Пес-фашист, кот-убийца и школьник с лысиной. Как детская литература перестала сюсюкать и взялась за реальные проблемы

Запретных тем в современной детской литературе сегодня почти не осталось, и это хорошо. На русском языке выходили книги про реабилитацию юной жертвы после теракта, о сталинских репрессиях, смерти близких людей, неврозе как результате ругани в семье. Уже сложно понять, где граница между детским и взрослым миром, но в этой неопределенности детская литература помогает читателю справляться с главной проблемой растущего человека любого возраста — как вести себя в сложной ситуации.

Что делать, если на подушке каждое утро остаются клоки твоих волос, кот приносит трупы соседских питомцев на ковер и разрушает дом, а мир, который ты создал, разрушает твой двойник?

Германа не надо жалеть и бояться

Ларс Соби Кристенсен, пер. с норвежского Ольги Дробот

Гимн повседневным чудесам начинается с древесного листа, падающего в рот семиклассника Германа. Он часто ходит по улице с закрытыми глазами, считая, сколько может сделать шагов вслепую. В родном норвежском городе его лучшими друзьями оказываются родители — отец-крановщик и мама-продавщица в лавке с душистым кофе. Все трое говорят на одном языке, словно возраста не существует. Но в 11 лет по непонятной причине у Германа начинают выпадать волосы, которые он не позволяет выбрасывать и собирает в гербарий, подписывая страницы карандашом большими буквами: «Булавовидные волосы, найдены на голове Германа Фюлькта».

Вместе с волосами теряется и связь между ребенком со взрослыми проблемами и всеми слоями общества: в школе его ожидаемо дразнят, стягивают шапку, с которой мальчик не хочет расставаться, а взрослые чувствуют себя неловко и начинают жалеть Германа.

В этой книге читателю показывают, как ведут себя дети и взрослые при столкновении с аномальным явлением. Прежде всего они его боятся, потому что у них нет готовой реакции, кроме жалости (у родителей и учителей) и отчуждения (со стороны одноклассников).

И то и другое — пример провальной реакции на появление проблем у ребенка. Впрочем, облысение, как и другие личные трагедии, позволяют герою повзрослеть быстрее своих сверстников.

Цитата:

Герман снял шапку. Класс хором ахнул. Руби обернулась и зажала рот рукой, как будто подхватила падающую челюсть. Тишина превратилась в полное безмолвие, стало слышно, как на Валдресе снежинка опустилась на иголку сосны. Боров обернулся, увидел парик и уронил мел на пол. Бабахнуло, будто бомба взорвалась. Боров беспомощно улыбнулся и остаток урока в бешеном темпе объяснял, в чем разница между овцой и козой. Герман медленно натянул шапку обратно и уставился в окно. Он думал о том, что все перемелется. Странно, конечно, что у времени только один зуб, хотя лет ему должно быть много-премного и оно не знает отдыха от начала времен. Герман представил себе улыбочку времени — с одним гнилым зубом на весь рот. Неприятное зрелище. Перемену Герман простоял один около выключенного фонтанчика с питьевой водой. Он чувствовал себя невидимкой: все смотрели мимо него, опускали глаза и обходили стороной. Никто не стягивал с него шапку, не дразнил, не изводил, хотя даже это было бы лучше, он мог бы защищаться и пугать их булавовидными волосами. А так ему и предъявить нечего. Постепенно до него стало доходить, в чем тут дело. Им меня жалко, понял Герман. Это вообще конец.

Кота-убийцу (не)ждет наказание

Энн Файн, пер. с английского Дины Крупской, илл. Екатерины Андреевой

«Дневник Кота-убийцы» — мокьюментари для всей семьи, Энн Файн восстанавливает антропологическую несправедливость, открывая читателям мысли и чувства котов.

Главный герой — кот-убийца Таффи, на его счету кролики, птицы, про всех жертв домашнего монстра пока не известно. Он ведет дневник, влюбляется, сбегает из дома, празднует день рождения и Рождество. Кот несносен и всегда уходит от наказания.

Безнаказанность — почти недоступное состояние для большинства людей, она позволительна только детям в самом раннем возрасте — и домашним животным.

Все выходки нахального кота на грани фола, после очередной разбитой вазы и испуганных гостей животное уже должно было оказаться на улице, но его юная хозяйка, ослепленная любовью к пушистому комочку ярости, всегда забирает любимца из рук закона. Образ непослушного кота уже давно стал мемом во всех странах, но Таффи, по сути, проходит все стадии, которые обычно переживают дети среднего школьного возраста. При этом Энн Файн показывает читателю два предельных состояния человека — слепую любовь и тотальную безнаказанность. И в том, и в другом случае жизнь героев не меняется, любые наши черты, доведенные до предельного абсурда, останавливают нашу историю и превращают каждый наш день в шоу.

Цитата:

— Таффи! Как же так? Бедный, бедный кролик! Ты только погляди на него!

Надо признаться, выглядел Шлеп неважнецки. В основном, конечно, из-за налипшей земли. И травы. И нескольких палочек-веточек, застрявших в шерсти. И из-за масляного пятна на одном ухе. Но если вас протащить через весь сад, потом через живую изгородь и недавно смазанную маслом кошачью дверцу, вы вряд ли будете выглядеть так, будто явились на званый ужин. Впрочем, Шлепу было наплевать на внешний вид. Он был мертв.

Император Собака, или Последствия отпуска

Виталий Терлецкий, илл. Алексей Вайнер

«Император Собака» — вторая повесть о мире Города Городов — идеальном мегаполисе, в котором правит Король Собака. Он почти всемогущий волшебник, его подданные счастливы и здоровы, на небе почти всегда светит солнце, но и в идеальном мире творцы устают, им нужен отпуск. Правитель создает из зеркального отражения себе заместителя и улетает на море. Через две недели добрый пес возвращается в совсем другую страну, напоминающую Восточную Европу, недавно освобожденную от фашистов: трамваи с выбитыми стеклами, темные слуги Императора Собаки (бывший наместник) на каждом углу охраняют авторитарный режим, процветает коррупция, сторонники Короля подавлены, его успокаивает мама, живущая в отдалении от политической сцены, на опушке леса.

В повести Терлецкого чудо тотального волшебства и мир победившего добра сталкивается с одной из центральных потребностей человечества — желанием властвовать и быть лучше других.

На пути к этим «ценностям» обычно и пробуждается темная сторона каждого из нас, тень волшебника Геда, созданная Урсулой Ле Гуин, или зло в Бильбо/Фродо, пробуждаемое кольцом всевластия. В этот раз зло обретает облик симулякра. Король Собака создал своего двойника и тем самым активировал макабрический механизм, производящий двойников, уже не имеющих сходства с оригиналом, которых интересует не жизнь людей, а только растущая личная власть.

Цитата:

Через полчаса полупрозрачными копиями Наместника уже полна вся комната, а через час — весь широкий плац перед дворцом. Тем временем Наместник Собака выковывает в лаборатории-мастерской доспехи и оружие — волшебные, а потому легкие, но непробиваемые.

Теперь его армия одета и вооружена. Он собирает ее перед дворцом и, облаченный в черный мундир, выходит на балкон.

— Мои верные солдаты! — восклицает Наместник Собака. — Сегодня я дал вам жизнь. Я дал вам доспехи и оружие. А с этими словами я даю вам еще и власть. Теперь мы все вместе — повелители Города Городов, и мы устроим здесь новый порядок, порядок, основанный на уважении.

Армия солдат-собак встречает своего повелителя громогласным «УРА».

Машина климата перенастраивается — теперь в Городе Городов всегда светло-серое небо, поскольку солнечный свет привносит свободомыслие. Внешние границы города закрываются, на стенах крепятся видеокамеры, колючая проволока и проводится электрический ток. Кроме того, по всему периметру выставлены дозорные-собаки. Введен комендантский час — после девяти вечера больше нельзя просто так гулять по улицам. Городские праздники отменены. Введены налоги. После введения налоги сразу же повышаются.

В целях агитации расклеиваются афиши, устанавливаются громкоговорители. Все подданные и приближенные Короля Собаки заточены в темницу. Да, по этому случаю специально построены темницы — на месте музеев, больниц и университета, которые теперь снесены.

Наместник Собака стоит на балконе Ченого дворца. Он продолжает свою речь.

— Как я уже говорил, — его слова разносятся по окрестностям, усиленные сотней громкоговорителей, — никакого Короля Собаки никогда не существовало. Всегда был лишь один единственно верный и законный правитель, правитель Города Городов и повелитель ста тысяч королевств — Император Собака.

Император Собака замолкает. Его глаза блестят.

Блестят очень нехорошим блеском.

Сбежать от режима: По ту сторону синей границы

Доррит Линке, пер. Веры Комаровой

В книге «По ту сторону синей границы» читатель оказывается в ГДР незадолго до падения Берлинской стены. Ханна и Андреас вылетают из школы после нескольких случаев несоциалистического поведения, их дни проходят на заводе, без образования они не нужны просоветскому обществу ГДР. Ханна и Андрес после долгой подготовки решают пересечь границу, казалось бы, в самом недоступном месте — переплыть Балтийское море, по крайней мере, добраться до нейтральных вод. Судьба школьников в Балтийском море зависит уже не от политического климата, а удачи и физических возможностей.

Читатель вместе с героями погружается в две реальности — побега и воспоминаний героев о жизни в ГДР.

В своей дебютной повести Доррит Линке рассказывает о всевозможных границах — между школьниками, которые готовы жить при недостроенном социализме, и тихими бунтарями, разговаривающими во время исполнения гимна. Самая опасная черта — та, которая отделяет думающую и молчащую часть общества от стукачей и фанатичных «социалистов», превративших утопию в кредо. Кроме примеров «неповиновения» тлеющему режиму, в книге приводятся описания иного социализма, вне СССР, незадолго до падения советского режима.

Инакомыслие главных героев помимо проблем приносит им самое главное в любой странной ситуации — рано развившееся критическое мышление.

Цитата:

У раздачи стояла парторг Карлова, следила за тем, что кладут в тарелки, и что-то записывала в блокнот.

— А этот знаете? — спросил Сакси. — Брежнев умер, попал на небо, видит: у ворот в рай апостол Петр стоит. Слушай, Петр, говорит Брежнев, пропусти меня, только чтоб непременно в восточную часть. Хорошо, говорит Петр, располагайся, но на завтрак, обед и ужин приходи в западную. Я на тебя одного готовить не буду.

Ронни и Ульрика позади нас громко рассмеялись.

— На улице все абсолютно как всегда, — рявкнула парторг на одного десятиклассника. — У вас нет никаких причин отказываться от этого прекрасного салата.

— Она что думает, радиоактивность можно увидеть? — сощурил глаза Сакси. — Думает, это как в Биттерфельде, где уголь добывают? Там белье во дворе сушить нельзя, все черным становится.

Подошла моя очередь.

— Салат будешь? — спросила буфетчица.

— Нет.

— Вот как! — воскликнула Карлова. — Это почему же, Ханна Кляйн?

— Я его никогда не ем — не люблю.

Я хорошо помнила, что мне говорила мама: никаких овощей и фруктов!

Карлова так и впилась в меня своими глазками.

— На вас явно оказывают влияние вражеские средства массовой информации.

Путь маргинала: Пес (везде) не тот

Роб Биддальф, пер. Мария и Екатерина Юнгер

Повесть Роба Биддальфа с минимальным количеством слов — агитационная история о псе, который пытался понять свое место в стране собак: вокруг псы-моряки, солдаты, на футбольном поле четырехлапые игроки бегут, а «не тот пес» — стоит, не может «петь в унисон», стать нормальным.

Смешная книжка о скитаниях инакомыслящей собаки напоминает нам о диктатуре нормальности в нашем обществе.

Отчуждение растет внутри героя, травмированного многовековым разделением сообщества на своих и чужих. Ему уже не нужны замечания окружающих. Внутренний критик гонит собаку по миру в поисках места, где он не будет отличаться от коллектива, — такое путешествие помогает и герою, и читателю не забывать об изгоях, которых создает каждое общество. Кажется, репрессивный механизм изгнания появляется вместе с рождением культуры.