Ты наш глупыш! Почему дети любят «странное» и как этим пользуются производители детского развивающего контента

В магазинах «развивающих» товаров или при поиске «образовательного» приложения взрослый человек может почувствовать панику: кругом беспробудный кошмар, который почему-то учит счету до двадцати. Неужели особенности развития ребенка предполагают усвоение нового материала в формате «эпилепсия в подарок»?

При этом человечество стремительно умнеет (если не обращать внимания на топ ютуба), образование становится непрерывным процессом, который к тому же не должен быть тоскливым. Эдьютейнмент правит миром: обучение превращается в развлечение, и, наоборот, в любом досуге родители пытаются отыскать образовательный эффект.

Прежде чем пригласить малышей играть в казаки-разбойники, приходится объяснять родителям, что это мероприятие позволяет детям овладеть навыками тайм-менеджмента.

Одновременно спрос на сложные технологичные игрушки, синхронизированные с гаджетами, растет. Ожидается, что их продажи в мире увеличатся с 2015 до 2020 года более чем в три раза. Родители, прикрывая поплотнее двери детской, надеются, что такие девайсы сделают ребенка умнее и счастливее.

Став центром массовой индустрии и порядочно коммерциализировав детства чистые глазенки, игрушки взяли на себя задачу серьезнее, чем просто «порадовать малыша»: теперь они отвечают за социальную, эмоциональную и когнитивную сферы. Лощеные медиа с розовощекими карапузами на аватарках рассказывают, как выглядит обогащенная среда для развития интеллекта. Это разноцветная детская, напичканная игрушками и интерактивными приложениями, которые поют на английском или сообщают, как блеет барашек. Ожидается, что именно здесь ребенок совершит скачок в развитии, хотя любой нормальный взрослый в такой среде мог бы сделать только скачок из окна.

Зачем нужны игрушки?

На заре человечества детям приходилось использовать в качестве игрушек предметы быта, время от времени получая нагоняй от отца: «Опять вы утащили мое примитивное каменное орудие труда!» Психолог Д. Б. Эльконин в книге «Психология игры» писал, что основное предназначение игрушки — подготовка к вхождению в мир «больших», и манипуляции со «взрослыми» вещами как нельзя лучше этому способствовали. Как только человечество совершало очередной технологический и культурный скачок, детские игрушки тотчас же претерпевали метаморфозы.

После неуклюжих орудий и попросту острых предметов в дело пошли уменьшенные копии объектов, ребята имитировали деятельность взрослых, которая постепенно усложнялась. Точно повторить папину работу становилось всё труднее, и предметы начали использовать в других интересных целях: на деревянной лошадке можно не только пахать землю, но еще рубить врагов или скакать по радуге.

Игрушки помогали детям в становлении знаково-символической функции сознания: название и предназначение одного предмета могут быть «перенесены» на другой, и лопух превращается то в широкополую шляпу, то в тарелку, то в лист, выползший из принтера.

Так развивается воображение и дорогое нынче креативное мышление. Ж. Пиаже, Л. С. Выготский и другие исследователи детства всячески давали понять, что именно в игре формируется человек. А значит, игрушки роковым образом могут повлиять на личность.

Но почему раньше для решения этой задачи было достаточно милого зайки и конструктора из кубиков, а сегодня такое уже не годится? Среди главных причин — изменение роли детей в потребительском обществе, развитие маркетинговых стратегий, трансформация подходов к образованию и новые психологические изыскания в области потребностей маленьких людей.

Изменение роли детей и новые маркетинговые стратегии

Традиционные стратегии маркетологов целились в человека с кошельком — в родителя. Какого динозавра принесет зубная фея, решал папа, и именно ему популярно объясняли, что зеленый зверь обладает интересным функционалом, добротно сделан и долгие годы будет раздражать домашних, валяясь в коридоре.

И в любой скандальной дискуссии об игрушках — о влиянии Барби на гендерное самоопределение или о роли ружья с пистонами в формировании агрессивного поведения мальчиков — дети выставлялись безвинными жертвами, никоим образом не влияющими на дьявольский набор пластика, которым набит дом порядочных «детных».

Но с тех пор ситуация кардинально изменилась. Западные исследователи в книге «Детство и культура потребления» пишут о новом феномене: реклама теперь обращается напрямую к маленьким людям, с их нуждами и желаниями. Дети перестают безвольно играть в то, что им купили. Они делают выбор, иногда шокирующий, превращаясь в серьезную действующую силу на рынке. Это связано, в частности, с тем, что родитель уже не чувствует себя компетентным в мире изобилия игрушек, методик и развивающих приспособлений.

Каждое фиолетовое чудовище в блестках снабжено ярлычком, рассказывающим, как благотворно оно влияет на сенсорную сферу ребенка, душевное благополучие и познавательную активность.

А поскольку мало кому из родителей достоверно известно, как именно выглядит «познавательная активность», все ведутся на этот нехитрый прием, покупая любую вещь, которую попросил ребенок.

Другой фактор — создание новых трендов через экраны планшетов. Взрослые предоставляют выбор контента детям, думая, что родительский контроль — надежная защита от мусора, однако сильно ошибаются. Производители тщательно изучают мировоззрение пятилетних клиентов и быстро подстраиваются под их необычные запросы.

Примером может служить история с популярнейшими куклами LOL. И если девочки от 3 до 12 лет от этой игрушки восторженно визжат, то взрослые недоумевают: резиновый пупсик с палец ростом стоит больше тысячи рублей. Американская компания MGA Entertainment наладила выпуск миниатюрных кукол, проанализировав поведение и эмоции детей, которые радостно смотрят видео в жанре «распаковка» (когда в кадре шуршат бумагой и достают из фантиков игрушки или конфеты — и больше ничего не происходит). Да, пупсик LOL зарыт под семью слоями обертки. И если бы не топовые ютуб-ролики, вряд ли глазастые резиновые зины спровоцировали бы такой бум.

Некомпетентность родителей в деле выбора товара для своих чад всячески подчеркивает пресса путем противопоставлений.

Жизнь у взрослых — рутина, у детей — волнующая сказка; папа — консервативен, малолетний фанат рэп-баттлов обладает инновационным мышлением; бабушка до сих пор не поняла, как отправить твит, а внук — модный стример.

Возникли термины «цифровые аборигены» и «цифровые мигранты» (об этом в книге «Мозг онлайн. Человек в эпоху интернета» пишут американский психиатр Г. Смолл и его соавтор Г. Ворган). И ясно, кто здесь задает тренды, а кто старается не отстать от жизни.

Новый подход к образованию

В то же время процессы обучения гуманизируются. В индустриальном обществе было важно следовать инструкциям, уметь вставать по фабричному гудку и четко соблюдать правила, чему сильно способствовала школа с ее требованиями, слушаться, действовать по образцу и не высовываться. Теперь же образование пытается подстроиться под естественные склонности ребенка и даже разные типы интеллекта — уж коль скоро мы признаём, что все люди уникальные.

Американский психолог Говард Гарднер в книге «Структура разума: теория множественного интеллекта» объясняет: если ребенок не сразу соображает, что такое дробь, это не значит, что у него проблемы с головой. Возможно, он более одарен, чем отличник, который схватывает на лету, просто для усвоения того же материала ему нужен другой подход. Скажем, не логический — а образный или даже телесный. А может статься, дроби ему и вовсе ни к чему, и малыш преуспеет где-то еще — в танцах или поэзии. То есть общая гребенка образования в нынешних реалиях явный атавизм.

Поэтому детский контент должен отвечать четырем требованиям: он выполняет обучающую функцию (образование — неоспоримая ценность), рассчитан на разные типы восприятия, в нем обязательно есть фан, и еще такой продукт повернут лицом (или тем, что у него вместо лица) к ребенку.

Например, именно мордой на юного потребителя глядит американский пушистый робот Ферби. Взрослые люди не вполне понимают, что это за дрянь: сова не сова, во всяком случае оно обладает клювом, огромными глазами и дичайшей расцветкой. А еще учит заботиться о других и ухаживать за слабыми — приложение позволяет кормить монстра, мыть и зачем-то делать ему рентген. Пушистый робот связан со смартфоном, и, когда ребенок старается изо всех сил, Ферби сносит ему на экран яйцо. Это фан.

Игра становится важнейшим компонентом обучения — и не только потому, что в ней работает множество подсознательных механизмов, не задействованных в традиционном педагогическом подходе. Она еще и азартна, включает внимание и мотивирует ребенка, позволяет играть по-своему независимо от того, какой у него тип интеллекта.

Всё очень дерьмово, или Психология помогает детям

Современный детский контент изобилует странными и гадкими вещами: игрушечные какашки в настолках, веселые рассказы об экскрементах, книги со смешными картинками про смерть, как, например, творчество популярной шведской писательницы Перниллы Стальфельт.

Со времен философа-гуманиста Руссо ребенка принято представлять в образе «благородного дикаря». Только влияние цивилизации с ее пороками и грехами может испортить человека. В XX веке бал правили бихевиористы, заявлявшие, что дитя — чистый лист и человека формируют обстоятельства. Например, они советовали мамам игнорировать рев из детской, иначе внимание будет вознаграждением плачущему ребенку, что увеличит число истерик. Такой «линейный» подход, стимул — реакция, больше не работает.

Стало понятно, что развитие детей, в том числе и когнитивное, во многом определяет эмоциональная сфера, а благодаря нейробиологии появился шанс ее изучить: составить карту мозговой активности или вычислить, к примеру, уровень гормона стресса кортизола.

А он зашкаливает как раз тогда, когда родитель не подходит к плачущему крохе (из книги британского психотерапевта Сью Герхардт «Как любовь формирует мозг ребенка»).

Вообще, угроза психологического неблагополучия дамокловым мечом висит над родителем: не откликнулись на потребности — психотравма, повысили голос — психотравма, не рассказали про несовершенство мира — подарили малышу невроз.

Специальными вещами-помощниками сегодня «обрастает» всякая сторона детской жизни, о которой раньше не принято было говорить, будь то страх, что под кроватью затаился дракон, или сражения с горшком.

Писающие пупсики, книги о кротиках с какашками на головах, истории о том, как дедушка стал скелетиком, — всё это срывает завесу тайны со сложных тем и помогает ребенку пережить их без неврозов.

Педагог Марина Аромштам пишет: «…„приучение к горшку“, т. е. внушение ребенку определенного отношения к отправлению своих физиологических нужд, — важнейший этап „очеловечивания“, социализации. Какашки — то, вокруг чего в жизни маленького ребенка много чего происходит — и страданий, и „побед“. Они, что называется, „даны ему в ощущениях“, и ощущения эти нередко гипертрофированы».

Так что психологи советуют не воротить гадливо нос, столкнувшись с удивительной по виду детской продукцией, а получше разнюхать: возможно, сейчас ребенку нужна именно такая вещица. Для эмоционального благополучия.

Борьба за внимание

В нашей реальности ребенок наконец-то перестал быть недоразвитым взрослым. Теперь он действующий агент, чьи чувства и эмоциональные потребности учитываются, странные предпочтения находят отклик, а за его внимание идет настоящая бескомпромиссная борьба. И крайне важно предложить ему правильную игрушку — поэтому создатели удивительных тварей на батарейках перед мозговым штурмом обязательно изучают модели поведения и и́гры, типичные для той или иной возрастной группы.

Почему, например, детская продукция обладает такими расцветками, которые ассоциируются у взрослых с наркотическим угаром? Потому, что младших не радуют приглушенные оттенки или пастельная палитра — им нужны бодрые краски радуги. Недавнее исследование Корнеллского университета показало, что детей привлекает большое число цветов одновременно: им нравится мозаичность, а не монотонность, и даже тарелки с едой ребята выбирают по этому принципу.

Кроме того, чем ярче продукт, чем сильнее он светится и блестит — тем скорее привлечет внимание.

Производители не забывают одушевлять самые странные предметы и лепят выпученные глазки овощам, домикам и грузовикам.

Детям интуитивно нравятся лица: младенцы задерживают на них взгляд дольше, чем на других предметах.

Причем детская мордашка кажется юным зрителям милее, если обладает гипертрофированными чертами, между двумя этими показателями существует линейная зависимость. Исследователи, опубликовавшие в 2012 году работу об эволюции мишки Тедди, пишут, что один из первых игрушечных медведей, изображенный на картине с президентом Рузвельтом, вовсе не мил: у него низкий лоб и вытянутая морда. С тех пор плюшевые косолапые отрастили большой детский лоб, а морда у них, наоборот, непропорционально уменьшилась. Крупная голова и короткие конечности, вызывающие ассоциации с младенцами, формируют подсознательную привязанность к игрушечным уродцам, даже если они поют какую-то пошлятину.

Поумнеют ли дети?

Ученые до сих пор не смогли внятно объяснить эффект Флинна — рост IQ на протяжении десятилетий. Становимся ли мы умнее и если да, то в каких областях?

Некоторые изменения зафиксировать всё же удается. Например, использование сенсорных экранов трансформирует мозг, делая его более чувствительным к тонким прикосновениям большого и указательного пальцев. Как это повлияет на детей, пока не очень ясно. Но многие ученые верят, что современные игры могут серьезно улучшить работу мозга.

Однако есть две опасности. Первая: не станут ли отмирать за ненадобностью некоторые моторные функции?

В этом году в прессе появились тревожные сообщения о детях, которые не могут держать в руках карандаш из-за чрезмерного увлечения гаджетами.

Вторая опасность — проблемы с речью. Директор Института возрастной физиологии РАО академик М. Безруких в интервью 2016 года поделилась неутешительными выводами: «Мы провели большое популяционное исследование 60 тыс. детей 6–7 лет, приходящих в школу. Оно показало, что у 60 % детей не сформирована речь. У них бедный словарный запас, они не умеют грамматически правильно строить предложение, вести диалог. 8 из 10 не умеют составить рассказ по трем последовательным картинкам, даже по знакомым сказкам».

Стоит ли удивляться, что потребности в разговорах у ребенка, коротающего вечер наедине с мультиками, не возникает? В прогрессивной школе Илона Маска Ad Astra не учат иностранным языкам, поскольку рассчитывают на технологии машинного перевода.

А форсайт школы Сколково Global Education Futures и вовсе предсказывает закат культуры письменной речи. Зачем что-то писать, если рекомендательные системы автоподбора справятся лучше? Авторы той же работы прогнозируют увеличение числа учеников с дефицитом внимания. Это, наверное, ничего. За внимание мы еще поборемся…