«У меня было три интервью в день, а потом я в галстуке шел на стройплощадку и клал плитку». Врач Сергей Иевков — о том, как создавалась Благотворительная клиника для бездомных, беженцев и мигрантов
30 октября в Санкт-Петербурге, на Балтийской, 36/9, открылась для пациентов Благотворительная клиника — в ней безвозмездно лечат бездомных, мигрантов, беженцев и других людей с утраченными документами, которые не могут воспользоваться государственной системой здравоохранения. Средства собрали с помощью краудфандинга. Врач и исполнительный директор АНО «Благотворительная больница» Сергей Иевков рассказал нам о том, чем может помочь бездомному обыкновенный человек, у которого нет возможности вовлекаться в благотворительные проекты, о работе новой клиники и о том, как эффективно собирать деньги на добрые дела.
— Если смотреть на результаты поисковой выдачи, ваша клиника — единственная благотворительная больница на территории нашей страны. Это действительно так или есть другие проекты медпомощи людям, которые оказались вне системы?
— В России уже есть благотворительные медицинские проекты — например, клиника для бездомных «Другая медицина» в Челябинске похожа по формату на нашу. Создатели позиционируют ее как первую. Есть клиника для наркопотребителей и секс-работниц у БФ «Гуманитарное действие» в Санкт-Петербурге, где занимаются профилактикой ВИЧ. Там тоже принимают бездомных, просто их основная целевая аудитория — люди, которые получают антиретровирусную терапию. Недавно в Петербурге открылся «Хоспис на дому», это тоже медицинская благотворительная организация, которая имеет лицензию и оказывает паллиативную помощь на дому преимущественно пациентам Невского района.
Это классный тренд, что такие проекты развиваются, что у разных организаций и людей появляются идеи открывать благотворительные медицинские проекты. Но на самом деле они пока редки. Наверное, потому, что медицина требует специфических знаний. Чаще всего такие клиники открывают люди, которые имеют медицинское образование, а оно длительное. Эти люди могут увидеть какие-то слабости государственной системы, упущения в отношении определенных групп пациентов или определенного вида помощи для этих пациентов.
Да, мы не можем прямо здесь и сейчас поменять законодательство или перераспределить бюджеты, потому что мы не государственные служащие. Но через благотворительность, через третий сектор мы можем создать такие проекты, привлечь средства, ресурсы, получить медицинскую лицензию, как аналогичные государственные и частные клиники, и так заполнить вакуум недостающей помощи.
— Как долго вы шли к больнице, от рождения идеи до открытия? Кто вам помогал на этом пути и что было самым сложным?
— Мы начинали свою деятельность в 2018 году как волонтерское сообщество, я тогда решил изменить свой вектор развития в профессии и заняться уличной медициной. Когда мы начали практиковать на улице, у нас не было абсолютно никакой инфраструктуры, были только волонтеры, чаще всего медицинские работники, которым всё это очень откликалось.
Мы брали чемоданчики с лекарствами и ехали на пункты раздачи горячего питания для бездомных в Петербурге или приходили в приюты и там оказывали помощь. Постепенно мы нарабатывали опыт, набивали шишки, потому что Россия не Америка и не Европа в плане работы на улице. Западные практики приходилось адаптировать или придумывать что-то свое. Мы ошибались, переписывали свои внутренние протоколы.
У нас суровый климат, инфраструктура и система здравоохранения совершенно иные, чем за границей, нужно это понимать и учитывать.
Многие врачи и работали в больницах, и выходили на улицу. Постепенно мы стали понимать, что у мобильной помощи есть свои пределы. Например, было бы классно, если бы мы могли делать более углубленные исследования организма человека: УЗИ, полноценные гинекологические осмотры, делать скринирование на рак шейки матки, более точно выявлять беременность.
Когда перед нами встал вопрос, куда двигаться дальше, можно было, например, приобрести еще один фургон и портативное оборудование. Но мы решили идти к получению лицензии: пусть у нас будет всего одна машина, а не десять, зато получится инфраструктурный системный проект, у которого мало аналогов в России. Клиника влечет за собой больше ответственности, но и больше возможностей — например, получать грантовую поддержку, общаться с малым и средним бизнесом по каким-то проектам, получать пожертвования.
Нам помогали очень многие. Например, когда нужно было проанализировать законодательство на предмет получения лицензии и найти помещение, которое будет соответствовать санитарным нормам, несколько человек бесплатно приходили на просмотры помещений и говорили, что подходит, а что нет. Были люди в государственной системе имущественных отношений — когда мы пытались получить имущественную поддержку, они безвозмездно помогали подготовить документы, мне оставалось только подписать их и отвезти.
Помогали волонтеры разных организаций, которые, помимо лечебной работы, еще умеют класть плитку, закручивать шурупы, находить подрядчиков. Помогало огромное количество горожан. Нам отдавали разные необходимые вещи в больших количествах. Малый и средний бизнес помогал pro bono услугами, строительным оборудованием.
А получалось это так: я просто писал письма, прямо садился в обеденный перерыв и отправлял по 10–15 писем компаниям, которые занимаются определенными задачами — изготавливают люки, делают проектирование. Я просил сделать нам скидку или помочь в рамках корпоративной социальной ответственности, рассказывал про наш проект, прикладывал презентацию. Двое из десяти отвечали, что готовы, и даже приходилось выбирать, с кем сотрудничать. В общем, люди откликались, это было классно.
На тот момент наша команда была маленькой, не было ни администратора, ни специалистов по привлечению ресурсов, все функции были размазаны (в хорошем смысле) на наш небольшой коллектив. Потом мы запустили краудфандинговый сбор на Planeta.ru — и это тоже получился очень народный проект, нас поддержали полторы тысячи человек, порядка 60 компаний, такие известные люди, как Иван Ургант и Юрий Шевчук.
Мы взяли лучшие практики в России (например, опыт проекта «Нормальное место»).
Читайте также
Я прошел обучение в Московской школе профессиональной филантропии, у меня появилось много друзей и коллег из некоммерческого сектора, к которым можно прийти за советом, получить экспертизу по управленческим вопросам, по фандрайзингу, PR. Теперь у нас в штате есть люди, которые занимаются привлечением средств, внимания, партнеров и друзей.
Самым сложным на этом пути было найти здание, на которое можно будет получить медицинскую лицензию. Основная проблема заключается в том, что, согласно законодательству, лицензия выдается не человеку, а помещению.
Поиск помещения — очень сложная вещь, есть разные варианты: аренда либо получение помещения от государства, но это тоже тот еще квест. Имущественную поддержку от государства мы не получили, хотя дважды подавали проект в Невскую ратушу — там рассмотрение заявки проходит вместе с комитетом имущественных отношений. Была попытка использовать какое-то из 30 заброшенных зданий в Санкт-Петербурге, пришедших в упадок и огражденных колючей проволокой. Мы писали обращения с просьбой передать нам здание в оперативное управление, то есть мы даже были готовы платить деньги за субаренду. Но на все эти 30 помещений сразу находились планы, распоряжения губернатора, и мы получали возражения против передачи — хотя эти здания простаивают десятилетиями. Скорее всего, чтобы получить здание от государства, нужна чья-то политическая воля, решение какого-то руководителя.
Думаю, так получилось в том числе из-за слабой информированности о социальной значимости такого проекта, как наш. Мне не задавали вопросы, зачем мы это делаем, но я всё равно пытался объяснить это в своих письмах и презентациях. Есть ведь скорая помощь, зачем тогда нужны мы? В Санкт-Петербурге уже есть государственный здравпункт, где оказывается помощь бездомным, но этого недостаточно на такой огромный город, как наш.
Может быть интересно
В итоге мы решили арендовать, у нас помещение от частного лица, мы арендуем на длительный срок, первоначально договор на семь лет. А поскольку это благотворительная история, у нас мягкие условия по аренде, для нас достаточно выгодные, но и не в ущерб интересам собственника.
— Как люди, нуждающиеся в вашей помощи, узнают о том, что клиника открылась? Как смогут до вас добраться?
— Так как у нас целевая аудитория не только бездомные, еще это беженцы, люди без документов и гражданства, мигранты, то есть несколько путей в зависимости от конкретной аудитории. Безусловно, работает сарафанное радио. У нас есть мобильный проект, мы подготовили информационные материалы, чтобы рассказать людям об открытии клиники. Рассказываем, что если мы не сможем кому-то помочь в мобильной клинике, это можно будет сделать в амбулаторных условиях. Обязательно даем листовку с описанием проезда. Даже даем жетон на метро, чтобы человек мог добраться до нас.
Еще есть рассылка по партнерским организациям, в том числе государственным. Это официальные почты организаций, мы туда пишем, что проводим какую-то медицинскую акцию, например вакцинацию от ковида. Рассказываем о существовании клиники сотрудникам больниц, врачам, главврачам — докуда дотянемся.
— Вы первично помогаете людям, у которых нет документов. Что происходит с ними дальше, если документов у них всё еще нет, но есть необходимость в дальнейшем специализированном лечении? Обращение к вам как-то улучшает их бюрократический статус?
— Да, у нас даже есть с нашей подачи небольшая социальная поддержка. В первую очередь это информирование пациентов. Мы врачи и не можем сопровождать каждого пациента, но мы можем сориентировать их, направить за помощью в нужное место, организацию. Это не просто удочка, она с бонусом.
В вестибюльной зоне клиники висит телефон, и люди могут в рабочее время бесплатно звонить в организации, самостоятельно договариваться о помощи, получать консультации даже при отсутствии денег на мобильную связь и мобильного телефона.
Наша задача — максимально полно обследовать пациента, профилактировать какие-то заболевания, первично вылечить, назначить терапию от простых болезней. В 99% случаев мы имеем дело с обострением хронических заболеваний: диабет, астма, высокое давление, острые заболевания кишечника, легких, пневмонии, гастриты, отиты.
Но если пациенту требуется плановая операция, такая как замена тазобедренного сустава или аортокоронарное шунтирование, и последующая реабилитация, то тут понадобится восстановить документы (паспорт, полис ОМС, СНИЛС) и встать на квоту (получить направление на операцию в клинику, которая будет лечить человека за счет выделенных государством средств. — Прим. ред.). Тут мы чаще всего маршрутизируем людей: направляем их в государственные медучреждения.
Мы медицинским языком описываем ситуацию, выдаем справку, с ней человек сам сможет дальше двигаться в нужном направлении. Мы можем быть с ним на связи, общаться с его лечащим врачом, если он сам не может объяснить свою проблему или ему отказывают в лечении. Но мы не стараемся заменить собой систему здравоохранения, так как большинство бездомных людей — это граждане России, у них есть возможность восстановить утраченные документы и с нашей помощью получить более сложное и квалифицированное стационарное лечение. Сейчас мы работаем с партнерами, которые помогают восстанавливать пациентам паспорта, а еще предоставляют одежду.
Но наша стратегия — максимально сегментироваться и профессионально работать в той области, которая нам откликается, интересна. Медицина — это не проект, это процесс. Мы должны постоянно быть в фокусе пациентов, в фокусе помогающих организаций, партнеров, что мы есть и мы помогаем.
Благотворительная больница — это системный проект, а не адресная помощь. Мы будем помогать разным людям с разными запросами, но на регулярной основе. Поэтому мы решили, что пусть у нас не будет пока душа, шелтера, пункта выдачи, но мы сможем привлечь ресурсы партнеров, которые всё это делают уже много лет, в том числе оказывают социальную помощь, содержат приюты. Да, их недостаточно, у госучреждений есть внутренние ограничения, но в любом случае здорово договариваться, чтобы каждый мог заниматься своим блоком. Тогда всем будет хорошо. Только сообща, только в командной работе можно что-то изменить.
— Вы пишете, что в вашей команде много волонтеров. Чем они занимаются?
— У нас ребята — многостаночники, есть волонтеры разных специальностей, мы рады всем. Но по большей части наши волонтеры — врачи, чаще всего они совмещают и, помимо приема пациентов, занимаются различными менеджерскими задачами.
— Как вам можно помочь, если денег особо нет, но есть желание — волонтерская помощь какого рода нужна и куда обращаться?
— Сейчас актуальна помощь врачей, врачей-ординаторов, фельдшеров, медсестер, которые были бы готовы на волонтерских началах принимать пациентов в клинике. Впоследствии, возможно, мы привлечем достаточно средств, чтобы этим людям предложить работу, хотя бы частичную занятость. Потому что всё-таки это труд и он должен оплачиваться.
Еще нам можно помочь лекарствами, можно помочь руками — разбирать принесенные медикаменты и очки, кстати, их мы тоже принимаем. Можно заполнить анкету волонтера, получать рассылку с задачами и решать их по мере возможности, они абсолютно разные.
В разделе «Получить помощь» на нашем сайте есть листовки с расписанием работы проектов, можно их распечатать и информировать людей на улицах. Еще, если не получается лично помогать деньгами, можно в пользу организации устраивать какие-то волонтерские встречи, благотворительные мастер-классы, организовывать сборы средств в честь своего рождения или свадьбы. Это тоже большая и интересная область волонтерского фандрайзинга. Это и вовлечение аудитории в проблему доступности медицинской помощи для разных групп, в том числе бездомных, и сбор средств на нашу работу, закупку медикаментов. Это бывает очень увлекательно, потому что там нет предела креативу. Можно даже в натуральном виде собирать очки или таблетки.
— Есть стереотип, что люди, профессионально занятые в благотворительности, часто живут едва ли лучше тех, кому они помогают, и в этом есть логика — по закону НКО может взять на свое существование только 20% собранных денег, и туда склонны идти люди, для которых материальные ценности не главное. Каков порядок оплаты труда у людей в благотворительных инициативах, действительно ли нужно быть бессребреником, унаследовавшим квартиру, чтобы позволить себе делать добро на фултайме?
— Для меня это работа, это не служение, нет никакой религиозной составляющей, это история про медицину в широком смысле. Это то, что я умею делать, моя любимая работа.
Да, я получаю за нее заработную плату, но она не в рынке. И у наших сотрудников она тоже меньше, но те специалисты, которые занимаются администрированием, привлечением ресурсов, — для них это пока приемлемые размеры заработной платы, чтобы содержать себя и жить комфортно.
— Вы каждый день видите проблемы со здоровьем у тех, у кого нет крыши над головой. Как обычные люди могут помочь их предотвратить? Например, моя знакомая в Штатах возила в машине пакет с носками — бездомные получают питание, им часто помогают с верхней одеждой, но мало кто задумывается о том, что им негде стирать нательное белье и это приводит к развитию инфекций, в мокрых носках люди болеют.
— Лучше всего передать информацию об этом человеке нам или другим социальным службам. Обычно только благодаря местным жителям как полноправным участникам процесса помощи мы узнаем о бездомных в спальных районах Петербурга. А еще о бездомных, о которых никто не знает, — это случаи, когда раньше человек вообще никуда не обращался за помощью. Мы очень благодарны людям, которые передают эту информацию.
Мы создали телеграм-бот «Я вижу бездомного», и оказалось, что для Петербурга это рабочий инструмент, удобный для заявителей. Замедлился, заметил — уже проявил эмпатию, уже помог. Надо нажать всего четыре кнопки, отправить фотографию, геолокацию — и идешь дальше.
Даже можно не разговаривать, особенно если нет мотивации и понимания, как это делать. Сообщить — первое, а второе — еда. Горячий чай, булочка с корицей, сосиска в тесте, пицца на вынос — что угодно. Если у вас есть желание что-то купить для бездомного, сделайте это. Скорее всего, человек согласится принять еду, потому что бездомные часто не могут зайти в магазин или кафе, их не пускают или в их адрес есть какой-то негатив, дискриминация. Небезразличный горожанин может взять любую еду take away и просто накормить человека, чтобы у него были силы и возможность куда-то добраться.
Ну а дальше — по возможностям: кто-то хочет поговорить с человеком о его жизни, узнать, что с ним случилось. Эту информацию можно ввести в наш бот или передать куда-то еще. Можно дать одежду: если вы видите, что человек в ней нуждается, купите в секонд-хенде. Или просто пойдите бездомному навстречу и не выгоняйте ночью из подъезда на холод, если видите, что ему негде ночевать, договоритесь с соседями.
Если человек сидит на земле, присядьте на корточки рядом с ним, не надо стоять над ним, это как патерналистская модель: «я выше тебя» — она считывается невербально. Вы даже плохого-то ничего не хотели, а человеку это уже заметно. У него все вокруг высокие, а он сидит на картонке. Тут всё зависит от вас.
— Питер — это «Ночлежка», проекты Маши Грековой, ваша Благотворительная больница и еще множество социальных проектов. Как вы думаете, почему в Питере особое отношение к благотворительным инициативам? Не то чтобы благотворительности нет в Москве, но складывается впечатление, что там больше про системные решения, социальные программы крупного бизнеса, а в Питере будто бы больше работы непосредственно с людьми, больше авторских социальных инициатив.
— Не знаю, может, потому, что Санкт-Петербург — культурная столица. Я сам приехал сюда как внутренний мигрант и остался, когда окончил университет. Но, наверное, это всё-таки работа с общественным мнением, потому что тут «Ночлежка», которая вышла на федеральный уровень. Думаю, отсюда растут все корни — это тридцатилетняя история. Это и государственная программа. В Санкт-Петербурге есть дорожная карта, которая включает различные виды государственной социальной и медицинской помощи бездомным людям.
Я не могу сказать, что в Петербурге этого много, а в Москве, Челябинске или Ижевске мало. У меня нет метрики, и я не знаю, нужно ли это сравнивать и что это даст. Ну да, разные системы, в каждом городе свои комитеты, свои программы, свои горизонтальные связи, свои бюджеты. У организаций тоже свои стратегии развития. Мне кажется, чем больше всего разного, тем лучше. Потому что даже мы, настолько разные, не покрываем всех запросов бездомных людей и людей, которые попали в беду. Даже наша клиника пока не сможет ответить на все медицинские запросы.
— Вы с отличием окончили Московскую школу профессиональной филантропии. Что означает заниматься благотворительностью профессионально?
— Это значит постоянно учиться, узнавать новое, интегрироваться в сообщество, чтобы все общались: не конкурировать, а объединяться, обмениваться информацией. Тогда в благотворительности можно расти, развиваться и получать необходимые знания и умения, чтобы эффективнее помогать людям в решении их проблем.
В благотворительности очень важно быть максимально гибким, развивать soft skills — возможности своего эмоционального интеллекта, коммуникативные навыки. И, конечно, искать новую информацию, максимально быстро погружаться в области знаний, где ты пока не являешься специалистом, но для решения задач твоего проекта это архиважно. Филантропия — очень творческая область.
— По вашим личным ощущениям, в среднем 20—30-летние люди отличаются от более старших поколений в плане вовлеченности в благотворительность, отношения к тем, кому нужна помощь?
— Все люди разные, но, конечно, есть некие паттерны поведения старшего поколения в отношении благотворительных проектов. Просто потому, что когда-то давно этого не было и было мало данных, а благотворительность находилась в зачаточном состоянии. А сейчас любой активист или волонтерская группа взаимопомощи может создать свой проект абсолютно любого масштаба. Мир стал более открытым. Развитие интернета позволяет нам получать огромное количество информации и использовать ее, в том числе в благих целях. Поэтому отношение, конечно, отличается.
Но я видел и то, как люди намного старше меня вовлекаются в новые проекты, учатся, узнают что-то новое — и становятся более гибкими. Для них это огромная работа, выход из зоны комфорта, это не всегда приятно, для многих даже несколько болезненно, но люди идут на это осознанно. Здорово, когда можно, несмотря на разницу в возрасте и взглядах, находить точки соприкосновения и работать над какими-то общностями, которые у нас есть, я надеюсь, и будут.
— Вам удалось собрать с помощью краудфандинга целых 2,2 млн рублей. Резюмируя ваш опыт, что нужно делать автору классной социальной инициативы, чтобы повторить ваш успех?
— Это мой первый опыт краудфандинга, и мне до сих пор пишут люди и спрашивают, как у меня так хорошо получилось. Выступаю в роли консультанта, когда есть время.
Первое, что я советую, — читать практическое пособие по краудфандингу на Planeta.ru, там всё четко написано. Его достаточно, чтобы понять, что нужно делать.
Второе — нужна база СМИ для пиара. Чем больше вы будете выходить на целевые аудитории, тем больше вероятность, что о вас будут говорить, переходить по ссылке на ваш проект и поддерживать, покупать лоты. У нас за пять лет работы сформировалась неплохая база СМИ. Мы записывали контакты всех журналистов и СМИ, которые к нам обращались, сохраняли в базе ссылку на материал или писали комментарий, почему взаимодействие не получилось. Так скопилось порядка 100 записей, которые потом пригодились в ходе краудфандингового сбора.
Третий глобальный момент — подготовка. Для меня это было не ново и не стало открытием — огромные суммы любых фандрайзинговых мероприятий, будь то барахолки, распродажи, благотворительные концерты, аукционы, — это огромная подготовка во времени и в ресурсах. То же самое здесь: к краудфандингу, чтобы заявиться на какую-то сумму и собрать деньги, нужно готовиться.
Помимо прочтения пособия и сбора контактов СМИ, нужно заранее написать пресс-релизы, нужен FAQ о том, как отвечать на возражения, — например, люди могут спрашивать, зачем помогать бездомным, ведь они «сами виноваты». Нужно собрать команду, распределить задачи. Кто-то ищет лоты, кто-то рисует картинки, кто-то пишет сценарий к видеоролику о проекте — его сделайте обязательно. Не картинку, а видеоролик, хотя бы снятый на телефон, как мы это делали, — это прекрасно выстрелило.
Также важно четко расписать таймлайн, даже если проект благотворительный и вы всё равно получите всю собранную сумму (большинство краудфандинговых платформ работает по принципу «всё или ничего», но на «Планете» действует более лояльная система: проект считается успешным при сборе от 50%, если автор гарантирует исполнение обязательств, которые он взял на себя в проекте. — Прим. ред.). Нам еще повезло с крауд-продюсерами на «Планете», с нами работали очень опытные ребята. Некоторые идеи, конечно, рождаются во время проекта, появляются новые лоты, возможно, подключатся какие-то селебрити, если вы дотянетесь до них, но это постоянная работа.
Я работал говорящей головой, у меня было два-три интервью в день. А потом я просто приходил красивый в галстуке на строительную площадку и клал плитку. Так работать сложно, но необходимо, иначе вы не добьетесь того результата, который себе наметили.
Еще мы изучали другие крауд-кампании — насмотренность в области реальных кейсов может быть полезнее, чем какие-то акселераторные акселераторы и библиотеки фандрайзинговых идей. Просто посмотрите успешные сборы в своей категории, отмотайте ленту, посмотрите видео, как люди доносят идею своего проекта.
— На что сейчас вам больше всего нужно финансирование и что нужно помимо денег?
— На средства от краудфандинга мы закупили всё необходимое и сделали ремонт — это однократное вложение на долгие годы работы. А сейчас ищем финансирование на текущую деятельность клиники, чтобы привлекать не только волонтеров, но и постоянных сотрудников. Если пациенты видят одного и того же врача, у них складываются отношения, и это лучше, чем если у разных врачей будут дежурства.
Хотим усилить инфраструктурную составляющую, поддержку для бездомных, для беженцев, докупаем кое-какие медицинские вещи, чтобы улучшить качество медицинских услуг и увеличить их количество. Сейчас предстоит большая административная работа по отстройке процессов: просчитать риски, написать и проговорить скрипты по общению с пациентами и коллегами, привлечь врачей — это очень важно, ведь людей лечат люди, а не стены и аппарат УЗИ.
Также у нас есть запрос на лекарства, на перевязочные материалы, на минимальную гуманитарную помощь, которую мы могли бы выдавать пациентам в клинике. Список необходимой гуманитарной помощи опубликован у нас на сайте, он регулярно обновляется. Можно просто купить лекарства в розницу или даже принести лекарства, которые вам не нужны, они найдут своих пациентов.
Клиника работает по будням, с 10 до 18 часов, по адресу: Санкт-Петербург, ул. Балтийская, 36/9. Лучшее, чем вы можете поддержать врачей-волонтеров, — это оформить регулярное пожертвование на небольшую посильную для вас сумму.