#MeToo по-пекински. Как в Китае репрессируют студенток-активисток
Проблемы студентов разных стран похожи: и социальное неравенство, и харассмент со стороны преподавателей существуют везде, но если в одних обществах студенческий активизм — естественная часть общественного поля, то в Китае даже напоминание о самоубийстве студентки 20-летней давности оказывается далеко за пределами дозволенного и приводит к репрессиям со стороны властей. К сожалению, подобные истории случаются и в России. Так, сейчас под уголовным преследованием и де-факто под домашним арестом (юридически мера пресечения оформлена как «запрет определенных действий», но включает в себя запрет на выход из дома и общение с другими людьми) находятся четверо редакторов студенческого медиа DOXA: в своем январском видеообращении они выступили против запугивания студентов-активистов полицией и администрацией университетов. Писатель и художник Ильяс Фалькаев рассказывает историю Юэ Синь — выпускницы Пекинского университета, выступавшей против харассмента и за права рабочих.
В последние годы в мире были больше озабочены уйгурским вопросом, нежели другими внутрикитайскими проблемами. Периодически появлялись новости об исчезновении того или иного уйгурского активиста или деятеля культуры. Но к тому, что происходит с собственно китайскими активистами, приковано куда меньше внимания. Между тем их положение ничуть не лучше.
История, о которой я расскажу, началась 9 апреля 2018 года. Точнее, она началась на 20 лет раньше, в 1998 году, когда покончила жизнь самоубийством студентка факультета литературы Пекинского университета Гао Янь. По словам ее подруги, она подвергалась домогательствам и насилию со стороны профессора Шэнь Яна. Но тогда эта история не возымела никаких последствий для профессора. Университет ограничился лишь устным предупреждением, постановив, что профессор был вынужден вступить со студенткой в интимную связь из-за ее «психических проблем».
Спустя двадцать лет, под влиянием международного движения #MeToo, в стенах лучшего в стране университета возникла онлайн-дискуссия на эту тему. Довольно быстро она была пресечена цензорами. 9 апреля восемь студентов подали запрос о свободном доступе к информации для ознакомления с официальными документами университета по данному делу. Среди них была Юэ Синь — с ее фотографии на нас смотрит девушка с решительным взглядом, прямым пробором и двумя косичками. Еще до этого, в феврале того же года, она опубликовала в своем WeChat-аккаунте эссе о социальной несправедливости и неравенстве в доступе к образованию в Китае. В нем она писала, что испытывает чувство вины за то, что, в отличие от миллионов сограждан, получила шанс учиться в престижном вузе:
Парадокс заключается в том, что именно то чувство «социальной ответственности», за которое на ранней стадии хвалили Юэ Синь и которое позволило ей поступить в престижный университет, в дальнейшем и привело ее к конфликту с общественными институциями и потере всего того, чего она достигла.
Вступив в противостояние с руководством университета и требуя доступа к информации по делу Гао Янь, она продолжала писать эссе и открытые письма. 23 апреля она опубликовала открытое письмо, в котором подробно рассказала о своем последующем преследовании и запугиваниях со стороны институтской администрации, в том числе Управления по делам студентов. На сайте университета оно описывается как «отдел административных функций, действующий под руководством парткома университета и находящийся в совместном офисе с Департаментом Народных вооруженных сил. Управление отвечает за идеологическое и политическое образование, регулирование норм поведения и предоставление возможностей для личного развития и роста студентов».
Письмо было быстро подвергнуто цензуре в китайских соцсетях, но попытки ее обойти были необычайно настойчивыми, включая использование двигающихся и вращающихся скриншотов, чтобы избежать автоматического сканирования изображений, распространение через цензуроустойчивый репозиторий GitHub и даже подписи к фиктивным транзакциям на блокчейне.
Технологии блокчейна, вероятно, впервые были использованы для подобных целей. При заходе на страницу транзакции перед читателем возникало текстовое поле с зашифрованными буквенно-цифровыми символами, которые можно было преобразовать в обычный текст, нажав кнопку с надписью Convert To UT8 («Преобразовать в UT8»). После чего на экране появлялось письмо Юэ Синь.
Сумев все-таки защитить диплом, всего через несколько месяцев, в августе 2018 года, Юэ Синь уже оказалась в Хуэйчжоу, в южной провинции Гуандун — в компании студентов из разных университетов, выступавших в поддержку рабочих местной промышленной фабрики Jasic. Попытавшиеся создать независимый профсоюз рабочие в июле были избиты и задержаны полицией. Юэ Синь выступила с очередным открытым письмом, на этот раз к Компартии и ее председателю Си Цзиньпину. Она уверяла, что ее группа не призывает к студенческой революции, а в полном соответствии с марксистскими ценностями борется за права рабочих. Юэ Синь требовала немедленно освободить всех задержанных рабочих, наказать местную полицию и руководство фабрики, позволить отстаивающим свои права рабочим вернуться на фабрику и создать профсоюз, возместить им ущерб и принести извинения, провести расследование случаев похищения исчезнувших активистов. Но апелляция к руководству Коммунистической партии и борьбе за ее идеалы не помогла. Через несколько дней пятьдесят студентов из группы поддержки рабочих Jasic и Юэ Синь в их числе были схвачены в результате полицейского рейда на арендованную квартиру, где они находились. С тех пор Юэ Синь больше никто не видел.
Так называемый инцидент Jasic стал быстро известен во всем мире. В конце ноября 2018 года в поддержку Юэ Синь и исчезнувших студентов высказался известный философ Славой Жижек. По словам Жижека, студенты-марксисты действовали абсолютно в соответствии с тем, что провозглашала официальная идеология — солидарность с чрезмерно эксплуатируемыми рабочими, права женщин, экология. Но самоорганизация и прямая горизонтальная связь между студентами и рабочими в противовес риторике верхов подрывают легитимность партийного правления и изобличают его как самозванство.
Разрыв между лживой риторикой властей и искренними действиями молодых активистов был слишком очевиден. Они быстро набирали поддержку, причем и в кругах партийных и военных маоистов старшего поколения.
Всё это несло в себе угрозу правящему режиму. Именно эту опасность и почуяли власти. И решили изолировать лидеров движения. Как писал Жижек, подмечая парадоксальность сложившейся ситуации, в наши дни самое опасное в Китае — вера в официальную идеологию и серьезное отношение к ней. Двумя днями ранее лингвист Ноам Хомский и другие западные ученые призвали к бойкоту китайских марксистских мероприятий и конференций. Но, разумеется, это никак не отразилось на судьбе пропавших студентов.
Через полгода после задержания, в конце января 2019 года, власти выпустили видео с четырьмя активистами/активистками, которые каются на камеру. В одной из них, бледной с черными кругами под глазами, я узнал Юэ Синь. Будто читая текст по бумажке, она говорила:
Всё это напомнило мне известные покаяния Каменева, Зиновьева и прочих «троцкистов» на сталинских процессах, после долгих пыток. А ведь, казалось бы, прошло 80 лет. Но практика тоталитарных режимов не сильно изменилась за эти годы.
После выхода видео с саморазоблачением в западной прессе потихоньку стихла кампания в поддержку Юэ Синь. Новая информация о ней перестала появляться. Лишь однажды, в марте 2020-го, в твиттере промелькнуло сообщение, что после полутора лет заключения Юэ Синь была выпущена на свободу. Но и сама Юэ Синь не дает о себе знать. Твиттер ее молчит. Пока я писал этот текст, появилась новая информация. Есть люди, которые говорят, что на днях встретили ее в уличной библиотеке для детей мигрантов, организованной одной пекинской организацией гражданского общества. Якобы выглядела она прекрасно. Так что, возможно, она не изменила своим прежним взглядам и еще вернется к активизму, только в более осторожной форме. Будущее покажет.
Но за время ее отсутствия пространство свободы резко сузилось. Любая публикация независимой информации в WeChat чревата приходом полиции к тебе домой. Конечно, умники обходят Великий китайский файервол с помощью VPN и читают твиттер. Но процент таких невелик. Не лучше обстоят дела и с социальным активизмом. Например, примерно через полгода после исчезновения активистов Jasic, в январе—марте 2019 года в той же провинции Гуандун были задержаны три редактора сайта «Новое поколение», посвященного проблемам внутренних мигрантов-рабочих. Все трое критиковали опасные условия труда на некоторых фабриках. Они пытались помочь пострадавшим на работе получить серьезные денежные компенсации.
Столкновение финансовых интересов, разумеется, оказалось важнее слов о том, что рабочий класс является «элитой нации» и «главной силой социализма с китайской спецификой». Лозунг же «Труд — это источник счастья» и вовсе звучит как издевка для сотен заболевших пневмокониозом.
А буквально несколько дней назад на социальной платформе Douban были закрыты популярные феминистские группы — под предлогом того, что они содержат экстремистский контент. Члены этих групп придерживались возникшей в Южной Корее идеологии 6B4T, которая отвергает гетеросексуальный секс, брак и рождение детей. В условиях гендерной дискриминации многие называли 6B4T ненасильственной формой протеста, сравнивая ее с забастовками рабочих. Но, как мы убедились выше на примере Юэ Синь, в этом обществе норма, когда слова расходятся с делами. Одно дело — на словах выступать за гендерное равенство, что и провозглашает официальная идеология, а другое — бороться за него всерьез. Как пишет журналист Чан Пин в гонконгской газете Apple Daily, с момента прихода к власти Си Цзиньпина патриархальная система еще больше укрепилась. Феминисткам были брошены обвинения, что они являются агентами Запада и отравлены гонконгским ядом. В ответ некоторые из них были вынуждены оправдываться и признаваться в искреннем патриотизме. Но патриотизм — не более чем патриархальный дискурс, подмечает Чан Пин. И цитирует слова Вирджинии Вульф:
«Я женщина, и у меня нет родины. Я женщина, и я не хочу, чтобы у меня была родина. Я женщина, и моя родина — весь мир».