Запрещенка: краткая история музыкальной цензуры в отдельно взятой стране

Инстинкт самосохранения на службе у государства

Когда деревья были большими, а сапиенсы уже вовсю рисовали на скалах, искусство выполняло бытовые функции: убаюкать ребенка, согнать овец пастушьим рожком и напугать огромного зверя хоровой атакой. Последние исследования этномузыкологов свидетельствуют, что такая облава происходила с использованием техники «боевого транса» — важнейшей формы коллективного ритуального музицирования, которое оказалось решающим фактором выживания. Впоследствии оно становится легитимным и получает одобрение «сверху».

Отрывок из кинофильма «Здравствуйте, я ваша тетя!»

Боевой транс использовался на протяжении всей истории человечества. У викингов на этой первобытной технике был основан ритуал посвящения в берсерков, славившихся сверхъестественной силой и выносливостью. Ее реликты мы находим и в современном военном деле: армейский шаг есть не что иное, как редуцированный танец, а строевые песни (в качестве которых нередко используются произведения популярных исполнителей) объединяют солдат сразу на нескольких уровнях сознания.

Саундтрек к мультфильму «Губка Боб Квадратные Штаны», песни российских и зарубежных популярных музыкантов в строевом исполнении армейцев (18+)

Ленивый и грубый царь Давид

Неудивительно, что во времена союза церкви и государства появляется иерархия музыкальных инструментов — от сакральных (читай: полезных) до дьявольских. Как православие смогло обойти завет царя Давида славить Господа на псалтири, гуслях и кимвалах?

Архиепископ Филарет Гумилевский начинает рассказ о том, как музыкальные инструменты вытеснялись из церкви, со слов (предположительно) святого мученика Иустина (II век н. э.):

«Петь на инструментах неодушевленных и кроталах прилично детям, или не пришедшим в разум (т. е. иудеям). Почему в церквах и недопущено употребление песней на таких орудиях, как и всё свойственное несовершенным в разуме, напротив положено петь просто» [пунктуация и орфография оригинала сохранена. — Ред.].

Спустя три века в том же духе высказывается Иоанн Златоуст:

«Бог дозволил иудеям употребление органов по их лености и грубому чувству. Он хотел сим средством помочь их немощи, отклонить от идолов: но теперь вместо органов позволено прославлять Бога телом».

Ученик Златоуста Исидор Пелусиотский уточняет, что таким образом Создатель хотел отвлечь иудеев от шумных языческих праздников.

Исаакий Далматский (в честь которого назван Исаакиевский собор в Санкт-Петербурге) описывал, как бесы соблазняли его, «удариша в сопели и в гусли и в бубны», а Фома Аквинский утверждает, что музыкальные инструменты скорее «нежат сердце, нежели настраивают к добру».

Это и послужило причиной первого перекоса в христианской сакральной практике использования инструментов. Произошел отказ от традиционной функции музыки как медиатора эмоционального и физического состояния человека. Так наметился раскол между мирским и духовным, и этот конфликт с течением веков будет только усугубляться.

Католики на празднике дураков

Отношения католической церкви с искусством были не так сложны. В литургии используется царь музыкальных инструментов — орга́н, а на многих церковных торжествах разыгрываются театральные сценки. Самым разгульным праздником был festum stultorum — «праздник дураков», на котором высмеивались и правящий класс, и элита духовенства.

Фредерик Билье в «Историческом атласе средневековой музыки» пишет, что это ежегодное гулянье — яркая иллюстрация «теории вентиля», возможность выпустить «социальный пар». Безумные песни и пляски, дозволенные раз в году, служили инструментом регулирования настроений в обществе и в конце концов шли на пользу и церкви, и государству. Но у России, не знающей полумер, был особый путь.

Протокабаре Ивана Грозного

Бесовской флер окружает инструментальную музыку на протяжении всего Средневековья. Однако до XVI века ее использование в мирском быту законодательно никак не регулировалось.

Первым тревожным звоночком стал Стоглавый Собор 1551 года (правление Ивана Грозного). Царь владел собственным потешным двором, состоявшим из артистов и музыкантов, и порой сам участвовал в представлениях, что говорит о демократичной форме, близкой к кабаре. Известен случай, когда за пренебрежение скоморошьими развлечениями Иван Грозный велел казнить спесивого христианина князя Михаила Репнина. Убийство произошло прямо в церкви, во время литургии.

Несмотря на то, что деятельность бродячих артистов вызывала серьезное недовольство духовенства, решение по этому вопросу приняли мягкое: «Участие скоморохов в свадьбе полностью не было запрещено; им нельзя было ходить с музыкой „перед свадьбою“ и веселить людей пляскою на поминках», — пишет З. И. Власова со ссылкой на Д. Ф. Стефановича.

Эволюция сакрального и святая труба смерти

К этому времени уже сформировалась иерархия инструментов, которая резко отличалась от всего, что имело место в другие исторические эпохи. В Древней Греции флейты олицетворяли дионисийское начало, а лиры — аполлоническое. В схватке между флейтистом-виртуозом из людского рода и лучшим исполнителем на лире среди богов выигрывает, конечно, последний.

Потому греки наверняка были бы разочарованы, узнав, как сильно сбились эстетические ориентиры у их потомков: христианский мир сакрализирует трубу, главная функция которой — призывать воинов на рать. Струнные же инструменты — гусли и смычки — низведены в ранг сатанинских.

О чем это говорит? О системе властных структур, которые выдают патент сакральности лишь тому, что подчиняет массы их интересам, и, как труба, гонят народ на смерть.

Подобные меры обусловлены инстинктом самосохранения больших групп: они выводят инструменты объединения масс в область сакрального, продолжая традицию первых гоминидов. Иными словами, церковь в своей политике действует сообразно законам эволюции, хотя и не признаёт их.

В 1648 году патриарх Никон доводит до логического завершения постановление Стоглавого Собора и полностью запрещает игру на инструментах. Но и это еще не всё: переняв опыт европейских коллег (таких как Савонарола), он инициирует сожжение музыкального инвентаря.

Стагнация длится 34 года — до прихода к власти Петра I, в правление которого искусства начинают развиваться полным ходом.

Империи vs. революции

Два века Россия пытается догнать Европу, и это ей удается: в богатейшей империи было достаточно ресурсов на создание театров и приглашение дорогостоящих зарубежных трупп. Западные композиторы нередко посвящали свои произведения местным вельможам, сочиняли вариации на русские мелодии. А для Берлиоза гастроли в Россию явились настоящим спасением: не слишком успешный на родине, здесь он получает заслуженный почет, поправляет материальное положение и заводит настоящих друзей по духу, таких как Балакирев и Кюи. Последние состоят в «Могучей кучке» — важнейшей в истории отечественной музыки композиторской группе, с которой в XX веке брали пример великие французские творцы.

Россия становится одним из главных центров развития европейской музыки, но Октябрьская революция меняет баланс сил: многие представители элиты искусства эмигрируют, оставшиеся пытаются выживать в новых условиях.

Если в Российской империи музыка была развлечением избранных, то теперь, по завету Ленина, она принадлежит народу, а значит, обязана удовлетворять эстетические потребности этого самого народа, вкусы которого формировались вовсе не в императорских театрах.

Похожий поворот произошел и после Великой французской революции: демократизация искусства, по мнению Арнонкура, стала причиной деградации музыки и появления массовых жанров. Французская волна социализма размыла ориентиры музыкального прогресса, а русская, помимо прочего, еще и унесла немало жизней.

Обиженные большевики

Оппозиция большевиков и интеллигентов многим представляется в ярких красках супергеройского комикса, где один персонаж — озлобленный крестьянин, а его противник — несчастный слабак, попавший в руки злодея. Однако и те и другие были по обе стороны баррикад, а о дипломатических неудачах большевиков в первые годы после Октября старательно умалчивали.

Историк Вячеслав Никонов сообщает в биографии Молотова, что в 1917 году Луначарский пригласил к себе на собрание 150 наиболее выдающихся петроградских интеллигентов, но явилось только пятеро.

То же самое произошло, когда Наркомпрос в газете «Правда» призвал «всех товарищей художников, музыкантов и артистов, желающих работать на сближение широких масс с искусством… явиться в Зимний дворец — канцелярию комиссара по народному просвещению». Никто не пришел.

После ряда неудач и «бешеного сопротивления» интеллигентов, о чем Луначарский заявил на митинге 6 октября 1918 года, политика ужесточилась. Кто-то эмигрировал, те, кому уже повезло оказаться за границей, не возвращались. Но ряд представителей искусства надеялся вписаться в общее пролетарское дело, не потеряв при этом творческой чести. Многие из них впоследствии стали теми самыми чиновниками, которые производили массовые «чистки» рядов.

Первой организацией, регулирующей создание нового советского искусства, был Пролеткульт, однако его деятельность начала затухать после критики Ленина в 1922-м. В этом же году Владимир Ильич хотел закрыть Большой театр, но Молотову и Сталину удалось его переубедить.

Екатерина Власова в книге «1948 год в советской музыке» описывает бедственное положение композиторов после Октября и особенно выделяет среди произведений той эпохи нонет Владимира Щербачева. В сталинское время этот композитор был забыт, его имя вспомнят только в 1980-х годах, но и сегодня о Щербачеве знают немногие.

Владимир Щербачев. Нонет, 1-я часть

Отрешенный от мирских забот композитор — образ, который может существовать лишь в идиллических фантазиях и грезах. В реальности же человек, пишущий музыку, создает себе материальную или репутационную базу, необходимую для выживания. Оттого искусство, рождающееся вопреки обстоятельствам, приобретает особый статус. В эти же сложные годы появляются 4-я и 5-я симфонии Мясковского.

Николай Мясковский. Симфония № 5

Рельсы народного искусства

Искусство становится на агитационный путь развития. Конечная цель — укрепить Красную армию, но в основе лежит всё то же стремление к выживанию — только священная труба зовет уже не в крестовый поход, а на защиту социалистического государства.

Неудивительно, что в это время с особым рвением возрождают хоровое искусство (ироничное изображение «певунов» мы находим в одной из сцен «Собачьего сердца» Булгакова). Подобная практика существует и в современной России, только теперь такой род культурного досуга внедряется в детские дома, а рекомендуемый репертуар содержит военно-патриотические песни.

Отрывок из фильма «Собачье сердце»

Демиургические амбиции не дожившего до революции Скрябина, который жаждал духовного преображения всего человечества, подхватило следующее поколение — и трактовало в духе времени:

«Музыке естественно суждено совершить светлое действие обновления в деле устроения жизни народов. Извечно музыка была мятежной сжигающей стихией и творческой формирующей силой. Владея энергией ритма и слова (звука), музыка воплощает душевную тепловую волю к жизни: только пребывая в состоянии музыки, человек существует», — говорится в декларации МУЗО — Музыкального отдела Наркомпроса [пунктуация оригинала сохранена. — Ред.].

Однако в своем стремлении вернуть музыку на народную почву деятели культуры порой доходили до абсурда.

Арсений Авраамов предлагал уничтожить рояли, в которых сконцентрирована равномерная темперация Баха, калечащая слух композитора и народа.

Возникает ругательство «художественная музыка», которая противопоставляется правильной, агитационной. Начинаются идеологические чистки: под видом сокращения бюджетных мест большевики проредили студенчество, избавив его от «чуждого социального слоя».

В 1924 году под раздачу попал композитор Александр Мосолов с характеристикой «не соответствующий производственным задачам». Это было ошибкой, ведь Мосолов лучше многих указанным задачам «соответствовал» и сочинил немало произведений пролетарской тематики, самым известным из которых стала звукоподражательная зарисовка «Завод» из балета «Сталь».

Александр Мосолов. «Завод», фрагмент из утерянного балета «Сталь» (1927)

Большинство авангардных произведений Мосолова бракует цензура, и они не исполняются вплоть до хрущевской оттепели. Та же судьба постигла и оперу «Плотина», в которой конфликт между большевиками и «реакционными крестьянами» обозначен максимально доступным музыкальным языком: деревенский люд поет живые песни народа, а служители государственной машины звучат нарочито механистично и безжизненно.

Александр Мосолов. Опера «Плотина», 1-я часть

По иронии судьбы на закате своих лет опальный композитор пишет музыку для мультфильма «Козел-музыкант», в котором заглавный герой создает вариации на тему, предложенную ему ослом, и опасается рецензии критика — волка. В саундтрек Мосолов вплетает несколько многозначительных цитат, в частности из знаменитой арии «Сердце красавиц склонно к измене…» Джузеппе Верди (запрещенного Главным репертуарным комитетом РСФСР в 1924 году), намекая на переменчивость в пристрастиях музыкальных зоилов.

Мультфильм «Козел-музыкант»

Цензура начинает запрещать некоторые оперы западных композиторов: Верди, Массне, Керубини, Вагнера, — делать купюры неугодных номеров в произведениях русских авторов и одним росчерком отменяет множество премьер.

Была разработана система оценки оперы с разделением на классы «А», «Б», «В» и «Г», где «Г» — неприемлемые для постановки произведения.

В эту группу неминуемо попадали «Жизнь за царя» Глинки, «Сказание о невидимом граде Китеже» Римского-Корсакова и многие другие «идеологически провальные» шедевры.

Николай Римский-Корсаков. Опера «Сказание о невидимом граде Китеже»

Самая необычная судьба постигла оперу «Игрок» Сергея Прокофьева. Задуманная еще в 1914 году, она должна была попасть на сцену Мариинки в 1917-м, но революция не дала этим планам осуществиться. Прокофьев уехал в эмиграцию без нот — партитура и клавир остались в театре. Много лет спустя их удалось забрать, и премьера состоялась в Бельгии, на французском языке. В России же оперу поставят только в 1974 году.

Сергей Прокофьев. Опера «Игрок»

Правильная подача «неправильных» произведений

Каждые несколько лет цензурные списки подвергались пересмотру, появлялись новые регулирующие организации, такие как Российская ассоциация пролетарских музыкантов (РАПМ); музыкальные и просветительские кружки распускались или насильно сливались в общество «Музыка — массам», отвечавшее всем идеологическим требованиям. Впрочем, и его упразднили в 1930 году, ведь истинной целью этой организации и была утилизация неугодных объединений.

Еще один интересный трюк, который проворачивали власть имущие, — переименование некогда запрещенных опер. Так, «Жизнь за царя» Глинки вернулась к слушателю под названием «За серп и молот», «Гугеноты» Мейербера предсказуемо стали «Декабристами», а «Тоска» Пуччини — «Борьбой за Коммуну».

С распространением радио появилась возможность транслировать «упадническую буржуазную музыку» с идеологически верным комментарием. Например, длительное осмеяние нелепых персонажей предваряло оперетту Оффенбаха, который «под никому не нужной внешней мелодичностью пытается скрыть полную душевную опустошенность и хищные инстинкты крупного собственника и мелкого феодала».

Жак Оффенбах. Оперетта «Прекрасная Елена»

В это же время начинаются бурные дискуссии вокруг РАПМ: организация демонстрирует полную несостоятельность, никто из композиторов не может представить хоть сколько-нибудь сносный художественный материал.

В 1932 году звучит первая критика перегибов в музыке. Председатель Работников искусства (РАБИС) Я. И. Боярский называет политику забвения западных композиторов «левацкими загибами» и устраивает разнос радиоведущим, позволяющим себе комментарии вроде «Шопен — малахольный сочинитель».

С этих пор на РАПМ обрушивается шквал критики, и ассоциации не остается ничего другого, кроме как самораспуститься и войти в состав нового образования — Союза советских композиторов.

Принято рассказывать о бедственном положении Шостаковича, который был вынужден озвучивать немые картины игрой на фортепиано. Однако в начале 1930-х годов «получить заказ на звуковое оформление кинофильмов было большой удачей», пишет Екатерина Власова.

Именно Союз композиторов впервые поставил вопрос об организации бытового обслуживания работников. Но внешне успешная инстанция утопала в интригах, безостановочно происходили кадровые и структурные перестановки. Так, возглавивший в 1933 году этот орган Н. И. Челяпов в 1937-м был арестован, а в январе следующего года — расстрелян по 58-й статье.

Подобные взлеты и падения не миновали и композиторов. В 1935 году выходит балет Шостаковича «Светлый ручей», который получает отличные оценки критиков, а уже в 1936-м — статья «Сумбур вместо музыки», написанная по заказу ЦК, с нелестными отзывами о творчестве всё того же Шостаковича. Вскоре после этого были опубликованы еще несколько статей с нападками на передовых советских деятелей культуры, однако репрессий не последовало.

Очевидно, что сфабрикованное дело «формалистов» — так ругательно именовались его фигуранты — имело целью запугать успешных авангардистов. Этот термин употреблялся вплоть до постановления 1948 года, когда в формализме обвинили весь Союз композиторов.

Под горячую руку попало несколько неугодных по содержанию опер: «Великая дружба», «Богдан Хмельницкий» и «От всего сердца». Шостаковича, Хачатуряна, Прокофьева, Шебалина, Попова и Мясковского заклеймили как «антинародных» и «формалистических» сочинителей. Их реабилитируют только через десять лет, но некоторые фигуранты постановления до этого не дожили. Особенно тяжелой оказалась участь Прокофьева, ушедшего из жизни в один день со Сталиным, из-за чего его кончина осталась незамеченной.

После Сталина

После смерти вождя обстановка изменилась, но не кардинально. Некоторые по-настоящему авангардные композиторы в политических играх не участвовали и под запреты не попадали — например, Галина Уствольская, чья музыка долгое время была известна только знатокам.

Эта модель безопасного и тихого выживания применялась и к другим авангардистам. Тихон Хренников, директор Союза композиторов с 1948 по 1991 год, прибегая к хитрым уловкам и непопулярным решениям, спасал многих сочинителей от излишнего внимания КГБ. В частности, запрет на выезд за границу Эдисона Денисова объяснялся стремлением защитить композитора, хотя не исключено, что истинной целью было сохранить ценный кадр на родине, ведь для многих командировки оставались единственной возможностью законного бегства из страны.

Не без препятствий со стороны чиновников существовали кружки авангардных композиторов, где начинали свой путь София Губайдулина и Альфред Шнитке. Но серьезных гонений на академическую музыку, как в сталинские времена, уже не было.

Цензура и поп-музыка

КГБ теперь интересовала другая сфера, близкая к народу, — популярная эстрада, пришедшая из «упаднических» капиталистических стран.

Вопреки распространенному мнению, группа «Битлз» не была запрещена, хотя критика в ее адрес и появлялась в прессе. Самая популярная рецензия на «жуков» принадлежит перу Никиты Богословского.

Однако вскоре после их оглушительного успеха стали появляться и положительные отзывы. Есть мнение, что известное высказывание Леннона о христианстве и его последователях изменило отношение советских властей к «ливерпульской четверке» в лучшую сторону.

Гораздо менее известны нападки на слабое звено поп-музыки: авторскую песню и андеграундную рок-культуру. Уже на закате существования СССР «линия партии» была наконец сформулирована в книге для широкого читателя «Идеологическая борьба: вопросы и ответы»:

«Наряду с рок-музыкой заметный эстетический и нравственный ущерб советским гражданам наносит блатная лирика, антисоветчина из репертуара эмигрантских ансамблей, а также убогие творения лжебардов».

По своей риторике подобные высказывания напоминают богословские выступления против лжепророков, продиктованные необходимостью убедить массы, которые начинали требовать ответов.

Интеллигенты и шансон

Поколению 90-х трудно понять, почему их родители с таким трепетом относятся к песням Высоцкого и Окуджавы. Иконой советского музыкального протеста стал Егор Летов, но сибирская панк-волна возникла не на пустом месте — она была подготовлена бардами.

Кукин, Городницкий, Ким — в 1970-х магнитные ленты с их песнями контрабандой вывозили за границу и распространяли среди советских эмигрантов, которые, в свою очередь, переписывали материал на пластинки и той же контрабандой ввозили в Советский Союз.

Экстремальный антисемитизм, колымские лагеря, расстрелы митингующих — бардовская песня показывала настоящий Союз без прикрас. Отца Владимира Туриянского сослали под Инту в 1937 году, где он и погиб, а всю семью, как врагов народа, депортировали в Казахстан. В 1960-х Туриянский начинает писать песни, в которых рассказывает о «Деле врачей», притесняемых и гонимых религиозных меньшинствах, собственном отце:

…И по этапу двинулись: врачи,
баптисты, прокуроры и эсдеки,
крестьяне, работяги, скрипачи,
князья, народовольцы — словом, «зеки».
Их всех не сосчитать. Ответ простой:
мы знаем, кто играл в игрушки эти.
И Лев Абрамыч сгинул под Интой…

Владимир Туриянский. Мы никогда у сильных не просили

Лагерную, или тюремную, лирику — то, от чего «эстеты» отворачиваются, как от чумы, — в советское время сочиняли интеллигенты, не готовые закрывать глаза на проблему политзаключенных.

…Ловить шаги охраны на посту,
Следить, как меркнет свет в глухом оконце
И как, последний раз блеснув на солнце,
Погаснет паутинка на лету.
Считать шаги и по диагонали
Пространство клетки мерить, а к утру
Услышать крик вороний на ветру,
И звон ключей, и скрип дверей в централе.

(Из песни Владимира Туриянского «Бывает так: бессрочный арестант…»)

Тюремная лирика и русский шансон обнаруживают глубокое диссидентское наследие, значение которого до сих пор не осознаётся в полной мере.

В своем отечестве пророков, как известно, нет — появляются они тогда, когда на них нам укажут с Запада.

Один из самых знаковых альбомов тюремной лирики записала француженка бессарабского происхождения Дина Верни в 1975 году. «Блатные песни» затмили ее славу галеристки и стали популярнейшей пластинкой в среде советского андеграунда.

Дина Верни. Свадебная лесбийская

КГБ-рок

Открыто исполнять оппозиционные песни решились только в 1980-х. Это десятилетие стало зенитом «творческой» работы КГБ: одни музыканты писали под их опекой, других «закрывали» и отправляли на принудительное лечение. В 1985 году такая участь постигла Егора Летова, который провел в стенах больницы около трех месяцев.

Название песни «КГБ-рок» сегодня воспринимается как оксюморон, но в действительности оно отражает реальные культурные процессы 1980-х.

Гражданская оборона. КГБ-рок

В 1981 году КГБ создает гибрид ДК и клуба — Ленинградский рок-клуб становится центром официальной рок-культуры. Бывший генерал-майор Олег Калугин уже после распада СССР рассказывал, что большая часть местной творческой интеллигенции находилась под пристальным присмотром комитета:

«…эти люди были неординарны, талантливы, имели свое мнение. И нужно было следить, куда это мнение их заведет: в диссидентство, шпионаж или что другое».

Почему же именно группа «Кино» превратилась в символ эпохи? Только потому, что тексты Виктора Цоя балансировали на грани прямого и метафорического высказывания, что позволило музыкантам стать частью официальной культуры СССР.

Более прямолинейным исполнителям повезло меньше: Свинья, «ДДТ» и «Аквариум» в рокерский «союз композиторов» не вошли.

Впрочем, на протяжении последних лет существования СССР разрешенные и запрещенные группы не раз менялись местами, а КГБ для острастки совершал облавы и на тех, и на других.

Зарубежная музыка тоже подверглась жесткому регулированию: были запрещены Нина Хаген, Scorpions, Sex Pistols, Iron Maiden, Black Sabbath, Pink Floyd, Kraftwerk, Nazareth, Kiss, Майкл Джексон и многие другие.

Путинские гайки

1990-е и начало нулевых стали временем свободы, когда еще было возможно создание t.A.T.u. — группы, работающей в русле лесбийской тематики.

t.A.T.u. Полюбить

Но в путинскую эпоху гайки снова затягиваются, и главным инструментом «наведения порядков» становятся православные активисты и прокремлевские молодежные движения. Они срывают выступления, устраивают демонстрации против театральных постановок и обливают мочой неугодные выставки.

Мэрилин Мэнсон, Behemoth, Batushka — концерты этих музыкантов были отменены из-за петиций православных активистов. Россия — один из крупнейших рынков европейского шоу-бизнеса, и подобные запреты грозят большими финансовыми потерями.

Лидер группы Behemoth Адам Дарский записал видеообращение, где открещивается от сатанинской пропаганды и уверяет, что искусство важнее религиозных и политических войн. Впрочем, войны здесь скорее финансовые: анафема пала на две польские блэк-метал-группы. Совпадение? Или внутринишевые разборки менеджеров этого рынка?

Видеообращение Адама Дарского к поклонникам из России

В 2013 году после нашумевшего панк-молебна Pussy Riot вышел федеральный закон о «защите чувств верующих», который противоречит сам себе. Право на свободу совести участниц Pussy Riot было попрано российским судом, а о контркультурных вероисповеданиях не приходится и говорить.

Pussy Riot. Панк-молебен «Богородица, Путина прогони»

Сегодня в Федеральном списке экстремистских материалов числится несколько неоязыческих музыкальных групп, известных своей приверженностью к ультраправому движению. Однако возникают сомнения по поводу истинных причин, по которым оказалось под запретом творчество «Коловрата», «Ансамбля Христа Спасителя…», Александра Харчикова и других фигурантов списка.

Коловрат. Узники совести

Александр Харчиков. Ворован Ворованович Путин

Ансамбль Христа Спасителя и Мать Сыра Земля. Просто он работает Медведевым

Академическое искусство тоже не остается без внимания. В 2015 году современная постановка оперы «Тангейзер» оскорбила чувства верующих, которые затеяли масштабную акцию с молебнами против богомерзкого зрелища. Красной тряпкой для протестующих стал плакат с изображением Иисуса на фоне женских обнаженных ног. Обращение новосибирского митрополита Тихона в суд не дало ожидаемых результатов, доводы обвинения сочли несостоятельными.

Опера «Тангейзер» в постановке Тимофея Кулябина

А за десять лет до этой истории гонениям подверглась опера Леонида Десятникова «Дети Розенталя» на либретто Владимира Сорокина, который пользуется вниманием активистов с начала нулевых. Это было уже вторым громким делом против писателя. Несмотря на масштабные митинги у Большого театра, оперу удалось отстоять.

Леонид Десятников. Опера «Дети Розенталя», фрагмент

Сегодня опальный Владимир Сорокин признан во всём мире, оперы на его тексты пишет, например, Беат Фуррер, считающийся живым классиком европейского искусства.

Названия групп и имена исполнителей нередко становятся популярными именно благодаря запрету, а за «экстремистскими материалами» далеко ходить не надо — многие из них регулярно перезаливаются на ютуб.

Куда повернет цензура и как скажется отделение РПЦ от Константинополя на чувствах верующих? Можно ли надеяться, что запреты на искусство постепенно уйдут в прошлое? Ответ, скорее, отрицательный.

---

Недолгие периоды свободы регулярно сменяются скрытой или открытой диктатурой. Властные институты всегда будут защищать свои интересы, повинуясь древнему инстинкту выживания. А творцы никуда не уйдут от мучительного выбора: примкнуть к сильнейшему, соглашаясь на его условия, или плыть против течения в борьбе с режимом.