsberg в спонсировании — футбол и науку. И если о научном гении нобелевского лауреата все знают, то о том, что он был вратарем старейшего датского (а может, и старейшего в континентальной Европе) клуба АБ и чемпионом страны, известно мало. Его брат Харольд, будущий известный математик, играл там же в полузащите и завязал с футболом позже Нильса, успев поиграть за сборную Дании и став серебряным призером Олимпиады 1908 года, где датчане проиграли только непобедимым и недостижимым тогда англичанам.

Рассказывать о спонсировании Carlsberg футбола вроде бы не так уж и интересно, а вот что касается науки, то необходимо упомянуть как минимум еще об одном открытии, сделанном на фоне изучения пива, — появлении шкалы pH, которая получила распространение во всём мире. Разработал ее химик Сёрен Петер Лауриц Сёренсен, директор лаборатории Carlsberg в 1901–1909 годах.

Символ Копенгагена, знаменитая Русалочка, тоже появилась благодаря Carlsberg: Карл Якобсен, будучи директором объединенной компании, заказал эту скульптору Эдварду Эриксену.

Кстати, Эриксен выполнил две скульптуры, и одну из них знают все туристы со всего мира (даже никогда не бывавшие в Копенгагене), а вот вторая, ее копия, установлена весьма далеко от моря, на холме Вальбю, во дворе пивоварни.

В 1970 году Carlsberg и Tuborg объединяются и отныне работают как единая компания.

Рассказывать о том, как пиво Carlsberg захватывает мировые рынки, и о том, какими брендами сегодня владеет эта компания, мы не станем, простое их перечисление займет довольно много места, скажем только, что компания — одна из мировых лидеров в пивоварении.

Шекспировские страсти, конфликт отцов и детей, к счастью, не угробил это замечательное начинание, и прекрасный напиток в итоге радует его многочисленных поклонников во всём мире — и, надеемся, будет радовать еще долго.