«Кино глазами инженера»: странные фильмы в необычных дворах

В ближайшую субботу, 13 июля, стартует третий сезон образовательного проекта «Москино» на пересечении архитектуры и кинематографа «Кино глазами инженера». Это цикл пленочных кинопоказов в необычных городских локациях, которые рифмуются с экранными образами и усиливают их воздействие на зрителя. Подборку фильмов от немой картины «Моя бабушка», ставшей классикой грузинского авангарда, до сумрачной позднесоветской антиутопии «Город Зеро» можно прочитать как краткий путеводитель по истории эксцентричной комедии в СССР. «Нож» совместно с проектом «Кино глазами инженера» знакомит вас с самыми интересными советскими кинофантазиями.

Автор Максим Селезнев

выпускающий редактор журнала Cineticle, кинокритик, куратор кинопрограмм

«Моя бабушка»

1929 год, режиссер Котэ Микаберидзе

Дангауэровка

13 июля, 20:30

В каком-нибудь из параллельных миров, не очень далеких от нашего, Котэ Микаберидзе непременно занимает первейшее место среди киносюрреалистов немого кино, оттеняя своими работами Рене Клера, Жермена Дюлака, Луиса Бунюэля. Увы, в нашу реальность закралось только одно маленькое, но решающее свидетельство такой альтернативной версии событий — «Моя бабушка» 1929 года. Формально это сатирическая комедия антибюрократического содержания. Но на деле «Бабушка» не фильм, а одно беспримерное режиссерское лихачество, часовой каскад визуальных трюков и метаморфоз: чиновники превращаются в карандашные карикатуры, пластилиновые куклы — в анимированных героев, висельники — в физкультурников и далее, далее без остановок в монтажной и операторской эквилибристике, выискивающей и добивающейся наслаждений. Лента подтверждает почетный статус кинематографа 1920-х годов — «великого конкурента не только кабака, но и церкви».

При первом столкновении «Моя бабушка» действительно производит впечатление не только лишь развеселого авангардного боевика, но настоящей азбуки новаторских решений, маленьких изобретений и находок, которые выстреливают здесь с интервалами телеграфного письма, только и успевая оставлять между собой ритмичные ТЧК ТЧК ТЧК. Откровений Микаберидзе, кажется, хватило бы на десятки фильмографий, на целый язык. Язык, который так и не будет создан, оставшись на пленке 1929 года.

Впрочем, фантазируя не хуже поэтов-сюрреалистов, «Бабушка» не в пример клеровскому «Антракту» или бунюэлевскому «Андалузскому псу» звучит прямолинейно и шершаво. Сочиняя свои эффекты, не брезгует анекдотами, простыми, как плевок в таракана: кулак по столу — пуля в висок. Странным образом при всей хитроумности фильм Микаберидзе в то же время скуп и функционален подобно ударам, взгрохам, падениям в слэпстике. В такой боевитости можно прочитать идейный запал, признак будущего культурного и политического террора, но всё же вернее распознать в ней молодцеватость и физическую прыть.

Прежде чем быть опьяненными политической властью, многие авангардисты 1920-х уже и без того до одури опьянены юностью — своей и революционного мира вокруг.

То, как Микаберидзе распорядится своей силой, весьма характерно. С азартом отвешивая пощечины и кое-что потяжелее чиновникам и их порокам, в итоге он попадает по самому себе: в начале 1930 года Главрепертком запретит «Бабушку» как «явно антисоветскую картину» с «троцкистским отношением» к проблеме бюрократизма. Так, будто рожей не угодив, чтобы стать комиссаром нового искусства, Микаберидзе будет снимать редко, а «Моя бабушка» останется нереализованным обещанием кинематографа. Зрители впервые откроют его только в 1976-м и затем на исходе советской реальности ему, кажется, впервые в ответ чуть подмигнет ленинградский андеграунд.


«Верные друзья»

1954 год, режиссер Михаил Калатозов

Курьяново

27 июля, 20:00

А вот судьба еще одной производственной сатиры (впрочем, выполненной как заманчивое сочетание мюзикла и роуд-муви) сложилась совсем иначе. В 1954 году «Верные друзья» станут одним из лидеров проката: яркая кодаковская картинка и известные актеры сделают свое дело. В истории кино закрепилось мнение, что легкомысленный рассказ о трех товарищах, вдогонку детской мечте отправляющихся в путешествие по Яузе на плоту, во всей своей легкомысленности стал первой весточкой оттепели в советском кино.

И всё, казалось бы, верно, аномальностью веет от одного лишь списка авторов — вообразите комедию в исполнении Михаила Калатозова, к тому же поставленную по сценарию Александра Галича! Но, увы, самым сильным впечатлением от просмотра становится осознание, что всего каких-то три года отделяют эту весьма анемичную комедию малокартинья от будущего головокружения калатозовских же «Летят журавли».

«Друзьям» немыслимым образом удается совмещать эксцентрику и полный спектр юмористических приемов от немой клоунады до комедии характеров с тяжеловесностью подачи.

Утомительно долго подготавливаются и срабатывают основные сюжетные ходы, лишь под конец импровизационно взрываясь сценкой-путаницей, которая украсила бы любую эксцентрическую комедию.

Примечательно, что той же двойственностью отмечен и самый известный актер фильма Борис Чирков. Незабвенный товарищ Максим из трилогии Козинцева — Трауберга, он двоился еще в фильмах 1930-х годов, соединяя подвижность, лукавство и нежность, достойные щукинского Ленина, с закалкой, беспощадностью и монументальностью почти сталинистской отливки. Вспомним, что годами ранее в «Великом гражданине» он ненадолго возвращался на экран в любимом зрителями образе большевика Максима, чтобы с высоты своего авторитета и харизмы наглядно разоблачить троцкистский заговор, в 1938 году, почти одновременно с реальными расстрелами по делу Пятакова — Радека.

Вот и здесь он и скоморох с гитарой, и в то же время бдительный гражданин-каратель, готовый, как и в прежние времена, разоблачить в близком товарище вредителя и… «макнуть» его. Двое друзей периодически полушутя порываются сунуть головой в воду в воспитательных целях своего социально безответственного приятеля. И через эту неловкую толкотню уже немолодых артистов проговаривается не то усталая маразматичность большого стиля, не то пародийные дерзания будущего кино. В такой неудобной вывернутой позе «Верные друзья» и замирают на границе 1950-х как яркая отметка социальных и эстетических превращений.


«Девушка без адреса»

1957 год, режиссер Эльдар Рязанов

«Красные дома» на улице Строителей

3 августа, 20:00

Совсем иное дело с Эльдаром Рязановым — важнейшее событие в его фильмографии 1950-х приключилось незадолго до «Девушки без адреса». Годом ранее в «Карнавальной ночи» он с безответственностью дебютанта, играючи, как натуральный проходимец (характеристика, которой его ласково наградил Эйзенштейн), расколдовывал дряхлые и громоздкие конфликты послевоенного кино, привнося в них новую легкость. В «Девушке без адреса», его втором художественном фильме, этот эффект левитации проходит. Рязанов словно бы впервые начинает осознавать свой режиссерский инструментарий, и из-за этого осознания фильм жанрово приземляется к лирической комедии со вставными музыкальными номерами.

Впрочем, с комбинацией элементов молодому постановщику везет: здесь и романтический герой десятилетия Николай Рыбников в главной роли, и непослушная пигалица, девушка с характером, на несколько лет опережающая знаменитые выходы Румянцевой в «Неподдающихся» и «Девчатах», и великий неврастеник Эраст Гарин. (Между прочим, Гарин до Бориса Чиркова пробовался на роль козинцевского Максима, но в последний момент типаж героя, которому было суждено стать ролевой моделью 1930-х, изменили — и вместо скромного нескладного пролетарского Дон Кихота на экран, кукарекая, выпрыгнул лубочный Петрушка.) Наконец, подвижный сценарий, прыгающий с адреса на адрес по всей Москве.

На контрасте между «Девушкой» и калатозовскими «Друзьями» особенно заметно, как на короткой дистанции взбунтовался, взбрыкнул жанр комедии.

Не то чтобы фильм Рязанова в сравнении даже с довоенной картиной Константина Юдина «Девушка с характером», с которого он во многом списан, сильно прибавляет в эксцентрике — скорее, упорствует в непослушании чувств. Если раньше неуживчивый характер героини оправдывался ее страстью к общественной пользе и справедливости, то отныне достаточно романтического или просто эмоционального порыва — ему, чтобы из всех улиц города искать один-единственный заветный адрес, а ей, чтобы постоянно менять адреса, сбегая от судьбоносной встречи. Так, нарядившись чудаками, персонажи Рязанова начинают тайную революцию чувств.


«Гараж»

1979 год, режиссер Эльдар Рязанов

«Круглый дом» на улице Довженко

10 августа, 19:30

Если на заре своей карьеры Рязанов мог по наивному волшебству способствовать раскрепощению чувств, броскими образами и сценарными афоризмами невольно подсказывая своим зрителям иные способы проявления эмоций, то к 1979 году он вынужден сам всё в большей степени вызнавать, подслушивать свои новые фильмы в жизни. Даже более того, всё отчетливее вступать в злую конфронтацию с социальной реальностью.

Так, «Гараж», по режиссерской легенде, родился из невыдуманного происшествия в кооперативе «Мосфильма», участником которого был сам Рязанов.

События развивались точь-в-точь по сценарию: строительство трассы, сокращение числа выделенных гаражей и единогласное исключение самых незащищенных пайщиков, но только без драматичного выхода Ахеджаковой, поедания документов и кражи ключа от входной двери.

С иного ракурса «Гараж», как ни удивительно это прозвучит, чисто экспериментальное кино. Сам Рязанов открыто говорил, что ориентировался на «12 разгневанных мужчин» Сидни Люмета (даже фасад здания Нью-йоркского окружного суда внешне похож на усадьбу Воронцовых-Раевских, у которой снимались немногие уличные кадры «Гаража») и на производственный триллер Сергея Микаэляна «Премия».

Два редких фильма, добровольно запирающих свое действие в тесном пространстве одной комнаты, — но только Рязанов со своим постоянным соавтором Эмилем Брагинским задались ненормальной целью за короткие 90 минут хронометража прописать узнаваемые и яркие характеры тридцати с лишним героям. Математика, вполне подходящая экспериментальной постановке. Удивительно, но со скидкой на сатирические преувеличения им удалось осуществить задуманное, так что в перечисленном ряду фильмов «Гараж» с исполнительской точки зрения смотрится наиболее убедительно. А чтобы совладать с такой толпой на уровне монтажа, Рязанов вел съемку одновременно с трех камер, помещая актеров в ситуацию дизориентированности, когда реакции нужно подавать сразу в несколько направлений. Техническая находчивость и актерская бойкость в последний раз защищали советскую комедию от падения в пучины странной меланхолии и безумного кэмпа.

Между тем, как шутил Рязанов на встречах со зрителями, в реальном гаражном кооперативе «Мосфильма», возникшем еще в 1969 году, к моменту выхода фильма на экран строительство еще не завершилось.


«Город Зеро»

1988 год, режиссер Карен Шахназаров

Крылатское, «Чазовский дом»

7 сентября, 18:30

Позднесоветская антиутопия, наш родной кафкианский кошмар, город-побратим Твин Пикса — всё это, конечно, звучит мило, но лучше представьте «Процесс» или «Замок», переписанные рукой Михаила Зощенко. Примерно таков «Город Зеро». Ведь отношение к истории (и, если угодно, к абсурду) у Шахназарова были и остаются скорее не кафкианскими, а точь-в-точь зощенковскими, сошедшими прямиком из «Голубой книги», где на соседних страницах одинаковые коленца выкидывают Бенвенуто Челлини и какой-нибудь приторговывающий иностранной валютой спекулянт Сисяев, персидский царь Камбис и торопливый жених Володька Завитушкин.

Вечный плач режиссера по исчезнувшим империям можно было бы отнести на счет консервативной ностальгии или даже ревизионизма, если бы с самого начала он не определял их очертания как бредовые и анахроничные: по мере погружения в шахту-музей Города Зеро в ней материализуются не только советские и царские, но уже и троянские, римские, гуннские символы. Музей тошнит имперскими образами, всеми без разбору. Притом их нельзя в полной мере назвать муляжами.

На рубеже 1980–1990-х в состоянии крайней неопределенности само различие между муляжом и правдой перестает иметь значение.

Портрет Сталина за спиной воскового Хрущева — столь же объемная восковая фигура, музейные куклы на поверку оказываются застывшими актерами, а живые вроде бы персонажи, замирая, сами отсвечивают искусственными бликами. Это гипнотическое мерное перетекание фальшивого и настоящего свидетельствует, помимо прочего, о невозможности, остановке тех игривых превращений, которыми играл Микаберидзе в начале века.

И то, что ретроспективно «Город Зеро» нетрудно прочитать как великодержавное предостережение («Погубите Россию!»), лишь одна из множества его ловушек. Ностальгические, имперские, демократические лозунги одинаково теряют здесь ориентиры и смыслы, распадаясь на топливо для абсурдных миниатюр. Эксцентрикой фильм не бодрится, эксцентрикой его скорее знобит. Спустя пару лет Дэвид Линч изобретет слово «гармонбозия». Оно обозначает негативные эмоции, боли и страхи жителей Твин Пикса, материализующиеся в виде кукурузного пюре, которым питаются обитатели потустороннего Черного Вигвама. В подобную же жидкую кашку сворачиваются и все идеологические лозунги, более того — все чувства жителей и зрителей «Города Зеро», неважно, глубоко трагические или шуточные, искренние или лживые.

В конце концов, что такое кафкианская фантазия в современной культуре, как не разновидность «исчезнувшей империи», абсолютной власти, прикоснуться к которой стремятся все. И фильм Шахназарова на короткое мгновение перед распадом действительно позволяет это сделать.

Присоединиться к клубу