Как детей перестали воспринимать всерьез и начали использовать в политической пропаганде

В широком смысле слова политика — это деятельность по приобретению, удержанию и укреплению власти. А любому, кто хочет удержать власть, важно, чтобы люди так или иначе признавали ее легитимность. Для этого и существует пропаганда — широкое распространение информации (истинной или ложной) с целью влияния на сознание масс и формирования «общественного мнения». К пропаганде прибегают все, кто так или иначе вовлечен в политику.

Один из классических приемов пропаганды — использование тех групп, у которых меньше прав и возможностей, в качестве идеологической разменной монеты. Эти группы иногда демонизируются (как евреи в Третьем рейхе), а иногда, наоборот, выставляются безвольными, но ценными «жертвами», которых надо защитить любой ценой.

Такими «жертвами» в западной истории традиционно выступали женщины и дети. Людей (а полноценными людьми в недавнем прошлом считали только взрослых мужчин) призывали взяться за оружие или преклонить колени перед монархом ради спасения жизней их жен и дочерей.

«Наши враги хотят обесчестить наших жен и поработить наших детей!» — подобные утверждения можно встретить во многих исторических романах и документальных источниках.

Но что борцам за власть делать теперь, когда у женщин появилось больше прав и возможностей, а многие женщины сами стали заниматься политикой, голосовать на выборах наравне с мужчинами и вступать в армию? Став равноправными членами общества, женщины перестали восприниматься в качестве «дорогой собственности» и символа невинности, который должен вдохновлять на подвиги.

Но политики, революционеры и активисты нашли прекрасную альтернативу дегуманизирующей риторике о защите «милых, но слабых дам»: они еще сильнее ухватились за «защиту детей».

Как дети стали разменной политической монетой

Дискриминация по возрастному признаку — эйджизм — существовал во все времена: как по отношению пожилым людям, так и по отношению к молодому поколению.

В обществе всегда было принято ценить жизнь «опытных и умных» взрослых выше жизни детей.

Но с развитием западной цивилизации понятие детства растянулось. Возраст «зрелости» — то есть совершеннолетия — стал отодвигаться всё дальше, и поэтому у молодежи становилось всё меньше прав и возможностей.

Если вы прочтете подписанную в 1948 году Всемирную декларацию прав человека, то увидите, что, согласно ей, несовершеннолетние лишены всех базовых прав, кроме права на жизнь.

Несовершеннолетние бесправны: даже такие основные права, как право на медицинскую помощь или владение собственностью, находится в руках родителей или других опекунов. То есть в современном обществе людей до 18 (а в некоторых странах и до 21 года) воспринимают так же, как 200 лет назад в западном обществе воспринимали женщин.

Политикам невыгодно менять отношение к подросткам. Отказавшись от эйджистских законов, они не только потеряли бы значительное количество избирателей, которые воспитывались в современной эйджистской культуре и разделяют иерархический подход к возрасту. Политтехнологам пришлось бы отказаться от излюбленного пропагандистского приема: использования детей для продвижения политических повесток.

Эйджизм по отношению к молодежи как основа других видов дискриминации

Риторика о неполноценности несовершеннолетних (которых «мы любим несмотря ни на что и ограничиваем ради их собственной же безопасности») настолько прочно въелась в наше сознание, что политики снова и снова используют ее для сохранения статуса-кво. Поэтому эйджизм является одной из основ других видов дискриминаций, например, расизма, гомофобии, эйблизма и сексизма.

Давайте внимательнее посмотрим, как это работает, чтобы научиться замечать это явление в повседневной жизни и лучше противостоять риторике популистов.

Эйдижистская риторика в основе расизма и колониализма

Сексизм и эйджизм исторически служили оправданием для расизма. Во времена колониальных завоеваний образ «белого спасителя» во многом основывался на образе заботливого, но строгого отца-патриарха, обучающего «неразумных детишек» (менее развитые народы) — в том числе используя «наказания» (подавление их культуры и религии) ради их «коллективного блага».

Во времена американского рабства образ рабовладельца-отца, строгого и справедливого, использовался для оправдания насилия над «неразумными» рабами. Ведь если мы можем считать женщин и детей собственностью мужчин, то почему мы не можем считать чернокожих людей собственностью белых?

С отменой рабства и эмансипацией женщин этот стереотип никуда не делся, он лишь слегка видоизменился.

Расисты любят приписывать чернокожим (и другим расовым и национальным меньшинствам, а также другим народам) «исконно детские» качества: импульсивность, наивность, склонность к бессмысленному бунтарству и неспособность понимать сложные политические явления.

При этом они задают своей аудитории всё тот же вопрос: если мы можем ограничивать детей ради их блага, почему же мы не можем ограничить национальные меньшинства? Если мы можем насильно (в том числе с помощью телесных наказаний) учить и перевоспитывать детей, почему мы не можем насильно (в том числе с помощью оружия) учить и переделывать другие народы?

Поэтому борьба с эйджизмом снизила бы масштаб имперских замашек многих сверхдержав, а также была бы выгодна чернокожим, мигрантам и национальным меньшинствам.

Эйджизм на страже гомофобии

В 1970-х годах в США началась моральная паника «защиты детей от влияния геев» — тогда и появилась идея о так называемой гей-пропаганде. Вопреки представлениям многих русских гомофобов, эта идея не возникла в России. В XX веке мысль американских христианских фундаменталистов о том, что гомосексуальные люди опасны для детей, поддерживали многие знаменитости, в частности популярная певица Анита Брайант. Она организовала кампанию «Cпасите наших детей», целью которой было ограничение гражданских прав гомосексуалов.

В те времена американские родители часто выгоняли из своих домов гомосексуальных, бисексуальных и трансгендерных детей. Эти дети находили убежища в гей-кварталах Сан-Франциско.

Стараясь ограничить в правах взрослых представителей ЛГБТ-сообщества, Анита Брайант и ей подобные наносили удар по детям и подросткам, лишая их защиты близких и крыши над головой.

Действуя таким образом, консервативные политики стремятся обрести поддержку, с одной стороны, религиозных фанатиков и просто традиционно воспитанных граждан, которые боятся изменения привычных устоев, а с другой — малообразованных людей, которых легко одурачить сказками о том, что «сжигая геев», можно навести в стране порядок и создать счастливое будущее для их детей.

Такая защита гомофобных стереотипов стоит жизни и здоровья несовершеннолетним ЛГБТ-людям и вредит всем детям, не соответствующим гендерным стереотипам: девочкам-«пацанкам», которые любят играть в футбол; мальчикам, которые ненавидят войну или даже просто хотят отрастить волосы, как их любимый футболист.

Всё это было бы невозможно, если бы в обществе детей и подростков рассматривали как полноценных личностей, а не как лишенный индивидуальности символ невинности и светлого будущего.

Эйблизм и призрак всемогущего опекуна

Эйблизм — дискриминация по признаку инвалидности — во многом основана на эйджизме по отношению к несовершенолетним.

Логика проста: если мы назначаем «всемогущих» опекунов для детей, считая это благом из-за того, что у детей меньше возможностей в мире, рассчитаном на взрослых, то почему мы не можем ограничивать гражданские права и назначать «всемогущих» опекунов для людей, чье тело или мозг работает нетипичным образом и которые из-за этого тоже не вписываются в общественные стандарты? Ведь это гораздо проще, чем пытаться создать доступную среду и интегрировать этих людей в общество!

Подобный подход к правам людей с инвалидностью приводит к существованию закрытых систем психоневрологических интернатов (большинство из которых не намного лучше концлагерей) и к чудовищному злоупотреблению властью со стороны многих опекунов.

Сексизм, опирающийся на образ строгого отца

Пожалуй, это самое интересное пересечение дискриминаций. Дело в том, что образ патриархального мужчины всегда включал в себя как образ строгого отца, так и образ строгого мужа. Поэтому власть мужчин в семейной и политической жизни строилась как на подавлении жен, так и на подавлении детей. Женщинам, как и чернокожим, тоже приписывали «врожденную инфантильность», и именно поэтому они на протяжении веков воспринимались как собственность: вначале как собственность отца, затем — как собственность мужа.

Парадоксально, но эта система стала работать в еще более извращенном формате со времен второй волны феминизма, когда женщины обрели больше прав и возможностей. Известная радикальная феминистка второй волны Суламифь Файерстоун в своей работе «Диалектика пола» (1970) написала, что патриархальная система «стравливает» детей и женщин между собой во благо мужчин-традиционалистов.

Выставляя детей «нежными цветами» — безвольными и беззащитными созданиями, которые нуждаются в постоянной защите со стороны матери — патриархальное общество приковывает женщин к «домашнему очагу», мешая им развить свой потенциал в любой другой области.

Возможно, именно поэтому практически сразу после второй волны феминизма, когда западные женщины стали чаще устраиваться на работу, консерваторы начали моральную панику, обрушившись на воспитателей детских садов с огромным количеством ложных обвинений в педофилии. Следствием этого стало принятие большего количества эйджистских законов, ограничивающих права детей и подростков.

Цель этих законов состояла не столько в ограничении прав детей, сколько в том, чтобы загнать женщин обратно на кухню. Позже эти же самые стереотипы и ограничения стали частью постсоветской культуры, которая успешно перенимала западные консервативные веяния.

Дети как эффективный инструмент политической пропаганды

Как уже говорилось, использование детей в качестве инструмента политической пропаганды — явление повсеместное.

Активисты, как и политики, стремятся изменить общественные устои. Поэтому действенный пропагандистский прием о «защите детей» используется ими не менее часто, чем политиками, которых мы видим в предвыборных списках.

К сожалению, образ детей используют не только консервативные активисты вроде священников РПЦ, оправдывающих закон о гей-пропаганде.

Некоторые мейнстримные феминистки, выступая против давления на матерей, демонизируют детей, выставляя их поведение лишенным какой-либо логики и обвиняя именно детей — а не общественные стереотипы о «матери-героине» и «покорных малышах» — в том, что общество требует от матерей слишком многого.

Они забывают, что современный эйджизм во многом лежит в основе современного сексизма, а феминизм является движением по защите прав всех людей женского гендера вне зависимости от их возраста. Но интереснее всего наблюдать за тем, как эйджизм становится инструментом пропаганды в «большой политике», то есть когда эйджистские стереотипы используются при принятии или лоббировании решений государственной важности.

Еще во время войны во Вьетнаме республиканские «ястребы» использовали риторику о том, что, проиграв войну, американцы усилят влияние СССР, который превратит американских детей в безбожных коммунистов. Левые корреспонденты подогревали накал в антивоенном движении, демонстрируя по телевизору кадры, на которых американские солдаты убивают вьетнамских детей.

В первом случае республиканские политики использовали классический прием «защиты беспомощных близких». Это один из самых действенных инструментов пропаганды, ведь именно ради защиты близких большинство людей готовы на всё.

Во втором случае левые и антивоенные активисты использовали прием защиты детей как символа чистоты и невинности, даже если речь шла о довольно взрослых подростках-партизанах. Выставляя этих подростков невинными жертвами, американские антивоенные активисты тем самым обесценивали и игнорировали политическую повестку этих самых подростков-партизан.

Современные западные политики и активисты действуют по тому же принципу, например, когда используют образ Малалы Юсуфзай — отважной пакистанской девушки-подростка, которая боролась за права девочек на образование.

Превращая кейс Малалы в «единственную историю» о ближневосточных женщинах, они оправдывали ею вмешательство в дела ближневосточных государств (подробнее об этом читайте в статье «Мейнстримный феминизм как колониализм: как западные активисты покрывают милитаризм на Востоке»).

Политики практически всегда используют повестку подростков только тогда, когда им это выгодно. В других случаях они обесценивают мнение молодежи, используя эйджистские стереотипы.

Почему пропаганда о защите детей так хорошо работает

Пропагандистский прием «необходимости защиты детей» работает во многом благодаря тому, что достижения реальных несовершеннолетних обесцениваются или приписываются их взрослым родственникам. Точно так же совсем недавно обесценивали достижения женщин, игнорируя их или приписывая родственникам-мужчинам.

Практически все мы знаем взрослых активистов за гражданские права, которые были убиты за свою деятельность: например, Анна Политковская или Мартин Лютер Кинг. Но мало кто знает об Икбале Масихе, пакистанском мальчике, сбежавшем из рабства и освободившем других детей, который был убит за свою борьбу с детским рабством. Многие из нас слышали о самой молодой номинантке на Нобелевскую премию мира Грете Тунберг, но при этом большинство СМИ обсуждают не столько достижения самой Греты, сколько то, как ее родители и другие взрослые повлияли на ее деятельность.

Обесценивая и замалчивая то, что в современном обществе — несмотря на эйджизм — всё же существуют великие молодые люди, общество выставляет несовершеннолетних безвольными жертвами и тем самым помогает политикам использовать их в своих целях, апеллируя к базовым психологическим механизмам и культурным стереотипам электората.

Во-первых, практически каждый родитель склонен заботиться о своем потомстве. И дело не только в биологической потребности «эгоистичного гена» (защите своего генетического потенциала и стремлении повысить выживаемость своих детенышей, которая свойственна млекопитающим). Как известно, у людей благодаря развитию разума нет инстинктов в строгом понимании этого слова — но зато есть свойственные большинству психологические особенности, которые могут подкрепляться культурой.

В нашем обществе родительство превратилось в особый культ, тем более сейчас, когда период детства в нашей культуре «растянулся». Существуют сотни норм, которым должен соответствовать «идеальный родитель».

Но люди не могут быть идеальными, а нормы — универсальными. Поэтому практически все матери и отцы страдают от комплекса «плохого родителя», которым и пользуются политики. «Голосуйте за нас, и мы позаботимся о ваших детях», — говорят они, тем самым используя родительское чувство вины и снимая с них часть ответственности.

Во-вторых, политики и активисты апеллируют к символическому «золотому веку героев», о котором ностальгировали и древние греки, и средневековые обыватели: старое всегда лучше нового, золотой век должен вернуться, нет смысла прислушиваться к молодежи, надо просто научить их традициям. Или, если мы говорим о прогрессивных движениях, активисты и политики говорят о «прекрасном далеком будущем», выставляя детей символом чистоты и светлого нравственного будущего.

Они, как средневековые католические священники, предлагают вам «купить индульгенцию» — то есть обменять ваш голос на билет в будущий рай божий на земле.

Всё это было бы невозможно без упомянутого выше игнорирования реальных подростков.

Ни один политик не сможет «построить будущее»: его будут строить ваши дети — многие из которых этим уже и занимаются, между прочим. Увы, их мир не будет идеальным, но идеального мира попросту не может существовать, а те, кто обещают вам его создание (или «воссоздание»), — лжецы и мошенники.

Ни один политик не сможет научить вас понимать своего ребенка — точно так же, как ни один политик не сможет научить вас быть хорошим супругом: вы должны выстраивать отношения со своими детьми сами, ориентируясь на их индивидуальность, на их желания и потребности.

Если какой-либо политик использует образ детей и подростков для оправдания своих действий, но при этом выступает за ограничение их прав — то этот политик заинтересован не в защите детей, а в том, чтобы за их счет получить поддержку электората.

Чтобы защитить себя от подобной пропаганды, стоит понять, что молодежь — в том числе дети и подростки — это не просто абстрактное «будущее». Это живые, находящиеся рядом с вами люди, которые заслуживают того же уважения, что и взрослые. Как и взрослые, они способны высказывать собственную позицию.

Не верите? Посмотрите на Грету Тунберг и ее последователей-школьников, а также на других детей-политиков!

Лучший способ борьбы с «политическим эйджизмом» — это борьба с тем рабским положением, в котором сейчас находятся несовершеннолетние.