Познавательные добродетели против чипизации и плоской Земли. Что философы-аналитики думают о конспирологических теориях

Откуда берутся теории плоской Земли, чипизации и так далее

Современная теория познания относит конспирологические теории к познавательным порокам. На вопрос, почему вообще появляются такие убеждения, есть несколько вариантов ответа. Один из них связан с тем, что социальные сети вовлекают нас в информационные пузыри и эхо-камеры, в которых человек спокойно варится. Тем не менее не все мы верим в такие теории. Соответственно, можно предположить, что в голове у людей, которые в них верят, есть что-то особенное. Речь даже не о том, что их убеждения сами по себе порочны. Плохо не то, во что они верят, а то, как они исследуют. То есть у этих людей есть изъяны в их исследовательской практике, причем исследование здесь понимается максимально широко.

Все мы исследуем материальный мир, когда ищем информацию о том, сделать прививку ребенку или не сделать. И вот здесь иногда выделяют ряд таких познавательных пороков, как, например, отсутствие открытости ума.

Еще Джон Локк писал, что есть люди, которым комфортно в своем мирке, которые читают одни и те же книги и не хотят слышать другую точку зрения. Они считают, что есть некая комфортная область света вокруг них, а во всё остальное даже не стоит пытаться проникнуть: не надо стараться понять человека, у которого что-то иное в голове. То есть, может быть, основной порок — это закрытость ума и ригидность, излишняя жесткость убеждений, которая не позволяет вырваться за пределы своей точки зрения и комфортного круга общения.

Познавательные пороки

Такие пороки могут быть свойственны многим обычным людям, в том числе ученым. Почему же тогда не объяснить эти теории с помощью так называемого аргумента ad hominem, то есть, как говорится, сам дурак? То есть я верю, что на самом деле Земля плоская, а мне говорят, что круглая. И я считаю, что именно у других закрытость ума, а у меня открытость.

За рассуждениями про пороки стоит эпистемология добродетели, теория, которая уже показала свою силу в прошедшие 20–30 лет в теории познания.

Ее сторонники утверждают, что могут решить один из центральных кейсов современной эпистемологии — так называемые случаи Геттиера. Чтобы построить случай Геттиера, рассмотрим такой пример. Вы встаете утром, смотрите на часы, которые неисправны, и видите, что на них 8:20. Так складываются обстоятельства, что, с одной стороны, часы остановились (то есть не показывают правильное время), а с другой — вы посмотрели на них именно в тот момент, когда действительно было 8:20. Случай Геттиера — это случай двойной случайности, двойной удачи. Возникает вопрос: есть ли у вас знание, что сейчас именно это время? Классическое определение знания, возводимое к Платону, звучит так: «знание есть истинное обоснованное убеждение». В данном случае у вас есть истинное убеждение, потому что сейчас действительно 8:20, и у вас есть некое обоснование — вы посмотрели на часы. Это обоснование, которое вы обычно используете, чтобы узнать, который час. Но в то же время у вас нет знания о том, что сейчас 8:20. Вы просто угадали, так сложилось случайно. Таким образом Геттиер показал недостаточность классического понимания знания. Эпистемологи должны были его доработать.

Метафора плота и пирамиды для проблемы знания

У Эрнесто Сосы, основателя современной эпистемологии добродетели, есть метафоры плота и пирамиды. Можно пытаться ответить на вызов со стороны случаев Геттиера, используя по крайней мере два пути. Метафора пирамиды предлагает нам фундаменталистский подход к познанию: знание — это некое строение, в основе которого лежит несомненный фундамент, несомненные истины, которые всеми разделяются и не вызывают никаких возражений. Другая метафора — плот. В нем нет ничего фундаментального и устойчивого, но система полезна и согласована, потому что бревна хорошо связаны. Эпистемология добродетели учит, что наша задача не пытаться основать знания на каком-то твердом фундаменте. Наша задача — чтобы части нашей системы знаний были хорошо подогнаны друг к другу. Проблема с таким подходом в том, что плоты могут быть разными. И человек, который верит в плоскую Землю, очень связно может объяснить, почему он в это верит.

Если мы говорим, что для нас доказательствами являются обоснованные факты, суждения, и выбираем только те, которые нам нравятся, — мы нарушаем собственные правила.

Мы плывем на крошечном индивидуальном плоту, который сами собрали и только для себя приспособили. Его бревна плохо связаны — он дает течь. Вот поэтому он порочен. Это называется «познавательная акразия». Если мы видим такое явление, мы можем абсолютно спокойно и обоснованно сказать, что человек не следует собственным правилам: он хотел построить хороший плот, а построил плохой. Значит, он в познавательном смысле порочен. И это уже имеет больше оснований, чем просто сказать человеку: «Сам дурак».

Если мы спокойно сядем и начнем безэмоционально говорить о практиках обоснования, например, с антипрививочниками или ВИЧ-диссидентами, мы сможем найти в их системе аргументаций то, что называется выковыриванием вишен из торта. То есть из общей теории, которую, в принципе, большинство ученых считают работающей, они достают маленькие несоответствия и раздувают их до размеров арбуза. И только их и едят.

Зачем нужен разговор о познавательных пороках, если конспирологов можно атаковать фактами?

Ученые обычно опровергают конспирологические теории словами: «Вот смотрите, у нас были вот такие исследования, они верифицированы, подтверждены, соответствуют всем нормам, а у вас ничего нету, и поэтому вы не правы». Может возникнуть вопрос: зачем нам тогда весь разговор о пороках и т. д., если можно обойтись без этого?

В литературе по теории познания есть замечательный пример стрельбы из лука. Что значит, что кто-то хорошо стреляет из лука? Это значит, что этот человек обладает неким навыком и благодаря нему попадает в цель. То же самое можно сказать про познание. Допустим, хорошему ученому присуща внимательность к литературе, и прежде чем сделать какой-то вывод, он исследует множество источников. Исследование множества источников — такой навык, который в большинстве случаев приводит к хорошему результату. То есть это не случайность. Здесь кроется ответ на случай Геттиера. Когда хороший стрелок попадает в яблочко, это зависит именно от навыка стрелка, а не от случайности. Подобную модель можно перенести на познание.

Получается, что у конспирологов нет навыков. Они как стрелок, который взял в руки арбалет и стреляет в разные стороны.

Удачный ответ — это как бы попадание стрелы. Но стоит принять во внимание, что, во-первых, мы можем ставить разные вопросы, а во-вторых, не все могут быть согласны с тем, что вообще стоит таким образом стрелять, то есть что мы ищем какое-то обоснование или какую-то истину. Допустим, гомеопаты скажут: «Мы не знаем, как это работает, но я-то чувствую, что это работает». И с их точки зрения, этого достаточно. И в таком случае метафора стрелка может быть неполной. Она разработана для ответа на проблему Геттиера, развитую в стандартной аналитической теории познания. Но эпистемология добродетелей сразу после своего возникновения, благодаря работам Эрнесто Сосы, пошла дальше и стала говорить об умениях и добродетелях более высокого порядка.

Что такое эпистемология добродетелей

Соса и его последователи больше ориентированы на надежность познания. Так называемые релайбелисты. Они говорят о каких-то простых способностях типа хорошего зрения: у меня хорошее зрение, поэтому я могу быть уверен, что я вижу. Есть философы, которые считают, что надежность в познании — это так же, как надежность в стрельбе: прихожу на стрельбище и хорошо стреляю. А есть те, кто говорят о чем-то более масштабном: я знаю, зачем мне стрелять, я знаю, куда стрелять, допустим, не только на стрельбище, но и во время охоты с луком.

Те, кто говорят о более высокопорядковых добродетелях, так называемые респонсобелисты, говорят о познавательной ответственности, открытости ума, интеллектуальной щедрости, в конце концов, просто о мудрости, которую многие считают как раз таки способностью.

То есть познавательные добродетели можно понимать в двух основных смыслах. Первый: у меня есть отработанные навыки и способности. Второй: у меня есть не только навыки и способности, но и умение правильно их применять и понимание того, зачем их применять, а также способность взять на себя ответственность за распространяемые взгляды или методы познания. То есть когда мы оцениваем сторонников разных конспирологических теорий, мы пытаемся в том числе понять, есть ли у них систематическое проявление познавательных добродетелей.

Откуда берется нормативность в теории познания? Ведь это не этика!

Возникает парадоксальная ситуация, потому что обычно, когда мы говорим о теории познания, о том, что кто-то неправ, мы не ссылаемся на пороки и добродетели. Откуда в теории познания нормативность, представления о должном, добродетели или пороке? Чтобы ответить на этот вопрос, представим себе ситуацию, в которой мы спорим со сторонником плоской Земли или человеком, который боится чипирования при помощи вакцинации. Мы ждем от этого человека обоснования, ждем, что он приведет некие свидетельства в пользу своей точки зрения. И несомненно, он приведет многочисленные и, возможно, даже систематизированные свидетельства. Может, там будет статистика, факты. В итоге наше возражение против этих свидетельств будет сводиться к уже упомянутому cherry picking. То есть мы можем возразить этому человеку, что он пристрастно относится к материалу, выборочно подбирает какие-то основания для взгляда, который ему нравится, вместо того чтобы исходить из современной общенаучной картины мира. В этот самый момент возникнет вопрос нормативности. Сторонник плоской Земли может спросить: «А почему я не должен делать так, как делаю, я ведь опираюсь на факты?» И мы можем ответить: «Ты не должен так делать, потому что познавательная практика такова, что в ней есть некие нормы, как и в остальных практиках, то есть как в стрельбе из лука, изготовлении сапог и прочем». Не нужно думать, что нормативность сводится к этике.

Есть люди, в отношении которых можно говорить о познавательной святости, то есть это люди, которые настолько добродетельны, что они и надежные, и ответственные, и т. д. Более того, есть люди, которые пытаются такие «жития святых» публиковать. Например, есть отличная книжка Роберта Вуда с примерами разных познавательных добродетелей и пороков. Люди, которые рассуждают о таких высокопорядковых добродетелях, как мудрость и т. д., опираются на Аристотеля, который говорит, что интеллектуальным добродетелям можно научить. Можно брать примеры из истории науки и по ним учить человека быть в определенном смысле интеллектуально добродетельным. В житиях есть разные святые: воины, проповедники, аскеты. Здесь также могут быть разные добродетели, и для каждой можно найти группу людей, на которых мы сможем ориентироваться в проявлениях этой добродетели.

Но можно и поспорить, что такие познавательные святые возможны. Если мы трактуем познание как деятельность, закрепившуюся в результате эволюции, то можем сказать, что познание полезно для выживания. В тех же самых эволюционных процессах мы можем найти хорошее основание и для пороков. Они часть нашей природы, потому что стереотипы и догматизм — это экономно. То есть мы не проводим добродетельное исследование каждый раз, когда сталкиваемся с какой-то новой ситуацией. Если у нас есть какой-то закрепившийся стереотип, с точки зрения затрат ментальной энергии нам легче использовать его, чем заново всё исследовать.

Почему сторонник чипизации не может сказать, что он познавательно добродетелен?

Добродетели могут быть как познавательные, так и в виде способностей, вроде хорошего зрения и т. п. Но тогда, если человек верит в плоскую Землю или что-то такое, он может сказать: «Смотрите, ведь я тоже хорошо вижу, хорошо решаю математические задачки, у меня есть многие добродетельные умения. Значит, моя точка зрения должна быть принята к сведению». Получается, что можно быть добродетельным и при этом всё-таки верить в конспирологию, и тогда выходит, что теория не работает.

Но одно дело хорошо стрелять из лука, а другое дело знать куда стрелять. Один человек становится олимпийским чемпионом по стрельбе из лука, а другой стреляет по соседским кошкам. Здесь разные результаты деятельности и, соответственно, разные результаты познания из-за того, что вы неправильно применяете свои способности, свои низкоуровневые, первопорядковые добродетели, в том числе зрение.

Очень важно понятие познавательной ответственности. Нельзя забывать о том, что добродетели и пороки — это черты, присущие не просто какой-то процедуре, а познавательному субъекту, человеку. Представим, что вас какими-то чудесами убедили в том, что Земля плоская. И вы говорите: «Да, ты у нас теперь хороший познавательный агент, с моей точки зрения, и я тебе поручаю теперь исследовать совершенно другой вопрос». Велика вероятность, что при исследовании другого вопроса сторонник подобного рода теории проявит те же познавательные пороки, что и при исследовании вопроса про плоскую Землю. Поэтому ответственность — это, пожалуй, одно из важнейших понятий.

Кто определяет, где познавательная добродетель, а где порок?

Есть исследователи, которые считают, что у Аристотеля, несмотря на то что он считается основателем эпистемологии добродетели, был совершенно другой взгляд. Для него первичны дела, а по делам мы, как говорится, узнаём добродетель или порок. И более того, дела формируют добродетель или порок. То есть человек упражняется в пороке, упражняется в том, чтобы не слушать других людей, и становится человеком с закрытым разумом. Эпистемология добродетели предполагает, что неправильные дела — это проявление пороков, то есть того, что внутренне присуще человеку. Источник нормативности — самая, пожалуй, сложная проблема для теории, о которой мы говорим. Но надо отметить, что она во многом родилась в рамках религиозной теории познания. Многие авторы, которые являются классиками этого подхода, например Линда Загребски, писали работы, в том числе связанные с религиозной философией. И здесь они используют старый метафизический аргумент: Бог не обманщик. Мир в некотором смысле дан нам для познания. Такое отчасти своеобразное пари Паскаля: если у нас нет других сведений о том, что мир нам не дан, значит, мы будем следовать систематически тем практикам, которые приводят нас к познавательному успеху.

В итоге источником нормативности — что такое добродетель, что такое порок — является некий здравый смысл, который можно прагматически понимать. Мы не проводим метафизическую границу между Богом и человеком, а говорим, что есть некоторая сущность человека и для человека, выросшего в мире, похожем на наш, будет добродетельно стремиться наилучшим образом обосновать свои суждения и соответствующим образом исследовать мир.

Есть мысленный эксперимент о Галилее и его двойнике, живущем в том же мире, — Шмалилее. Оба живут в мире, где действует демон, который позволяет людям с пороками добиваться хороших результатов в познании. Шмалилей — такой же Галилей, но порочный. Он отлично открывает все законы, а Галилей добродетельный, но не открывает. И тем не менее, говорит автор эксперимента, мы всё равно скажем, что Галилей — хороший человек, хороший познающий агент, ему просто не везет из-за других факторов. Такой массивный случай Геттиера, получается.

А как быть с симуляцией?

И всё же многие люди не воспринимают всерьез рептилоидов, 5G, чипизацию. Но гипотеза симуляции, кажется, от них отличается. Так, Ник Бостром считает, что, вероятнее всего, мы действительно живем в симуляции. Чтобы понять, есть ли здесь пороки, стоит задать вопрос: а что мы имеем в виду под симуляцией? Очень часто условия формулируются таким образом, что изнутри симуляции просто нельзя узнать, что вы в ней. Это условие обсуждения. И если так всё сформулировано, то это возражение не конкретно против эпистемологии добродетели, но против любой теории познания. Однако даже в такой ситуации та теория познания, которую мы сейчас обсуждаем, выглядит лучше, чем некоторые ее конкуренты. Кто-то мог бы сказать, что если мы в симуляции, то мы во всём ошибаемся, и на этом, собственно, речь заканчивается. А сторонник эпистемологии добродетели мог бы сказать, что даже в симуляции наша познавательная деятельность может быть более ответственной или менее ответственной.

Понятие эпистемической познавательной ответственности предполагает, что познание может быть направлено на стрельбу по мишеням или по крайней мере на то, что мы принимаем за мишень. Или оно может быть направлено на стрельбу по соседским кошкам. То есть все нормативные аспекты сохраняются и в симуляции. Хотя мы должны признать, что с точки зрения этой теории мы никогда не достигаем истины или знания, потому что наши выстрелы никогда не попадают в цель.

Чтобы оценить, является ли гипотеза симуляции порочной, добродетельной или нейтральной, если мы говорим о высокопорядковых добродетелях или пороках, нам важно знать, кто и, главное, зачем ее применяет.

Мы можем использовать эту теорию, чтобы запустить двигатель бесконечного скептицизма. Радикальный скептицизм — это когда вам на каждое ваше суждение могут сказать: «Да всё может быть иначе!» И так до бесконечности. «А, может быть, вы все иллюзия». С этим надо как-то бороться, и в эпистемологии добродетели очень много ресурсов потрачено на то, чтобы преодолеть радикальный скептицизм.

Эпистемология добродетели позволяет многим ее сторонникам переформулировать вопрос в то, как надо познавать, как нам сориентироваться на местности, а не насколько наша местность реальна или является симуляцией: может, мы идем по карте территории, которой нет. Здесь опять же работает старый декартовский принцип: нужно выбрать, куда идти. И если у нас есть, исходя из наших прагматических действий, те варианты, которые лучше сработают, или мы предполагаем, что они лучше сработают, значит, лучше идти в том направлении.

По крайней мере у нас это наиболее обоснованная точка зрения. Как в фильме «Кин-дза-дза»: солнце на западе, значит, Ашхабад там. И они просто идут целенаправленно по пустыне на другой планете. Пусть это вообще не наш мир, там нет никакого Ашхабада и солнца может быть два, три, но тем не менее важно принять решение и следовать ему до тех пор, пока не появятся какие-то факторы, которые позволят от него отказаться.

Как всё-таки отвечать теоретику чипизации с точки зрения эпистемологии добродетелей? И как быть познавательно добродетельным?

Нужно сказать, что конспирологические теории нельзя принимать за ответственные исследования, на них нельзя положиться, потому что в их основании лежат порочные исследовательские практики. Остальное было сказано выше.

Подход с житиями святых — один из путей быть познавательно добродетельными. То есть если у вас есть какая-то группа задач, например вы хотите быть добродетельными в том, чтобы осуществить какое-то биологическое исследование, то смотрите на образец добродетели, скажем, на Сантьяго Рамон-и-Кахаля. Тем более он написал книгу о том, как быть добродетельным исследователем, биологом, физиологом. Посмотрите, что он делал. Он не всегда добивался успеха, у него были не менее именитые противники, но он, кстати говоря, использовал и свое хорошее зрение, зарисовывая нервные связи, и стремился взять на себя ответственность за свою точку зрения, как-то ее аргументировать. В целом вот так — учитесь.

Присоединиться к клубу