Я вижу цензуру. Это нормально?

Представьте себе упадочный регион России — Сомнительную область. Область обменивается любезностями с Дозволенным краем: область поставляет выработанный у себя угар, край расплачивается продукцией фабрики надежд. Опасаясь приступов зависти у областных жителей, кинолавочники вымарали из очередной надежды все сцены, где мужчины играют в шашки. Общественность решила, что руку к их надежде приложил губернатор Дьячков, но последний катается на катамаране в Банальном автономном округе и с кинолавочниками не общается.

Граждане думают, как объяснить крах своих надежд, но боятся сказать что-нибудь лишнее и ограничиваются старым знакомым словом «цензура». Удобно, когда множество факторов можно подвести под одно понятие, далеко не всегда корректно используемое. Но так граждане никогда не узнают, что именно ограничивает свободу высказываний. А ведь ограничения эти начались еще до появления цензуры.

«Цензура» была даже тогда, когда цензуры не было

Около 608–598 г. до н. э. ветхозаветный пророк Иеремия, один из праотцов жанра «нравы падают, всех ждет погибель», предсказал, что народ Иудеи уведут в плен вавилоняне. Свиток с пророчеством прочитал иудейский царь Иоаким. Прочитал, порезал ножом на кусочки и сжег. Заступился за свободу слова Господь (что неудивительно, ведь это он делился с Иеремией пророчествами). Яхве велел пророку передать его слова еще раз и предречь Иоакиму скорую и страшную гибель.

Император Цинь Шихуанди, объединивший Китай после двухсотлетней войны, в 213–212 гг. до н. э. приказал уничтожить политически опасные книги и закопать живьем несколько сотен ученых (полезные труды по земледелию, медицине, фармакологии и гаданиям не тронули). Такой совет дал императору министр Ли Сы — идеологический оппонент конфуцианства, считавший, что принуждение надежнее убеждения. Красноречие и острый ум рождают беспорядки, а музыка и ритуалы ведут к разврату! Впрочем, не исключено, что история о сожжении книг и казни ученых дошла до нас с преувеличениями: мы знаем о ней благодаря Сыму Цяню, историографу династии Хань, свергнувшей династию Цинь.

Цензоры (от латинского censere — «оценивать») появились в Древнем Риме. С 443 г. до н. э. цензоры, которых выбирали из бывших консулов, занимались переписью граждан и оценкой их имущества, распределяли их по классам и трибам, составляли государственный бюджет. И, по выражению Цицерона, «надзирали за нравами народа и не оставляли в сенате опозорившихся людей». Regimen morum (надзор за нравами) весьма косвенно роднит их с цензурой в современном понимании. Прообраз цензуры в Древнем Риме появился несколько позже, с образованием империи и ее основателем Октавианом Августом (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Не все были ему рады — переход от республики к принципату не мог пройти тихо. Сторонники республики распространяли свитки, где критиковался Август. Заручившись поддержкой сената, тот начал преследование неугодной литературы. Оскорбительные тексты изымались и сжигались.

Красивая жертва режима — историк и оратор, сторонник республики Тит Лабиен. Сенат приговорил его сочинения к сожжению на костре. С горя Тит Лабиен покончил с собой, запретив друзьям кремировать тело — не хотел себе того же, что и своим свиткам.

Буйная жертва режима — Тит Кассий Север; как всякий враг государства, развратник и грубиян, шутивший про канализацию. Октавиана Августа он возмущал дерзостью, с которой порочил знатных мужчин и женщин в своих наглых писаниях.

«Я (Кассий Север) вошел в лекторий (Цестия), когда он собирался обвинять Милона. Со свойственным ему тщеславием он произнес: „Если бы я был гладиатором, я был бы (великим) Фузием, если бы я был мимом, то был бы (великим) Батиллом, если бы я был лошадью, я был бы (великим) Мелиссио“. Я не смог сдержать злость и закричал: „Если бы ты был клоакой, ты был бы величайшей!“ Студенты смотрели на меня, думая, что это за хам».

Кассий Север даже заступался за Тита Лабиена. Если сенат хочет уничтожить его труды, то пусть сожжет заживо и Кассия Севера, ведь он помнит наизусть всё, что написал Тит Лабиен. Сенат выслал шутника сначала на Крит, а потом на скалистый островок Серифос, лишенный, как писал Тацит, огня и воды. Если Тит Лабиен — плакатный символ мученика за правду, то Тит Кассий Север — фигура противоречивая, как и проблема, которую он своей жизнью поставил: где граница между оскорблением власти и правдой о ней?

Инциденты древности еще не система, это почти личная борьба правителя против отдельных авторов.

Впрочем, в ней уже появляется важный для цензуры конфликт власти и ее конкурента — свободы информации и мнений. Чтобы появилась цензура, запреты должны были носить системный, институциональный характер. В этом преуспела наследница Римской империи — церковь.

Цензура в церкви и в Голливуде

Предстоятель РЦЦ (Разгульного царства цыган) Всея Барон призвал к строительству новой кадиловжигательной лаборатории. «Только угар, выработанный нашими кадиловжигательными лабораториями, есть истинный угар. Угар, распространяемый трансжир-активистами, есть яд, отдающий серой Дозволенного края и приводящий к сердечно-сосудистым заболеваниям», — пригрозил Всея Барон.

Европейская цензура началась с церкви не потому, что она рассадник всего репрессивного и темного. В раннем Средневековье в монастырях переписывали и хранили книги. Даже после появления конкурентов — светских скрипториев — церковь остается важнейшим «книгопроизводителем».

В середине XV века произошел прорыв: изобрели книгопечатание. Информация стала передаваться быстрее, но одновременно возникла система предварительной цензуры. Церковь получила новый инструмент распространения самой-самой истинной веры и борьбы с еретиками. Но вот незадача: оказалось, что еретики тоже могут им воспользоваться.

Справедливости ради заметим, что издательское дело начали контролировать, исходя из интересов не только религии и светской власти. В 1471 году гуманист Никколо Перотти предложил папе римскому схему предварительной цензуры. Перотти возмущался количеством ошибок в издании «Естественной истории» Плиния, вышедшей под редакцией другого гуманиста, Джованни Андреа Бусси, и сетовал, что благодаря книгопечатанию безответственные неучи могут массово распространять все, что пожелают. Решение проблемы Перотти видел в том, чтобы компетентный и ученый человек вроде него проверял все, что издается в Риме. И снова вечная проблема: нам не нужны ошибки, но застрахован ли от них цензор?

Но церкви не требовалась помощь гуманистов.

Папа Иннокентий VIII в булле от 17 ноября 1487 году провозгласил, что в обязанности Святой инквизиции отныне входит и цензура.

С каждым новым папой требования и правила уточнялись. Книги должны были получить одобрение епископа — имприматур (от латинского imprimatur — «да будет напечатано»). В 1559 году вышел первый Индекс запрещенных книг (кстати, в последний раз его издали в 1948 году, а отменили в 1966-м).

К надзору за печатными изданиями присоединились светские власти. Крупные города составляли собственные списки запрещенных текстов, ввоз книг из других городов ограничивался, издатели были обязаны получать правительственную лицензию. На заметку всем, кто считает, что за информацию в интернете надо платить: авторское право шло как раз в комплекте с цензурой и помогало ее осуществлять. В Англии надзором за типографиями занималась Звездная палата — судебный орган, разбиравший гражданские и уголовные дела. Во Франции, как постановил в 1563 году Карл IX, ничего нельзя было издавать без монаршего разрешения.

Интересы светской и церковной цензуры могли расходиться. Пример тому — Реформация. «95 тезисов» профессора богословия Виттенбергского университета Мартина Лютера, подготовленные для корпоративного обсуждения, быстро и бесконтрольно распространились по городам. Местным властям они пришлись по вкусу, а Рим запрещал их, сжигал и отлучил Лютера от церкви. Папа римский хотел с помощью индульгенций накопить денег на собор Святого Петра, а тут такое:

«32. Навеки будут осуждены со своими учителями те, которые уверовали, что посредством отпустительных грамот они обрели спасение.

33. Особенно следует остерегаться тех, которые учат, что папские индульгенции — это бесценное Божие сокровище, посредством которого человек примиряется с Богом.
34. Не по-христиански проповедуют те, которые учат, что для выкупа душ из чистилища или для получения исповедальной грамоты не требуется раскаяния.
35. Всякий истинно раскаявшийся христианин получает полное освобождение от наказания и вины, уготованное ему даже без индульгенций.
36. Должно учить христиан: папа не считает покупку индульгенций даже в малой степени сопоставимой с делами милосердия.
37. Должно учить христиан: подающий нищему или одалживающий нуждающемуся поступает лучше, нежели покупающий индульгенции».

Католики запрещали тексты протестантов. Те, пользуясь поддержкой светских властей, желавших избавиться от папского влияния, запрещали тексты католиков. Заманчивыми «подборками фильмов, которые потрясут вас перед сном» служили списки запрещенных католиками книг. Их вывешивали в книжных лавках протестантских городов: запретное читается охотнее разрешенного, это заметил еще Монтень.

Следующий ужас цензоров — появление периодической печати в XVII веке. Тогда же вышла хрестоматийная отповедь всем противникам свободы слова — «Ареопагитика» (1644) Джона Мильтона. Даже плохие идеи, по мнению Мильтона, имеют право быть напечатанными и прочитанными. Если цензор видел текст, то почему он должен быть недоступен остальным? Цензура лишает человека права выбора, дарованного ему Богом. Пламенная речь Мильтона подействовала не сразу, однако Англия отказалась от цензуры одной из первых.

Цензура, находившаяся в ведомстве полиции, министерства иностранных дел и других бюрократических аппаратов, просуществовала в Европе приблизительно до середины XIX века. Однако новые форматы медиа вновь поднимали вопрос о ее необходимости или недопустимости.

Например, в США появление кинематографа настолько обескуражило общественность, что все будто забыли о Первой поправке к Конституции, гарантирующей свободу слова.

В 1909 году появился Национальный совет по цензуре в кино. В 1915-м по итогам дела Mutual Film Corporation против Промышленной комиссии Огайо Верховный суд постановил, что фильмы не защищены Первой поправкой, а значит, государственные и местные советы могут и дальше их запрещать.

Шведский фильм «Ведьмы» (1922), из которого на родине вырезали всё самое жестокое, в США запрещали до 1929: тут тебе и пытки, и голые женщины, и сатанизм

В конце 1920-х киноиндустрия решила быть сама себе цензором. Так появился этический кодекс Хейса, принятый Ассоциацией производителей и прокатчиков фильмов и просуществовавший до 1960-х. Кодекс запрещал в фильмах бранную лексику, наготу, упоминания секса или венерических заболеваний, комическое изображение священников и тому подобное. Если эти правила не соблюдались, кинолента не попадала в кинотеатры Ассоциации.

Так что история цензуры — это не движение к окончательной и бесповоротной свободе высказываний, а постоянная борьба концепций, мнений, попыток заткнуть оппонента и заткнуть затыкающих. Когда люди думают, как бы получше ограничить интернет, — это частный случай большой проблемы свободы слова, но не возрождение устаревшего института цензуры.

Цензура — это провал

Министр повелительного наклонения выступил с инициативой ограничить участие граждан в игре слов. Поводом для этого послужил инцидент с официальным актом «За прёт!», эмансипирующим угарную деятельность в Сомнительной области. Неизвестные изъяли из печати две точки и один неразрывный пробел, исказив тем самым намерения сомнительных властей, которые, как выяснилось, не умеют читать между строк.

Преданные анафеме труды не всегда пропадали бесследно. Иногда счастливый случай сохранял экземпляр-другой. Да и невозможно сосчитать, сколько трудов уничтожено в боях за то, кто тут самый верующий или самый сильный.

Цензуру удавалось обмануть. Запрещенные книги издавались за границей и доставлялись как контрабанда.

Важные тексты французского Просвещения издавались вне Франции: «Общественный договор» Жан-Жака Руссо и «Персидские письма» Шарля-Луи де Монтескье вышли в Амстердаме.

Пример из отечественного опыта — газета «Колокол» Александра Герцена, печатавшаяся с 1857 года в лондонской Вольной русской типографии. Века идут, а практика доставки правды в Россию из-за ее границ всё еще чарует читателей. «Медуза» явно наследует эту романтику. К тому же почти всегда в мире есть место андеграунду.

Другой способ обойти цензуру — иносказания разного качества и смелости. Например, то, что обсуждалось вигами и тори в английском парламенте, нельзя было документировать. Но саркастичный священник и знаток политических интриг Джонатан Свифт в своей фантастической книге «Путешествия Гулливера» и сказал все, что думал, и не нарушил запрет. Тем же занимались советские кинематографисты, то невинно намекая, что СССР — один большой лагерь (детский) с доносчиками и кукурузой, то рассказывая, чем плох дракон и как его сложно убить. Да и кодекс Хейса в США обходили метафорами. Извращенцев показывать нельзя, но вампиров можно! И если кому-то казалось, что на экране извращенец, то это греза, потому что на экране нежить.

Неудачный опыт СССР слишком близок, чтобы видеть в том, что мы имеем сегодня, цензуру. Идея цензуры в ее классическом варианте сейчас — это игольное ушко, которое пытается натянуться на верблюда.

Если тебе везде мерещится цензура, может, она — это ты

Выйдя на улицы, так называемое движение «Против конструкции» развалилось. По предварительным данным, дворники вымели сто и один так и не пришедший в покой элемент. Остальные элементы, предположительно, успокоились по домам. Жертв нет.

Если бы не нашлось более эффективных и гибких способов управления медиа, цензуру, наверное, не стали бы отменять. Вместо неповоротливой бюрократической машины и одного большого запрета появляются точечные законы, позволяющие регулировать случаи «злоупотребления» свободой информации. Никакой скрытой и низкой рутины, только отдельные яркие процессы по отдельным персонажам. Подкупы, монополизация медиарынка и взаимовыгодное сотрудничество власти и корпораций.

Возьмем ситуацию в России.

Конституция РФ. Статья 29. п. 5. Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается.

Закон «О средствах массовой информации». Статья 3. Недопустимость цензуры

Цензура массовой информации, то есть требование от редакции средства массовой информации со стороны должностных лиц, государственных органов, организаций, учреждений или общественных объединений предварительно согласовывать сообщения и материалы (кроме случаев, когда должностное лицо является автором или интервьюируемым), а равно наложение запрета на распространение сообщений и материалов, их отдельных частей, не допускается.

Создание и финансирование организаций, учреждений, органов или должностей, в задачи либо функции которых входит осуществление цензуры массовой информации, не допускается.

Цензуры действительно нет.

Зато есть статья 282 Уголовного кодекса. Есть новый закон об оскорблении власти. Есть Единый реестр запрещенных сайтов. У верующих есть чувства, в конце концов.

Противостояние одному большому злу сменилось гонкой с преодолением множества препятствий. Но это всё еще старый конфликт: власть против свободы слова. Интереснее другое.

Вспомните: первая институциональная цензура осуществлялась теми, в чьих руках были средства производства информации, — церковью.

Сегодня каждый интернет-пользователь — это маленькая римская католическая церковь и маленький цензор.

Причем самоцензурой дело не ограничивается.

Реагировать на недобросовестную, безнравственную или лживую, токсичную, безвкусную, нарушающую наши авторские права или комфорт информацию — хороший тон или гражданский долг. И дискуссии о цензуре так часто возникают именно оттого, что все вынуждены быть немного цензорами и немного Мильтоном (забавно, что он служил цензором при Оливере Кромвеле).

Вопросы, которые каждый задает государству, издающему странные законы, или кинопрокатчикам, обрезающим фильм, приходится задавать и себе. Самый любопытный: способны ли вы предоставить другим свободу, равную той, что вы требуете для себя? Поэтому Всея Барон призывает всех верующих истово соблюдать пост. Постящийся вы или постящий, решайте сами.