Чтобы развиваться, мозг должен забывать.
Мы называли их волшебными камнями. Это были просто кусочки гальки — типа тех, что покупают для аквариума, — в песочнице на детской площадке, где я играл в дошкольном возрасте. Но мы с друзьями наделяли их магическими свойствами, охотились за ними, как за сокровищем, и аккуратно раскладывали на горстки «изумрудов», «сапфиров» и «рубинов». Просеивание песка на предмет этих волшебных самоцветов — одно из моих самых ранних воспоминаний. Мне было на тот момент не более трех лет. Воспоминания из детского сада также сводятся к отдельным мгновениям: я вывожу розовыми линиями буквы на желтой бумаге, смотрю фильм о морских животных, учитель разрезает большой рулон бумаги, чтобы мы все могли пальцами в краске нарисовать свои портреты.
Когда я пробую вспомнить свою жизнь до пятого дня рождения, в памяти всплывают лишь эти проблески — как вспышки спичек во тьме. При этом я знаю, что думал, ощущал и узнавал тогда очень много. Куда делись все эти годы?
Психологи называют это драматическое забывание «инфантильной амнезией». В среднем человеческие воспоминания простираются не далее возраста трех с половиной лет. Все до этого — темная бездна. «Это феномен устоявшегося фокуса, — говорит Патрисия Бауэр из Университета Эмори, эксперт по развитию памяти. — Он требует внимания, поскольку это парадокс: маленькие дети помнят события своей жизни, при этом взрослые хранят очень малую часть этих воспоминаний».
В течение последних лет ученые наконец начали точно понимать, что происходит в мозге человека, когда он начинает забывать собрание своих самых ранних воспоминаний. «Мы надстраиваем биологическую базу», — говорит Пол Франкленд, нейробиолог из больницы Sick Kids в Торонто. Новые данные говорят о том, что мозг обязан отпустить большую часть детства — это необходимая часть перехода во взрослый возраст.
Зигмунд Фрейд дал название инфантильной амнезии в начале XX века. Он утверждал, что взрослые забывают свои детские годы жизни в процессе подавления неприятных воспоминаний о пробуждениях сексуальных переживаний.
Хотя некоторые психологи отдают должное этим заявлениям, самое распространенное объяснение инфантильной амнезии — это то, что дети просто не могут формировать стабильные воспоминания до семилетнего возраста, хотя подтверждений этой гипотезе немного. В течение почти столетия психологи полагали, что детские воспоминания не сохранялись, потому что в принципе не были долговременными.
В конце 1980-х годов началась реформация детской психологии. Бауэр и другие ученые начали изучать детскую память: например, создавали игрушечный колокол и били в него — а затем ждали, чтобы посмотреть, сможет ли ребенок повторить эти действия в нужном порядке после паузы в минуты или месяцы.
Один эксперимент за другим демонстрировал, что воспоминания детей трех лет и младше на самом деле сохраняются, хоть и с ограничениями.
В возрасте полугода детские воспоминания сохраняются как минимум в течение дня; в 9 месяцев — в течение месяца; к возрасту двух лет — в течение года.
В ходе знакового исследования 1991 года ученые обнаружили, что дети в возрасте четырех с половиной лет могут подробно вспомнить детали путешествия в Диснейленд, состоявшегося полутора годами ранее. Однако в возрасте примерно около шести лет дети начинают забывать многие из своих ранних воспоминаний. Эксперимент, проведенный Бауэр с коллегами в 2005 году, продемонстрировал, что дети пяти с половиной лет помнили более 80 % своего опыта в трехлетнем возрасте, тогда как дети семи с половиной лет помнили менее 40 %.
Эта работа выявила противоречие, лежащее в основе инфантильной амнезии: дети могут формировать воспоминания и обращаться к ним в течение первых лет жизни, при этом большая часть этих воспоминаний в конечном итоге улетучивается с гораздо более высокой скоростью, чем мы обычно забываем прошлое, будучи взрослыми.
Некоторые ученые предположили, что сохранение воспоминаний требует владения речью или ощущения собственного «я» — чего нам не хватает в детстве.
Однако хотя вербальная коммуникация и осознание собственной личности, несомненно, укрепляют воспоминания, их отсутствие не может целиком объяснять инфантильную амнезию. Как-никак у некоторых животных есть крупный и сложный мозг в сравнении с размером их тела, например у мышей и крыс, но у них нет речи или, предположительно, самоосознанности нашего уровня, но они тоже забывают свои детские воспоминания.
Тогда, значит, рассудили ученые, парадокс имеет под собой более значимую физическую основу, общую для человека и других млекопитающих с большим мозгом. Вопрос — какую?
Между рождением и ранним подростковым возрастом мозг закладывает некоторые схемы своего функционирования и укрепляет пути электрических импульсов жировой тканью, чтобы сделать их более проводящими. В процессе массивного роста мозг выстраивает бесчисленное количество новых мостов между нейронами. В ранние годы у нас гораздо больше связей между клетками мозга, чем во взрослом возрасте, — потом большинство из них рушатся.
Вся эта избыточная масса мозга — сырая глина, из которой гены и опыт формируют мозг таким образом, чтобы он соответствовал определенной окружающей среде. Без этой чистки мозгов дети не смогут выучить так много и так быстро, как это у них получается.
Как выяснили Бауэр и другие исследователи, эта способность приспосабливаться дорого нам обходится. Пока мозг переживает стадию продолжительного развития за пределами матки, большая и сложная сеть разных отделов мозга, которые вместе создают и хранят воспоминания, все еще находится в процессе развития и не в состоянии формировать воспоминания так, как она сумеет во взрослом возрасте. Как следствие, долгосрочные воспоминания, сформированные в первые три года жизни, — наименее стабильные наши воспоминания, и, скорее всего, они исчезнут или распадутся по мере взросления.
В начале этого года Франкленд с коллегами опубликовал исследование, рассказывающее еще об одном способе, при помощи которого мозг прощается с детскими воспоминаниями: они не просто бледнеют, но и скрываются. Несколькими годами ранее Франкленд с супругой Шиной Джосслин — также нейробиологом, начали замечать, что мыши, которых они изучали, демонстрировали худшие результаты во время тестов на память после того, как проводили некоторое время в клетке с беличьим колесом.
Супруги знали, что упражнение на колесе способствует нейрогенезу, росту новых нейронов, в гиппокампе — зоне мозга, которая играет ключевую роль в процессе памяти. И хотя нейрогенез в гиппокампе мозга взрослого человека очевидно укрепляет способность узнавать новое и помнить, Карл Дейссерот из Стэнфордского университета и другие исследователи предполагают, что он также может требовать некоторое количество забывания.
Так же, как в лесу есть место лишь для определенного количества деревьев, гиппокамп может содержать лишь определенное число нейронов. Новые клетки мозга могут занимать территорию других нейронов или даже заменять их, что, в свою очередь, может разрушать или переиначивать маленькие цепи, хранящие отдельные воспоминания.
Получается, высокий темп нейрогенеза в детстве частично ответственен за инфантильную амнезию.
Чтобы доказать эту гипотезу, Франкленд и Джосслент переместили маленьких и взрослых мышей из привычной небольшой пластиковой коробки в более просторные металлические клетки. В новых контейнерах они наносили грызунам небольшой удар электрическим током. Мыши быстро стали связывать металлические клетки с электрошоком и тряслись от ужаса всякий раз, когда их помещали в эти условия.
Мыши-малыши начинали забывать об этой связи уже через день, взрослые мыши — помнили ее. Однако если после ударов током взрослые грызуны бегали по колесу, стимулируя таким образом нейрогенез, они начинали в своей забывчивости походить на детенышей.
Прозак, который также стимулирует нейрогенез, имеет тот же эффект. И наоборот, когда ученые замедляли нейрогенез у детенышей с помощью лекарств или генной инженерии, юные звери формировали гораздо более стабильные воспоминания.
Чтобы внимательнее изучить то, как нейрогенез меняет память, Франкленд и Джосслин использовали вирус для внедрения гена, кодирующего зеленый флюоресцентный белок в ДНК только что выросших клеток мозга мышей. Сияющая окраска продемонстрировала, что новые клетки не заменяли старые; они, скорее, присоединялись к уже существующей цепи. Это говорит о том, что технически множество маленьких цепей нейронов, которые хранят наши ранние воспоминания, не уничтожаются нейрогенезом. Вместо этого они тщательно реструктурируются, что, вероятно, объясняет, почему изначальные воспоминания так сложно восстановить.
«Мы думаем, что это вопрос доступности, — комментирует Франкленд. — Но это также и вопрос семантики. Если к воспоминанию невозможно получить доступ, значит, оно фактически стирается».
Эта перестройка цепей памяти означает, что, хотя некоторые из наших детских воспоминаний действительно стерты, другие сохраняются в зашифрованном, искаженном виде. Исследования говорят о том, что человек может восстановить как минимум некоторые воспоминания детства, реагируя на определенные подсказки, — вызывающие возникновение в памяти каких-то моментов, связанных, к примеру, со словом «молоко». Или представляя дом, школу или особое место, связанное с определенным возрастом, которое позволяет всплыть релевантным воспоминаниям самим по себе.
Однако даже если мы сумеем распутать какие-то отдельные воспоминания, которые пережили смутные циклы роста и упадка в детском мозге, мы никогда не сможем полностью им доверять — некоторые из них могут быть частично или полностью выдуманными.
Исследование Элизабет Лофтус из Калифорнийского университета в Ирвайне показало, что наши самые ранние воспоминания часто представляют собой необъяснимую смесь из реальных событий, рассказов других и сцен, выдуманных нашим бессознательным.
В ходе ряда поворотных экспериментов в 1995 году Лофтус с коллегами дали добровольцам короткие истории об их детстве, полученные от родственников. Участники исследования не знали, что одна из этих историй — о том, как они заблудились в торговом центре в возрасте пяти лет, — была главным образом выдумкой. Четверть участников сказали, что помнят такой случай. И даже когда им сообщили, что одна из историй была сочинена, некоторые участники не смогли понять, что речь идет об инциденте в торговом центре.
Когда я был маленьким, я потерялся в Диснейленде. Вот что я помню: на дворе декабрь, я рассматриваю игрушечный поезд в рождественской деревне. Обернувшись, понимаю, что родители исчезли. Меня охватывает ужас, я начинаю бродить по парку в поисках. Ко мне подходит незнакомец и отводит к гигантскому зданию с кучей экранов, на которых показывают записи камер наблюдения. Вижу ли я родителей на одном из них? Я не видел. Мы возвращаемся к поезду, где я нахожу родителей. Бегу к ним в объятья, охваченный радостью и чувством облегчения.
Недавно я впервые спросил маму, что именно она помнит об этом дне в Диснейленде. Она сказала, что это было летом и что в последний раз они меня видели возле путешествующих по «джунглям» корабликов, а совсем не возле железной дороги у входа в парк.
Как только они осознали, что я пропал, они сразу обратились в Центр розыска. Сотрудник парка действительно нашел и привел меня в центр, где меня успокоили порцией мороженого.
Я был сбит с толку тем, что ее история так сильно противоречит тому, что я считал очень точным и четким воспоминанием, и попросил маму найти в старых фотоальбомах доказательства, но она смогла отыскать лишь снимки из предыдущей поездки в Диснейленд. Видимо, у меня никогда не будет четких свидетельств того, что тогда случилось. Остались лишь мерцающие, как пирит, крошечные осколки прошлого в голове.