Пушкин и Геродот. Мог ли роскошный красный плащ превратиться в заячий тулупчик

В «Капитанской дочке» Пушкина лидер крестьянского восстания Емельян Пугачев прощает героя в память о подаренном ему заячьем тулупе, а в «Истории» Геродота персидский царь Дарий освобождает Самос в обмен на подаренный ему много лет назад плащ. Совпадение, бродячий сюжет или прямое заимствование Пушкина? Археолог Андрей Новичихин считает, что верно последнее, — и доказывает это читателям «Ножа».

От редакции

Материал представляет собой изложение авторской гипотезы. Согласно доминирующей в среде филологов версии А.C. Пушкин заимствовал заячий тулуп из «„реестра“ убытков, понесенных некиим надворным советником Буткевичем во время захвата пугачевцами пригорода Заинска», а прямые заимствования из греческих классиков для писателя не были характерны. Тем не менее отметим, что версия Андрея Новичихина касается не самого предмета, но характерного мотива внезапного дара и последующего вознаграждения и не противоречит доминирующей позиции.

Повесть «Капитанская дочка» по праву считается лучшим и самым совершенным произведением Пушкина в прозе. В этой повести проявился его разносторонний творческий гений — выдающегося литератора и талантливого историка в одном лице.

Исторические труды Пушкина известны не так широко, как его поэтические и прозаические произведения. Тем не менее Александр Сергеевич успешно сочетал литературное творчество с историческими исследованиями.

Существует мнение, что поэт претендовал на место императорского историографа, освободившееся после смерти Николая Карамзина, автора «Истории государства Российского».

В 1833–1834 годах Пушкин работал над «Историей Пугачева» — исследованием, посвященным самому масштабному народному восстанию в истории России — крестьянской войне под предводительством Емельяна Пугачева. Помимо изучения архивных документов исследователь придавал важное значение расспросам очевидцев событий и посещению мест, в 1770-х годах охваченных восстанием. Для этого в июле–сентябре 1833-го поэт совершил поездку по «пугачевским местам», посетил Казань, Симбирск, Оренбург. Труд Пушкина под названием «История пугачевского бунта» был издан в конце 1834 года. А через два года увидела свет «Капитанская дочка».

Портрет Емельяна Пугачева. Рисунок А. С. Пушкина. Атрибуция Андрея Чернова

Одна из наиболее интригующих сюжетных линий пушкинской повести — история с заячьим тулупчиком, ставшим спасительным для главного героя повести — Петра Андреевича Гринева. Напомним: «почти новешенький» заячий тулуп, вопреки уговорам прижимистого Савельича, был из добрых побуждений подарен Петром выручившему их в бурю случайному провожатому. Последний «был чрезвычайно доволен», поскольку прозяб «в одном худеньком армяке». Вожатый пообещал никогда не забыть оказанной ему милости.

Тулупчик вновь вскоре появляется на страницах повести. Плененный пугачевцами и приговоренный к казни Гринев был помилован Пугачевым, узнавшим, не без участия всё того же «старого хрыча» Савельича, в нем барина, некогда выручившего «великого государя». Объясняя свой поступок, Пугачев говорит Гриневу:

«Помиловал я тебя за твою добродетель, за то, что ты оказал мне услугу, когда принужден я был скрываться от своих недругов. То ли еще увидишь! Так ли я еще тебя пожалую, когда получу свое государство!»

История осталась между ее участниками — попытка Савельича прилюдно напомнить самозваному «государю» о заячьем тулупчике вызвала гнев Пугачева.

«Вожатый». Иллюстрация Вячеслава Токарева к «Капитанской дочке», 1954

Пушкинская история поразительно напоминает рассказ греческого автора V века до н. э. Геродота о судьбе Силосонта, сына Эака, брата правителя Самоса Поликрата.

Вот как звучит история, рассказанная Геродотом, в блестящем переводе с древнегреческого Георгия Андреевича Стратановского:

«Когда Камбис, сын Кира, отправился в египетский поход, много эллинов также прибыло в Египет. Одни [приехали], вероятно, для торговли, другие — как участники похода, а третьи, наконец, просто хотели посмотреть страну. Среди этих последних был Силосонт, сын Эака, изгнанный брат Поликрата Самосского. Этому-то Силосонту выпало великое счастье. Однажды, одетый в красный плащ, он прогуливался по рынку в Мемфисе. Увидел его Дарий, который, будучи телохранителем Камбиса, еще не имел тогда особого веса, и так прельстился плащом, что, подойдя к Силосонту, стал торговать плащ. А Силосонт, видя сильное желание Дария получить этот плащ, сказал (как бы по внушению некоего бога): «Я не продам его ни за что, но хочу тебе подарить, если уж ты непременно хочешь его иметь». Дарий был очень доволен.

Так вот, Силосонт думал тогда, что лишился плаща по простоте душевной. А через некоторое время, после кончины Камбиса, когда семь персов свергли мага, и из этих семи Дарий был избран царем, тогда Силосонт узнал, что персидский престол достался тому самому человеку, которому он некогда подарил по его просьбе плащ. Так вот, Силосонт отправился в Сузы, сел перед вратами царского дворца и объявил, что он «благодетель» царя Дария. Услышав эти слова, страж дверей передал их царю, и Дарий с удивлением сказал ему: «Кто этот эллин, которому я обязан благодарностью? Ведь я лишь недавно вступил на престол, и за это время едва ли какой-нибудь эллин посетил нас. Я ничем, так сказать, не обязан никому из эллинов. Впрочем, приведите его, и я посмотрю, чего он добивается своими словами». Страж дверей ввел Силосонта [в царские покои], и, когда тот предстал перед царем, толмачи спросили его, кто он и почему именует себя царским благодетелем. Тогда Силосонт рассказал всю историю с плащом, добавив, что это он подарил царю плащ. На это Дарий ответил: «Благородный человек! Так это ты сделал мне подарок, когда я еще не имел власти? Правда, этот подарок незначительный, но моя благодарность будет такой же, как если бы теперь я получил откуда-нибудь великий дар. В награду я дам тебе без счета золота и серебра, чтобы тебе никогда не пришлось раскаиваться в том, что ты сделал добро Дарию, сыну Гистаспа». Силосонт же отвечал на это: «Не дари мне, царь, ни золота, ни серебра, но освободи и пожалуй мне родной город Самос, где ныне после убиения Оретом брата моего Поликрата властвует наш раб. Отдай мне этот город, но только без кровопролития и не обращая жителей в рабство».

Услышав эти слова, Дарий послал войско во главе с Отаном, одних из [тех] семи персов, и повелел ему сделать всё, о чем просил Силосонт«.

Как установили историки, описанные Геродотом события (покорение персами Самоса и передача ими острова в правление Силосонту) произошли около 521 года до н. э.

Не приходится сомневаться, что Геродот, заслуженно названный Плутархом «отцом истории», рассказывал о событиях, которые действительно имели место.

Уроженец малоазийского города Галикарнаса Геродот из-за участия в политической борьбе против персидского тирана Лигдамида был вынужден отправиться в изгнание и долгое время жил на Самосе. Позже, собирая материал для «Истории», Геродот объездил Вавилон, Ассирию, Египет, Малую Азию, Скифию. Поселившись в Афинах, он сблизился с Периклом и участвовал в основании греческой колонии Фурии в Южной Италии. Как и впоследствии Пушкин, «отец истории» большое значение придавал расспросам очевидцев и посещению мест, где происходили описываемые им события.

Геродот. Мраморный бюст. Неаполь, Национальный археологический музей

Совпадение истории заячьего тулупчика с судьбой красного плаща вряд ли можно объяснить тем, что в обоих случаях нашло место отражение некоего бродячего сюжета, имевшего хождение во все времена и у всех народов. Более вероятно, что Пушкин творчески переосмыслил притчу, рассказанную «отцом истории».

Не вызывает сомнений хорошее знание великим русским поэтом наследия античной культуры, во всяком случае в том объеме, в котором оно было доступно просвещенному россиянину в его эпоху. Кроме того, Пушкин был хорошо знаком со многими современными ему российскими учеными-антиковедами, прежде всего с Алексеем Николаевичем Олениным, к дочери которого питал нежные чувства. Персонажи античной литературы и мифологии часто присутствуют в произведениях поэта.

Весьма вероятно, что некоторые эпизоды античной истории Пушкину, как и большинству его современников, были известны не из сочинений греческих и римских авторов, а из популярных в начале XIX века драматических произведений, поставленных на античные сюжеты. В то же время хорошо известно, что поэт проявлял несомненный интерес к творчеству и судьбам отдельных античных авторов. Более всего изучен вопрос отношения Пушкина к Овидию, в обстоятельствах ссылки которого русский поэт находил определенное сходство с обстоятельствами своей жизни.

Во время южной ссылки поэт почти три года провел в Бессарабии, в тех местах, где в начале I века н. э. находился в изгнании Публий Овидий Назон, сосланный Октавианом Августом на далекую окраину империи.

Причиной ссылки обоих поэтов стали стихи: у Пушкина — слишком вольнодумные, у Овидия — слишком откровенные. И по словам современника, в собственной участи Пушкин «любил находить некоторое сходство с судьбой римского поэта-изгнанника».

Обращался Пушкин и к произведениям других античных авторов. С «Историей» Геродота поэт мог познакомиться еще в лицейские годы. В то время уже существовал русский перевод (правда, не с греческого оригинала, а с немецкого издания) труда великого историка, выполненный Андреем Нартовым и опубликованный еще в 1763–1764 годах. Однако, вероятнее всего, Пушкин использовал более позднее издание, а именно опубликованный в 1826–1828 годах русский перевод с греческого Ивана Мартынова. Это пятитомное издание вышло в задуманной Мартыновым грандиозной 26-томной коллекции «Греческих классиков». В ней же вышли и прозаические переводы любимого Пушкиным Анакреонта. Перу поэта принадлежат стихотворные переводы (или скорее переложения) нескольких од Анакреонта. Помните:

Что же сухо в чаше дно?
Наливай мне, мальчик резвый,
Только пьяное вино
Раствори водою трезвой.
Мы не скифы, не люблю,
Други, пьянствовать бесчинно:
Нет, за чашей я пою
Иль беседую невинно.

Именно интерес к творчеству этого греческого поэта VI века до н. э. мог стать причиной пристального внимания Пушкина к судьбе Силосонта — брат последнего, Поликрат, был другом и покровителем Анакреонта, о чем сообщает всё тот же Геродот. Примечательно, что переводы Анакреонта были выполнены Пушкиным в 1835 году — именно тогда, когда он работал над пугачевским циклом.

И поучительную историю Силосонта русский поэт не оставил без внимания, а использовал при написании истории Петра Гринева.

На русской почве роскошный красный плащ стал заячьим тулупчиком, но суть притчи осталось прежней — благодеяние, оказанное из добрых побуждений незначительному человеку, вознаграждается, когда этот человек достигает вершин власти.

Кто знает, возможно, Пушкин усматривал некоторое сходство в судьбах Пугачева и персидского царя: ведь оба они стремились прийти к власти при помощи мятежей. Правда, самозванец Пугачев, объявив себя царем, потерпел поражение и был казнен. Дарий же оказался более удачлив: организовав вместе с шестью родственниками заговор против узурпировавшего царскую власть мага Гауматы, он сумел совершить переворот и занять персидский престол.

Дарий Ι, принимающий посла. Рельеф северной стены царского дворца в Персеполе

Близкий друг Пушкина, Петр Плетнев, помогавший ему в работе с архивными материалами к «Истории Пугачева», писал:

«Ни одно чтение, ни один разговор, ни одна минута размышления не пропадала для него на целую жизнь. Его голова, как хранилище разнообразных сокровищ, полна была материалами для предприятий всякого рода».

История с заячьим тулупчиком — яркое тому свидетельство.

Присоединиться к клубу