«Чем серьёзнее мы к себе относимся — тем глупее выглядим». Интервью с Юрием Муравицким
Привычный для России психологический театр с четвертой стеной уходит в сторону. Да, у нас любят классику, но ее можно показать иначе — в барочной манере: хаотично, задорно и без шанса на залипание в телефон во время спектакля. Театральный и кинорежиссер, педагог Юрий Муравицкий верит, что искусство — это служение, а в театре нужно выражать прежде всего идеи, а не себя.
Почему в театре бывает неловко, зачем в 2025 году ставить барочный театр и чем живут студенты Юрия Муравицкого — читайте в нашем интервью.
За что Вы любите театр?
За магию. Она, к сожалению, не всегда возникает, но когда возникает — это прекрасно. Это и есть театр. За возможность создавать миры и погружаться в них. За возможность создавать игру, играть в нее. За возможность не быть серьезным. Делать то, что любишь с детства, еще деньги за это получать — это же прекрасно.
Далай Лама недавно сказал, что человечество нуждается в сказочниках. Вот я люблю театр за возможность быть сказочником.

Ваши студенты также делают документальный театр. По каким принципам он работает и чьи тексты ложатся в основу спектакля?
Документальным театром с нашими студентами занимается драматург, режиссер и педагог Герман Греков. Он же будет режиссером спектакля. Тема спектакля — доверие.

Главный метод работы документального театра — это техника «вербатим». Студенты — актеры и режиссеры, берут интервью на определенную тему у разных людей — знакомых или незнакомых.
Затем в спектакле воспроизводят этот текст так же, как говорил его человек, которому этот текст принадлежит. Передают характер человека и его речевые особенности.
Какой совет Вы дали бы начинающим актерам, которые (пока?) не учатся у Вас?
Прежде всего, относиться ко всему с юмором, с иронией. И, прежде всего, к самому себе. Чем серьезнее мы к себе относимся — тем глупее выглядим.
И еще: если вы идете в актеры или в режиссеры ради самовыражения или саморазвития — ничего хорошего не получится. Выражать нужно смыслы, идеи, образы, а не себя. И развивать нужно не себя, а профессиональные навыки и способности.
В конечном итоге вы и саморазовьетесь, и самовыразитесь, но ни то, ни другое не может быть целью в искусстве. В творчестве – да, но не в искусстве. Искусство — это служение.

В чем разница между творчеством и искусством?
Творчеством люди занимаются для себя, как раз для самореализации, саморазвития и самовыражения. Творчество может быть просто хобби. К нему необязательно предъявлять серьезные требования — здесь, как правило, процесс важнее результата.
А искусство — это создание некоего художественного произведения или как минимум художественного образа. Здесь уже речь идет о профессионализме и ответственности художника. Искусство это нечто, что больше и важнее нас самих, это важно осознавать.

Станиславский говорил: «Любите искусство в себе, а не себя в искусстве». Лучше и не скажешь, хотя искусство — это тоже некий творческий акт. Но не все творчество становится искусством. Надеюсь, я вас не запутал.
Что самое неожиданное Вам говорили зрители после спектакля?
Недавно вот сказали, что мои спектакли не для российского зрителя. Не знаю, хорошо это или плохо. А еще, недавно после «Вакханок» один в общем-то театральный человек сказал, что в этом спектакле нет ничего нового, что там все, как было в древнегреческом театре.
Это очень смешно. Во-первых, откуда он может знать, как там было? А во-вторых, судя по тем обрывочным сведениям, которые до нас дошли, там все было совсем не так. Но мы попробовали представить, как это могло бы быть. Значит, получилось.

«Вакханки» — спектакль Юрия Муравицкого по Еврипиду в Учебном театре Московского международного университета.
Это постановка о возвращении бога Диониса в родные Фивы, о мести царя Пенфея, который не признает его божественную сущность. Дионис — бог вина, безумства и экстаза – сводит с ума женщин Фив, и они, словно по мановению волшебной палочки, превращаются в вакханок, отправляясь на гору Киферон, чтобы отдаться безумной и неистовой радости.
Мы слышали, что недавно возродился «Хор Муравицкого». Кто в нем участвует, какова концепция и планы на будущее?
Это такой театрально-музыкальный проект. Мы придумали его в 2016 году с нашими студентками из МШНК. Проект просуществовал года два, потом закрылся, а теперь снова возродился. Сейчас это шесть актрис-певиц — наши выпускницы.
Концепция простая — девы в черных одеждах, с черными губами и смоки айз, с каменными лицами достаточно брутально поют миксы из разных хитов, в основном попсовых. Получается смешно.
Уже сегодня, 9 марта, у них будет первый сольный концерт в «Хитрых людях». Планы на будущее — стать богатыми и знаменитыми, я так думаю. Для начала.
Почему сейчас такая мода на кабаре в театре?
Ну, во-первых, это стиль. Во-вторых, очень удобный формат. По сути, это формат концерта. У меня было несколько спектаклей в форме концерта, это действительно интересно, зажигательно.
А в-третьих, время сейчас такое — время кабаре. Если разобраться, не самое лучшее время.
В связи с этим вопрос: есть ли перевес «женского» в современном русском театре?
Пока нет. Но, надеюсь, появится. Пошла такая общая тенденция, что женщины начинают доминировать во многих сферах. Я это безусловно приветствую.
Мужчины, в общем-то, достаточно бесполезный вид. И к тому же не умеют себя вести. Глупо выглядят, глупо себя ведут. За редким исключением.

Вы бы поставили сейчас спектакль по современному тексту? Если да, то по кому?
Я ставил много спектаклей по текстам современных драматургов и современных писателей, но сейчас почти перестал. Мне сейчас гораздо интереснее барокко — и как эпоха, и как стиль.
Вот собираюсь со студентами поставить пьесу «Третья смена» современного драматурга Паши Пряжко, но в барочном стиле. Посмотрим, что получится.
Какой он — барочный театр? И почему его нужно показывать в 2025?
Барочный театр яркий, прежде всего. Может быть, даже слишком яркий для нашей театральной традиции. Он чувственный, экспрессивный, импульсивный.
Барочный театр — это игра, но игра, которая совсем не исключает глубины. Барокко это не только эпоха, это стиль, мировосприятие, философия. И этот стиль, как мне кажется, очень актуален сегодня.

Барокко — это энергия хаоса. Когда мир не кажется чем-то упорядоченным и понятным. Когда все не то, чем кажется. Когда кажется, что жизнь это сон, иллюзия. «Весь мир — театр», «жизнь есть сон», «наша жизнь — игра» — все это, по сути, барочные тезисы.
Если постмодернизм утверждает, что Бог умер или его просто нет, то в основе барокко утверждение, что Бог спит. Он создал наш мир, устал и прилег отдохнуть. А дальше разбирайтесь сами. Вот мы и разбираемся, как можем… Надо признать, получается у нас пока не очень.
Для кого Ваши спектакли?
Один мой коллега сказал, что ставит спектакли для критиков. Его можно понять, но я вот не могу так сказать. Я ставлю спектакли для зрителей — делаю «театр для людей», как завещал великий Джорджо Стрелер.

Для людей с чувством юмора, для людей, не боящихся быть детьми, не стесняющихся своего внутреннего ребенка. Для людей приходящих в театр не оценивать, а воспринимать. Для людей, не стесняющихся смеяться и плакать в театре.
Чего нельзя делать в театре?
Нельзя проповедовать, агитировать, пропагандировать, навязывать свое мнение. Нельзя самоутверждаться за чей-либо счет — за счет автора, режиссера, актеров, зрителей.
Нельзя использовать животных и маленьких детей, которые не давали своего согласия на участие в спектаклях. Нельзя допускать реального насилия над кем-либо. Есть прекрасные три правила: разумно, добровольно, безопасно.

Когда Вам в последний раз было неловко в театре?
Не помню, когда был последний раз. А если бы и вспомнил, не назвал бы ни спектакль, ни театр, конечно. Но мне очень часто бывает неловко в театре. Слишком часто. Поэтому я редко хожу в театр. Неловко бывает за актеров, которые пыжатся и полном серьезе изображают эмоции, которых на самом деле не испытывают.
Неловко бывает за режиссеров, которые не стесняются «ездить» на псевдосовременных приемах второй и третьей свежести, чтобы понравиться критикам. А критики маркируют эту вторичность как современный театр, хотя этот театр перестал быть современным в лучшем случае лет десять назад.

Если обобщить, неловко бывает, в основном, от безвкусицы, которой у нас ну очень много. Вкус можно воспитать, но это мало кто пытается делать. Поэтому у нас театр, в основной массе своей, глубоко провинциальный. И в столице, и, как говорится, в регионах. Но с другой стороны, стало появляться много интересных и по-настоящему оригинальных спектаклей.
Какие, например?
Я могу перечислить то, что посмотрел в последнее время и что мне понравилось: «Превращение» в Театре на Таганке, «Завтра была война» в Театре Пушкина, «Принц Гомбургский» в Никитинском театре, «Три сестры» в Театре Около. Еще мне очень нравится эскиз спектакля наших студентов по пьесе «Чайка».
В апреле выпустим спектакль, он будет называться «Рев наших моторов» — режиссер Егор Бильжо — тоже наш студент. На мой взгляд, это настоящий метамодерн — то, что мне сейчас интересно.

В одном из интервью Вы сказали, что «смех — самый доступный в хорошем смысле способ абстрагироваться от экзистенциального ужаса, который нас ежедневно окружает». Неужели все так плохо и есть ли выход?
Выход есть всегда. Но, пока что, кажется, что все действительно плохо, и мне как-то уже даже несмешно. Надеюсь, это приведет к улучшению. Надеюсь, это сделает нас хоть немного лучше, осознаннее.
Совсем скоро можно будет вновь посмотреть Вашу «Двенадцатую ночь или как угодно». Какой она будет?
Она будет такой, же как и всегда, — непредсказуемой.

«Двенадцатая ночь или как угодно» — комедия в стиле площадного театра по одноименной пьесе Уильяма Шекспира.
Каждый показ играется в разной актерской комбинации. В самом начале спектакля перед зрителями (иногда даже с их участием) актеры по жребию распределяют роли. Именно поэтому каждый показ спектакля неповторим.