Никогда больше: как осмысление холокоста породило современный экологический дискурс
До холокоста считалось, что правильно устроенное государство может предотвратить массовое насилие. История нацизма показала обратное: выбор между добром и злом — дело каждого человека, и настоящий гражданин не тот, кто подчиняется инструкциям, но тот, кто сам совершает моральный выбор и отвергает преступные приказы. Однако в борьбе с глобальным потеплением «малые дела» неэффективны — нужны коллективные действия, считает философ Александр Вилейкис. «Нож» публикует его эссе, подготовленное в рамках сотрудничества с Центром научных работников и преподавателей иудаики в вузах «Сэфер». Этот текст предваряет цикл онлайн-лекций на тему «От философии права к философии природы — рецепции холокоста в современной экологической политике», который будет прочитан Александром осенью.
Сейчас природу рассматривают как сбалансированную систему, противовесом которой является человечество. Это упрощенное, зачастую ошибочное представление идет вразрез с данными современной науки. Оно приводит к тому, что люди наделяют свою повседневность смыслом через сохранение природы. Начиная с экологического активизма (раздельный сбор мусора, использование альтернативной энергии) и заканчивая великой «Геей» современных онтологий, экологичность повторяет божественный «грандиозный план». Вы не просто выбрасываете пластиковый стаканчик в бак с зеленой наклейкой — вы сохраняете планету для будущих поколений.
Земля в опасности, но каждый может исправить положение — вот отличное обоснование ценности собственного существования. Аномия (отсутствие четких социальных устоев, ценностей, правил, сообществ), ставшая следствием урбанизации, и крушение больших нарративов характерны как для конца XIX века, так и для современности. Поэтому неудивительно, что реакция и тогда, и сейчас выглядит схожей.
Перефразировав Маркса, можно сказать: вера в экологический активизм становится опиумом XXI века. Религию замещает светский миф, предлагающий ту же мягкую инъекцию успокоительного для тревожной бессмысленной повседневности.
«Хороший гражданин — это…»
Забота об окружающей среде перешла в зону личной ответственности. «Гражданин» — это тот, кому небезразлична судьба планеты. Ультимативная ценность — будущее Земли и человечества против частных интересов — придает важности экологической повестке.
Такая концепция наследует тому, как воспринимали холокост в послевоенной политической философии. Заимствование именно этой трактовки делает личную ответственность и действие политическими, связывая их с глобальной проблематикой страны или мира в целом. До тех пор мнение могло оставаться частным, но после обвинений в сопричастности каждого жителя нацистской Германии (за исключением Сопротивления) к холокосту — нет.
Отвечая на вопрос «Кто виноват?», философ Ханна Арендт вводит понятие личной ответственности, говоря о том, что в холокосте виноваты не приказывающие институты, а люди, исполняющие приказы. Ее работа «Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме» — ключевая для разговора об ответственности.
Оправдываясь, гестаповец Отто Эйхман(нацист, непосредственно отвечавший за уничтожение евреев) говорил: «Я просто выполнял приказ». Интересно, что именно он в каком-то смысле вынуждал к действию людей, которых казнил.
Эйхман создал бюрократическую систему, внутри которой все евреи должны были самостоятельно регистрировать и отдавать собственность, чтобы получить паспорт для выезда из страны во время аншлюса с Австрией и встать на учет, который заканчивался лагерем или смертью в Германии.
Эту ситуацию Карл Шмитт, ведущий юрист Третьего рейха, описывает как «чрезвычайное положение», в рамках которого правительство может использовать любые ресурсы, действуя в целях сохранения государства. По мнению многих теоретиков, консервация текущего политического порядка — это основная функция любого режима. Поэтому страшно, но не удивительно, когда Левиафан кусает собственный хвост.
Статья Карла Шмитта «Фюрер защищает право» — жестокий пример того, как система, которая должна защищать население от произвола, становится инструментом направленного насилия. До войны представление о формальных методах решения любой проблемы доминировало и тезис «хорошие институты = хорошая жизнь» был жизнеспособен. Но после демонстрации отлаженного механизма убийств в действии появился запрос на что-то, что сделает повторение нацизма невозможным.
Так появилось представление о «хорошем гражданине», который не должен исполнять преступные приказы, умея отличать «добро» от «зла». Именно эта идея стала основой как послевоенной массовой культуры, так и политической философии. Единичное действие не может быть частным, оно по определению политическое. А раз так, то оно должно исходить из универсальных представлений о справедливости, наличие которых отличает «хорошего гражданина» от тех, кто сделал холокост возможным.
Теоретик современного республиканизма Филипп Петтит продолжает эту линию, выстраивая свое рассуждение из критики негативной свободы. У «раба» есть хороший «господин», который не ущемляет его свободу, но теоретически может это делать. Отсюда берется понятие негативной свободы. Петтит критикует ее и предлагает альтернативу — свободу совершить действие, но не быть ограниченным чьей-то волей или институциональной рамкой.
Пока действия исходят не из внутренней воли гражданина, а от внешней необходимости, это не «гражданское» действие.
В обоих случаях — и Эйхмана, и его жертв — личная ответственность становится политическим, государственным делом, по сути, заменяя старые представления о «гражданственности». Весь современный республиканизм вырастает из тезиса «Никогда больше!», это реакция на ужас нацистского режима.
Теперь гражданин — это не тот, кто совершает активное действие; гражданства лишаются те, кто его не совершают. Кажется, что это одно и то же, но смысл противоположный. В первом случае гражданственность приобретается через действие, тем самым создавая «достойных граждан» и наделяя их действия «ответственностью». Во втором же бездействие накладывает на человека вину, делая его априори плохим гражданином. Гражданственность можно не приобрести, но потерять.
Marvel и Тунберг
Эту историю рассказывает большинство современных нарративов массовой культуры. Сверхпопулярная франшиза киновселенной Marvel построена вокруг истории об эгоистичном и безучастном Тони Старке, который в конце приходит к героическому альтруизму, жертвуя собой ради других и тем самым становясь достойным гражданином, пусть и посмертно. Грета Тунберг, обвиняя политиков в загрязнении планеты, повторяет ту же самую риторику, ставшую мейнстримом послевоенной политической жизни развитых демократий.
Речь активистки в ООН едва ли не полностью состоит из обвинения и вынесения приговора:
«Меня не должно быть здесь. Я должна быть в школе на другом конце океана. Но вы обращаетесь к нам, молодежи, за надеждой. Как вы смеете? Вы украли мои мечты и детство с помощью своих пустых слов. И это мне еще повезло. Люди страдают. Люди умирают. Целые экосистемы разрушаются. Мы оказались перед началом массового вымирания. А всё, о чем вы можете говорить, — это деньги и сказки о бесконечном экономическом росте. Как вы смеете?»
Обе истории похожи не только обвинением тех, кто бездействует, и восхищением гражданскими добродетелями, но и связью частной жизни с глобальным смыслом, с которого мы и начали рассуждение. Спасая планету для потомков, мы не только становимся «хорошими гражданами», но и обретаем устойчивый смысл собственного существования.
Теория малых дел — следующий продукт послевоенных размышлений о нацистском наследии. «Каждый — капля в море, но море состоит из капель» — набивший оскомину лозунг, который повторяют мотивационные кампании за раздельный сбор мусора, защиту животных или иной активизм. В подобном обосновании собственных действий нет ничего плохого, как и в любом другом, за исключением одного существенного минуса — чувства вины.
Современность пропитана виной: обвинения в бездействии вызывают политическую активность любого рода, а разговоры об экологической безопасности — это апофеоз самобичевания. Если мы не сделаем что-то прямо сейчас, то планета погибнет — вот классический алармистский лозунг.
Подобная риторика обнажает ту же травму, которую встретило новое поколение немецкого общества после Второй мировой войны. Люди, не виновные в ужасах нацизма, бывшие тогда детьми или еще не родившиеся вовсе, были вынуждены делить и переживать ответственность за поступки своих предков. Угнетающей атмосфере необходимости «что-то с этим делать» посвящен роман «Чтец» и вся немецкая послевоенная проза. Следующие поколения в любом случае несут ответственность за действия своих предков: разрушенная инфраструктура и миллионы жертв Третьего рейха или глобальное потепление — наследство, с которым придется сосуществовать. Обвинение в причастности — это удвоение вины, лишний приговор, двойное осуждение за одни и те же преступления.
Современные разговоры об экологии повторяют риторику осмысления холокоста, однако между этими феноменами есть большое различие. В преступлениях нацистского режима виноваты конкретные люди, которых можно определить и обвинить. В глобальном же потеплении виновато «человечество» как отдельный действующий объект. При этом даже не установлена степень влияния людей на изменение климата.
«Гражданские добродетели» действительно могут оказаться хорошим инструментом против повторения нацизма, но не в случае климатических изменений, которые требуют другого подхода и уровня кооперации.
Климат действительно меняется — всерьез и надолго. Проблема в том, что адаптация к климатическим аномалиям и глобальному потеплению не решается теорией малых дел: это сложный политический и экономический процесс, который требует перестройки глобальной торговли, больших инфраструктур. Он включает в себя не только и не столько развитые демократии, но и весь остальной мир.
Представление о том, что хороший гражданин — это тот, кто выбрасывает стаканчик в нужную урну, ошибочное.
За мусорным баком стоит большая инфраструктура, которая определяет влияние действия на окружающую среду: наличие мусороперерабатывающих или мусоросжигающих заводов, экспорт отходов или их применение внутри страны, сам состав пластикового стаканчика.
Даже в таком простом примере одно и то же действие — сортировка мусора — может оказывать как положительные эффекты, так и отрицательные. Зависит это не от конкретного человека, а от системы в целом. На окружающую среду влияют «большие загрязнители»: крупные корпорации, государства, которые, в свою очередь, управляются волей небольшого количества людей.
Впрочем, не стоит повторять классическую риторику современных левых, критикуя руководителей и политиков. Зачастую принимаемые решения отражают интересы именно граждан: вредные производства в странах с развивающейся промышленностью обеспечивают товарам конкурентоспособность, а населению дают возможность хоть как-то сводить концы с концами. Когда мы говорим о защите окружающей среды, мы оказываемся перед выбором между экономическими благами и экологическими нормами, и в каждом конкретном случае этот вопрос решается по-разному. Если и есть какое-то решение, то оно лежит не во взаимном обвинении и повторении драмы ХХ века в новых декорациях, а в создании новых инфраструктур, которые позволят адаптироваться к меняющемуся климату.
Холокост и климатический кризис имеют разные начальные условия, поэтому эти проблемы не могут решаться одинаково. Климат меняется независимо от нас, ему всё равно, кто хороший гражданин, а кто жертва рабской логики. Человечеству остается только адаптироваться к переменам, и это новый серьезный вызов, требующий колоссальной кооперации больших объектов: стран, корпораций, создателей инфраструктур, — основанной не на вине, а на необходимости.
Иллюстрации: Дмитрий Степанов