В современной популярной психологии часто говорят о необходимости прощения. В том числе существует дискурс «как простить родителей». В более грубой форме его часто подают как императив «родителей надо простить». Кто такие эти «родители», что означает «простить» и кому это всё «надо» — часто бывает совершенно непонятно.
Почти любая психотерапия не обходится без родителей, даже если клиент опасливо говорит: «Давайте маму трогать не будем» — и мы ее не трогаем, пока он не заведет в эту тему первым. Но совет «родителей надо просто простить» — слишком примитивный и преждевременный. Более того, он вызывает у некоторых людей смутное сопротивление, а у некоторых — явную боль.
Забегая вперед, скажу сразу: родителей прощать не надо.
Основная аргументация адептов прощения строится примерно по одной схеме:
— Это для твоего же блага. Постоянные негативные эмоции разрушают, простить родителей полезно для того, чтобы каждый раз не «психовать» по их поводу и жить спокойно. Это правда.
— Прошлое не исправить. Бесполезно требовать от родителей другое детство, надо отряхнуться и идти дальше. И это правда.
— Вы уже не ребенок. Дескать, родители вам ничего не должны, пора уже жить своей жизнью и перестать что-то от них требовать. И это правда.
— Они любили вас как умели и дали что могли. Это… частично правда, а иногда и вовсе неправда.
Всё или почти всё правда — а прощать всё равно не хочется! Как же так?
Почему мы злимся на родителей
В жизни ребенка родители — это прежде всего могущественные фигуры в его психике, а не реальные люди. Они образуют мир, в котором ребенок растет, и, вырастая, он оценивает и выстраивает остальной мир по тем же лекалам. Например, если родители много требовали от ребенка, то он, став взрослым, так и живет с глобальным ощущением, что он не дотягивает — и заводит себе жену, которая всегда им недовольна (по крайней мере, ему так кажется).
Злость на родителей возникает, когда человек начинает догадываться, насколько те его изуродовали.
В вечном споре nature vs nurture («природа против воспитания» — спор о том, что сильнее влияет на человека) родители для ребенка являются и тем и другим: они — это и гены, и воспитание, и среда, и целый мир. Они действительно «делают что могут» и дают что умеют. И обида на родителей — это обида на стартовые условия и на несправедливость жизни, в которой родители — такие же марионетки, как и остальные люди, средство для размножения генов и мемов («воспитания»).
Так что в кабинете терапевта как минимум трое: он, клиент и родители. Цель терапевта — помочь клиенту разобраться в своей жизни по-своему, выстроить жизнь так, как он хочет. Клиенту не помешает «простить» родителей — но ему нельзя об этом говорить раньше времени. Нет, подождите, не разбегайтесь, я всё еще утверждаю, что родителей прощать не «надо».
Есть несколько больных мест, в которые может «попасть» риторика о прощении, и все эти попадания будут вредными (или, как говорят, «нетерапевтическими»).
«Этожмама!»
Большая часть дискурса прощения совершенно неосознаваемо строится на чувстве вины и чувстве экзистенциальной заброшенности, причем — как клиента, так и терапевта.
Сомневаться в любви матери — это табу. Но если посмотреть правде в глаза, то надо признать, что некоторые родители совершенно ужасны, некоторые не любят своих детей, а некоторые и вовсе ненавидят.
«…Ребенок, который чувствует, что он не любим своими родителями, может, как правило, говорить самому себе: „Если бы я был другим, если бы я не был плохим, то они бы любили меня“. Таким образом он избегает того, чтобы посмотреть правде в глаза и осознать ужас от того, что не любим».
экзистенциальный терапевт Ролло Мэй
На моих глазах советский мультик про мамонтенка с песней «Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети» приводил клиентов, которым не посчастливилось пережить в детстве заброшенность, в совершенно ужасное состояние. Но правда в том, что так бывает на свете. Здесь мы не рассматриваем обиды на родителей за то, что они не купили тебе пони, — хотя грань, отделяющих плохих родителей от ужасных, поймать сложно, и никакого «гаагского трибунала», могущего вынести окончательный вердикт в отношении родителей, нет. Более того, по-моему, у Винникотта (психоаналитика, специалиста по раннему развитию детей) я видел мысль, что ребенок травмируется тогда, когда разрыв между его потребностями и удовлетворением этих потребностей слишком большой. А это может в том числе значить, что бывают суперчувствительные дети и вполне обычные мамы, которые этим детям недодают — и детей это травмирует. Кто виноват? А никто. Для простоты давайте предположим, что рассматриваем по-настоящему ужасных родителей.
Осознать, что это случилось с тобой — что у тебя были такие родители, что уж лучше бы не было, — и таким образом переживать их символическую смерть — довольно невыносимо. И присутствовать при этом в качестве терапевта — тоже, это лишнее напоминание о том, что жизнь ужасна, а мы все одиноки.
Риторика прощения — хороший способ этого трусливо избежать: она дает надежду, что с родителями можно наладить отношения. Но с некоторыми родителями налаживать отношения просто не стоит, а лучше попросту бежать подальше.
Почему психотерапевты поддерживают табу
Терапевты, к сожалению, люди, они не хотят показаться монстрами — за исключением хардкорных психоаналитиков. Например, в книге “Psychoanalysis: The Impossible Profession” журналист Джанет Малколм описывает, как к психоаналитику приходит клиент с новостью, что отец умер. Для терапевта высказать сочувствие в такой ситуации — это по-человечески, но не психоаналитически. Настоящий психоаналитик должен отреагировать беспристрастно, чтобы клиент мог, например, выразить радость по этому поводу, которую, начни терапевт социально выражать сочувствие, клиент также социально «проглотит». Но не все — настоящие психоаналитики: некоторым обычным психологам проще дать надежду, а то и вовсе пристыдить, пусть даже и неосознанно.
Должны ли мы что-то родителям
Другая риторика — это дискурс сыновнего/дочернего долга, и она тоже почти целиком держится на чувстве вины. Если человек в хороших отношениях со своими родителями, он естественным образом помогает и поддерживает их — потому что это то, что мы делаем с близкими, и для этого нам не нужны напоминания о долге. Если же сын не помогает родителям, то это не значит ни что они плохие, ни что он — ленивое мудило, это значит, что у них сложились такие отношения. Какие именно — пусть выясняют на терапии!
Обычно в таком случае принято напоминать о том, что родители нам «что-то дали». Доходит даже до аргументации «раз вы до сих пор живы, значит, мама вас как-то любила». Это необязательно правда: то, что вы живы, демонстрирует только отсутствие убийства — а это недостаточное основание для диагностирования любви. Иногда в качестве последнего довода говорят: «В конце концов, они подарили вам жизнь», — это не шутка, а цитата статьи одного известного лжепсихолога.
Во-первых, жизнь — это не подарок, который можно подарить, а если и так, то с таким же успехом можно почитать жизнь как таковую как таинство, а не каких-то родителей, достижение которых заключается в том, что природа снабдила их органами, которые те потом использовали. Во-вторых, все-таки давайте определимся: если это безвозмездный подарок, тогда какой может быть «долг»? Может быть искренняя благодарность, но ее нельзя вытребовать. Если же это долг, то где две дееспособные стороны и долговые отношения? Ребенка никто не спрашивал, хочет ли он рождаться: когда тебя «заводили», никакого «тебя» еще не было.
Смешная и грустная история из моей практики, рассказал клиент: когда ему было девять, родители решили завести еще одного ребенка и стали к этому готовить в духе «к нам придет маленький». А он им и говорит: «Да вы че, сдурели, кто к вам пойдет-то?!»
Нельзя сначала дать подарок, а потом трясти с получателя долг. Это же манипуляция! Детский долг — даже если предположить, что он есть, — просто навязан. На мой взгляд, заведение детей — это большой благотворительный проект на благо жизни, а вовсе не долговые отношения, построенные на обмане недееспособных.
Таким образом, психолог, взывая к долгу и безусловной любви, или вызывает у клиента чувство вины или потакает его надеждам получить любовь родителей еще одним способом: простив их — хотя все остальные до этого никак не срабатывали.
«Эмоции — это не разумно!»
Есть люди, чувства которых с детства игнорировались и подменяясь рационализациями — умственными конструкциями.
Вот, скажем, выдуманный мальчик Бенедикт. Когда что-то шло не так, мама говорила: «Ну ты же умный мальчик, я тебе всё объясню», — и «логически» объясняла, почему Бенедикту переживать не стоит. Мальчик вырос очень умный, но ничего не чувствующий, на терапию пришел именно с этим — и внезапно на каком-то этапе стал чувствовать негативные чувства по отношению к маме. Тут-то и можно ему тоже всё объяснить, встав в один ряд с мамой. Дескать, пойми: родителей надо простить. «За кого» в данном случае терапевт: за маму или за клиента?
Сюда же — запрет на проживание негативных чувств, например агрессии, в результате чего вырастает человек, не способный за себя никак постоять, потому что «злиться нехорошо». Если он вдруг начинает на терапии выражать злость по отношению к родителям, что надо делать терапевту? Правильно — радоваться.
«Тыжевзрослый!»
Есть дети, которые были родителями для своих родителей и которым пришлось рано повзрослеть. «Ты же взрослый мальчик», — слышал Бенедикт лет с шести. У таких людей всё хорошо с ответственностью, более того — слишком хорошо, они готовы брать чужую ответственность и тащить ее на себе. С другой стороны, у таких детей не было детства, и призывы «прости родителей, ты же взрослый» воспринимаются как очередной груз, который люди подобного склада с радостью возьмут, — а не избавление, которое им на самом деле нужно. «Продолжай быть взрослым, ты хорошо справляешься!»
В какой-то статье я даже видел совет «надо стать родителем своим родителям» — ну и простить их, конечно.
Уместный совет для тех, кому действительно следовало бы немного повзрослеть (как будто терапевт имеет право решать, кому), но совершенно убийственный для тех, кто и так выполнял обязанности взрослого, будучи всего лишь ребенком.
Не всегда ожидание чего-то от родителей — это «застревание в инфантилизме», иногда это просто надежда.
«Для твоего же блага!»
Некоторые родители заботятся так, что лучше бы и не заботились вовсе. Они подменяют заботу о благополучии конкретного живого ребенка своими представлениями о том, как правильно заботиться о ребенке вообще. Например, такие родители вынуждали ребенка гулять летом в трех слоях одежды, чтобы тот не простыл, когда ребенок и так уже потный (и это видно). В результате вырастает человек, который даже голод не чувствует, не говоря уже о чем-то более тонком. Это еще мягкий пример: книга «Похороните меня за плинтусом» Павла Санаева почти вся об этом — и еще о чувстве вины, конечно.
Терапевт, который предлагает «для вашего же блага» простить родителей, может вполне уподобиться им же: да, пусть это даже в голове клиента, но ведь всё — в голове клиента.
«Образцовая мать совершает поступки любви вместо того, чтобы быть такой, какая она есть. Недавно я слышал шутку про такую любовь: мать, бесконечно любившая двух своих цыплят, когда один из них заболел, убила другого, чтобы приготовить больному бульон. Психотерапевты могут при этом вспомнить некоторых из своих коллег, работающих примерно таким образом. И разумеется, никто не заподозрит себя в склонности к такой любви!»
семейный терапевт Карл Витакер
Что же делать?
Клиентам — расти в своем направлении. Терапевтам — не мешать, хотя это сложнее всего. Не претендуя на универсальность и правоту, можно выделить следующие важные осознания, через которые — возможно — придется пройти на пути «прощения» родителей.
Обнаружение себя взрослым
Здесь снова стоит поднять миф о том, что терапевты ковыряются в детстве и винят родителей. Мне нравится формулировка, что они это делают только для того, чтобы клиент мог вернуться в прошлое и забрать оттуда себя: во-первых, прожить непрожитое (тут советами торопить не надо), во-вторых — обнаружить, что он уже взрослый. Но не в том смысле, что «ну ты же уже взрослый!», а в том, что уровень его могущества повысился.
Если раньше родителей приходилось терпеть, чтобы не оказаться на улице, то теперь человек может обеспечивать себя сам — или даже банально дать отпор.
Анекдотический пример: «Да ты уже такой кабан, сам можешь отца отп****** [побить]», — как-то сказал один участник терапевтической группы другому. Это было неожиданной мыслью — и магическим образом отец при встрече больше не давал никаких поводов, как будто чувствовал.
Обнаружение, что ничего не вернуть
Да, это — та же аргументация, что и у защитников «прощения». Но это осознание — всего лишь повод потерять надежду. Терапия в какой-то степени проходит через отчаяние, но никакие родители тут ни при чем. Родители — всего лишь частность, с которой хочется что-то стрясти — с таким же успехом это могут быть боги или судьба.
«Прощение» в данном случае можно рассматривать как прощение долга банкроту: долг прощается не по доброте, а только потому, что его невозможно взыскать, — продолжать же деловые отношения после этого не обязательно.
Это непростой этап, в котором скрыто много горя. Символически это может быть оплакиванием собственного детства и похоронами родителей (тоже символическими). Некоторые клиенты честно сознаются, что им было бы проще, если бы родители умерли — но при этом не желают им смерти: таким образом они хотят потерять надежду, что у них еще могут быть нормальные родители.
Обнаружение, что жить можно без оглядки на богов
Или судьбу. Или родителей.
Что такое свободный выбор
Эти этапы нельзя ускорить или форсировать. Более того, клиент может остановиться на любом из этих этапов и не идти дальше, так что на этот примерный список никак ориентироваться нельзя: это скорее «спойлеры» того, что может произойти на терапии.
По одной из формулировок, цель терапии — «подвести пациента к точке, где он может сделать свободный выбор», как сказал Ирвин Ялом. Прощение родителей — такой же выбор, как и остальные, как и выбор остановиться на любом этапе.
Что же касается прощения, я переформулировал бы всю эту задачу так: научиться жить по-новому (лучше, счастливее, спокойнее, свободнее — выберите сами) с теми стартовыми условиями, которые у вас были. Обнаружить, что есть совершенно обычные люди («родители»), которые ничем не отличаются от любых других и с которыми можно выстраивать какие угодно отношения — или не выстраивать их вовсе.
Некоторых родителей можно простить.