Уход от вины, бегство от свободы и поглощенность ложными потребностями. Как левые философы от Маркса до Бодрийяра критиковали общество потребления

Карл Маркс: потребление и пролетариат

Что представляет собой потребление, по Марксу? Оно является распредмечиванием, в рамках которого в культурный багаж человека включается одна из сторон предмета. Потребление, конечно, необходимо нам для удовлетворения физических потребностей: еда, секс, отдых. Однако в том случае, когда оно становится культом, когда статусность потребления определенных вещей затмевает свойства самих вещей, мы можем говорить об обществе потребления. Хорошим примером обожествления потребления может служить советско-российское общество начала 1990-х, когда для детей такими вещами были жвачки, а для взрослых мужчин — машины и женщины.

Для Маркса пролетариат (в XIX веке) находится в таком состоянии, в котором потребление приходится лишь на предметы, служащие для удовлетворения витальных потребностей. Рабочий во многом изолирован от духовного потребления: благодаря своему телу он работает на свое воспроизводство. Он подключен к достижениям интеллектуальной деятельности людей (обслуживает машину, работает на станке), но не видит в этом непосредственно самого себя, оказывается отчужденным от процесса труда и от продукта труда.

«Рабочий становится простым придатком машины, от него требуются только самые простые, самые однообразные, легче всего усваиваемые приемы».

Маркс утверждает здесь, что рабочий является не больше, чем обслуживающим персоналом, который не должен быть слишком умным, от него требуется выполнение определенных монотонных и рутинных действий. Рабочий отчужден от продукта своего труда потому, что последний принадлежит не ему самому, а капиталисту. Это происходит также в силу особой формы, которую принимает производимая вещь.

Мы мыслим товар как нечто совершенно обычное. Мы не считаем, что за часами, которые продаются в магазине напротив нашего дома, скрывается нечто метафизическое. Но именно эту метафизичность и утверждает Маркс. Метафизика товара базируется на меновой стоимости. Она — сверхчувственная форма восприятия вещи, где последняя превращается в абстракцию. Она основывается на приравнивании всех вещей к единой валюте. И здесь начинается жизнь не вещи, но товара. Отныне физические свойства вещи оказываются забыты и скрыты за ее стоимостью.

Согласно Марксу, пролетариат должен осознать себя как класс, увидеть, что продукт труда обязан принадлежать ему самому, — и это станет основой социальной революции. Пролетарию нечего терять, кроме своих цепей, а приобрести он может весь мир.

Капиталист (и по Марксу, лишь он) оказывается под властью товара (то есть данности стоимости): важно не столько владеть какой-либо вещью, которая нужна ему в силу определенной физической потребности, сколько подтверждать свое социальное положение и статус (если вы играете в онлайн-игры наподобие CS:GO, то должны знать, что скины в таких играх не обладают никаким функциональным значением, то есть они не дают никаких привилегий, кроме того, что у вас есть дорогое оружие). Маркс называл это товарным фетишизмом.

Антонио Грамши: фордизм — рационализация производства

ХХ век рождает иной способ функционирования производства, рабочего и товара, связанный с развитием капиталистического способа производства. Создание железных дорог позволило достаточно быстро перемещать огромные количества людей, ресурсов и товаров из одной части света в другую — самые разные товары стали доступны во многих странах мира. Мы можем ходить по торговому центру как по какому-то магическому месту, где не существует времени (поэтому школьники обожают ТЦ: в них происходит полноценное погружение в современную культуру). Московский ГУМ, открывшийся в 1893 году, был одним из первых подобных центров.

С развитием коммуникаций развивается и производство. Географически смена типа производства связана в первую очередь с США, а не со странами Европы: европейцы увидят, что они живут в обществе потребления, значительно позже, чем американцы, — лишь когда произойдут политические события 1960-х годов. Как утверждает Антонио Грамши, это случилось в силу низкого развития европейской промышленности: даже после Первой мировой войны в Европе (особенно Южной) значительную роль продолжали играть ремесленники, а также «праздные слои населения», которые жили исключительно на ренту. Они не стремились к рационализации производства, а предпочитали устоявшийся удобный порядок вещей, в рамках которого их потребление даже могло быть ограничено, но зато им не приходилось вносить ничего нового в свои системы.

Если бы помещику в Италии начала ХХ века предложили получать больше, вкладывая при этом силы и средства в производство, он бы отказался, тогда как американский предприниматель постарался бы найти способ, как получать еще больше.

В ХХ веке происходит становление и развитие фордизма, принципы которого Антонио Грамши сформулировал так:

«Цель американского общества: развить в трудящемся до максимальной степени машинные и автоматические навыки, разбить старый психофизический комплекс квалифицированного, профессионального труда, требовавшего известного активного участия ума, фантазии, инициативы трудящегося, и свести все производственные операции только к их физическому машинному аспекту».

Фордизм, по Грамши, постарался закрепить принципы производственной практики, о которых говорил Маркс. Рабочий в фордизме рассматривается не как отдельный индивид, но всегда как составная часть производства, от которой требуется беспрекословное подчинение и автоматизм. Генри Форд был первым, кто сумел наладить производство сложных и многосоставных продуктов с помощью конвейера: в рамках одного производства организуется целая конвейерная цепь, где производится технически сложный продукт.

Форд устанавливает наиболее «рациональные» схемы производства. Во-первых, процесс труда разбивается на множество мелких задач (разделение труда в рамках одного предприятия). Во-вторых, станки устанавливаются определенным образом для бесперебойной системы производств. В-третьих, все процессы производства оказываются связаны посредством конвейера (если вы изготовили деталь, вы отправляете ее на ленту, где ее включат в создание другой детали).

При фордизме у каждого человека есть строго отведенная функция. Работа и жизнь тут являются включением в логику капитализма: от покупки доступных вещей до взгляда на все иные системы, которые должны подчиняться рационализации.

На фордистском предприятии была специальная инспекция, следившая за тем, что рабочий делает в свободное время: даже за пределами завода вы должны подчиняться логике рациональности. Именно поэтому был принят сухой закон: плох тот работник, что приходит на работу с бодуна, или тот, что всю ночь развлекался с любовницами. Трата денег на алкоголь и любовниц нерациональна, куда выгоднее, чтобы пролетарий тратил их на продукты производства, которые производит завод, на котором он же и работает. Но сухой закон был ограничением достаточно лицемерным: пуританская мораль распространялась лишь на рабочих. Если бы вы оказались рабочим с хорошим заработком во время сухого закона в США, вы бы не смогли позволить себе алкоголь и женщин, ибо если вы хотите вести раскрепощенную и сексуально активную жизнь, вам для этого понадобится больше времени, вам нужен досуг, которого у рабочего почти нет.

«По закону было запрещено производить, продавать перевозить алкоголь, но пить дома или у друзей не запрещалось <…> Результатом стало появление замаскированных баров, рассчитанных в основном на платежеспособных посетителей из среднего класса и элиты».

Изменения в процессе производства повлекли за собой изменения в социальной структуре общества. Маркс утверждал, что рабочему нечего терять, кроме своих цепей, тогда как приобрести он может весь мир.

Но в ХХ веке производству необходимо было расширить рынки сбыта: повышение заработной платы рабочих повлекло за собой их включение в рамки идеологии товарного фетишизма.

Герберт Маркузе: ложные потребности

Герберт Маркузе — один из представителей франкфуртской школы — утверждал, что рабочие утратили свой революционный потенциал и оказались включены в состав общества потребления, где осуществляется формирование и контроль ложных человеческих потребностей.

Маркузе считал, что ложные потребности — это те, которые оказываются навязаны человеку внешним социальном порядком. Они формируются при давлении на человека. Согласно Маркузе, в результате удовлетворения подобных потребностей у индивида всё же возникает чувство удовлетворенности, но не счастья. Такие потребности ограничивают развитие человека и подчиняют его доминирующей в обществе парадигме мышления.

В истинные потребности, согласно Маркузе, однозначно включен базовый набор, который состоит из следующих пунктов: «питание, одежда, жилье в соответствии с достигнутым уровнем культуры», а также то, что является самостоятельным, собственным выбором человека, не связанным с условиями материального развития общества. Но такое разделение, конечно, невозможно, ибо множественность причин, формирующая личность, создает необычайную сложность «я», которую почти невозможно разделить на общественное и личностное. Поэтому рабочий, ранее бывший носителем потенций революции, перестает быть революционным субъектом, которому надлежит свергнуть господствующий порядок и построить новый мир. Более того, он перестает быть субъектом общественных отношений, став лишь объектом воздействия. У такого одномерного человека отсутствует способность к самостоятельному мышлению. Он не может решить для себя, что является истинной потребностью, а что ложной.

Вина в создании такого «одномерного человека» приписывается автором технологическому развитию.

Согласно мысли Маркузе, техника, вместо того чтобы стать источником освобождения человека, лишь подчиняет его, обеспечивает тотальность контроля, что делает рабочий класс пассивным объектом.

При этом рационализация производства ведет к рационализации всей жизни: иррациональное, выраженное в виде неумеренного потребления, превращается в рациональное, представленное в виде обоснованной потребности. Неумеренное потребление выражается в том, что отныне везде человек может узнать самого себя: каждый товар будто бы свидетельствует о том, что он необходим ему и желаем им. Человек пытается найти себя в товаре, потребляя его, однако, не находя в нем ничего человеческого, не прекращает свои попытки, а лишь ускоряется, чтобы постараться найти человечность в других товарах.

Согласно Маркузе, отрицать капитализм могут лишь те, кто исключается из него.

Субъектом революционных изменений должны стать маргинальные группы, а именно: «оппозиция среди интеллигенции, особенно среди студентов, и политически ангажированных и активных групп трудящихся».

Они, в отличие от пролетариата, который живет, будучи включенным в капиталистическое производство, не доверяют идеологиям, активно настаивают на необходимости разрыва с подавлением и эксплуатацией и видят «действительное» лицо демократического процесса, который предстает для них как псевдодемократический.

Всё это Маркузе писал вплоть до 1968 года: «Одномерный человек» был опубликован впервые в 1964-м, а статья «Пересмотр концепции революции» вышла в виде доклада в 1968-м, когда во Франции происходили известные события.

Надежды Маркузе не оправдались. Жиль Делез, спустя 15 лет после 1968 года, написал статью «Мая 68-го не было», где высказал мысль о том, что фактически майские события не повлекли за собой тех изменений, которые дали бы им состояться как событиям.

Эрих Фромм: бегство от свободы и общество обладания

Развитие науки в XIX веке породило представление о том, что мы можем полностью контролировать окружающий мир. Но в XX столетии, согласно Эриху Фромму, иллюзия рушится: представления человека о том, что он контролирует какие-то исторические, производственные и иные события, были подорваны Первой мировой войной, приходом к власти Гитлера и Сталина. Человечество увидело, что над ним господствуют силы, которые не зависят от него самого, и среди них — экономические законы. Человек оказался не субъектом, творящим историю, а ее объектом. На фоне этого отчуждения и возникает общество потребления.

Человек, по Фромму, в процессе потребления актуализирует отчуждение.

Отчуждением для Фромма выступает превращение сущностных человеческих сил в нечто, что воспринимается человеком не как свое собственное, а как ему не принадлежащее, что-то, что от него не зависит.

Такой человек живет в модусе обладания, а не в модусе бытия. В рамках модуса бытия человек развивает собственные индивидуальные черты, находит в вещах физические свойства, а не меновые, тогда как в модусе обладания человек целиком становится под власть предметов. При такой жизни человек может найти себя исключительно через объект, он видит в себе собственника предмета, представителя класса, профессии, но никак не человека. Собственность становится частицей самого «я». В жизни подобного человека неотъемлемым правом и обязанностью является постоянное стремление к прибыли, приобретению и власти.

Он существует не для того, чтобы наслаждаться жизнью во всей ее полноте, но для потребления. Человеку предоставляется возможность лишь «вбирания» в себя вещей: книги, фильмы и иные формы досуга становятся не предметами наслаждения, а предметами потребления, в результате чего человек предстает «копилкой данных».

Человек в индустриальную эпоху, согласно Фромму, «бежит от свободы», утрачивает собственное «я», сливаясь в индифферентной массе предметов потребления. Он лишь участвует в производственном процессе, где зарабатывает средства на второй вид своей деятельности — развлечение. Он никогда не остается один, ибо этого ему не позволяет современная культура, а весь мир становится для него объектом желаний. Субъект оказывается не способен осознать, что такая жизнь не обладает смыслом. В том же случае, когда такие интенции возникают в человеке, они заставляют его чувствовать себя неуверенно, порождают тревогу, которые он стремится заглушить посредством возвращения в гонку потребления.

Жан Бодрийяр: пассивность и вина в торговом центре

Современность предлагает нам такое изобилие самых разных вещей, что создается представление, будто мы ни в чем не нуждаемся. Человек оказывается живущим в постоянном празднике изобилия, где всегда есть нужный нам товар, утверждал Жан Бодрийяр.

Домом человека является отнюдь не язык, но торговый центр.

Гигантский торговый центр предлагает нам насыщенную жизнь внутри себя: мы можем не только ходить по магазинам, но и посещать лекции, кинотеатр, каток, художественную галерею, рестораны, ночной клуб. Он предлагает нам всё, что мы пожелаем.

Товар оказывается всегда здесь и сейчас. Поэтому социальная действительность для потребителя оказывается уничтоженной, ибо он не видит за товарами общественного производства. Товары оказываются чем-то, что возникает из абсолютного ничто.

Потребление не является активным действием, но в то же время оно не есть и тотальное безразличие.

«Отсюда усиленное чувство виновности, связанное с новым стилем гедонистического поведения, отсюда выраженная ясно „стратегами желания“ потребность освободить пассивность от виновности».

Выходом из этой ситуации, утверждает Бодрийяра, является представление пассивного в виде активного. То, что мы выбираем, должно быть уже выбрано, но сами мы должны осознавать этот выбор как свой собственный. Человек сам выбирает, что ему покупать. Маркетологи не должны рассказывать ему, что его активная избирательная стратегия является на самом деле заданной самим производством, СМИ.

Одной из характеристик общества потребления является чувство неуверенности, царящее в нем: когда у нас больше нет никаких абсолютов, мы должны признать, что не уверены в абсолютно всём. Мы не знаем, нужна ли будет наша работа кому-то через пять-десять лет или что произойдет с миром, когда будет обнаружен новый вирус.

Мир оказывается состоящим из сплошной симуляции, где физические объекты заменены их стоимостью. Он оказывается гиперреальным — куда реальнее, чем сама реальность. А сама реальность ускользает.

Диснейленд скрывает за собой только то, что Диснейлендом является вся Америка.

Заключение

Потребление — утверждали философы прошлого — не является активным действием, направленным на раскрытие свойств предмета, но оказывается либо пассивным восприятием объекта (у Маркузе и Фромма), либо формой ухода от вины (пассивность, согласно мысли Бодрийяра, означает виновность субъекта в том, что он потребляет). В мире потребления нет объектов, ибо он основывается лишь на стоимости, которая полностью подменяет физические свойства вещи. «Я» в таком обществе отсылает не к внутренним установкам человека, а к тождеству общественного и личного, выраженному в невозможности определить, где заканчиваются общественные потребности и начинаются индивидуальные. Рационализация производства оказывается и рационализацией жизни человека, но другой стороной такой рациональности выступает иррациональность предпочтения человека не быть, а иметь.

Присоединиться к клубу