Дегуманизирующий мозг. Почему мы склонны к ксенофобии

Наша няня Рэйчел напевала песенку, мягко натягивая туфлю дочке на ногу. Хлопая в ладоши и пританцовывая, девочка сбила на бок юбку няни, обнажив шрам, опускающийся с колена до конца голени.

— Рэйчел, что случилось с твоей ногой? — спросил я.

Шрам был неаккуратно зашит. Ткань опухла и загрубела. Рэйчел уставилась в пол и пожала плечами.

— Мачете.

Она подняла юбку, чтобы показать такой же шрам на другой ноге.

Рэйчел родилась в Минембве, деревушке высоко в горах над озером под названием Танганьика. Она росла, как и все другие девочки: ходила в школу, играла в оврагах и бегала по округе с друзьями. У ее родителей был магазин, и, поскольку Рэйчел хорошо складывала в уме длинные колонки цифр, после школы и на каникулах она работала кассиром и при удобном случае тайком делилась с друзьями конфетами.

Рэйчел родом из племени баньямуленге в Восточном Конго. Генеалогическое древо баньямуленге произрастает от тутси из Руанды и восходит к королеве Шебе в Эфиопии. В XVI веке они перешли по вулканическим горам из Руанды в поисках тучных пастбищ. Племя поселилось на равнинах Руизи, на высоте 900 метров. Воздух там был влажный и холодный, муха цеце не водилась, а горы были покрыты густой травой.

Когда Рэйчел повзрослела, она осознала, что у нее как у представительницы баньямуленге в этом мире были ограничения, которые не затрагивали ее друзей. Баньямуленге известны в Африке как черные евреи. Их рассматривают как иммигрантов, хотя они прибыли в Конго 400 лет назад и были не единственными, кто приезжал в регион и покидал его. Рэйчел не могла поступать в университет. Ей было запрещено жить в Увире, ближайшем городе. Она не имела права строить политическую карьеру или работать в правительстве. Периодически, когда она покидала пределы своей родной деревни, кто-нибудь бормотал ей вслед: «Грязная руандка».

В XIX и начале XX века, когда бельгийцы поработили миллионы конголезцев, вынуждая их работать на каучуковых плантациях, они взглянули на тучных коров баньямуленге и поняли, что равнины Руизи ценятся на вес золота. Бельгийцы обложили непосильным налогом каждую голову скота. Баньямуленге отказались платить, но бельгийцы знали, что им придется, и выжили их с этой земли.

По другую сторону границы, в Руанде, бельгийцы повысили статус тутси — племени, которое баньямуленге покинули давным-давно. Именно от тутси Рэйчел унаследовала тонкий нос, длинную шею и кофейный цвет кожи. Еще до прихода европейцев статус тутси был выше, чем у хуту, которых описывали как более темнокожих, имеющих более круглую форму лица и более плоские носы. Но до прихода бельгийцев между обоими племенами была определенная подвижность. Существовали смешанные браки, и тутси мог стать хуту либо наоборот.

Бельгийцы явились в Руанду с инструментами для измерения черт лица и пришли к выводу, что тутси ближе к европейцам, а значит, они являются более высоким по статусу племенем. Всем выдали паспорта.

Тутси занимали лучшие должности, у них был свободный доступ к ресурсам и образованию. Хуту отослали выполнять низкооплачиваемую работу. Раскол между племенами был настолько глубок, что несколько раз провоцировал взаимную резню, кульминацией которой стал ужасающий руандский геноцид 1994 года.

Бельгийцы резко покинули Конго, когда страна обрела независимость в 1960 году, эвакуировав своих жителей и оставив землю в упадке и хаосе. Население разбилось на дюжины протестующих групп. В последующие десятилетия коровы баньямуленге становились соблазнительной целью для голодных солдат, а само племя постоянно подвергалось атакам, пока молодежь баньямуленге не сколотила группу повстанцев для защиты своих домов и семей.

Баньямуленге так и не получили статус оседлого племени в ходе схватки за Конго, вызванной уходом бельгийцев. Другие племена начали поговаривать, что баньямуленге даже не были конголезцами. Когда Рэйчел исполнилось 23 года, ее лишили гражданства, возможности путешествовать и голосовать.

Несмотря на это, находясь под защитой своего сообщества высоко в горах, Рэйчел была счастлива. Она вышла замуж за любимого человека, и у них родились две дочки, которые, как и она, бегали по горным тропинкам.

Семья Рэйчел пережила войну в Конго в 1996 году. Они были потрепаны, но полны надежд. Из-за того что солдаты баньямуленге помогли свергнуть бывшего диктатора и привести к власти нового президента, люди баньямуленге думали, что их наконец-то примут. Но новый президент быстро настроился против них, и, когда грянула следующая война в 2003 году, все обстояло еще хуже, чем раньше.

Группы повстанцев наводнили Восточный Конго, стреляя в попадавшихся на глаза людей и насилуя женщин в полях. Рэйчел забрала семью и бежала в лагерь беженцев в Бурунди.

К счастью, лагерь Gatumba был совсем близко — всего в 25 километрах. Родители Рэйчел, семья ее брата, двоюродные братья и сестры и почти все соседи покинули дома с узелками в руках. Они переехали в палатки. Там были души и туалеты. Они делились друг с другом едой, кухонной утварью и одеждой. Их дети вместе играли на футбольном поле. Взрослые говорили друг другу, что скоро все закончится, и размышляли, насколько опасно будет вернуться за припасами. Если пройти несколько километров сквозь болото до рыбацкой деревеньки на берегу озера Танганьика, они могли увидеть родные дома.

Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев было недовольно, что люди в Gatumba находились так близко к границе с Конго, и хотело быстрее отправить их в глубь материка с другими баньямуленге. Рэйчел и другие беженцы отказались ехать. Они хотели быть рядом с домом, боялись повстанцев и переполненности материковых лагерей, которые, по слухам, были рассадником болезней.

Управление предупредило, что лагерь закрывается. Они заплатили 10 полицейским за охрану лагеря, но те свергли управляющего лагерем и перестали поставлять еду. Однако Рэйчел и ее семья все равно отказались переезжать.

Затем было слишком поздно.

На лагерь напала группа повстанцев под названием PALIPEHUTU — Партия освободителей хуту. PALIPEHUTU была единственной группировкой, не подписавшей мирный договор с бурундийским правительством, несмотря на то что ее разбила армия бурундийцев, в основном состоящая из тутси. Осталось всего 1500 повстанцев, и некоторые из них были совсем детьми, которые при ходьбе цепляли землю прикладами. Испытав унизительное поражение, повстанцы искали, что бы такое сокрушить.

13 августа 2004 года Рэйчел, ее муж и дети спали, когда повстанцы прокрались в лагерь. Она проснулась от визга и запаха дыма. Сквозь смятение Рэйчел услышала пение «Аллилуйя», грохот барабанов, звон колоколов и свист. Еще один отчетливый голос возвышался над остальными: «Бог укажет нам, где вас найти».

Мужчины разрубили палатку мачете. На глазах Рэйчел убили ее мужа и обеих дочерей, а девушку выволокли из палатки. Небо было в зареве. Почти все палатки горели.

Все 258 убитых и раненых были баньямуленге. У повстанцев имелись списки с именами проживающих и номерами палаток. Они заносили в списки вышедших из палаток людей из других племен. Сотня бурундийских солдат и дюжина полицейских располагались совсем недалеко и могли услышать крики. Они ничего не сделали. Миротворцы ООН получили известие, когда все уже закончилось. На следующее утро официальные представители Управления в оцепенении бродили по тлеющей земле среди изуродованных трупов. Позже они назовут это резней в Гатумбе.

Повстанцы утащили Рэйчел в джунгли и насиловали ее целый год. В какой-то момент один из мужчин порезал ей ноги мачете, чтобы она перестала пытаться сбежать или и вовсе без причины. Однажды, когда рядом почти никого не было, Рэйчел все равно сбежала. Она направилась в лагерь беженцев в Замбии, примерно за полторы тысячи километров от своего дома. Она добралась едва живой. Укол нестерильной иглой в лагере практически убил ее. Она провела четыре месяца на грани жизни и смерти, не зная, выживет ли. Чудесным образом она не забеременела от повстанцев, однако они заразили ее ВИЧ.

* * *

Когда группы ощущают друг от друга угрозу, в обеих включается темная сторона. Более сильная группа может атаковать, как хуту атаковали баньямуленге, или атакованная группа может отомстить тем же самым. Самопроизвольное одомашнивание указывает на истоки самых худших форм агрессии. Собаки и бонобо более дружелюбны в результате самопроизвольного одомашнивания, но у обоих видов развилась новая форма агрессии, направленная на тех, кто угрожает их семьям. Собаки агрессивно лают на незнакомцев, находящихся вблизи дома их хозяина. У бонобо общение в материнском стиле и дружба между самками выливаются в агрессию, направленную на самцов, и эта агрессия сильнее, чем у шимпанзе. Мы полагаем, что эти вспышки агрессии появляются в ходе самопроизвольного одомашнивания за счет изменений в системе окситоцинов.

Из-за того что окситоцин представляется критичным в поведении родителей, иногда его называют гормоном объятий. Но я предпочитаю называть его гормоном мамы-медведицы. Тот же самый поток окситоцина, наполняющий мать во время родов, питает ее ярость, если она ощущает угрозу своему младенцу. Например, при приеме дополнительного окситоцина матери-хомяки склонны нападать на самца, несущего угрозу, и кусать его. Окситоцин — это еще и агрессия. Уровень окситоцина повышается у самца крысы, совокупляющегося с самкой. Он становится по отношению к ней более бережным, но есть вероятность его нападения на чужака, несущего потенциальную угрозу самке. Эта связь между социальными связями, окситоцином и агрессией просматривается у млекопитающих. Это означает, что для матери-медведицы момент наивысшего проявления любви, когда она находится со своими медвежатами, в то же самое время является самым опасным. Если кто-то даже случайно покажется ей угрозой для ее малышей, она превратится в существо из ночных кошмаров.

Из любви к ним она готова пойти на смерть.

По мере самопроизвольного одомашнивания нашего вида ярко выраженная дружелюбность принесла с собой новую форму агрессии. Повышенный объем серотонина во время роста человеческого мозга усилил влияние окситоцина на наше поведение. Члены группы научились выстраивать между собой связи, и эти узы были так сильны, что они ощущали себя одной семьей. При небольших изменениях нейронных связей внутри сети теории сознания в раннем возрасте заботливое отношение перешло на разнообразных социальных партнеров за пределами непосредственно семьи. При недавно появившемся неравнодушии появилось желание яростно защищать членов группы или даже внутригрупповых незнакомцев. При возникновении угрозы по отношению к любимым людям мы стали более жестокими.

Всеобщая дегуманизация

Один из фундаментальных принципов социальной психологии гласит, что люди предпочитают иметь дело с членами своей группы. Мы можем развить ярко выраженную ксенофобию при реакции на чужака из конкурирующей группы — особенно во времена конфликтов, — и нужно совсем немного, чтобы спровоцировать включение этой групповой психологии. Деление незнакомцев на группы, основанное на любом субъективном различии, способно привести к антагонизму: выдать одной группе желтые нарукавники, а другой нет; поделить людей по принципу цвета глаз на голубоглазых и кареглазых; заявить, что одна группа «пересчитала», а другая «недосчитала» количество точек на экране компьютера.

Никого не нужно учить предпочитать тех, кто больше похож на нас. Это предпочтение впервые проявляется у младенцев. В девятимесячном возрасте дети выбирают кукол, которые «помогают» другим куклам, чем-то похожим на младенцев, например если кукле «нравится» такая же еда. Также они предпочитают кукол, «вредящих» тем, кто не любит ту же еду, что и испытуемые дети.

Дети охотнее настаивают на соблюдении правил в своей среде, если правила нарушил чужак. К возрасту шести лет дети с энтузиазмом готовы выплатить штраф (в виде конфеты), чтобы наказать нечестных игроков из другой группы, но своих наказывать они не торопятся.

В знаменитых экспериментах под названием «Летний лагерь» в 1954 году Музафер Шериф произвольно поделил группу 11-летних белокожих мальчиков на две команды в летнем лагере штата Оклахома. Вожатые лагеря каждой команде описали соперников как угрозу. За неделю команды начали жечь флаги противника, совершать набеги на их домики и готовить оружие. Эта рано проявившаяся склонность приписывать негативные характеристики внешним группам давала мотивацию на любую жестокость: от дискриминации до геноцида.

Социологи традиционно называют это тенденцией к предвзятости, в целом определяемой как негативные чувства по отношению к группе людей 16. Гипотеза самопроизвольного одомашнивания человека предполагает, что невозможно объяснить наши самые худшие проявления к другим группам «просто негативными чувствами». У нас также развилась способность подавлять активность ментальной сети, которая дает уникальные черты теории сознания. Это позволяет нам при возникновении угрозы закрыть глаза на то, что чужаки — это тоже люди. Это ослепление представляет собой гораздо более темную силу, чем предвзятость. Не будучи способными испытать эмпатию по отношению к чужакам, мы не воспринимаем их страдания. Агрессия становится допустимой. Правила, нормы и мораль человеческого отношения более не применимы.

Если наша гипотеза верна, мы должны найти доказательства, что сеть мозга, отвечающая за теорию сознания, становится менее активной при возникновении угрозы группе. Это подавление должно увязываться с желанием причинить страдание пугающим аутсайдерам.

Люди могут различаться по предрасположенности к дегуманизации, и на уровни расчеловечивания способна сильно повлиять социализация, но наша гипотеза гласит, что любой человеческий мозг способен на дегуманизацию.

Сниженная активность сети мозга, ответственной за теорию сознания, связана с негативным отношением к чужакам. Когда офицеры швейцарской армии видели, что их взвод мошен-ничает, их mPFC и TPJ не утрачивали активности и они не наказывали виновных. Когда они видели, что мошенничают члены другого взвода, их mPFC и TPJ становились менее активными и они с готовностью наказывали обманщиков. Групповая идентичность, а не нарушение правил, лучше всего прогнозировала активность сетей теории сознания, приводя либо к толерантности, либо к желанию наказать.

Как указано в главе 5, миндалевидная железа реагирует на угрозу и острота реакции влияет на сеть мозга, отвечающую за теорию сознания (mPFC, TPJ, STS, PC). Окситоцин играет важную роль в моделировании этого отношения. Связываясь с нейронами в mPFC, окситоцин усиливает сигнал угрозы в миндалевидной железе и притупляет реакцию mPFC во время социальных взаимодействий.

Нейробиологи Ласана Харрис и Сьюзен Фиске протестировали, как люди подразделяют друг друга на основании человеческой душевности и компетентности. Душевный человек имеет хорошие намерения, тогда как компетентный человек способен претворить их в жизнь. Эти две черты могут существовать отдельно друг от друга. Кто-то окажется высококомпетентным, но не очень душевным, и наоборот. Например, большинство усматривало в пожилых людях много душевности, но мало компетентности, тогда как в богатых — наоборот.

Когда Харрис и Фиске показывали людям, находящимся в сканере МРТ, фотографии категории людей с низкой компетентностью и душевностью, например бездомных и наркоманов, мозг обрабатывал их иначе, чем людей из других категорий. Некомпетентные и недушевные люди вызывали усиление активности миндалевидной железы в сравнении с другими людьми. Предположительно, люди ощущали от них угрозу и не могли наделить их человеческим сознанием во всей его полноте.

Роль окситоцина в моделировании антипатии к чужакам была продемонстрирована в эксперименте, где люди вдыхали пары окситоцина через нос. Во время соревновательной экономической игры мужчины в три раза чаще готовы были пожертвовать деньги членам своей группы и агрессивнее наказать другую группу за то, что те пожертвовали недостаточно.

Самым ярким примером воздействия окситоцина на поведение в отношении не членов группы является голландский опыт, где перед людьми возникла дилемма. Согласно сценарию, они были командой из шести человек, исследующей пещеру у моря. Один из мужчин застрял в узком входном проеме. Если его не вытащить, прилив заполнит пещеру и все утонут, за исключением застрявшего, потому что его голова, торчащая из пещеры, окажется над уровнем воды. У одного из заложников пещеры есть шашка динамита. Голландцев спросили, можно ли воспользоваться динамитом, чтобы расширить вход и спасти группу, хотя при этом застрявший человек погибнет.

Читайте также

Парадокс добродетели: как в ходе эволюции развились наши представления о добре и зле

По одной версии этой дилеммы, у застрявшего было голландское имя, например Хельмут, а по другой — арабское, например Ахмед. Когда испытуемым дали вдохнуть окситоцин, желание пожертвовать мужчиной с голландским именем стало на 25% меньше, чем с арабским именем. Сниженная активность каждого участка сети теории сознания связана с негативным отношением к аутсайдерам. mPFC и TPJ ведут себя спокойно, если мы осуществляем несправедливое наказание. Офицеры швейцарской армии играли в игру на взаимодействие, и при этом их мозг сканировался МРТ. Во время опыта они замечали, что игрок то из другой команды, то из их собственной жульничает. Когда офицеры замечали, что члены другой команды мошенничают, их mPFC и TPJ оставались относительно неактивными и они с готовностью наказывали мошенников. Когда они ловили на мошенничестве членов своей группы, те же зоны оказывались активнее и мошенники не были наказаны. Лучше всего активацию сети теории сознания прогнозировала групповая идентичность, а не нарушение правил. Это приводило либо к толерантности, либо к стремлению наказать.

Другие исследователи выявили, что если воздействовать окситоцином на одну этническую группу, то ее представители будут хуже распознавать выражение страха или боли на лицах другой этнической группы 29, 30. Это снижение чувствительности к боли и страху чужаков стабильно проявлялось при эксперименте со всеми тестируемыми этническими группами. Наконец, молодежь, проживающая в зоне постоянных этнических конфликтов, имела более высокий уровень окситоцина и сниженную эмпатию к враждебной этнической группе.