Вход в ад, Бог как феодал и продажа времени. Три идеи, которые помогут понять средневековую культуру

Чтобы понять другое, отличное от нашего, время, нужно посмотреть на мир чужими глазами. В случае Средневековья это будут глаза крестьянина, несущего бремя господских повинностей, глаза ремесленника, работающего в мастерской, глаза рыцаря, гордо восседающего на коне, и, наконец, глаза богослова, который склонился над Священным Писанием в своей келье.

У каждого из этих персонажей свой средневековый мир, со своими правилами и закономерностями: взгляд крестьянина из своей лачуги не равен взгляду его господина, который может наблюдать за всей деревней с высоты крепостных стен. Но несмотря на это, средневековых людей связывало несколько идей, которые господствовали над умами как знатных особ, так и простолюдинов. Эти не до конца осознанные эпохой Средневековья идеи посвящены осмыслению окружающего мира в целом и в частностях.

Как пройти в ад?

Медиевист П. М. Бицилли считал, что главная идея Средневековья — это идея единства. Тогда она была вездесуща. Католицизм, который исповедовали большинство европейцев в Средние века, в переводе означает «единственный», «всеобщий», то есть сама церковь позиционировала себя как объединяющий всех христиан институт. Соответственно, идея господства какой-либо другой «веры» тут же оспаривалась церковью.

В подтверждение этому можно привести Альбигойский крестовый поход, который французы при поддержке папы римского организовали против еретиков-катаров. Последние были христианами, однако сам факт неправильного, по мнению папы Иннокентия III, толкования религиозной доктрины ставил под сомнение авторитет «единой и истинной» католической церкви.

Примерно та же участь постигла и византийцев, которых многие католические богословы приравнивали к еретикам. В 1204 году крестоносцы взяли Константинополь, где свирепо расправились с «вероотступниками», посягающими на «единство» церкви. Как пишет А. Я. Гуревич, это произошло потому, что в сознании средневекового человека просто не могло существовать никаких «течений» и «ответвлений»: вера была одна и нерушима, как скала.

Это «единство» сознания средневекового человека проявлялось и в цельности его миропонимания. Из этого вытекает основная проблема средневековой хроники: о чем бы ни рассказывал летописец, будь то история его собственной страны или отдельного события, он всегда начинал повествование от сотворения мира. Как мы видим, единство сознания проявлялось в неумении «схватить» частности, отдельные сферы и временные отрезки. Если писали историю, то сразу вселенскую. По этой причине средневековые историки не могли создать и полноценную историю отдельного государства или нации — она всегда была вписана в общемировой контекст.

Идея единства нашла отражение и в отношениях человека с природой. В Средние века большую часть населения любого государства составляли крестьяне. По словам медиевиста Жака Ле Гоффа, крестьянские поселения представляли собой лишь редкие прогалины в настоящем море лесного массива. В окружении природы крестьяне чувствовали себя частью матери-земли.

Ощущение неразрывной связи с природой усиливалось тем, что крестьяне ежедневно взаимодействовали с ней, а орудия труда были не настолько технологичны, чтобы они могли относиться к природе как к объекту. Это произойдет лишь в эпоху индустриализации.

Единство крестьянина и природы обнаруживает себя в самом языке средневекового права. В документах того времени, описывающих земельные участки, редко можно встретить абстрактные понятия. Земельную площадь, например, измеряли количеством мешков семян, которыми можно засеять поле, количеством волов, которых надо запрячь в плуг для обработки поля, наконец, участок мерили числом людей, которые способны его возделать. Природа, земля имели значение не как отдельные от крестьянина явления, а были неразрывно связаны с ним и его работой.

Такое восприятие можно объяснить и тем, что природа в Средние века, частью которой, естественно, был каждый христианин и даже язычник, мыслилась как творение Бога. Гуревич в связи с этим замечает, что в средневековом искусстве образ природы как самостоятельной категории, отдельной от человека и прочих созданий Господа, встречается редко.

В таких же отношениях в эпоху Средневековья находились категории «материальное» и «духовное». Четкой границы между небесным и земным миром никогда не было: оба мира находились в одной плоскости. Бицилли объясняет этот феномен на основе градационной лестницы понятий, устремленной к Богу. Например, земля «стояла» на этой лестнице ниже воды: последняя считалась более чистой субстанцией и «располагалась» ближе к Богу.

По этой причине описанное в житиях святых того времени путешествие на Восток, к Гробу Господню, было преимущественно морским. В пути святые сталкивались с пиратами, бурями и кораблекрушениями. Далеко не все путешественники могли добраться до пункта назначения. Часто святых и экипаж корабля спасал Бог, что только укрепляло их веру. Путешествие по морю было неким сакральным актом.

Нераздельность мира реального и сверхъестественного проявлялась также и в своеобразной средневековой географии. Запад мыслили как конец мира, конец истории — он дальше всех стоял в градации понятий, восходящих к Богу. Это было связано с тем, что христианство «эмигрировало» на Запад. Восток же был родиной христианства и поэтому был ближе к Господу.

Ле Гофф пишет, что рай в представлении средневековых богословов находился на вершине горы близ Иерусалима. Считалось, что в тех местах можно отыскать драгоценные фрукты: они падают с деревьев в райском саду на вершине горы и скатываются к ее подножию.

Насколько достижим был рай, настолько же доступен был средневековому человеку и ад. Предполагали, что ад расположен на таинственных островах на краю Земли, где-то на Западе (потому что Запад, как мы помним, был дальше от Бога). Вход в него находится в жерле вулкана или большой пещере. Даже Данте в «Божественной комедии», написанной в эпоху позднего Средневековья, попадает в ад через обычный лес.

Бицилли верно подметил в свое время, что мир глазами средневекового человека — это мир одного цвета, в пределах которого существуют разнообразные оттенки «реального» и «сверхъестественного», то есть ни первое, ни второе не существуют как абсолютные категории. О том же говорит и Жак Ле Гофф, когда утверждает, что между материальным и духовным тогда не существовало «перегородок».

В полной мере это дает прочувствовать немецкий богослов Рабан Мавр в своем сочинении «О природе вещей», где в одном мире существуют и Бог с ангельским воинством, и люди, и животные, и растения, и неодушевленные предметы. Всё это — единый мир, выстроенный в форме иерархической лестницы.

Все под богом ходим

Вторая важная идея средневекового мира — идея иерархии. Она берет свое начало в феодальном укладе, который Жак Ле Гофф определяет как систему личных связей, иерархически объединяющую всех членов общества. В основе этих связей лежал бенефиций — определенные материальные блага — например, земельный надел, — которые можно было получить от сеньора, обещая взамен верность и службу.

Крестьянин — самое низшее звено в этой иерархии, он подчиняется феодалу, который владеет его землей. Феодал может выгнать крестьянина, увеличить размер повинности, и это понятно, ведь феодал — господин крестьянина. Но интересно, что абсолютных господ, которые были бы себе на уме, в этой системе нет, по крайней мере в раннем и Высоком Средневековье. Над каждым феодалом, как правило, стоял более крупный и знатный землевладелец, а над ним — человек еще большего «масштаба». И так вплоть до короля.

Казалось бы, король — последнее звено в цепи, вершина иерархии, но это не так. Независимо от времени и места король всегда считался наместником Бога на земле, то есть тоже занимал подчиненное положение. Нередко новых государей возводил на трон папа римский. Он благословлял новоиспеченного короля и «вверял» ему страну, что символически делало папу римского сеньором, а короля — его вассалом.

Сеньориально-вассальная иерархия стала прообразом небесной иерархии. Идея внеземной вертикали власти, принадлежащая Псевдо-Дионисию Ареопагиту, была популярна в ученых кругах XIII века. Согласно ей на небесах все существа, подвластные Богу, разделены на три категории: низшие, средние и высшие. Соответственно, линия подчинения шла по восходящей от низших к высшим и к самому Богу.

Как следствие, в средневековом сознании происходило смешение религиозной лексики и терминов из феодального обихода, поскольку обе системы основывались на идее иерархии. Эту особенность ярко иллюстрирует концепция Бога-сеньора, или Бога-государя.

Архиепископ Ансельм Кентерберийский в трактате «Почему Бог стал человеком?» описывает Бога как феодала, который держит в вассальном подчинении ангелов, духовенство и мирян. А богослов Беда Достопочтенный полагал, что у Бога в подчинении находятся семь небес: воздух, эфир, олимп, огненное пространство, звездный свод, небо ангелов и небо Троицы.

Епископ Камбрэ и Арраса Жерар утверждал, что царь царей (Бог) одинаково организовал «по чинам» небесное, духовное и мирское общество — более того, сама идея иерархии божественна.

Подобные идеи шли на пользу церкви, которая оправдывала существование земной иерархии, апеллируя к небесной.

Предметный мир в эпоху Средневековья также имел свою иерархию: место всякой вещи определялось ее близостью к Богу. В этом контексте можно говорить о «внутреннем достоинстве» вещи. Вспомните пример с водой и землей: первая стихия более «благородная», чем вторая.

Символ как проповедь

Наряду с идеей единства и иерархизмом еще одной важной особенностью мировоззрения средневекового человека был символизм. В рамках такого мышления не существовало так называемых абстрактных концепций. Как утверждает Бицилли, люди той эпохи приписывали каждой такой концепции реальное бытие, связывали ее с чем-то предметным. Эта связь была настолько тесной, что абстрактные понятия почти сливались со своими предметными обозначениями. Символ и символизируемое становились взаимозаменяемыми.

Например, известно, что церковь долгое время боролась с ростовщичеством. Богословам не нравилось, что ростовщик получал деньги за время, в течение которого должник не отдавал взятую ранее сумму: кредитор в глазах духовенства «наживался на времени» или «продавал время». Подобный аргумент не мог бы появиться, если бы «время» было абстрактным, а не предметно-символическим понятием.

Еще один интересный пример средневекового символического мышления — процедура продажи земельных наделов.

Чтобы продать свой участок, человек должен был сначала передать новому владельцу какую-то его часть: это мог быть кусок земли, ветвь дерева, растущего неподалеку, или любой другой материальный объект.

В случае несоблюдения данной процедуры, сделка считалась недействительной, даже если за участок уже заплатили. Это объясняется тем, что понятие «владение участком» как абстрактное понятие также было неизвестно средневековому человеку и было тесно связано с его материальном выражением — передачей условного куска земли, который олицетворял собой «владение».

Такое положение вещей, где все абстрактные понятия привязаны к своим материальным воплощениям, Гуревич называет горизонтальной иерархией. Бицилли же говорит в этом случае о средневековом «физицизме», то есть о невозможности существования абстракции вне предметности.

Символическое мышление также помогало человеку эпохи Средневековья постигать тайны небесного мира. Любой символ мог выражать невидимые человеческому глазу, чисто умозрительные, категории через видимое и осязаемое. Это давало возможность получить своеобразный религиозный опыт, не впадая в бессознательность монашеской молитвы. Отношения символа (материального предмета) и символизируемого (абстрактного понятия) были подобны отношениям между земной и небесной иерархией.

Наиболее интересным образом символизм мышления проявился в социальной сфере: каждому сословию в Средние века приписывались определенные качества и особенности поведения. Поскольку крестьяне занимали низшую ступень в иерархии, их символами были уродливость, скупость, сквернословие, а вышестоящей знати — красота, щедрость, чистая речь. Духовенство было ближе всех к Богу — ему были свойственны кротость и смиренность. Разумеется, не все крестьяне были уродливы, не все феодалы красивы и не все монахи смиренны. Однако в этом и выражалось своеобразие символического мышления: необходимо было наделить абстрактные массы людей конкретными поведенческими и внешними чертами. Абстракция всегда нуждалась в символе.

Средневековое сознание создало специфическую, но при этом цельную и самодостаточную картину мира. Но в самом мире, как писал Петр Бицилли, не было объединяющего начала, все его части — люди, звери и предметы — обретали единство лишь в стремлении к Богу.

Присоединиться к клубу